Ульяна Гицарева
СПИЧЕЧНАЯ ФАБРИКА
(Истории на основе четырех настоящих уголовных дел)
Все описанное ниже происходило на самом деле в одном из городов Свердловской области в течение последних четырех лет. Изменено название города, имена и персонажи подлинные.
Дело №1
Спичечная фабрика
Действующие лица:
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ, 46 лет
ПЕТР ИВАНЫЧ, 72 года, его отец
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Здравствуйте! Меня зовут Андрей Петрович. Мне сорок шесть лет. Я не женат и никогда не был. И детей тоже нет. Как-то никто не подошел.
Я живу в городе Новоиветск. Нашему городу четыреста семьдесят лет. Сюда цари ссылали государственных преступников. А еще у нас как-то Радищев менял лошадей. В честь этого события на железнодорожном вокзале установлен памятный знак.
Актер Илья Савченко у нас родился. Он работает в Москве, в ТЮЗе. Снимался в нескольких сериалах. Он ни разу не приезжал в Новоиветск, он только родился. Его мать прихватило здесь на гастролях. Она тоже была актриса. Родила и уехала… (C гордостью.) Но в свидетельстве о рождении мы у него значимся! В день города Илье Савченко присвоили звание почетного жителя города Новоиветск. Выслали ему письмо об этом в Москву. Он не ответил.
Город стоит на реке Ив а. Не И ва, как дерево. А Ив а …Это, кажется, татарское слово, а может, и нет. Я уже не помню. Хотя, конечно, знал. Знал.
Население нашего района, то есть города и всех близлежащих деревень и поселков, двадцать четыре тысячи. В самом городе четырнадцать тысяч. Три тысячи из них работают на градообразующем предприятии – спичечной фабрике. Нет, что вы… Она и сейчас работает. И что зажигалки? Спички – это сувенир. Это по-русски. Это же почти матрешки. Мы выпускаем большие спички, как лучины, с гравировкой «Новоиветская спичечная фабрика». Такую спичку можно зажечь. Но их не жгут. Нельзя жечь сувениры.
Я филолог. Я, как все, закончил школу, съездил в областной центр, отучился в вузе и вернулся. Возвращаются немногие. Но мне там ничего не подошло.
…В школе работать было нельзя... Это смешно просто – учитель русского и литературы в школе. В школе, где даже трудовик – женщина с дипломом местного ПТУ. Но ничего другого не было.
А! Я еще не сказал вам важное. Мой папа Петр Иваныч – директор нашей фабрики. Был. Был! Уважаемый человек. Вся трудоспособная часть города в подчинении.
ПЕТР ИВАНЫЧ. Сыну уважаемого человека стыдно не работать. Это мой позор. Ты пойдешь на фабрику. И я не посмотрю на твое высшее! Рабочим пойдешь. И поднимешься! Как я поднимался! С рабочих.
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. И я пошел в серозамешивающий цех. Я – контролер машины. Машина работает (делает жест рукой, изображая работу машины), а я ее контролирую.
ПЕТР ИВАНЫЧ. И отлично! Ты ее хозяин! Ты – начальник машины! Это пока! А потом…
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. …А «потома» не было. Потом мы с папой остались без мамы. И никто не напоминал ему больше, что я – филолог. Что я не обязан достигать чего-то там на спичечной фабрике. Что я для другой жизни учился!.. Филолог в Новоиветске… это ж даже не сумасшедший, это просто слабоумный.
И я встаю в шесть тридцать десятилетиями, чтобы делать два через два вот так (делает тот же жест рукой). И знать… что ничего и никого больше в этой жизни не случится.
А папа, даже когда на пенсию вышел все никак не мог утихомириться. Нет, было мало, что он на каждом юбилее, каждых похоронах выступает свадебным генералом! Что его ждут так, как ждали его всегда. И говорит он:
ПЕТР ИВАНЫЧ. Ребятки! Мы собрались здесь из-за Настоящего человека!
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Это подходило на все случаи! Настоящего! Конечно! Мы ж из-за игрушечных-то собираться не будем! У нас только спички игрушечные! Но люди-то их делают ого-го... Настоящие! Настоящие! Спички бы делать из этих людей – крепче бы не было в мире спич… спич… Спичек... А потом он женился.
ПЕТР ИВАНЫЧ. Дорогая, знакомься! Это Рюша! Мой сын. Непутевый, но ничего-ничего. Не злой.
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ (истерично). Папа, это бред. Это в твои годы, папа…
ПЕТР ИВАНЫЧ. Это в твои годы, Рюша, таскаться с фабрики домой к телевизору – бред, в мои годы – это жизнь!
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Пожалуйста, не называй ты меня Рюшей.
ПЕТР ИВАНЫЧ. А чего наш Рюша сегодня хмурющий? Дорогая не нравится? Или завидуешь? Ай да папка? Да? Во выдал! (Хохочет.)
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Ну почему… мы все друг друга заслужили. Я заслужил быть свободным. Ты заслужил… дорогую.
ПЕТР ИВАНЫЧ. Сорок шесть лет… Он тут свободой казыряет! В пятнадцать – это свобода… А ты уж… Ладно. Я не затем пришел.
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Зачем?
ПЕТР ИВАНЫЧ (поет). «Повстречалась я с бравым военным на скалистом, крутом берегу…»
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Ну?
