Я даже не знаю, с кем разговариваю, но они определенно отвечают большим жирным нет, когда мой телефон жужжит, принимая сообщения сразу от Луны и Винтер.
Винтер: Вообще–то я в аэропорту, собираюсь лететь в Нью Йорк повидаться с бабушкой, так что не могу. L Хотя, стоит попытаться с Луной. Я думаю, на этой неделе она в Риджфилде.
Когда я открываю другое полученное сообщение, то вскоре обнаруживаю, что Винтер не права насчет Луны.
Луна: О Боже! Это хреново! Жаль, что у меня нет возможности приехать и забрать тебя, мы с Греем уже на пути в Вирджинию. Мы выехали около трех часов назад, но можем развернуться и приехать обратно, если ты в нас нуждаешься.
Несмотря на панику, выжимающую воздух из моих легких, ничего не могу поделать с улыбкой. Луна – одна из самых милых людей, которых я знаю, и если попрошу ее развернуться, она так и сделает. Но я не собираюсь заставлять ее забивать на поездку со своим парнем, чтобы приехать и подобрать мою жалкую задницу.
Я ей отписываюсь и говорю, что все в порядке. Затем с крошечным завистливым огоньком, тлеющем в моей груди, отправляю сообщение Винтер, чтобы она повеселилась в Нью–Йорке.
Это выходные Дня Благодарения. Я должна была отправиться в поездку, чтобы провести праздник с семьей, или, по крайней мере, заняться чем–то еще, а не застрять на обочине дороги, уехав с работы, которая оставляет после себя чувство отвращения внутри.
Закрываю глаза и делаю несколько размеренных вздохов, но воспоминания о том, что было несколько часов назад вспыхивает в моей голове, и моя грудь сжимается.
Музыка гремит, огни мелькают, а воздух воняет алкоголем и грязными деньгами.
Когда я прохожу мимо бара, мужчина просовывает в мой карман двадцатку.
– Разреши мне купить тебе напиток, красотка, – говорит он с зубастой ухмылкой, его рука покоится на моем бедре.
Я с трудом сдерживаю желание врезать своим кулаком по его лицу за то, что он положил на меня свою руку, а вместо этого мило улыбаюсь.
– Извини, но я не могу пить на работе.
Другая его рука находит мою талию, и он притягивает меня к стулу, на котором сидит. От него пахнет несвежим арахисом, а его лысая голова отражает неоновые потолочные лампы.
– А как насчет попозже, – он наклоняется, прислоняя свои губы к моему уху. – Когда закончишь свою смену, встретимся у черного входа, – его руки блуждают по моей заднице. – Обещаю, ты не пожалеешь, если сделаешь это.
Я инстинктивно поднимаю руку, чтобы ударить его по лицу, но Гас, управляющий, стреляет в меня предупреждающим взглядом из бара. Исправляясь, я напяливаю фальшивую улыбку, которая начинает казаться все более настоящей с каждым проходящим днем.
Телефон жужжит в моей руке, сильно меня пугая. Мои пальцы дрожат, когда я открываю сообщение, надеясь на то, что оно от Ари, который отвечает «да», он приедет и заберет меня. Но на экране высветилось имя Луны.
Луна: Я написала Беку, и он сказал, что остался дома вместо того, чтобы отправиться с семьей в Вейл [горнолыжный курорт в штате Колорадо, США], поэтому приедет тебя забрать. Просто сообщи ему, где ты находишься. И обязательно напиши мне, когда доберешься домой, чтобы я знала, – ты добралась благополучно J
Ее сообщение милое, но упоминание Бека заставляет мой желудок связаться в узел. Бек все еще один из моих лучших друзей в целой вселенной, возможно больше, чем даже Винтер, Луна и Ари вместе взятые. Но, хоть я и рассказываю ему практически обо всем, никогда не упоминала и не планирую упоминать о своей новой работе. А когда он увидит меня в моей униформе, противно воняющую потом и пивом, он поймет, что что–то случилось.
Я шлепаюсь головой назад, на подголовник, и пялюсь вверх на дыру в обивке потолка. Черт, что мне ему сказать? Я всегда вожу с собой дополнительную сменную одежду, но полночи не ложилась спать, пытаясь выследить свою мать в местном баре, и закончила тем, что спала дольше, чем обычно. Я спешила, когда уезжала из дома, и забыла взять свою обычную одежду.
Прежде чем у меня поучается прийти к решению, звонит мой телефон, и экран освещает темную машину.
