Юлия Набокова
VIP значит вампир
КРАТКИЕ ВЫДЕРЖКИ ИЗ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАЖСКОГО ДОГОВОРА 1956 ГОДА
I. Порядок вступления в Клуб
1. Инициация новых членов Клуба осуществляется ТОЛЬКО с их согласия.
2. Вопрос о вступлении в Клуб рассматривается городским Советом старейшин.
3. Предпочтение отдается кандидатам, обладающим выдающимися талантами в одной из областей искусства, культуры, науки, а также тем, кто является ведущим специалистом в своей профессии.
4. Наиболее предпочтительный возраст для вступления в Клуб – 25–40 лет.
5. Запрещена инициация лиц моложе 18 лет, лиц, имеющих судимости или склонных к агрессии и насилию.
6. Каждый кандидат в обязательном порядке проходит психологические тесты, результат которых оглашается публично.
7. Решение о вступлении в Клуб принимается всеобщим голосованием и утверждается Советом старейшин.
8. Совет старейшин имеет право вето.
9. Решение старейшин не обсуждается и обжалованию не подлежит.
10. Инициация кандидата проводится старейшинами. В исключительных случаях, с разрешения старейшин, – другими членами Клуба.
II. Права и обязанности членов Клуба
1. Члены Клуба обязуются хранить тайну о существовании организации.
2. Первые два года после вступления в Клуб новички получают ежемесячную материальную помощь в размере, установленном городским Советом старейшин.
3. Члены Клуба, опыт которых превышает два года, ежемесячно выплачивают в бюджет организации взносы, установленные городским Советом старейшин. Взносы идут на поддержание новичков, развитие специализированных учреждений, покупку жилья и транспортных средств для городского фонда и финансирование научных исследований.
|
|
4. В случае материальных затруднений выплата взносов может быть заменена общественными работами.
5. В целях секретности существования организации члены Клуба периодически (не реже одного раза в десять лет) обязаны сменить город пребывания, имя и идентификационные документы.
6. При переезде член Клуба оставляет в фонд городского филиала принадлежащую ему недвижимость и транспортные средства и получает по прибытии в новый город равноценные им жилье и транспортные средства из фонда города.
Глава 1
ВАМПИР НОСИТ «АРМАНИ»
Я начитанная. Все время читаю. Все журналы – от корки до корки.
Кэндес Бушнелл. Секс в большом городе
Смерть – это что‑то вроде болезни, к которой у существ, нам подобных, имеется частичный иммунитет.
Челси Куин Ярбро. Хроники Сен‑Жермена
Счастье – это когда стоишь босыми ногами на нежном золотистом бархате песка, вдыхаешь упоительный морской воздух и жмуришься на ярком южном солнышке. Волна накатывает на берег, обдавая колени прохладными брызгами. Где‑то кричат чайки; отзываясь на прикосновения ветра, вздыхают пальмы. Смуглый до черноты мачо в красных плавках не сводит с тебя восхищенного взгляда. А у бассейна тебя уже ждет прохладный, с кубиками льда, арбузный сок, и единственная неприятность, которая может случиться в этот сказочный день, – это обгоревшие плечи… Если взять эту картинку за максимальную оценку счастья по десятибалльной шкале, в данный момент я находилась на отметке минус пять. Потому что вместо золотого песка под ногами был серый вытершийся паркет, вместо морского воздуха – прокуренный кабинет, вместо солнышка – суровый, как грозовая туча, взгляд босса. А вот и он сам – вместо загорелого мачо в плавках. Недоразумение в нелепом костюме, именуемое Борисом Семеновичем Однорогом. Он же – директор риелторского агентства «Милый дом», в котором я пашу уже четыре года. Если в кабинете и бушевали волны, то это были исключительно волны гнева и презрения, в которых я барахталась уже добрых десять минут, крепко увязла по самую макушку и устала поглядывать на дверь в ожидании спасателя. Единственное, что роднило разнос в кабинете босса с курортной идиллией, так это визгливый голос Бориса Семеновича, который с успехом заменял крики чаек…
|
|
– Бессонова! Бессонова! – бесновался Борис Семенович, пока я грезила о море, куда мы с моей подругой и коллегой Сашкой должны были отправиться через восемь дней. Отпуск был заслуженным, давно оговоренным, и я не сильно волновалась, что он может сорваться из‑за острого недовольства шефа моей последней сделкой. Точнее – ее провалом. – Бессонова! Ты меня вообще слышишь?! Такое чувство, что я говорю с роботом!