ПЕТР ИВАНЫЧ. Я з а мок продал!
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Ну… все… Какой еще з а мок???
ПЕТР ИВАНЫЧ. Да я же з а мки из спичек клею… Ну, так, когда не спится. Тут делегация из центра на фабрику. Собрали ветеранов! Я – хвать! И мэру в подарок – вот мол, развлекаемся на досуге. Патриотически, можно сказать… Спичками. Он мужик нормальный. Туда-сюда поговорили. Короче, он говорит – собирай своих ветеранов. Клейте вручную на фабрике, отведем вам комнату и пустим на вип -сувенир. Ручная работа! Ин пашив! Ты, Рюша, тямаешь чего или нет? Это ж деньги! Это ж на каждом з а мке моя гравировочка! Тямаешь, чем пахнет?
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ. Я сказал: «Тямаю», а потом взял банку сгущенки и со всей силы опустил ему на голову. Потом он хрипел. Я испугался, что опять начнет орать, и я опустил банку на голову еще несколько раз.
Потом я погрузил папу в папину машину и сел за руль. Я ехал за рулем, и все видели меня. Все думали, что это моя машина. Приехал на фабрику. У нас нет охраны уже полтора месяца. Предыдущего уволили за пьянку. Нового не взяли. Я пронес папу в цех и положил его в замешивающую машину. Засыпал серой и… (делает жест рукой, изображая работу машины).
А потом мы выпустили партию спичек. И если бы они прошли техконтроль, никто бы ничего не заметил. Кому нужны эти замки из спичек!
Памятник
Двор в центре города между двух пятиэтажек, (выше домов в Новоиветске нет). Виталик с ребятами ходит сюда посидеть на спинке лавки, спустив ноги на сидение. Это чтобы не замараться, ведь все делают так же. Сам он живет в частном секторе, сидеть там скучно. К вечеру все стекаются сюда. Ему девятнадцать лет, работает сторожем крана на стройке. Мама говорит «непыльная работа». Кому надо воровать кран? Его даже не спрятать. Хотя и платят Виталику немного. Но зачем ему много? Хватает. Он лузгает семечки и стреляет ими в бутылку из-под пива, зажатую между кроссовок. Пока еще ни разу не попал.
ВИТАЛИК. В нашем городе три памятника. Зоя Космодемьянская в парке. Недавно ее кто-то после дискача отколол и сдал в цветмет. Два осталось. Ленин на площади. Он большой, в пальто. Когда я мелкий был, думал, это самый сильный пацик в Новоиветске. У него вручают грамоты спортсменам, которые первого мая бегут. У нас все бегут: и детские сады, и бабки-дедки, и от каждого класса по человеку, и от фабрики…
А еще есть памятник неизвестному солдату. Он ваще огромный. Вот возле него я и мечтал стоять.
У нас есть центр военный, туда многие пацаны из училища ходят. С пятнадцати лет можно. Только тем, кто стрем а ется учится. Ну, чтобы те, кто хорошо, не отвлекались. Там, как в армии маршируют, одеваются на время, винтовки разбирают. Это мужик один сделал в ангаре у школы. Ну… чтоб к армии готовились. И чтоб хотели в армию. Из-за центра этого у нас все из училища служить идут, чтоб показать – чему научились. Там все строго по уставу. Вот сматерился – отжимайся. Сматерился на товарища – отжимайся на щебне. Подрался – отжимайся на щебне с поднятыми ногами. И форму сами себе пошили.
Двадцать второго июня и девятого мая парни из центра стоят караулом у памятника. С раннего утра до поздней ночи. Шевелиться нельзя. Как на Красной площади. Пацаны, девчонки, да и взрослые прибегают смотреть на них и цветы неизвестному солдату приносят.
И я стоял. И знаешь… Не было в моей жизни дня круче.
Дело №2
Пятница
Действующие лица:
НЮСЯ, 18 лет
ДИАНА, 18 лет, ее подруга
ВИТАЛИК, 19 лет
НЮСЯ. Городок у нас маленький, как пуговица, приличной девушке кроме как замуж и выйти-то некуда.
ДИАНА (со взрывом смеха). Офигеть прикольно! Ты где это взяла?
НЮСЯ. Мать сказала.
ДИАНА (продолжая хохотать) Пьяная?
НЮСЯ. Да иди ты в жопу! Трезвая так-то.
Диане клево! У нее нормальные предки. Вот она после школы так же, как я, нигде, и не корячит нигде, и не учится, а им пофиг. А меня мать достала: когда работать пойдешь? Нахера, шмарь, училище кончала?? Но я не поддаюсь. Мне и так нормалисян.
ДИАНА. Базару ноль – нормалисян. Я вообще считаю, что женщина создана для любви. Вот мы обе созданы для любви. И говорим мы только про любовь. Вот сегодня понедельник, и мы собрались обсуждать дискач пятницы. Че было, кто с кем да почем. Во вторник и в среду я сплю до обеда.
НЮСЯ (хохочет). О!.. Клево… Стихи…
ДИАНА. Надо, чтобы красота восстановилась, потом встаем и смотрим до вечера повторы «Дома-2», ну и всякой такой интересной фигни.
НЮСЯ. То-олько повторы! Вечером только авоськи смотрят. Нам некогда. Мы вечером идем гулять!