– Легок на помине, – вздохнув, отвечаю я. – Привет.
– Привет, – отвечает он легким тоном. – Слышал, что ты попала в небольшую беду.
– Ага, моя машина снова сломалась, но следует отметить, что ты, кажется, доволен этим фактом.
– Я лишь счастлив, что снова могу приехать и разыграть из себя рыцаря в сияющих доспехах для тебя.
– Разве ты не достаточно этого делал? Я думала, что ты, должно быть, уже устал.
– Это поэтому ты мне сама не написала? Потому что думала, я ленивый рыцарь в сияющих доспехах? – шутит он, но капля обиды присутствует в его интонации.
– Нет, я думала, что ты в Вейле, – отвечаю я, наблюдая за проезжающей машиной.
Правда в том, что я не была уверена, – в Вейле он, или нет. Я просто не позвонила ему, потому что:
1) Бек уже сделал для меня слишком много. И это казалось нормальным, пока мы были моложе, я чувствую себя жалкой из–за того, что мне постоянно нужна его помощь, а я уже взрослая.
2) В целом, что он увидит меня в этом барахле, моей рабочей униформе.
3) Бек из очень богатой семьи, и иногда ему тяжело понять финансовую борьбу, например, почему я до сих пор не отремонтировала свою дерьмовую машину. А ответ «потому что не могу себе это позволить» приводит к предложению дать мне денег, которые я никогда не приму, не смотря на настойчивость.
Есть еще номер четыре, но я ненавижу о нем думать, в большей степени потому, что ненавижу сам факт его существования. Но он должен быть. Другими словами, Бек и наша дружба как–то стала слишком сложной. Середина года в старшей школе была прекрасным примером именно этого.
Мы были на вечеринке, и после слишком большого количества напитков и грязных танцев, мы оказались в спальне Бека, что не было странным, мы много раз это делали, но та ночь чувствовалась по–другому. В ту ночь его прикосновения и улыбки были причиной того, что мой живот трепетал.
– Ты кажешься нервной, – сказал он, когда мы сидели на его кровати лицом друг к другу со скрещенными ногами. Музыка вибрировала через пол, а мягкий свет просачивался через комнату.
– Я всегда нервная, – призналась я. Из–за Бека, единственного человека, который на самом деле понимал глубину моей тревожности. – Ты это знаешь.
– Я знаю это, – он заправил прядь волос мне за ухо. – Но это не значит, что я хочу знать меньше, так что выкладывай.
– Просто сегодня вечером ты заставляешь меня слегка нервничать, – я не знала, что еще ему сказать, если не правду, даже если это связано с ним.
Он в шоке прижал руку к своей груди:
– Я?
Я кивнула, уставившись вниз на стеганое одеяло.
– Хотя, я не знаю почему, – или я, возможно, знала, но просто не хотела этого упоминать.
Он обхватил рукой мой подбородк и поднял мою голову вверх.
– Я не хочу, чтобы ты когда–нибудь нервничала рядом со мной. Что я могу сделать, чтобы стало лучше?
Я потрясла головой, и по какой–то дикой странной причине мой пристальный взгляд блуждал по его губам. Я делала так всю ночь, задаваясь вопросом, каково будет целоваться с ним? Я знала, что он перецеловал кучу девчонок, и знала о слухах, что он великолепно целуется. Мне было любопытно узнать не только, как целоваться с Беком, а вообще узнать о поцелуях. У меня насчет этого были правила. Правила оберегали меня от того, чтобы я не превратилась в свою мать. Конечно, с алкоголем в моей системе, кажется легко нарушать правила.
– Я на самом деле не знаю, – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от его губ.
Наступила тишина, за исключением громыхающей музыки, играющей внизу. Мне было интересно, что делают прямо сейчас остальные, что делали мои друзья. Им было веселее, чем мне? Сомнительно, поскольку мои самые веселые моменты связаны с Беком. Плюс, он заставлял меня чувствовать себя такой защищенной, особенно когда обнимал меня. Иногда мне хотелось навечно остаться в его руках. Жизнь была бы намного проще в этом случае.
– Виллс, – его голос был низким и хриплым.
Я оторвала свои глаза от его рта и встретилась с его пристальным взглядом. Его глаза горели не поддающимся расшифровке голодом. Я не могла понять, что стало причиной взгляда, пока он не нагнулся и не притронулся своими губами к моим губам.
