Код Мира - часть пятая - Девальвация рая
Павел Працкевич
Августа – 5 сентября 2016
--------------
Мы изменили мир – мир изменил нас. Нас изменивших мир и измененных измененным нами миром.
Працкевич продолжал молчать, и я набросился на него. Следом я провалился в информационное поле.
Я ещё не понял, что информационное поле, в которое я попал с помощью автопилота моей внутренней империи - было призвано спасти меня от текущего момента и творимых мной в нём поступков.
Я упал в темноте на пол, и информационное поле пропустило сквозь меня токи. Токи наполнили меня информацией, и мне не нужно было её дожидаться. Она сразу влилась в меня и я всё знал. Оставалось лишь разобраться с ней и проанализировать её.
Працкевич действительно писал «код мира » и главным героем его книг был Виктор. Но, это происходило в другой версии мироздания.
В полностью реальной версии мира. В мире, который просто был ни тем миром, в котором жил я.
Весь мой мир был тоже реален, как был реален и я. И я вовсе не был персонажем чужой книги, которую пишет молодой писатель с приступами боли от внутренних кровотечений.
Писатель Павел Працкевич существовал, и писал книги, но в моей версии мира он был не писателем, его и вовсе давно уже не было. Он погиб на операционном столе в 2005-ом году, и всё, что он успел сделать за свои 13-ть лет, это прожить трагическую жизнь и умереть под наркозом. То есть, его разум продолжал где-то жить, но никак не влиял на меня, и этот мир, в котором я жил, он давно покинул.
В другой версии мира, которая существовала параллельно моей версии мира, не было меня, но был жив писатель Павел Працкевич, который не умер в 2005-ом году, и в 2016-ом году писал серию книг «Код Мира», в которой рождал меня в виде вора убившего профессора и получившего коды мира. Меня реального в этом мире не было совсем, но я существовал на книжных страницах, и в умах читающих Працкевича людей. Он, жил с болями и приступами, и действительно не мог физически работать. Всё, что он рассказал мне в самолёте, было чистой правдой о нём. Вот только, его не было со мной в самолёте, и это было лишь пересечением двух реальностей. Працкевич никогда не бывал в Берлине, и рядом со мной в самолёте сидел совсем другой мужчина, на которого я сейчас набросился, и из-за которого, сейчас развернут самолет и меня посадят в берлинскую тюрьму. Мне предъявят обвинения в терроризме или что-то в этом духе, я же всё исправлю внушением. Но, не сделаю этого сразу, поскольку прямо сейчас, в моём реальном мире в меня вколют транквилизатор, и я полностью приду в себя только в тюрьме. Вернее, в себя я приду во время допроса, но буду в состоянии овоща. Поэтому не будут работать коды, и мне придётся немного побыть в тюрьме.
Но, это будет потом.
Пока, я просто осознаю себя в роли себя. То есть, где-то на пересечении реальностей, пока Працкевич в своём мире писал свои книги, я попал в его разум, естественно посредством информационного поля. Защитная реакция моего ума нарисовала события, в которых мы летим с ним в самолёте, и он рассказывает мне про себя, чтобы после я попытался ему помочь, снять его боль. А наткнувшись на барьер, спросил его про коды, он в ответ расскажет мне про книги, и на этом всё оборвётся. Я наброшусь на него, но это будет уже не он.
Как это возможно? Баги бытия? Во вселенной тоже бывают глюки. Иначе, как я перемещаюсь во времени.
Или быть может я просто ломанул какой-то запретный код.
Или это покойный профессор нашёл меня в информационном поле, и решил сыграть со мной в злую шутку, соединив две реальности в одну.
Или, всё еще проще, нет никакой реальной другой реальности, и профессор просто создал альтернативную, чтобы пошутить надо мной.
Но, я же читал книжки Працкевича раньше? Где? В информационном поле! И что это было? Я читал сквозь мир? То есть собирал через информационное поле книги другой реальности?
Почему на это нет ответа, но есть эти вопросы?
И личность автора, если её нет в живых в этой реальности, то после прочтения его книг я считывал информацию о нём из другой реальности? Возможно.
Встаёт вопрос – настоящий ли я. Существую ли я реально, или всё это с самого начала игра профессора. Не было всего, что я пережил в реальном мире, просто профессор поместил меня во внутренний мир, в котором я создал всю остальную реальность, подстроив её под свою память о том, как должна выглядеть и из чего должна состоять реальность. И внутри этой реальности создавал другие внутренние реальности.
Возможно?
Возможно.
Матрица?
Стоит ли из неё выбираться?