ДИАНА. В четверг мы у девок красимся. Не-не, мы, ясен пень, и в остальные дни без мэйкапа не ходим, но в четверг мы репетируем для пятницы.
ОБЕ: В пятницу дискач!!
ДИАНА. А в выходные мы отдыхаем. В пятницу же дискач был… Ну а в понедельник опять собираемся обсуждать. Смайл!
Начинается дискотека. Появляется ВИТАЛИК.
ДИАНА. На дискаче свои правила. Правило номер один. Девочки танцуют на пятаке! Мальчики на них смотрят на клетке! У каждой будет только один медляк. После медляка надо сразу валить с дискача с тем парнем, который тебя на него позвал. Чтобы подругам не мешать. И чтоб за одну лишний раз драки не было.
НЮСЯ. Правило номер два. Если ты отказалась от медляка, то к тебе больше не подойдет ни один мужик в этот вечер.
ВИТАЛИК. Ну… А че она нашего пацана обижает, я не понял?
НЮСЯ. Тогда следующий шанс у нее будет только в следующую пятницу…. А это еще неделя…
ДИАНА. Правило номер три. Если ее увели с дискача после медляка и это все видели…
НЮСЯ. А это понятно, что все видели! И запомнили!
ДИАНА. То в следующую пятницу она должна придти с тем же парнем уже не на пятак, а на клетку. И танцевать уже только с ним или с его друзьями, если он позволит.
ВИТАЛИК. Он может танцевать с любой. Она должна его ждать на клетке.
ДИАНА. Но если она придет в следующую пятницу без него, это пипе-ец… Это полный пипец! К ней не подойдет никто. Ни парни, ни подруги.
НЮСЯ. И так пятницы три. А это… это почти месяц никакой жизни!
Дискотека продолжается.
ВИТАЛИК (Нюсе). О… А ты клевая… Пошли?
НЮСЯ. Пошли! Ты тоже классный!
Танцуют. Все смотрят на них. Уходят вместе.
Все расходятся. Остается одна ДИАНА.
ДИАНА. Мы говорим вот так: клетка – место окружающее танцпол. Клетка, потому что дискотеки проходят в парке, а он окружен чугунной изгородью. Пятак – сам танцпол. Медляк – танец парами. Корячить – работать. Чекулдыкнуться – выпить с тостом. Обсинячиться – умереть от передозировки алкоголя или наркотиков. Бычиться – нарываться на конфликт. Защемиться – избегать конфликта. Например, надо было в рожу бить, а он защемился.
Крендель – любимый мальчик. Например, Виталик будет только мой крендель! Зазнобить – начать встречаться. Например, Виталик Нюсю зазнобил. Пойти за гаражи – вступить в половой контакт. Например, Нюся с Виталиком ушли за гаражи. Скреб – аборт. Например, придется теперь Нюсе идти на скреб.
Входит НЮСЯ.
ДИАНА (Нюсе). Придется тебе, Нюся, идти на скреб.
НЮСЯ (со смехом) Тебе че, з а видно?
ДИАНА. Он ведь тебя с этим кинет.
НЮСЯ. Куда кинет, оттуда и поднимет… Коза! (Плачет.)
ДИАНА (обнимает ее, гладит по голове). Нюська, ну ты че… ты че, как эта-то… ну ваще…
НЮСЯ (продолжает плакать). Он говорит: рожай да отдавай матери, как все… Раз так рожать охота… Я-то, говорит, тут при чем?
ДИАНА. А тебе че? Рожать охота?
НЮСЯ. Не, ну а че… Так, лялька будет… Ну какой-то смысл…. И мать отстанет. С лялькой можно не корячить же нигде…
ДИАНА. Так-то да… Я б тоже с пузиком походила. Прикольно… Тока рожать неохота…
НЮСЯ. Тебе можно… Утебя ж мать не такая… Я не знаю, че делать, Диан…
ДИАНА. А с ним-то че?
НЮСЯ (резко просияла). Я его люблю… Он такой был суперский…Ну, прям вообще… Не то что другие… Добрый…
ДИАНА. У тебя не бьет, так сразу добрый. Не, Нюсь. Мать тебя убьет… Ему пофиг, полюб а су. Надо идти на скреб… Ты с этим не парься. Я тебя отведу, знаю я там одну…
НЮСЯ. И мы сходили. Мне было очень херово. Но Дианка меня за локоть до дома довела. По дороге мы купили пива и белую шоколадку. Я так люблю белый шоколад. Он такой… ну особенный. В общем, ляльки нет. Убрала. Но у меня есть парень и настоящая подруга. Матери я не стала рассказывать. Жаль только, в следующую пятницу не смогла пойти. Ну, ничего. Пропустила по уважительной причине.
У нее за спиной начинается дискотека. К НЮСЕ и ДИАНЕ подходит ВИТАЛИК.
ВИТАЛИК (Диане). А ты сегодня клевая… Пошли?
ДИАНА (радостно). Пошли!
НЮСЯ. Виталь, ты че? Я так-то здесь!
ДИАНА. Ты прости. Тебя в прошлую пятницу не было. Он со мной теперь.
НЮСЯ. Ах ты сука!!
Крики-драки. На первый план выходит ВИТАЛИК.