Я сильно зажмурилась, раскрыла свои губы и на останавливающий–сердце, сжигающий–душу, возбуждающий–момент жизнь была прекрасна. Затем я отделалась от своей глупости и вспомнила, что жизнь не идеальна. Я жила в несовершенстве с тех пор, как мне исполнилось шесть.
Внутри меня поднялась паника, и я сбежала, как трусиха.
В течение нескольких недель после этого, я едва ли могла смотреть Беку в глаза. То были самые одинокие дни за всю мою жизнь. Единственной причиной, по которой мы с ним могли снова быть друзьями, было правило. Простое правило. По крайней мере, казалось таким на бумаге.
Абсолютно никакого контакта губ.
Да, это было мое правило. Я отдала Беку копию, а оригинал держала в своем бардачке. Наличие этой написанной на бумаге границы, казалось, сработало для нас.
Вроде…
– Ты кажешься напряженной. Что происходит? – тревожный голос Бека выманивает меня из воспоминаний.
Страх промчался сквозь меня, когда рядом загудела машина, а я опустилась еще ниже на сидении.
– Я всегда напряжена. Это приходит, когда ты беспокойный человек, – говорю ему. – Но то место, где я сломалась, также не помогает моей тревожности.
– Где именно ты находишься?
– На трассе между Риджфилдом и Фэйрс Холлоу.
– Бля, это на середине в никуда.
– Да, я знаю. Я… – я что? Еду домой с работы? Ведь он думает, что ты работаешь в библиотеке, которая далеко–далеко отсюда. – Мне пришлось съездить по нескольким поручениям своей матери, а моя тупая машина решила, что стоит снова перегреться. – Боже, я ненавижу ему врать. От этого болит мое сердце.
– Тебе действительно нужно, чтобы твою машину посмотрели, – говорит сквозь болтовню и фортепианную музыку, которая усиливается на заднем фоне.
– Я так и сделаю, – лгу я. Я подчеркивала это ранее, пытаясь объяснить отсутствие денег, но с Беком это не работает. – Где ты? Я слышу сильный шум.
– Я у сестры. Она закатывает вечеринки за неделю до дня Благодарения.
– В чем смысл?
– Точно. По крайней мере, для нее. Но ты же знаешь, какая Эммалин. Она устраивает вечеринки за неделю до всех праздников. Помнишь, что она сделала на Пасху, несколько лет назад?
Я улыбаюсь.
– Да, помню. Ты заставил меня пойти с тобой и рассказал всем детям за детским столом, что мы ели кролика. Они посходили с ума и начали плакать, а твой отец так разозлился.
– Мой отец всегда злится, – напоминает он с оттенком горечи. Единственное время, когда Бек кажется ожесточенным, это когда говорит о своем отце, холодном, неэмоциональном мужчине, который больше любит работать, чем быть отцом и мужем. – Но в тот раз, это того стоило, хотя бы чтобы посмотреть на лица тех детей.
– Иногда ты можешь быть таким злым.
– Как и ты. Поэтому вместе мы такие классные. На самом деле, думаю, что мы можем создать воплощение совершенства.
В глубине души я знаю, что он не имеет в виду, что мы были бы классной парой, но мои губы все равно тянутся вниз. Не из–за того, что Бек был бы плохим парнем; я просто предпочитаю не думать о парнях: о том, чтобы иметь одного и разрушить свою жизнь, иметь одного и быть поглощенной им, закончить как моя мать, потому, что буду так зациклена на нем. А Бек, он определенно сможет меня поглотить. Я чувствую магнитное притяжение, ошеломляющее чувство погружения каждый раз, когда я рядом с ним.
Я бросаю взгляд на бардачок, думая о правиле. Понимая, что от его существования мне легче дышать.
– Может, мне попытаться снова написать Ари, – меняю я тему. – Не хочу, заставлять тебя уезжать с вечеринки твоей сестры.
– Слишком поздно для этого. Я уже в машине.
Если бы мне давали пенни за каждый раз, когда он это говорит, начнем с того, что я бы не была в этой грязи.
– Кроме того, – продолжает он. – Я не собираюсь упустить свой шанс стать твоим рыцарем в сияющих доспехах, только для того чтобы остаться здесь и послушать болтовню друзей моей сестры о фондовом рынке.
– Именно об этом вы, богачи, теперь разговариваете? – дразнюсь я, затаившись на своем сидении, когда свет фар проходит через заднее стекло моей машины.
– О, Боже, ты и понятия не имеешь, – ворчит он. – Клянусь, если бы я еще послушал о биржах, объемах и доходности, мне бы пришлось начать петь песню Linkin Park’s «One Step Closer» во все горло.