Я был обычным вором. Почти неудачником, но получил коды над миром, коды мира. Нашёл и полюбил Джулию, и даже если вся моя реальность нереальна, то мои чувства к Джулии самые реальные из всех возможных реальностей этого мира. И даже, если сама Джулия нереальна, как нереален и я, то мои чувства, моя любовь всё равно реальны. Ведь, я их испытываю. И даже если меня нет в реальном мире, и я не реален, в рамках этой нереальности моя реальность вполне реальна.
Хочу ли я потерять всё это, просто для того, чтобы вернуться в ту реальность, в которой я был несчастен и одинок? Стоит ли возвращаться в реальность, только ради того, чтобы жить в «реальной» реальности? То есть, моя прошлая реальность ничтожна, и ценна только фактом своей реальности. Смогу ли я жить в ней, зная, что мог жить так, как живу сейчас?
Покажите мне диктатора, который после падения диктатуры был счастлив жить обычной жизнью. И можно ли жить? Есть ли жизнь после счастья, после любви? Наверное, ответ на это более очевиден, чем ответ на вопрос «Есть ли жизнь после смерти». Нет, после любви, настоящей взаимной любви, жизни нет, есть лишь имитация жизни – существование. Волочение тела и мёртвой души из точки А, в точку Б.
Я не хочу жить без Джулии и её любви, а значит, если вся моя жизнь это сон, чужая шутка, чужая книга – я должен вести себя так, чтобы сон не кончится, шутник желал продолжать шутить, а автор книги день и ночь продолжал писать.
«Не убивай меня читатель – я хочу жить. Купи книгу, подпишись на автора в сети, читай меня. Читай меня полностью. Перечитывай. Я хочу жить.»
Постепенно приходя в себя, я увидел стены камеры и стальные решетки на окне. Просыпаться в подобном месте жутко. Особенно жутко, если ты засыпал в другом месте.
Если бы я не знал, что нахожусь в Берлинской тюрьме, то решил бы, что самолёт разбился, и я попал прямиком в ад.
Почему я рисую в своей голове ад из привычных картин, либо тюремная камера, либо контрационный лагерь, либо подземелье с чертями и котлами. Говорят, человек не может представить того, чего никогда не видел. А как же тогда ад, которого человек не видел, но очень красочно описал тысячи лет назад? Неужели, кто-то побывал в нём и детально рассказал? Нет, скорее, человек составлял образ ада из того, что видел вокруг себя, и просто дорисовывал детали интерьера. Лавы, подземелье, красные люди – всего этого на планете хватает. И, побывать возле кратера вулкана, скорее райское приключение, чем адская мука.
Для северных народов, загар – признак достатка, ведь человек с загаром проводит время на свежем воздухе, возможно ездит на курорты. А для восточных народов, бледность признак достатка – значит, человек избавлен от бремени работать в поле, и палиться под жарким солнцем. Шутят, что Австралия, которая максимально близка к солнцу, чем все другие страны, так сильно им обласкана, что проходя мимо людей, можно услышать, как у них потрескивает кожа.
Загар. В одном из фильмов, кто-то вычислил преступника по загару, обосновав свои подозрения тем, что человек с загаром вряд ли работает. В Индии, Австралии, Африке – этому человеку пришлось бы подозревать каждого встречного.
Но, если вернуться к бледности и достатку, то любой белый человек богаче любого африканца, который поколениями копил свой генетический загар.
А между тем я в тюрьме. Ну, ничего, скоро я увижу солнышко. Сейчас приду в себя, соберу себя по молекулам и атомам, и наваляю неприятностям и неприятелям.
***
Я пролежал на кровати какое-то время, а затем, наконец предпринял попытку встать.
Над моей кроватью, на верхней койке лежал здоровый черный парень. (Современная Германия, что поделать.) Я попытался с ним заговорить по-немецки, но он меня не понял. Беженец, с чего бы ему говорить по-немецки. Но, он заговорил на чистом английском.
-Пришёл в себя наконец.
-Пытаюсь.
-Меня зовут Джо.
-А меня Виктор.
-О, славянские племена. Круто.
- В смысле славянские племена?
-А что тебе не понятно?
-Почему племена? Почему славянские?
Джо посмотрел на меня, скорчив удивленную гримасу.
-Так, почему племена? – опять спросил я.
-Ты странный. Давай не будем разговаривать. Я не хочу проблем.
-Можешь не переживать – ответил я – Я не причиню тебе вреда.
-Ты нет, а вот общение с тобой вполне. Сектанты и люди со странностями приносят с собой неприятности. Надо беречь себя.
Джо производил впечатление умалишенного. Захотелось понять причину. Я попытался залезть в информационное поле. Поле молчало. Видимо, я еще не совсем отошел от транквилизатора. Хотя, чувствую себя вполне нормально. Но, отходняк может занять время, мы это уже проходили.