– Да, Борис Семенович, – скорбно отозвалась я.
– Бессонова, ну это ни в какие ворота! – Шеф подпрыгнул на месте на полметра, удивив меня своей физической подготовкой.
Кто бы мог подумать, что низенькому и упитанному Однорогу доступны такие акробатические номера. Жаль, что он у нас не звезда, а то можно было бы его в шоу про цирк пристроить. Глядишь, вздохнули бы спокойно, пока Однорог на манеже кульбиты разучивал и тигров дрессировал. А при удачном стечении обстоятельств один из тигров его и схомячил бы. Желательно в прямом эфире, чтобы весь наш офис успел насладиться зрелищем.
|
|
– Ну ты, Бессонова!..
От моего безучастного вида шеф сдулся, как воздушный шарик, и даже костюм, казалось, стал ему велик. Хорошо еще Однорог мысли читать не умеет, а то я как раз примеряла ему на голову колпак клоуна и пришла к выводу, что Борис Семенович просто создан для роли Тарапуньки. Или Штепселя. Да и псевдоним ему придумывать не надо, одна фамилия чего стоит!
– Знаешь что, Бессонова!.. – Не дождавшись от меня искреннего раскаяния и приступа самоуничижения, босс устало махнул рукой. – А иди ты, Бессонова!..
Я хотела было невинно уточнить: «В бухгалтерию, за премией?», но решила не доводить Однорога до инфаркта, а себя – до увольнения. Зарплата мне была очень нужна ввиду начинающихся распродаж, тем более что я уже присмотрела парочку лакомых вещичек. Поэтому я только развернулась на шпильках и шагнула к двери, ухватившись за ручку, как за спасательный круг, который вынесет меня на берег.
– Ты куда, Бессонова? – поразился Однорог у меня за спиной.
– Так вы же меня сами… послали, – с вежливой улыбочкой обернулась я.
– Но я еще не уточнил, КУДА именно! – Однорог мстительно сверкнул глазами и зашуршал бумагами, выискивая среди множества факсов нужный.
Если бы за четыре года работы под его началом я не убедилась в категорическом отсутствии у шефа чувства юмора, я бы поклялась, что в его словах явственно прозвучал сарказм.
Однорог тем временем хмурил брови, быстро перебирая бумаги. Потом отложил их в сторону, недовольно скосил глаза, изобразил напряженную умственную деятельность и с радостной ухмылкой провалился под стол, вернувшись через секунду с мятой бумагой в руке. Он удовлетворенно разгладил ее и протянул мне, лучась от сознания собственной подлости.
– Вот!
Я с опаской взяла факс, выуженный из мусорной корзины, настороженно впилась в него глазами и мысленно застонала. Так далеко меня еще не посылали! Полуаварийное здание бывшей фабрики в районе Котловки, которое владельцы наивно мечтали продать под торговый центр или офисное здание. В такой‑то глуши?! В первую минуту я дрогнула и хотела просить у Однорога пощады, но потом расправила плечи и с достоинством приняла свою участь. Не дождется!
– Надеюсь, ты понимаешь, Бессонова, что это твой единственный шанс реабилитироваться после потери такого ценного клиента, как госпожа Горячкина? – нервно поинтересовался Однорог, недовольный моим безучастным отношением к его подлянке.
– Разумеется, Борис Семенович! – смиренно отозвалась я. – Я займусь этим объектом завтра же с утра.