ВИТАЛИК. Не, ну а че… Жжем, я считаю. Вот че она такое устроила? У четких пацанов есть понятия. У меня лично есть… Я б женился! Какая разница? У нас и женатые пацаны на клетку ходят. Нормально. Ну а если она убрала, то тогда че… какой спрос-то? Даже не побазарили нормально… Мне пацаны говорят: ты че – дебил? Твою там видели! Ты ее че, убирать заставил? Я че после такой подставы с ней на медляк пойду… Не-не…
Нюся взяла бутылку и сделала розочку и Дианку всю исполосовала. Я ушел. Мне этих проблем не надо. У нас чуть не на каждом дискаче летом такая фигня. Даже ментов никто не вызывает, просто скорую. Дискач из-за такого не останавливают… Че пацанов зря бесить? (Уходит.)
НЮСЯ. В показаниях я написала:
Женщина должна быть загадкой:
Маленькой, миленькой, сладкой.
Кокетничать, строить глазки,
Верить во всякие сказки.
Оставаться святой и грешной,
Быть красивой душой и внешне.
Обаятельным, хитрым бесенком,
Нежным, мягким, пушистым котенком.
Шалуньей веселой, игривой,
Любить и всегда быть любимой!!
Каток
Дом детского творчества стоит в самом центре Новоиветска. Здесь есть три этажа. Саша ходит на второй, единственный бесплатный. На третий он бы и сам в жизни не пошел, там учат играть на баяне и пианино. На первом – танцуют девчонки в сарафанах и кокошниках. А вот на втором он учится мастерить полки, и подставки для цветов из «подручного материала». Там есть телевизор и видеомагнитофон. В магнитофоне кассета с записью нескольких передач «Очумелые ручки». Ее смотрели много раз, и много чего, благодаря ей, сделали полезного. Саше девять лет. Он лежит всем телом на перилах, между первым и вторым этажом.
CАША: Хуже всего то, что у нас нет катка. Зимой же ни дискача в парке, ни в Иве покупаться… Летом Ива разливается так, что топит полгорода. Все привыкли. Овощи из погребов перетаскивают в дом, а сами к родственникам в другую часть города переезжают, вместе с кошками и собаками. А мы купаемся, наперегонки, плаваем от дома до дома.
Зимой Ива замерзает, и ее не видно под снегом. Так сторож нашей школы Геннадий Семеныч как-то взял и расчистил часть реки, огородил ее на зиму забором и пускает теперь как, на каток, кататься. Вход – десять рублей. Это за то, что сторож расчищает каждый раз, когда снегом заносит. Мы всем классом сдали деньги Геннадию Семенычу. Он съездил в соседний город и купил нам коньки. И нам хорошо, и он сказал: бизнес расширяется. Многие к этому кусочку Ивы приезжают на машинах, открывают двери и включают музыку. Так и катаются под музыку.
Дело №3
Караоке
Действующие лица:
МИХАИЛ, афганец
ОЛЯ, его жена
САША, их сын, 9 лет
ВЕРА СТЕПАННА, соседка
Эпизод первый
МИХАИЛ (очень громко поет).
С покоренных однажды небесных вершин
По ступеням обугленным на землю сходим,
Под прицельные залпы наветов и лжи
Мы уходим, уходим, уходим, уходим, уходим.
Прощайте, горы, вам видней,
Кем были мы в краю далеком,
Пускай не судит однобоко
Нас кабинетный грамотей…
ОЛЯ. Мишенька, я тебя прошу – замолчи. У меня голова болит.
МИХАИЛ.
… До свиданья, Афган, этот призрачный мир.
Не пристало добром поминать тебя вроде,
Но о чем-то грустит боевой командир:
Мы уходим, уходим, уходим, уходим, уходим...
ОЛЯ. Миша, я со смены… Ай да… делай что хочешь. Я ушла.
МИХАИЛ (резко обрывает песню). Куда?
ОЛЯ. К Вере Степанне. Телевизор посмотрю.
МИХАИЛ. Сядь. Знаю, куда ты ходишь… Сядь!
ОЛЯ. Ну, куда я хожу? С фабрики да на фабрику…
МИХАИЛ. Врешь! Я кожей чую предательство. Поняла? Кожей!
ОЛЯ. Совсем с ума сошел ты!
Эпизод второй
ОЛЯ и САША нарядные. В руках у них коробка с бантом.
ОЛЯ и САША (поют).
Хэпибе-зда-ай!
Хэпибездае ту йу-у!
Хэпибездай, Мишаня,
Хэпибездае ту йу-у!
МИХАИЛ сидит на том же месте.
САША. Папа! Мы поздравляем тебя с днем рождения! Желаем крепкого здоровья и…
ОЛЯ (подсказывает). … и успехов!
САША. И успехов!
МИХАИЛ. В чем, Саня, успехов-то?? В труде, балин? Или в личной жизни??
ОЛЯ. Миша… Ну, что ты…
МИХАИЛ. И здоровья, конечно!.. Папка-то, Сань, от большого здоровья как этот… Мать его… Емеля на печи дома сидит!!
ОЛЯ. Миша, замолчи! Че ты его пугаешь-то? Мы, думаешь, тобой непуганые?
САША (громко). Папа, мы тебе тут дарим…
МИХАИЛ (не слышит Сашу). Че значит пуганые, я не понял, Оля?? «Аисты черные» мной в Афгане пуганые! Поняла? Ты хоть знаешь, кто такие «черные аисты»??