-Слушай Джо. А давай ты просто расскажешь о местных обычаях, а я молча послушаю?
-Нет. Есть много вещей, о которых не стоит говорить. Если ты провокатор, то меня тебе не пронять. Не трать зря время. Я верен Коллегии Трех, и никогда не стану нарушать заветы.
-Чего? Какой Коллегии Трех?
-Говорю же, провокатор.
-Я? Я не провокатор. Я просто не понимаю, о чём ты говоришь. Я толком не сидел в тюрьме, тем более в Германии. Коллегия Трех – это местная банда или местные авторитеты?
-Коллегия Трех – это пророки нового времени. Пророки явившие истинного Бога и объединившие мир. – Джо встал на колени и прошептал три раза – Храни нас Бог и три святых пророка, храни нас Бог и три святых пророка, храни нас Бог и три святых пророка.
Всё ясно, Джо просто сектант. Лучше его не трогать. Рано или поздно, я найду возможность поговорить с кем-то еще. Можно, конечно, позвать надзирателя, но лучше не делать резких движений и не издавать резких звуком, мало ли Джо буйный. Забьет еще в приступе гнева. А я без информационного поля безоружен перед такой здоровой махиной для убийств.
Через несколько часов нас вывели в коридор и шеренгой повели в столовую.
Среди «марширующих» было очень много чернокожих, мексиканцев и азиатов. Странная Германия. Очень странная.
Более странным оказалось то, во что были одеты заключенные. Если это тюрьма временного содержания, отчего тогда на заключенных однотипная одежда? Или меня уже отправили в настоящую тюрьму (зону) и я просто пропустил этот момент?
Следом за тем, когда я обратил внимание на однотипную одежду заключенных, я обратил внимание на нашивки на их руках. Звезда Давида, Православный и Христианский крест, и редкие Три точки образующие треугольник.
Тюрьма, в которой заключенных помечают по их вероисповеданию? А что на мне? На мне три точки, и на Джо были три точки. Я не обратил на них внимания. Посчитал их частью тюремного узора. Три точки? Что они значат? Коллегия Трех? Три пророка?
Нас отвели в столовую. В столовой все расселись согласно их нашивкам на руке. Иудеи с иудеями, христиане с христианами, три точки с троеточечниками. К слову, троеточечников было очень мало. Зато, все надзиратели имели исключительно три точки.
Все молча ели. Возле столов ходили надзиратели.
Это очень странная Германия. Я скорее всего в каком-то другом месте земного шара.
Возможно, самолёт не развернулся и не приземлился в Германии, и меня посадили в другой стране. Или….
От мыслей о «Или» стало жутко не по себе.
Я мог просто в очередной раз удариться головой и оказаться в будущем. Нужно срочно отсюда бежать.
Но, я не знаю этого наверняка. И пока, не узнаю, рискую просто лишиться жизни.
-Какой сейчас год? – спросил я вставая со стула.
Ко мне тут же бросился надзиратель и начал сильно бить дубинкой. Я успел увидеть лица заключенных со своего столика. Они молча опустили головы и пытались делать вид, что они не здесь.
Надзиратель бил с такой силой, что несколько раз я терял сознание от боли, и от нее же снова приходил в себя.
«Там били так, что пару раз он отключался
И от ударов вновь он приходил в себя,
А дай в обратную, так там бы и остался,
Его скормили бы, как булку, голубям.
Раз, два, три по почкам
Раз, два, три по печени
Потерпи, браточек,
Уж они тебя подлечат.
Михаил Круг - Раз, два, три по почкам »
Всё, что я помню дальше, это как меня за руки волокли по коридору, и я оставлял кровавые следы на полу.
Я очнулся в медсанчасти. Болело всё, что только могло болеть.
Ко мне подошла девушка лет 25-ти.
-Здравствуйте Виктор, меня зовут Марина Кайнер, я ваш лечащий врач. Как вы себя чувствуете?
-Плохо. А на каком языке мы говорим?
-На русском?
-А какой сейчас год?
-Очень смешно. Что у вас болит?
-Всё болит. Можно мне зеркало?
-Зачем вам зеркало?
-Не переживайте, я не собираюсь его разбивать и брать вас в заложники.
-Вот, теперь, когда вы это сказали, я точно не дам вам зеркало.
-Но, я же прикован к кровати.
-Береженого – бережет Коллегия Трёх.
-А остальных конвой стережёт.
-В смысле?
-Ну, так полностью звучит фраза. «Береженного – Бог бережет, а остальных конвой стережет».
-Не произносите запрещенных фраз, иначе я буду вынуждена позвать охрану.
-А какие слова запрещены?
-Вы прекрасно знаете.
-Ей Богу – не знаю.
-Я вас предупредила – повысила тон Марина. – Здесь никто не играется с заветами святых пророков. И вам не стоит.