– Нет, Бессонова, ты меня не поняла, – злорадно ухмыльнулся Однорог. – Ты поедешь туда сейчас же.
– Но, Борис Семенович… – начала было я, покосившись на часы.
Начало шестого. В лучшем случае я попаду туда к семи. Пока осмотрю эту развалину и окрестности да домой доберусь, будет уже одиннадцатый час. Но это еще не самое худшее! Сегодня я вырядилась в нарядное кремовое пальто и сапожки на тонких шпильках – и это ради того, чтобы месить дорогущими сапожками грязь в Котловке? Заехать домой переодеться я никак не успеваю – это в противоположной стороне города. Вот шеф удружил!
– Сегодня же, – злорадно повторил Однорог. – Иначе придется отложить твой отпуск до лучших времен.
Ах вот ты как!
– Чтобы завтра же у меня были фотографии здания, а до твоего отъезда – план по его продаже, – наслаждаясь собственной подлостью, велел Однорог.
– Не беспокойтесь, Борис Семенович, сделаю в лучшем виде! – с медовой улыбкой заверила я, мысленно втыкая в ботинок Однорога острую шпильку сапожка.
– Ну иди, – с сомнением отпустил меня шеф. – Не подведи, Бессонова!
Здание оказалось сущим кошмаром. На фото в факсе оно выглядело куда более перспективным, чем при ближайшем рассмотрении. Внутрь заглянуть я даже не решилась – заброшенный дом облюбовали бомжи. Обойдя его снаружи, я мрачно подумала, что есть только два способа всучить эту развалюху покупателям: убедить руководство «Мосфильма», что здание идеально подходит для съемок фильмов ужасов и эпизодов о блокаде Ленинграда, или подговорить бомжей изобразить призраков фабрики и продать развалину какому‑нибудь эксцентричному иностранному миллионеру в качестве дома с привидениями. О торговом комплексе или офисном центре и речи быть не могло. Оставалось надеяться, что Однорог сменит гнев на милость и забудет о своей дикой затее.
Начал накрапывать дождь, и я поспешно достала зонтик и зашагала к метро – прочь от кошмарного здания. Как хорошо, что я поддалась на уговоры своей подруги Саши и взяла из офиса зонт. Правда, Сашка вручила мне его с другой целью: отбиваться от маньяков, которые водятся в этой неблагополучной части города в темное время суток. Подружка очень корила себя, что не может составить мне компанию: у ее папы этим вечером случился юбилей, к которому семья готовилась всю последнюю неделю, и она никак не могла откосить от праздничного застолья. Поэтому, вручив мне зонт как средство самообороны и взяв обещание позвонить ей по возвращении домой, Сашка выпроводила меня из офиса и понеслась забирать торт для юбиляра. Благодаря ее заботе я спасла пальто от бесславной гибели под бушующим ливнем и теперь по дороге к метро безуспешно боролась с порывами ветра, бездарно изображая Мэри Поппинс, готовящуюся взлететь к облакам.
Да, определенно девушке со страниц «Космо» совершенно нечего делать на московских улицах. Особенно в такой промозглый день, как этот. И зачем я только вырядилась с утра в высокие замшевые сапожки, короткую юбку и легкий топ, скопировав образ со сто семнадцатой страницы октябрьского номера журнала?
Я не миновала и половины пути к станции, как хляби небесные разверзлись, превратив улицы в венецианские каналы. Мои сапожки – моя гордость, моя прелесть и мое сокровище, за которые я выложила половину долгожданной премии и которым радовалась не меньше, чем Золушка хрустальным туфелькам, – превратились в уныло чавкающие калоши. Дождь горошинами бил по обтянутым капроном коленкам, которые я безуспешно пыталась спрятать под полами короткого пальто. Игривое колье, обвивавшее шею толстыми звеньями, из модной бижутерии превратилось в орудие пытки, холодя кожу льдом металла.