ОЛЯ (с вызовом). Нет.
МИХАИЛ. Дура ты! Идиотка! Вообще плевать на меня хотела!!.. Саня, кто такие аисты?
САША. Это боевики во всем черном и в белой чалме, которые пошли ради мести на войну, а не ради войны. Их надо убивать.
ОЛЯ. Миша, ты сдурел? Зачем ему-то это знать? Ребенку девять лет!
МИХАИЛ. А что, если сыну не плевать на отца, это плохо? Мало того, что по другим мужикам таскаешься, как шалава последняя, так еще мне своего ребенка не даешь воспитать!.. А может, не своего?
ОЛЯ. Хоть заорись. (Уходит.)
САША. Папа, подарок-то открой.
МИХАИЛ. Че там?
САША. Караоке. Чтобы ты любую песню мог спеть и без гитары.
МИХАИЛ (довольно). Ого… ничего вы… потратились…
Эпизод третий
МИХАИЛ поет в караоке ту же песню. ОЛЯ занимается работой по дому. САША клеит аппликацию из спичек.
Эпизод четвертый
МИХАИЛ поет ту же песню. Квартира пуста.
МИХАИЛ. Когда мы шли на зачистку, мы всегда думали одно: господи, пусть мне голову лучше прострелят, чем оторвут руки или ноги. Мне не надо жизни, если я буду покалеченным… И это словами говорить хорошо. А на самом деле… На самом деле мы каждый день прощались с жизнью. Каждый день и каждый из нас на этой пустой войне, где мы не защищали родную землю, как мой дед. Где нас просто кинули неизвестно куда и сказали: «Убивай, это враг». И мы не задавали вопросов. Мы убивали.
Были у нас сутки без воды. Мы шли по горам, где укрепления «духов». Я не мог идти. Я за неделю потерял уже килограммов пять, но командир приказал нам идти в самое логово… Мы обстреливали их несколько часов. Моему другу Сашке, который со мной еще со школы, оторвало ноги, а меня только ранило.
Когда с «духами» было уже почти все, когда на нас, раненых, но живых! Живых! Уже кровь запеклась до черноты, мы увидели вертушки. Прилетела пехота. На помощь. Все в брониках, касках… Как в кино… Я вообще там часто думал про кино… Что когда ты видишь что-то на самом деле страшное, то всегда думаешь: это не со мной, это слишком уж, это ведь как в кино… В касках… Нам даже смешно стало. И Сашка стал хохотать!.. (Плачет.)
Я говорю: «Сашка! Друг! Мы ведь живые! Сашка! Наши пришли! Ты чего?» А он отвечает: «Меня сейчас сгребут вместе с тряпьем этим и патронами, и отправят домой. Посылкой. А вот там, на гражданке, где вообще этого всего не знают, я сдохну!» Я ему: «Тебе там не дадут! Мать не даст, Нинка твоя не даст! Я не дам! Ты живой теперь насовсем». А он, знаешь, что ответил? «Мы им не нужны после Афгана, мы мараные».
Так и было. С Сашкой мать еще малость повозюкалась, как с дитем, а Нинка-то вот ушла к другому. Никто ее не осудил. Он же безногий. А ведь это предательство! Пре-да-тель-ство! Сашка мне все обещал, что в Ив е утопится. Нет, он не утопился. Че как баба-то… Он этих своих порошков от боли напился. И все-таки умер.
А я сына в честь него назвал.
Эпизод пятый
Кухня. ОЛЯ чистит картошку. Входит ВЕРА СТЕПАННА.
ВЕРА СТЕПАННА. Оля, встречай! Я пришла!
ОЛЯ. Проходи, проходи, Вера Степанна. Сама чай себе наливай. Я, вишь, ужином занялась.
ВЕРА СТЕПАННА. У тебя уж курица размерзлась… Гляди, чтоб не пропала.
ОЛЯ. Да, сейчас разделывать начну, только дочищу.
ВЕРА СТЕПАННА. Оль, я тут хотела тебе сказать… Твой-то поет все…
ОЛЯ. Да, никакого сладу с ним… Думала, успокоится… Щас! Певец!
ВЕРА СТЕПАННА. Он тут моему Николаю сказал: «Я не могу остановиться. Мне стрелка приказывает…» Ты не знаешь, что за стрелка-то?
ОЛЯ (смеется). Да это на экране стрелка, которой с пульта песню в списке песню выбирают. Караочные дела…
ВЕРА СТЕПАННА. Оль, может, у него голова повредилась…Ты б его отвела к этому… по голове который врач… который еще парней в армию проверяет.
ОЛЯ (замерла, строго). Я, Вера Степанна, узнавала уже. Тот врач уехал в центр. Другого нет. Да и Мишу не заставить куда-то идти. Я, знаешь, че подумала? У него пройдет. Тут не о чем говорить.
ВЕРА СТЕПАННА. Ну, смотри сама… Дело это уж твое… А где он? Твой-то? Ведь месяц не выходил, а тут нет.
ОЛЯ (довольно). Стричься пошел. Пусть. Хоть воздухом подышит.
ВЕРА СТЕПАННА. Батюшки… Хорошее дело, хорошее… Пусть. И я пойду. Сериал у меня. Пока. (Уходит.)