-Можно мне зеркало?
-Нет.
-А какой сейчас год?
-2061.
-2061? Мне 74 года?
-Да, и в ваших же интересах себя беречь.
-Можно я посплю?
-Можно. Позовёте, если понадоблюсь.
Марина ушла, а я закрыл глаза и начал думать.
-Мне 74 года, и я в каком-то времени, в котором все вокруг сошли с ума. Старика избивают за то, что он открыл рот во время обеда. Почему я не умер на месте? Коды против старения? Возможно. По моим расчётам, я сейчас должен выглядеть лет на 55-60. Иосиф Бродский, в свои 55 выглядел порой на все 80-т. Доктор Живаго в 30-ть с чем-то выглядел глубоким стариком, а я должен выглядеть лет на 20 моложе своих лет. И все же, такая жестокость к человеку, ещё живому. Где моя Джулия? Что с ней стало в этом времени?
***
Я проспал несколько часов, и открыв глаза стал звать Марину. Спустя несколько минут она появилась.
-Дочка, послушай меня, пожалуйста. Мне очень нужно знать, что это за место в котором я нахожусь, как я сюда попал, за что я сюда попал?
-Чем я могу вам в этом помочь?
-У тебя же есть моя история. Ты всё обо мне знаешь. И запросто можешь ответить на мои вопросы.
-Я не жестокий человек, более того, я добрый человек. И единственное место, где я в наше время могу реализовать свою доброту – это тюрьма. Но, я не собираюсь сотрудничать с заключенными, хоть и понимаю, что ваш приговор, может быть несколько более жесток, чем того требует закон. Но, вердикт вам вынесла не я. И моя задача, сделать всё, чтобы вы были здоровы и живы. В остальном я вам не друг. Простите.
-А зачем мне старику сохранять жизнь в мире, в котором я должен молчать во время обеда в тюремной столовой? В мире, в котором, меня могут избить дубинками до потери сознания?
-Этот мир – построили вы. Ваше поколение. И вы несете ответственность за то, каким он стал. А сейчас простите, я вынуждена идти.
Марина ушла, а я остался один на один с её словами.
«Этот мир – построили вы. Ваше поколение. И вы несете ответственность за то, каким он стал.»
«Народ заслуживает ту власть, которую имеет » - сколько долгих лет я не был согласен с этой фразой. И как быстро согласился, поездив в общественном транспорте, почитав форумы в интернете.
Власть была отражением народа – жестокая и глупая, смеющаяся на развалинах мира.
Пока, народ согласен писать доносы на соседей – будут Сталины. Пока, народ хочет мести и компенсации – будут Гитлеры.
Бывают ли случайные правители? Наверное, бывают, но народ очень быстро под них подстраивается. И пока, мы все чертовы приспособленцы, не видать нам светлого завтра.
Этот мир формируем мы. И видимо, моё поколение его сформировало так, что я не могу даже узнать, насколько всё плохо, поскольку всё настолько плохо, что все боятся мне об этом говорить. И плохо не потому, что бояться расстроить меня. Плохо потому, что бояться, что им будет еще хуже, если они скажут, насколько всё плохо сейчас.
Через несколько дней меня перевели в мою камеру.
В камере меня встретил Джо, и дождавшись, пока уйдёт охранник, сказал.
-Прости меня Виктор. Я думал, что ты провокатор. Если тебе что-то надо, ты можешь обратиться ко мне.
-Расскажи мне о мире, в котором мы живём.
-Опять ты за своё?
После колебаний, Джо рассказал мне, что искать информаторов стоит среди осужденных на смертную казнь. Только они способны без страха рассказать о том, что происходит в мире. Сам Джо отказывается делиться своими соображениями и даже общедоступной информацией, поскольку любое случайное искажение принятой партией истины, неизбежно приводит к пыткам и расстрелу.
-И как же мне встретится с осужденными к смертной казни?
-Вариант всего один. Совершить преступление, за которое тебя приговорят к смертной казни. Только так ты сможешь попасть в их блок, ну и узнать всё, что тебе хочется знать. Только, вот подумай, стоит ли хотя бы одна из существующих в мире информацией, того, чтобы ради её получения приговаривать себя к смерти. Это же дорога в один конец, без шанса на иной исход.
-В моём случае стоит. Вернее, даже вопрос такой не стоит.
-Как знаешь. Дурак – это надолго. А если дурак перед смертью, то это уже навсегда.
-А год то сейчас какой?
-2061-й.
-От Рождества Христова?
Джо не ответил, и быстро прикрыл мне рот ладонью.
-Никогда. Никогда не произноси этих имен в этих стенах. Себя приговоришь, и меня заодно. Боже. Только бы никто не слышал. Я сказал его имя. Когда я научусь? Когда.