К счастью, за час дороги, проведенный под землей, ливень устал рвать облака и смирился с невозможностью обратить Москву в Венецию. Так что из перехода «Беляево» я вынырнула уже без опасений быть смытой с лица земли и бодрой походкой принцессы на горошине зашагала к дому. За свой внешний вид я могла не опасаться: дождь всегда был для меня лучшим стилистом и закручивал тщательно выпрямленные волосы в восхитительные спиральки – на зависть всем офисным кокеткам. Вот только сейчас мне эта красота ни к чему: время позднее, уже стемнело, не хватало еще какого маньяка на свою голову соблазнить. Я прибавила шаг и уже собиралась свернуть на дорогу, ведущую к дому, как путь мне преградило неожиданное препятствие.
– Раскинулась лужа широко, – мрачно прокомментировала я, глядя на безобразие, отрезавшее короткий путь к дому.
Перейти его вброд я бы не решилась: моя замшевая прелесть такого купания уж точно бы не пережила.
Пришлось вернуться назад и нырнуть в зловещий сумрак дворика, окруженного с одной стороны складами магазинов, с другой – гаражами, с третьей – заброшенным павильоном, некогда бывшим пунктом приема стеклотары. Отличная декорация для фильма ужасов и мечта маньяка. Сквозной проход через арку редко прельщал припозднившихся прохожих, и, несмотря на то, что через дворик можно было значительно срезать путь до ближайших домов, осторожные граждане всегда предпочитали идти в обход. Вот только в моем случае обход, а точнее, переход лужи вброд, завершился бы трагической гибелью сапожек, об обладании которыми я мечтала долгих два месяца. Оставалось надеяться, что в такую погоду приличный маньяк и собаку на улицу не выгонит, не говоря уж о себе самом.
Подбадривая себя таким образом, я быстро прошмыгнула половину пути и замешкалась, обходя лужу, коварно подкараулившую меня и здесь. Где‑то слева мелькнула тень. Я ускорила шаг и ступила под арку.
Прямо на меня неслась женская фигурка, на тонкой шейке которой развевался алый шарф, а ее длинные ноги покачивались на высоченных шпильках. Еще одна жертва «Космо», чтоб его и весь глянец заодно!
– Жа‑а‑н! – протяжно провыла дева, протягивая руки.
Я едва увернулась от острых когтей, один из которых целился прямиком мне в глаз.
– Мы знакомы? – удивилась я, снизу вверх глядя то ли на девочку, то ли на ожившую картинку из журнала мод, назвавшую меня по имени. Я уродилась малявкой и со своим ростом могла претендовать только на место солистки в «Блестящих», тогда как длинноногая могла бы стать украшением любого подиума.
Дева тем временем бросила на меня недоумевающий взгляд и завертела головой по сторонам, отчего шарф на ее шее заколыхался шелковым цветком.
– Где он?! – визгливо воскликнула она, обращаясь ко мне. – Ты его видела? Куда он делся?
– Он улетел, но обещал вернуться, – хмыкнула я, бочком обходя сумасшедшую.
– Улетел?! – взвизгнула девица и схватила меня за локоть. – Ты видела это? Вот гад! – зло выругалась она, расцепив пальцы. – А врал, что не умеет!
Девица нервно одернула шарф на лебединой шейке и опустила руки с идеальным маникюром.
– Сигаретки не будет? – устало поинтересовалась она.
– Не курю, – огорчила я, отрываясь от созерцания ее алых ногтей, разрисованных золотыми рыбками.
– Жаль, – протянула незнакомка, – а то я бы ему отомстила. «Данхил» он, видите ли, не любит, никотин отравляет кровь! Скотина! – зло выругалась она. – Я ради него сижу на кремлевской диете как проклятая, а он убегает.
– Ни один мужчина не стоит того, чтобы ради него сидеть на диете, – сочувствующе поддакнула я. – Особенно на кремлевской. Вот если бы на шоколадной, как Ума Турман, или на клубничной, как Виктория Бэкхем, это еще куда ни шло.