ОЛЯ достает курицу. Входит МИХАИЛ.
МИХАИЛ. Ну? Как? (Показывает прическу.)
ОЛЯ. Хорошо. Не жарко будет. Молодец.
МИХАИЛ. (неожиданно целует Олю, она смеется) Курица?
ОЛЯ. Да, Миш. С картошкой пожарю.
МИХАИЛ. А че это за роскошь такая? Ты где деньги взяла?
ОЛЯ. Как где? Из кошелька. Вопросы какие-то странные у тебя… (Смотрит на него, улыбается.)
МИХАИЛ (молчит, потом резко). Странные?? Тварь! От своего, да? Деньги у него брать стала уже? Моих тебе мало??
ОЛЯ. От кого от своего? Достал уже…
МИХАИЛ. Думаешь, я не вижу, когда по улице иду, как на меня все зыркают и ржут?! Да лучше б я в «тюльпане» вернулся…
ОЛЯ (зло и тихо). Может, и лучше.
МИХАИЛ. Тварь! (Швыряет со стола чашки об пол.)
ОЛЯ. Ах ты!.. Да я не могу уже! Сколько можно с этой войной! Я не на войне! Я не хочу на войну!!
МИХАИЛ (хватает ее за волосы). Да что ты знаешь про войну?? Немараного себе нашла??
ОЛЯ. Да отпусти ты! Больно! (Хватает со стола курицу и бросает ему в лицо.)
МИХАИЛ вырывает нож из ее руки. ОЛЯ падает замертво.
МИХАИЛ. Я ударил ножом ей в грудь. Когда мы отрабатывали приемы, нам сказали: надо чтобы защитный прием был рефлексом. Чтобы на удар вы рефлекторно отвечали ударом. Я ничего не подумал. Я ударил тринадцать раз. До полного поражения.
Входит САША. В ужасе смотрит на труп. Молча пятится.
МИХАИЛ. Саня! Саня! (Бросает нож, хватает САШУ за руку.)
САША мотает головой, слабо пытается вырваться.
МИХАИЛ (ласково). Нагулялся уже? Ну, все. Все. Ты сытый? Ну и хорошо. Пошли спать. (Тащит его в постель, ложится рядом, укрывает обоих одним одеялом, САША не шевелится.) Ты, сын, давай спи. Тихо-тихо. Спи давай… Сегодня воскресенье. Завтра рано вставать.
Эпизод шестой
ВЕРА СТЕПАННА. Я утром пришла. Мне Оля обещала показания счетчика списать, я сама-то не вижу уже ничего. Она лежала на кухне, и было столько крови… Я даже не думала, что в человеке столько бывает. Вызвала милицию. У нас быстро приезжают. Все ж близко. Они на кухне посмотрели и в комнату прошли. А в комнате-то Сашенька с этим убийцей рядом лежит… Десять часов ребенок промаялся… Ужас какой!
Я ж говорила. Нельзя молодому мужику без дела сидеть. Вот и свихнулся. Чего их после войны-то молодых на пенсию сажают?.. У нас в Новоиветске всего афганцев было двенадцать человек. Так двоих жены убили, со страху видимо… А семеро, наоборот, жен своих порешили. И Мишка еще. Восьмой получается. Допелся… Все пел и пел…
Подъезд
На подоконнике в подъезде сидит мальчик. Ему пятнадцать лет, фамилия его Сивчик. Сифа. На почтовых ящиках, которыми сроду никто не пользовался, ведь всю почту последние сто лет по квартирам разносит лично Сифина бабушка, жжеными спичками написаны номера квартир. Просто так, для порядка. Двух ящиков не хватает, и в том месте, где они висели когда-то, цифры вычерчены прямо на стене. Сифа смотрит на эти проплешины и курит, пепел стряхивает в стеклянную баночку. Потому что это его подъезд, в соседнем он бы уже не стал заниматься такими глупостями.
СИФА. Я ночью возвращаюсь поздно. Ну, иду по подъезду, темно. И тут вижу – со стен свисают венки. Я думаю – все… Галюны начались…
Я быстрей-быстрей до квартиры. Дверь закрыл и скорей спать бухнулся.
А утром просыпаюсь, бабка моя вся разохалась. Я спрашиваю: «че с тобой?» Она, говорит, вышла, венки увидала, с сердцем плохо стало. Испугалась. Вот капли отсчитывает… Двадцать, тридцать… Выходит, не галюны. Я выскочил и вижу при дневном свете: это не венки, а цветы искусственные… Знаешь, такие гроздьями, как в больницах, в процедурных кабинетах… По всем пяти этажам. И еще из журналов вырезки приклеены картин всяких… и мишки в лесу, и княжна Тараканова, как в учебнике по литр е … А между первым и вторым этажом на окне стоит в рамке портрет Штирлица… Не… Ну, понятно, не самого. А того мужика, который его играл. И записка лежит:
«Дорогие жильцы третьего подъезда и их гости! Не срывайте эту красоту. Это Галины Михайловны с третьего этажа вещи. Она когда умерла, сын хотел все выбросить. А я прибрала и повесила для культуры нашего подъезда. Если сорвете и опять все испоганите, у вас отсохнут руки. С уважением, ваша Нелли Иванна из 23 кв.».
И знаешь, че? Никто не сорвал. Так и висит. И в других подъездах украшать стали. И к Нелли Иванне, бабка говорила, еще советоваться ходят, как лучше.