Джо опять встал на колени и стал молиться Коллегии Трёх.
Пожалуй, тут я сразу понял, что мне нужно для того, чтобы приговорить себя к смертной казни и попасть к тем, кто может мне что-то рассказать. Иисус Христос.
Не думал, что мне может помочь в жизни Иисус Христос, ох не думал.
Я задумался о том, что по сути, мог бы не менять ничего в будущем, в которое периодически попадаю. Дело в том, что что-то кидает меня через время на годы вперёд, при этом девальвируя силу кодов и нейтрализуя информационное поле. То есть, в будущем я безоружен, и единственное оружие, которое у меня есть – это мой мозг, и мой опыт. Часто, это всё что есть у обычных людей, и часто эти обычные люди становятся повелителями масс, писателями и диктаторами. Так, что, сказать, что я совсем уж безоружен – я не могу.
И всё же, моё основное оружие это коды.
Фильм «Область тьмы» рассказывал о человеке, получившем наркотик, который расширял его сознание, восприятие мира и происходящих в нём процессов. Так, по крайней мере этот фильм могу описать я за далью лет прошедших с его просмотра. Главный герой был писателем неудачником, который никак не мог написать новый роман, который был должен своему издателю. И вот этот наркотик, и вот его жизнь меняется. Роман написан за ночь, дальше игры на бирже и резкий взлёт в верха. Но, на пути к резкому взлёту, он встречает уличного кредитора не обремененного умом. И этому кредитору, тоже достается волшебная таблетка, которая расширяет его ум. Но, (и это то к чему я веду), у писателя ум изначально больше, чем у кредитора. Писатель начитан, кредитор нет. То есть, писатель выпускник университета, а кредитор ещё не пошёл в первый класс. И то, чего может добиться кредитор за месяц, писатель может добиться за день.
Мысль моя в том, что мой ум – это моё главное оружие, и коды лишь прокачивают это оружие до нового уровня. АК-47 за 70 лет почти не усовершенствовали, он немного устарел, но он изначально совершенен. Я же могу развиваться бесконечно, и делал это с помощью кодов и информационного поля, как делают это другие с помощью книг и познавания чужого опыта.
Но, это такое самолюбование. Вернусь к сути.
А суть в том, что я понял, что мог бы не возвращаться в том же Берлине в будущее, желая его изменить, поскольку всё равно дожил бы до тех лет, и мог бы многое менять с меньшими затратами с помощью информационного поля, которое у меня отнимают при въезде в будущее.
Но, доживу ли я до тех лет? В том будущем в котором я бывал – я доживал, но парадоксы незначительных перемен очень значительно отражаются на общей картине и общем порядке вещей. Гарантий, что вернись я сейчас в 2016 год, я доживу до 70-ти лет – у меня нет и быть не может. То будущее, в котором я сейчас нахожусь, лишь одна из вариаций. Так же, как было одним из вариаций будущего будущее Германии, которое я изменил. Но, я его изменил на 100%, то есть, в Германии всё может быть ещё хуже, чем видел это я. Но, так как я видел, уже точно не будет, поскольку я убрал из прошлого те элементы, которые в будущем должны сложиться в увиденную мной картину.
Идём дальше. Если бы я узнав о смерти дочери Канцлера, просто вернулся в прошлое, ничего в нём не меняя, и просто жил бы до дня, когда дочку должны похитить, я не знал бы о том, что она не дочь Канцлера, и что за её похищением и убийством стоит Канцлер. Да, я бы мог это узнать посредством информационного поля, но, будущее, которое видел я, не имело в себе информационного поля, либо моя связь с ним была запрещена.
В связи с этим вопрос: Точна ли мысль о том, что если я просто из прошлого доживу до будущего, информационное поле никуда не денется?
Или быть может, в беге лет земных, я повредил голову, и знание о кодах, в очередной раз стерлось из моей головы, но на этот раз окончательно? А если так, то повлиять на будущее я не смогу ни при каком раскладе. И главное, пережив эти годы от и до, уже не буду иметь возможности вернуться обратно к точке изначального исхода, в которой ещё возможны коррективы и изменения.
Далее, если есть вероятность того, что за годы, я всё же забыл про коды, не является ли эта возможность результатом моих постоянных ударов головой о всякую твердую всячину?
И если так, то не пора ли мне перестать биться головой об стену, причем не в переносном, а вполне прямом и буквальном смысле.
Но, если я забыл о кодах за годы, то почему попадая в будущее, я знаю о них и помню их, но они не работают? Это рушит теорию о травме головы и потере памяти.
Далее, я не создавал систему перемещения во времени, я лишь разгадал её механизм, и подстроил настроенные против меня обстоятельства под меня.