Я хихикаю:
– Боже, я бы с удовольствием посмотрела на это.
– Однажды я сделаю это ради тебя.
– Я буду настаивать на этом, – дразнюсь я, затем резко вздыхаю, когда фары приближаются.
Я оборачиваюсь, чтобы мельком посмотреть в окно, но не могу сказать, машина едет до смешного медленно, или же она остановилась. Я проверяю еще раз, чтобы убедиться, что двери закрыты, затем опускаюсь ниже на сидении.
– Хотя это должно быть на одной из твоих вечеринок. Такая фигня точно соответствовала бы тупым вечеринкам, которые постоянно устраивает моя мать. Кто–то постоянно о чем–то кричит, – я прикусываю язык, как только это произношу. Пока Бек знает, каким человеком является моя мать, он не нуждается в моем нытье о своей жалкой жизни. – Извини. Не хочу наговаривать на свою мать. Она просто добавила мне головной боли за последнее время.
– Полагаю, Клод «ковыряльщик в носу» порвал с ней?
– Разве он «ковыряльщик в носу»? Я думала, это был Валли.
– Нет, я абсолютно уверен, Клод – «ковыряльщик в носу». А Валли – «брови–гусеницы».
– Знаешь, что? Думаю, ты прав, – я на грани того, чтобы улыбнуться, только Бек может заставить меня сделать это, когда мы разговариваем о куче бывших моей матери.
Вообще–то, это была его идея, давать им клички, после того, как я сообщила, что мне тяжело запоминать их имена. Мы начали давать им причудливые прозвища, основываясь на их привычках и странных характеристиках, таких, как Клод «ковыряльщик в носу», Валли «брови–гусеницы «, Эд «застрявшие трусы».
Фары осветили мою машину, когда автомобиль остановился позади меня.
Черт, кто–то остановился.
Когда я сжимаюсь на сидении, кто–то стучит в мое окно. Повернувшись, я чуть не ударяюсь головой о потолок.
– Тебе нужна помощь? – парень за двадцать улыбается мне через окно. – Я не очень хорош с машинами, но и могу тебя куда–нибудь подвезти.
Я проглатываю судорожный вдох:
– Я в порядке. Вообще–то мой друг уже в дороге, чтобы забрать меня. Он будет здесь через несколько минут, – вру я. Беку понадобится, по крайней мере, двадцать минут, чтобы сюда добраться.
– Ты уверена? – спрашивает он, щурясь, чтобы получше меня рассмотреть через окно.
Я сглатываю:
– Я в порядке. Обещаю.
Его внимательный взгляд путешествует по моим выставленным на показ ногам, и я ерзаю на сидении, одергивая ниже край куртки.
– Ну, тогда хорошо, – он пялится на меня еще одно шумное биение сердца, прежде чем отправиться назад к своей машине.
– Виллоу, что, к чертям, происходит? – спрашивает Бек через сжимаемый мной телефон.
Выпуская неравномерный вдох, я обратно прикладываю телефон к уху.
– Какой–то парень просто остановился, чтобы посмотреть, не нужно ли меня куда–нибудь подвезти, – я бросаю тревожный взгляд в зеркало заднего вида на неподвижную машину. – Как далеко ты находишься?
– Я буду на месте где–то через десять минут, – говорит он. – Тот парень уехал?
– Нет. Он сейчас просто сидит в машине… хотя уверена, что он скоро уедет, – я надеюсь.
– Твои двери закрыты?
– Да.
– У тебя все еще есть тот перечный спрей, который я тебе купил?
– Да, он в бардачке, – я наклоняюсь через консоль, чтобы его достать. – Надеюсь, что он еще работает. Ты мне его дал вечность назад, – около года назад после того, как мне пришлось подбирать маму из какого–то подозрительного бара, и я подверглась нападению группы каких–то пьяных парней. Когда рассказала Беку о том, что произошло и как была напугана, он пошел и купил мне баллончик перечного спрея, и заставил пройти курсы самообороны.
Это Бек делает для меня, всегда присматривает за мной. Он был таким с тех пор, как мы были детьми, и пообещал мне в машине, что всегда будет рядом для меня.
В то время я верила, что он никогда не нарушит того обещания. Сейчас, когда я старше, то понимаю, что однажды, когда он влюбится, то станет рыцарем в сияющих доспехах для кого–нибудь другого. Кем бы она ни была, она будет очень счастливой, потому что Бек – замечательный. Идеальный. Но не для меня.