Дело №4
Собачий кайф
Действующие лица:
МАКС, 13 лет
МУХА, 13 лет, его одноклассница
СИФА, 15 лет, его друг
МАКС. Короче, я скажу о себе только две вещи. Первая – я никому ничего не должен. Вторая – я сделал себя сам! Знаешь, как в игре – ты не создашь персонажа престиж-класса, если не соответствуешь требованиям, заданным игрой. Мой персонаж – темный эльф. Модификатор атаки плюс шесть. Мой уровень харизмы не соответствует этой местности.
Мне сейчас тринадцать. Я – президент своей параллели. Я свободно владею английским. Я играю на гитаре. Я уже сейчас круче всех… Что дальше-то? Еще пять лет я буду жить в Нью-иветске… Пять лет! Это пол моей жизни. У нас инет два года как появился… И если б не инет, я бы, как все, ходил в штанах «абибас» и на моей стене висел бы ковер, а не плакат моих божеств – Evanescense… Я здесь даже потолок в черный покрасить не могу… Хай, кризис личности, давно не виделись…
Звонок в дверь. МАКС открывает. На пороге МУХА, потрепанная и зареванная.
МАКС.Муха! Что за ботан-смайл, я не понял?
МУХА (резко). Ты можешь заткнуться? Я пришла поорать «Sos!», а не чтоб ты пропихивал мне свои гребаные телеги!
МАКС (смеется). Сурово. Ну?
МУХА. Сифа тиснул мой сотик.
МАКС. Риали? На каких условиях?
МУХА. На желание!
МАКС (смеется). Щас! (Звонит по телефону.) Сифа, пригони-ка сюда с Мухиным сотиком… Да понятно, что в курс а х… Ну… Давай. Ща будет. Ну, че у тебя с ним, траблы?
МУХА. У меня нет с ним проблем! Да пошел он!
МАКС. … Ты с ним сосалась?
МУХА. Да так… На дискаче… Минут семнадцать…
МАКС (громко и нервно). Засекала что ли?
МУХА (с оживлением). Ну, я посчитала! Песня где-то минуты три, а мы где-то песен пять! А потом его вырубило!
МАКС (отвернулся). От любви?
МУХА. Да не! Просто он перепил там чего-то. Но это было круто! Как в «Сумерках»! Как будто я – вампир и жизнь высосала из него!
Звонок. Пришел СИФА. Длинной надуманной комбинацией жестов здоровается с МАКСОМ.
СИФА. Хай, шелкоперы!
МАКС. Муха няшная, но Сифа – мой гуру. Сифа рассказал мне все, что я знаю.
СИФА. Первое, я объяснил: будешь жить по понятиям, станешь таким же гопом, как одноклассники или твой отчим.
МАКС. А отчим говорил, тыча пальцем в плакаты Билли-Джо Армстронга с белыми и с черными волосами: «Ну, как там твой Джо? А как там этот Билли?» Ему просто не понять, что человека могут звать и Билли, и Джо одновременно! И что он лидер лучшей панк-рок группы в мире «Green Day»! В ответ я молчал. Или говорил матери: «Убери его».
СИФА. Второе, что я объяснил, это «Новоиветский крокодил» – это тебе не вишневые листья с бабушкиного огорода курить. Это тебе штука похлеще дезаморфина. Покупаешь в аптеке «Коделак», берешь бензин, серную кислоту, йод, растворитель и, главное, толчешь в стакане серу, которая аккуратно срезается со спичечных головок. И все. Дешево. И смертельно.
МУХА. Сам Сифа никогда не колол «крокодил». Он стоял на учете, и вены его были чисты, как в рекламе «Johnson’s baby». Но приторговывать им умудрялся.
СИФА. Дешево брали. На карманные мне хватало. Последнее, что я объяснил – ни одна игра на компе, ни тысячный просмотр очередного концерта «Green Day», никакое пати даже с крокодилом и даже если твои предки свалили на пол-лета копаться в своих гребаных огородах, не взъерошит тебя так клево, как…
МАКС (радостно). Твое собственное сознание!!
Все трое надевают на глаза шарики для пинг-понга на резинке и ложатся в ряд. Звучат пустые шумовые волны.
СИФА. Это называется метод Ганцфельда. Нужны шарики для пинг-понга на глаза, расслабиться и слушать пустую радио-волну. И начинаются конкретные галюны.
МАКС. Сначала мы пробовали не спать по пять суток….Днем ходили в школу, а ночью сидели в инете… Да, галюны начинались, но предки думали, что мы под наркотой… На пятый день даже ложку в руках невозможно держать…
СИФА. Это не вариант. А с пинг-понгом можно было просто включить для предков в соседней комнате любую музыку, а в наушниках радио… И все.
Лежат. Молчат какое-то время.
МУХА. Все… Меня торкнуло…
СИФА. И че там?
МУХА. Я вижу цвет так ярко, что даже чувствую его на вкус. Я знаю какие на вкус эти обои… Они соленые… как вкусно… Я никогда не ела ничего вкуснее…
Лежат. Молчат. Потом встают, снимают шарики с глаз.
МУХА. Сифочка, я тебя люблю! (Повисает на нем.) А че ты еще знаешь, кроме пинг-понга?