Я не выбирал себе такого развлечения или такой миссии. Миссия выбрала меня. И моё пребывание в будущем, действительно заканчивается тогда, когда я нахожу ключи и разгадки к тому, как предотвратить стрёмное будущее. Значит, это всё же миссия, и не мною придуманная, но опять же – мною разгаданная.
Хорошо, задам себе вопрос ещё раз: могу ли я получить травму головы и потерю памяти, при столь частых ударах головой об всякую всячину? И ответ – нет.
Нет, не могу. Не могу, поскольку кодами и внушением запрограммировал свой мозг не позволять травмам и увечьям наносить вред работе мозга и всему подвластному ему организму. Сделал я это сразу после падения с обрыва в Хайфе.
Хорошо. Что будет, если я сейчас покончу с собой, и вернусь в своё время?
С вероятностью 99%, в скором времени, я получу по голове, и вновь попаду сюда. И буду попадать бесконечное количество раз, до тех пор, пока не сделаю то, что от меня требуется.
Это игра, в которой играю я, но играю лишь потому, что кто-то или что-то играет мной.
Да, именно так. Я «бегущий человек», который вынужден играть в бегущую игру, не потому, что я этого хочу, а потому, что я вынужден, и меня заставляют.
И отчего-то кажется мне, что чем больше я буду возвращаться в 2016 год отсюда, тем больнее будет удар по голове, как наказание за отступление от миссии.
И ещё, в моих же интересах делать всё четко и за один раз, не только потому, что это шанс вернуться навсегда или на время в обычный и понятный мир, но и потому, что умирать, даже не насовсем – совсем не прикольно. Более того, больно и страшно. И много раз спустя, всё ещё страшно. Никто не отменял во мне не болевой порог, не инстинкт самосохранения.
Кстати да, почему умея залечивать раны, и защищать свой организм, я не нейтрализовал в себе чувство боли?
Потому, что лишиться боли невозможно не лишившись всех прочих чувств. Лишиться боли, значит лишиться удовольствия от секса и объятий, перестать чувствовать холод и тепло. То есть, перестать жить. Стоит ли это того?
Что я выиграю, вернувшись в 2016-й год сейчас? Наверное, ничего. Всё, что я знаю, это три точки. И больше ничего. Вариантов с тремя точками может быть масса, и тот человек, который придумает новый мировой порядок, о котором я еще ничего толком не знаю – возможно, еще не придумал три точки, а возможно ещё и не родился. И может погибнуть масса невинных людей, когда я возомнив себя орудием в руках Бога, начну видеть то что хочу видеть, там где мне это удобно видеть.
Где-то это всё уже было… В каком-то сериале.. Не помню…
Я лёг спать на свою койку, и как это часто бывает, пропустил момент, когда я уснул, и когда сон перемешавшись с моими мыслями, победил меня. Мысли затихли, остался сон. Во сне ты не знаешь, что спишь, хотя бы потому, что не помнишь когда уснул. Забываешь и то, что ты засыпал.
Я шёл по коридору. Коридор очень старого образца, который казался мне очень знакомым. Но, вспомнить, где я мог его видеть, у меня не получалось. Возможно, это был коридор моего детского садика, ведущий видимо в кабинет заведующего.
Я шёл и не мог остановиться. Ноги сами несли меня, и я ими совсем не управлял. А остановиться мне хотелось. Хотелось понять, где я, и что я тут делаю. Но, я не мог.
И вот моя не подчиняющаяся мне рука открывает массивную дверь в кабинет. Я вхожу, и меня одолевает ледяной ужас. Словно душу выбросили из тела и поколотив бросили на мороз. Она стоит среди снега и минусовой температуры, голая и совсем беззащитная.
В кабинете сидел тот, при чьем появлении в театре у двух-трёх человек случался сердечный приступ.
Человек, который был живым полубогом для сотен миллионов людей.
Человек, с чьим именем люди шли на смерть.
Человек, глядя на чей портрет, почти два поколения людей начинали свой день и проживали свою жизнь.
За длинным столом сидели Иосиф Сталин и Лаврентий Берия. И да, я чувствовал ледяной страх.
Я не чувствовал и толики подобного страха, когда разговаривал с австралийским диктатором. Австралиец был для меня обычным человеком, и несмотря на его возможности и некое величие, прошло не так много времени к моменту нашего знакомства, чтобы я писался при виде его глаз.
Но, человек, который сидел передо мной сейчас, был настолько хорошо мне знаком, что не содрогаться при его виде было физически невозможно.
Я не мог остановить свои чувства, и понять, что всё происходящее не может быть реальностью, в силу того, что этого человека давно нет в живых. Да, и жизнь его и смерть, были понятиями весьма относительными. Он, вроде бы умер, но продолжал жить вместе с огромной страной, заботливо любя её и немножко расстреливая в подвалах Лубянки.