– У него аллергия на шоколад, – грустно молвила дева. – А у меня – на клубнику.
– Не повезло, – пожалела я.
– Пойду напьюсь. Водки. И пусть у него потом голова болит! – решительно сказала она и, развернувшись, зашагала прочь, исчезнув за углом.
– Вот чего с нормальными девками диета делает, – буркнула я себе под нос, подивившись странной логике незнакомки, и шагнула из‑под свода арки.
Но далеко не ушла, так как меня мягко подхватили под локоток и увлекли обратно, в полумрак арки. Я обернулась, ожидая увидеть чокнутую манекенщицу, но уткнулась в темные глаза неизвестного красавца. Я смущенно опустила ресницы, и моим вниманием целиком завладело его пальто. Кажется, я видела такое на Олеге Меньшикове в модном разделе какого‑то журнала. И там было написано, что это новая модель от Армани! Но что делает мужчина в божественном пальто от знаменитого модельера в нашей подворотне?
Воспользовавшись моим оцепенением, красавец коснулся пальцами моего подбородка и приподнял его, а потом повернул вправо и влево, внимательно рассматривая мое лицо.
– Хорошенькая, – оценил он, обращаясь скорее к себе, нежели ко мне.
– Это потому, что промокла, – огрызнулась я. – Обычно я ослепительная, неотразимая и божественная.
– С характером, – удовлетворенно произнес красавец и мягко уточнил: – Все сказала или мне нужно знать о тебе что‑то еще?
– Я буду кричать, – предупредила я.
– Кричи, – легко согласился он.
Я открыла рот, демонстрируя серьезность своих намерений. А этот нахал закрыл мне его поцелуем! Долгим, волнующим, со вкусом кофе со сливками…
– Что вы делаете? – ошарашенно пробормотала я, чтобы хоть что‑то сказать, когда его губы отклеились от моих, предварительно впустив внутрь меня стайку бабочек и выбив почву из‑под ног.
– Выражаю тебе свою симпатию, – мягко улыбнулся наглец.
«Отпустите!» – хотела возмутиться я и бежать со всех ног. Но вместо этого с вызовом спросила:
– Что же вы остановились? – и продолжила таять в его руках, властно обнимавших меня.
«Мужчина моей мечты!» – пищала от восторга Золушка внутри меня.
«Опомнись, дура! Это же маньяк!» – возражал ей голос разума.
«Принц!» – не унималась Золушка.
«Извращенец!» – констатировал голос.
«А если это судьба?» – не верила глупышка.
«Лох – это судьба, – невозмутимо признал разум и возопил: – Спасайся, дурища! Если не хочешь попасть в завтрашние новости под видом расчлененки».
– Забавно, – пробормотал то ли принц, то ли маньяк, гипнотизируя меня глубокими карими очами, и, притянув меня за колье, как за поводок, одарил еще одним поцелуем.
«Принц! Дура! Мужчина мечты! Маньяк! Судьба! Извращенец!» – кричали голоса в моей голове.
– Как тебя зовут? – оторвавшись от меня, спросил он.
– Жанна, – хрипло выдавила я.
– Тезка? – удивился он. – А я – Жан.
– Ты что, француз? – Я уловила мурлыкающий акцент в его речи.
– Что ты сегодня ела? – проигнорировав мой вопрос, неожиданно поинтересовался незнакомец.
– В каком смысле? – хихикнула было я, но запнулась о его серьезный взгляд и уточнила: – На завтрак или на обед?
– Вообще.
– Творожок, какао, овощной салат, куриный суп, плов, – послушно перечислила я, гадая, с чего бы вдруг такой интерес. И, кажется, догадалась! – Кстати, я сегодня еще не ужинала, – намекнула я, ожидая приглашения в ресторан.