МАКС (весело). Еще мы знаем большой теннис и ушу!
СИФА (обнимает МУХУ). Мы знаем собачий кайф…
МАКС. Класс! Давно не играли… Давай!
МУХА. А че это?
СИФА. Берешь полотенце (снимает с МУХИ шарф), делаешь жгут, и все… Летающие пони окружают твою голову, детка … (Слегка придушивает МУХУ шарфом.)
МУХА. Ай-яй! Грабли убери!! Я не хочу! Мне страшно!
СИФА. Макс, ну, я не могу… Опять… Ну че она хочет?
МАКС. Сотик она свой хочет назад. Отдай, Сиф… Нахера тебе розовый-то?
СИФА. Ну, на (достает телефон и отдает МУХЕ), за желание! Поиграешь со мной в собачий кайф!
МАКС. Не! А я че делать буду? Вы так-то у меня на хате!
СИФА. Ок! А потом с Максом, поняла?
МУХА. Я не хочу! Я пошла… Мне еще геометрию делать…
СИФА (резко хватает за шею и вытаскивает телефон и кармана). Тогда не заслужила!
МУХА (чуть не плачет, пытается вырвать телефон). Отдай! Че я маме-то скажу…
СИФА (смеется). Так и скажешь: поняла, что не заслужила, и в Иву кинула!
МАКС. Сиф, да ладно. Сами справимся!
СИФА. Нет, я хочу, чтоб она!
МУХА. Ладно! Только меня не душить! Я сама лучше.
СИФА. Вот и умница! Пятерка! Давай!
МУХА душит СИФУ. МАКС с интересом наблюдает. МУХА отпускает. СИФА постепенно, подрагивая, приходит в себя. Садятся в ряд. Все громко дышат и смотрят на СИФУ.
СИФА. Охереть… Супер… Там потолок был как воронка с водой… Чуть не засосала… Ай, молодца!.. (Целует МУХУ в губы.)
МАКС (нервно). Ну все! Теперь я!
МУХА уже веселее вцепляется в МАКСА.
МАКС. Че-то я не чую ниче!
СИФА. Давай! Давай сильнее!
МУХА. Я не могу! (МАКС начинает хрипеть.) Ай, он хрипит! Я отпущу!
СИФА. Тяни, дура!!
МАКС стихает. Садятся в ряд. Все громко дышат и смотрят на МАКСА.
МУХА. Я изо всех сил… Я уже не могла!
СИФА.Дак так и надо. Кислород перестает поступать в мозг. Мозг думает, что он в обмороке, паникует и впадает в эйфорию!
МАКС. Сначала мне казалось, что стены дышат на меня. Я боялся пошевелиться. Как будто, если я вздрогну, мой мозг коснется черепа. Я точно знал, что от этого мне будет очень больно. Потом я видел радужные круги, как в луже капли бензина. Мы весной как-то играли бумажными кораблями у школы. Будто лужа – это море, а капли бензина – острова… А потом я задохнулся. И умер.
Площадь
Очередь в районной больнице. Узкие синие кушетки вдоль стен и вскрытый в нескольких местах линолеум, обнажающий цементную крошку. На стене нарисованный вручную врачами плакат о здоровом питании: помидор – фломастерами, а капута – цветным карандашом. Вера Степана – пенсионерка. Она любит здесь встречать знакомых, посидеть в очереди, поговорить, а потом вместе выйти и прогуляться до площади.
ВЕРА СТЕПАННА. Я родилась здесь. В войну знаю, каким был Новоиветск, и после… В нашей школе преподавали краеведение – учили историю города… Уж ничего не помню, только то, что старше мы всех городов на Урале… да что сюда на ярмарку ездили на центральную площадь еще четыреста лет назад за матрешками да ложками.
У нас все на дереве стоит, раньше матрешки, теперь спички… И слава Богу…
Когда война закончилась, обещали на этой нашей главной площади построить фонтан. Мы тогда думали: уж не мы, так дети наши будут у фонтана гулять… А уж школу внуки кончили, а про фонтан ни слова. Но зато пенек есть. Да. Не выжила я из ума. Не думайте. Просто у нас посреди города пенек. Сначала один из-под елки новогодней остался. На следующий год еще один. Елку в асфальт втиснут, а потом лень убирать, срубили к февралю, и ладно. Что ж так города-то не придумывают, что б в центре каждой главной площади елку садить? Вот у нас за четыреста лет выросла б…
Я зятя попросила – он с работы, с фабрики, большой деревянный круг принес. Мы его гвоздями на пеньки, как на ножки, насадили – лавочка получилась. Зимой снимаем с гвоздей, место под новую елку освобождаем, а летом мы с бабками на круге сидим, голубей кормим. Очень у нас голубей в городе много. Перекармливают их. Пшено по полкило покупают да детям кидать дают. Вся площадь в пшене.
Окно
Зимний вечер. За окном давным-давно темно. Андрей уже сделал уроки и не может найти себе места. Так и ходит из комнаты в комнату. Смотрит в тысячный раз, то на сервиз в шкафу, из которого ни разу не пили, то на стул с обвязанным бабушкой сидением, чтобы не протереть сидение настоящее, покупное, то на эту темноту в окне. Папа не включает телевизор. Он, молча, пьет чай с облепиховым вареньем и улыбается чему-то своему. Андрею скучно.