Страх и трепет, который он вызывал, передавался через поколения, стоило хоть немножко вникнуть в его биографию, или послушать рассказы о нём.
Это был великий злодей и убийца, это был тиран и спаситель. Он был меньшее из зол, но всё же зло. При этом, я чувствовал, что готов умереть за него, так же, как готов умереть за Джулию. (Джулия и Джугашвили). Я готов быть его жалким рабом, и терпеть удары его жестокой плети, лишь бы его усы шевелились иногда от улыбки на изрубцованном оспой лице.
За это хотелось презирать себя.
Мы так легко обвинили его в том, что он сделал из нашей страны – страну рабов, забыв, что всего за 60-70 лет до его прихода к власти, мы все были крепостными, то есть все теми же рабами. Крепостные лишившись своего рабства, лишились и работы, и кнута, и пряника и хозяина, и обидевшись на подарившего свободу царя, задумали убить его, и аплодировали тому, кому это удалось с седьмой попытки.
Чем же нам так не угодил Сталин? Да просто он сделал из нас новый тип рабов, дав нам работу и смысл жизни, за такой маленький временной отрезок, за который прошлым царям не удавалось сделать из нас свободных людей.
В основе всего нашего богатства, которое не связано с природными ископаемыми – его заслуга.
Зло ли он? Зло. Но, мы ходим по дорожкам построенными по его заказу, из костей наших родителей и дедушек, радуемся этим дорогам, не вспоминаем наших родителей и дедушек, но виним и вспоминаем недобрым словом ЕГО.
И нет, перед нами он виноват не в миллионных убийствах, не в том, что сделал из нас страну рабов, виноват он в том, что умер раньше, чем смог исполнить свой последний план. Мы ненавидим его за то, что не стало явью «И только советская нация будет, и только советской нации люди». Он виноват перед нами за то, что Америка жива и здорова, загнивающий запад не загнил, а его империю мы разрушили после его смерти, чтобы носить китайское барахло американских компаний. Мы все хотим того же, чего хотел он «Чтобы русский Ваня поставил весь мир раком», и ненавидим его за то, что он так и не поставил мир раком, а без него у нас не получается. Мы празднуем его день победы, и мы хотим, чтобы наш новый главнокомандующий, был похож на него. Мы не хотим его, но мы хотим похожего. Что с нами не так?
Мы хитрые, и мы больше не хотим кнут без пряника. И мы голосовали и голосуем за того, кто обещает пряник, или хотя бы кнут с ароматом пряника.
Мы ненавидим Его не за жертвы, а за то, что они были напрасны, и мы не смогли без него закончить его дело.
Мы всё забыли, и этим мы обречены. Мы идеализируем прошлое, и стыдимся настоящего. Мы любим тиранов больше чем творцов, и мы сочувствуем трагедиям тиранов больше, чем трагедиям их жертв. Тиран один, а безликих жертв миллионы, их смерть лишь статистика, пока не умрет кто-то кого мы любили.
Я смотрел на него, становясь к нему всю ближе, и понимая, что ни он, ни Берия меня не видят. Значит, это всё не взаправду. Или взаправду, и всё это было на самом деле, но в не взаправду здесь только я. Всё это было, только не было меня здесь.
-Если мы к 54-му году не перегоним Америку в ядерном вооружении, они ударят первыми. Они уже упустили момент в 45-ом, и всё сильнее пропагандируют возможность нашего нападения. Мы со своими космополитами разобрались, и ещё разберемся. А вот с «ихними» нам не совладать. И бить мы должны первыми, и бить мы должны сильней. Правительство эвакуировать, но естественно не всех. Всех тех, кого репрессировали бы, оставить в Москве и Ленинграде, в первую очередь американцы-засранцы будут бить туда. Пусть наши «нежелательные правительственные элементы» погибнут, как герои в ядерном замесе. Столицу сделаем в другом месте. И да, Лаврентий, место для эвакуации нужно выбрать такое, чтобы американцы туда ни в коем случае не додумались ударить. Поедем в один город, но по туннелям переедем в другой. За 4 оставшихся года, ты силами ГУЛАГа должен построить надежные пути. Сколько у тебя сейчас людей?
-2 миллиона.
-Прибавь 500 тысяч в течение года. Весь социалистический лагерь нужно подготовить. И помни, война неизбежна, и либо мы выиграем, либо от нас ничего не останется. Ступай.
Берия вышел, а Сталин стал расхаживать по комнате.