А что, и одета я соответственно! Не зря все‑таки вырядилась по указке «Космо». Жалко, сапоги намокли, нуда их и под стол спрятать можно. Я уже обдумывала, как эффектно будет смотреться топ, расшитый стразами, в мерцании свечей, как принц протянул:
– А плов был свежий?
– Плов как плов. – Я пожала плечами, не понимая, куда он клонит и почему тянет с приглашением.
– А чеснока, – он с негодованием потянул носом, – чеснока там случайно не было?
– Я обязательно спрошу завтра у нашей буфетчицы, – пообещала я. – И возьму подробный рецепт, – неожиданно добавила я, тут же себя отругав. Ага, еще скажи давай, что готова варить ему борщи и приносить газету и тапочки. Вот так сразу, в первые пять минут знакомства.
Да что на меня такое нашло‑то? Да, он красавец, но у меня еще не такие среди клиентов были. Между прочим, я подбирала квартиры даже телеведущему Ястребову и актеру Скрипкину, попавшим в сотню красивейших людей Москвы, и не терялась рядом с ними. От страстного Скрипкина даже отбиваться пришлось. Такая стойкость далась мне непросто, но у меня принцип – с женатиками не связываюсь. И даже ради секс‑символа, которого читательницы журнала «Гламур» записали на третью строчку самых желанных мужчин России и плакатами с фотографиями которого было обклеено полгорода, я исключение не сделала. Почему же рядом с этим безвестным и дерзким ловеласом из подворотни я чувствую себя беспомощным котенком, готовым на все?
– А куриный суп? – не унимался мужчина мечты. – Он из наших кур или из американских? Или, – у него аж дыхание перехватило, и он с содроганием озвучил свою догадку, – из этого дурацкого кубика?
– Меня что, снимает скрытая камера? – расхохоталась я и дурашливо спросила, поглаживая живот: – Эй, уважаемая кура, будьте так любезны, ответьте: чье гражданство вы имели до того, как попасть в суп? – Я подняла смеющиеся глаза на принца. – Молчит, зараза!
– Такая девушка, как ты, должна следить за здоровым питанием, – гнул свою линию он.
– Какая – такая? – Я простодушно купилась на комплимент.
– Ослепительная, неотразимая и божественная, – усмехнулся он, передразнивая меня.
Я вспыхнула, но он тут же погасил мой гнев своими словами:
– Красивая, модная, стильная. – Он оценивающе скользнул взглядом по одежде, выглядывающей из‑под распахнутого (когда только успел?) пальто. – Гламурная, – добавил он, удовлетворенно оглядев мои прелестные сапожки, и, я готова поспорить, в его глазах сверкнул блеск узнавания.
«А ведь правда – извращенец!» – успела подумать я, когда губы принца накрыли мои в третий раз. «Но ведь красавец!» – млела Золушка, закидывая руки ему на шею. «Да посмотри на него – он же гей! Он узнал марку сапог!» – взывал голос разума. «Геи не целуют девушкам руки!» – с ликованием возразила Золушка, когда ладонь подозреваемого во всех грехах крепко обхватила мое запястье и по коже скользнул холодок губ, а затем ее обожгло мокрым теплом. Я отрешенно смотрела на то, как под губами принца, припавшего к моей руке, расползается темное пятно, а тишина наполняется вкрадчивым лаканием. Но только до тех пор, пока струйка крови не сбежала с запястья и не пролилась цепочкой бордовых брызг на мое безупречное кремовое, расшитое бисером пальто «Поллини». В это ультрамодное и супергламурное пальто я влюбилась с первого взгляда на витрину магазина и была близка к самоубийству при виде ценника. Три дня я занимала деньги по всем знакомым, уже две зарплаты выплачивала долги и еще до конца не расплатилась. Осталось рассчитаться с Сашей и с соседкой Настей, которые любезно согласились подождать. И вот теперь какой‑то маньяк его погубил! Да одной капельки крови на моем нежно любимом пальто было бы вполне достаточно для того, чтобы разбудить во мне зверя. А уж при виде десятка ужасных пятнышек во мне и вовсе проснулся Терминатор.