-Только бы дожить. И только советская нация будет, и только советской нации люди. Если этот мингрел не убежит к американцам, как Рудольф Гесс в Англию от Гитлера, то мы победим, обязательно победим. У нас вариантов нет, как в октябре 17-го, как в гражданскую, как в отечественную.
-У нас никогда вариантов нет. – вдруг сказал я вслух.
-И тут ты прав. – ответил Сталин.
-Вы меня слышите? – ошарашено спросил я, почему-то на Вы. Хотя, что значит почему-то? По возрасту он мне в дедушки годится, да и не повернется язык назвать его на Ты, даже спустя 63 года после его смерти, особенно, когда он перед тобой живой.
-Слышу, слышу. Много вас уродцев из небытия, и каждого слышу. – ответил Сталин.
-То есть вас посещают голоса?
-Вы уродцы знаете, что вас не расстрелять, не репрессировать, вот и глумитесь над сыном сапожника. Всё не можете мне простить, что бросил духовную семинарию, и Бога вашего скинул и заменил. Всю страну могу заткнуть и репрессировать, а вас уродцев не могу.
-Тиран душой, сапожник родом, воздвиг себя на пьедестал, и стал народ «врагом народа», а он один народом стал. – я понял свою безнаказанность и бессмертие в рамках этого мира, и бессилие самого Сталина перед моим присутствием. Я был страшнее Гитлера и сильнее ядерной бомбы. Он ничего не мог мне сделать, и у меня было куда больше власти над ним и его чувствами, чем у него надо мной. Это словно алкоголь, сделало меня смелым и беспричинно борзым. Но, так ли беспричинно? Он заслужил отдельного котла в аду, но мне сразу же сделалось не по себе оттого, что я глумлюсь над 70-ти летним стариком, которому жить осталось три года, и которого прокляли и еще миллион раз проклянут. Которого выставят в мавзолее, как когда-то он выставил своего учителя Ленина, а потом вынесут из мавзолея, оставив Ленина скучать одного. Закопают в землю, накрыв огромной бетонной плитой, чтобы не восстал в сговоре с Дьяволом в стране атеистов.
-Да, чтоб ты сдох пёс юродивый. – жалобно прохрипел Сталин.
-А это, я так понимаю, закос под вашего учителя Ивана Грозного?
-Когда вы меня оставите в покое?
-Вам сказать правду? Сказать, что все ваши старания зря? Сказать, что все смерти ваших друзей, все смерти миллионов людей – всё зря. И страну продадут и распилят, и только в Грузии будут продолжать почитать, и только потому, что грузин впервые в истории стал повелителем трети мира. Сказать вам, что вашего сына посадят почти на десять лет, и он став инвалидом умрёт спустя несколько лет после вашей смерти? Сказать, что дочь ваша сбежит в Америку, которая конечно же останется, поскольку умрете вы через три года, и не будет никакой новой большой войны. И Берия с Хрущевым и Маленковым займут ваше место на троих, а Берию расстреляют в том же году, а Меленкова снимут, а Хрущев останется, а потом его снимет Брежнев, да да, тот самый юнец, которого вы должны скоро включить в высшую власть, его правда быстро уберут, чтобы вскоре вспомнить о нём. А потом будет череда правителей одногодок, а потом придет Горбачев, развалит страну за 6 лет, в противовес вам со старой Ленинской партией, которая создала СССР за 5 лет, только вы на костях и крови, а он на пустом месте. А потом будет Ельцин, а потом Путин. Медведев скажет учителям, что учитель это призвание, и объяснит, что за призвание не должны много платить. Это вы хотите узнать?
-Когда вы меня оставите в покое? – в пространстве произошло что-то странное, словно всё отмоталось назад. Сталин меняющийся на глазах с выступающим ужасом на лице, вдруг вернулся в состояние, в котором был минуту назад.
-В смысле? – спросил я проверяя.
-Когда вам надоест меня доставать?
-Вы умрете через три года.
-Когда вам надоест меня доставать? – спросил Сталин перемотавшись. Да, была информация, которую я не мог ему передать. Это был реальный Сталин в своем реальном времени, страдающий голосами в голове, но не имеющий права и возможности получить историческую информацию из будущего, которая может изменить это будущее. То есть, он состоявшаяся версия истории, и менять что-либо я не мог.
-Я немного отличаюсь от тех голосов, которые вы обычно слышите. Я могу вам помочь и избавить от прочих голосов. Но, мне нужна ваша помощь. Я должен понять, что такое коллегия трех, три точки, религия. О чем вам это говорит?
Сталин, молча начал расхаживать по комнате, озираясь подозрительно. Он не видел меня, я был всего лишь голосом для него, но он знал куда смотреть, и несмотря на его старость, потерлись зубы, а взгляд остался прежним, и долго его выдерживать было сложно.
-В начале 20-х годов, когда власть моя была весьма со