– Черт! – взревела я, вырвав руку, и с силой оттолкнула от себя принца, в одно мгновение потерявшего корону и превратившегося в маньяка – убийцу роскошного пальто. – Вот урод! – негодовала я, зажав другой рукой рану на запястье, и оглядывала пальто, прикидывая причиненный ущерб. – Бедненькое мое, любименькое, только не покидай меня! Обещаю, я тебя реанимирую в химчистке, будешь как новенькое, будто только из рук кутюрье! Завтра же!
Маньяк, судя по ошалевшему виду, такого отпора не ожидал. Он вытер окровавленные губы рукой, эротично облизал пальцы и с интересом уставился на меня.
– Хотя нет, какое завтра? – осадила себя я. – Такие пятна надо выводить немедленно! Эй, Чикатило, – неприязненно покосилась я, – в Москве есть круглосуточные химчистки?
Тот неопределенно булькнул, завороженно глядя на кровь, хлещущую из‑под моих пальцев, и подался вперед.
– Эй, даже не думай! – предупредила я, отшатнувшись, и едва устояла на ногах. Потеря крови давала о себе знать головокружением и подступающей к горлу тошнотой.
Но маньяк оказался быстрее: одним прыжком он преодолел расстояние между нами и с жадностью вгрызся в мое многострадальное запястье.
– Да кем ты себя возомнил, Дракула недоделанный? – проскулила я и, собрав все силы, вырвалась из его хватки, а потом, вложив в удар всю свою ненависть, врезала ему промеж очей. Правой раненой рукой.
Даже я недооценила Терминатора в себе, чего уж говорить о маньяке, не ожидавшем подобной прыти от субтильной девицы. В какой‑то момент мне даже показалось, что его голова слетит с шеи. Но ничего такого не произошло: маньяк сдавленно охнул, схватился за лицо и принялся торопливо оттирать мою кровь со своих щек. Надо же, с удовлетворением отметила я, я не только запачкала его своей кровью, но и умудрилась разбить ему нос и губу. До маньяка доходило долго, но наконец дошло.
– Бешеная, – сдавленно охнул он, глядя на свои запачканные красным ладони, – что ты натворила?
– Я всего лишь спасала свое пальто, – оскорбилась я. – Ну и девичью честь заодно.
– Наша кровь смешалась, – в панике прошептал он, продолжая таращиться на свои руки.
Я перевела взгляд на свою руку, которая все еще была сжата в кулак, и успела заметить, как капля черной крови, скатившись с костяшек пальцев, добралась до раны на запястье и смешалась с моей алой кровью. К горлу подкатила волна тошноты, как будто с этой черной каплей в меня проникла смерть.
– Моя кровь теперь в тебе, – обреченно выдохнул маньяк.
И тон, которым это было сказано, мне совсем не понравился.
– Эй, только не говори, что ты болен СПИДом! – Я ужаснулась от внезапной догадки.
– Я болен на голову, раз связался с тобой, – прорычал он, обрушив кулак на стену арки. – Но разве я мог знать, что ты такая бешеная?
– Нечего было кусаться, – передернула плечами я, чувствуя, как перед глазами все плывет и больше нет сил сдерживать тошноту. «Прости меня, мое пальто», – успела подумать я, прежде чем окончательно погубить кремовый кашемир позорными пятнами и врезаться лбом в асфальт.
Музыкальный центр включился в семь двадцать утра, возвращая в реальность и напоминая о необходимости топать на работу вне зависимости от моего желания, хотения и катаклизмов за окном. В это утро «Русское радио» одарило меня песней Валерия Меладзе:
Но ярко‑красный огненный цветок
Ты сорвать однажды захотела
И опять, как белый мотылек,
На его сиянье полетела.
Только сложится нелегко
Дружба пламени с мотыльком.
Гороскопам я не верила, а вот в случайной песне, с которой начинался мой день, всегда искала тайный смысл. Если композиция была нежной и лиричной, скорее всего и день ожидается спокойным, безмятежным и сулит романтику. Если музыка попадется быстрая и веселая, то и денек ждет суетный и придется вертеться как белка в колесе. Впрочем, тому было вполне логичное объяснение: когда тебя будят ласковые завывания Валерии, просыпаешься спокойной и умиротворенной и весь день паришь, «словно нежное перышко на двух крылышках у судьбы». А когда из сна тебя вырывают громогласные вопли «Фабрики», обещающие романтику в самолетах и автомобилях, то все – покоя не жди. Как скатишься кубарем с постели, так весь день и будешь нервно ерзать на офисном стуле, предвкушая «карусель звонков и эсэмэсок».
На этот раз песня попалась надрывная и пронзительная, и, пока я собирала постель, из динамиков повторялось:
Самба белого мотылька
У открытого огонька.
Как бы тонкие крылышки
Не опалить!
Лучше мало, да без тоски
Жить, как белые мотыльки,
И летать себе недалёко
От земли.
Нечасто меня будят такие песни, но уж если будят, то жди сюрпризов и перемен. И не факт, что приятных! Прикидывая, какую пакость мне готовит день грядущий, я на автопилоте протопала в ванную, включила зубную щетку, две минуты промаялась перед зеркалом, скаля зубки и изо всех сил тараща глаза, которые так и норовили сузиться в щелки.
– Поднимите мне веки, – простонала я, запрыгивая в тапки, прошлепала в кухню и включила чайник. Из комнаты теперь голосил Дима Билан, позиционируя себя как ночного хулигана:
Ну и что, ну и что
Сильный‑смелый зато,
Загорелый зато
И хожу в пальто.
Я замерла, осененная внезапной догадкой, развернулась и понеслась в коридор.
Пальто, все покрытое подсохшими кровавыми, серыми и зеленоватыми пятнами, печально висело на вешалке. Сапоги, уныло свесив голенища, аккуратно стояли рядом. Это меня убило больше всего. Скукожившиеся и все еще влажные сапоги, которым я никогда не позволила бы провести целую ночь в столь плачевном состоянии, были аккуратно прислонены к стене. Я сама никогда бы не стала выравнивать их носки по линеечке и уж тем более не позволила своей драгоценной обновке киснуть в коридоре бесформенной кучей. Значит… Я быстро схватила сумку, вытащила кошелек, документы, кредитки. Все было на месте. Меня не обокрали. Но надо мной жестоко надругались! Повесили пальто, на которое без слез не взглянешь, на видное место в прихожей. Бросили мои прелестные сапожки на мокрую погибель… Но прежде забрались в мою квартиру!
Словно в насмешку надо мной, из комнаты неслось:
Ты попала в капкан,
А ключи у маман.
У меня есть наган
И хороший план.
Ключи, висевшие на крючке в прихожей, подтверждали мою версию о вторжении извне. Я всегда оставляла их в замочной скважине и еще щеколду на ночь задвигала. На этот раз щеколда была открыта. Значит, дверь открывала не я и уж тем более не я ее закрывала. Ну, извращенец, погоди!
Я закипела одновременно с чайником, влетела на кухню, бросила в чашку две ложки кофе и сделала пару осторожных глотков, пытаясь привести в порядок мысли.
Мысль первая, неутешительная: все, что произошло вчера в подворотне, не кошмарный сон. На меня напали, меня целовали, меня укусили и меня заразили чем‑то неприятным. Как вспомню перекошенное лицо брюнета – так вздрогну. Причем реакция у него была такой, как будто это не он меня заразил какой‑то гадостью, а я его – целым венерическим букетом и импотенцией в придачу. Впрочем, насчет последнего я не так уж сильно и ошибаюсь: после моей вчерашней оплеухи у этого фрукта надолго пропадет охота кусать незнакомок в подворотнях.