Ни один парень идеально мне не подходит. И я не идеальна для любого парня.
Ничто никогда не идеально.
Мне действительно стоит научиться тому, как прекратить полагаться на него так часто. Прекратить проводить так много времени с ним.
От последней мыли мне плохо.
Я сжимаю баллон перечного спрея в своей руке.
– Интересно, когда заканчивается срок годности перечного спрея.
– Не уверен, – он, кажется, встревоженно–взволнованным, редкий случай для Бека, и мое беспокойство стремительно возрастает. – Он все еще там?
– Ага, – мне даже не нужно смотреть, чтобы знать. Ослепляющие фары говорят о его присутствии.
– Если он снова выберется из машины, клади трубку и звони в полицию.
Скорость моего сердца увеличивается так быстро, что я беспокоюсь о том, что могу получить сердечный приступ.
– Бек, я думаю…
Парень стучит в окно со стороны пассажирского сидения, а я испуганно бросаю телефон.
– Твою мать.
– Эй, я тут подумал, может, я могу посидеть с тобой, пока не появится твой друг, – его губы кривятся в ухмылке. – Кстати, я – Дэйн.
Типа то, что он назвал свое имя, как–то заставит меня больше желать его проникновения в машину.
Удерживая взгляд на нем, я наклоняюсь и ощупываю вокруг в поисках телефона.
– Ну же, – продолжает Дэйн, ухмыляясь мне. – Я не кусаюсь. Клянусь.
– С–слушай, Дэйн, спасибо за предложение, – глубоко вдыхай, Виллоу. Глубоко вдыхай. Найди свой телефон и позвони в полицию.– Н–но, как я и сказала, мой друг будет тут в любую минуту.
Он бросает быстрый взгляд в обе стороны пустой дороги, затем снова на меня.
– Ты точно в этом уверена? Потому что я не вижу ни одной приближающейся машины.
– Д–да, я уверенна, – успокойся. Стабилизируй свой голос. Прекрати паниковать.
Его глаза жадно впитывают мою униформу.
– Твоя одежда выглядит, как у одной из тех девочек из «Crazy», «Crazy Morellisin's» Ты там работаешь? [название переводится как «грех сумасшедшего Морелли»].
Я тяжело сглатываю. «Crazy Morellisin's» – так называют постоянные клиенты клуб, где я работаю. Постоянные клиенты – самые ужасные. Иногда они ждут у задней двери, чтобы сделать незаконные предложения танцовщицам и официанткам, когда мы уходим с работы. Некоторые девушки соглашаются. Хотя я никогда не нуждалась в деньгах настолько отчаянно. По крайней мере, это – то, что я говорю себе. Но иногда, я спрашиваю себя, насколько сильно похожа на свою мать. Наверное, я живу в отрицании, когда говорю, что никогда не буду, как она. В конечном итоге, это именно тот вид работы, которым занималась моя мать, чтобы заработать наличку.
– Нет, – я вру парню. Мои пальцы касаются телефона, и я неуверенно выдыхаю, когда сажусь обратно и прикладываю к уху трубку.
– Эй, Бек, ты все еще тут? – говорю я достаточно громко, чтобы слышал парень. Я пытаюсь не дать дрогнуть выражению лица, когда понимаю, что линия разъединена. – Пару минут? Да, хорошо. Звучит здорово.
Парень осматривает меня, словно сомневаясь, лгу я или нет. Ну, или это, или он просчитывает возможность, как пробраться в мою машину и не попасть под распыление перечного спрея, который я держу в руке.
– Ты уверена, что твой друг едет? – спрашивает он. – Кажется, словно дорога сюда занимает у него ужасно много времени.
Я начинаю отодвигать телефон, чтобы позвонить в полицию, когда BMW выскакивает на обочину дороги, паркуясь прямо впереди меня. Дверца со стороны водителя открывается, и выскакивает Бек.
Спасибо Господи. Спасибо Господи. Спасибо Господи!
Я бросаю взгляд на чувака.
– Видишь? Мой друг…
Он уже трусит обратно к своей машине.
Бек направляется вниз по обочине дороги, проходит мою машину, и направляется прямо к парню с выражением на лице, которое кричит я–собираюсь–надрать–чью–то–задницу. Бек не любитель подраться, поэтому несмотря на тот факт, что я с удовольствием посмотрела бы, как надерут задницу гадкому чуваку, я поспешно выбираюсь из машины, чтобы его остановить.
– Просто дай ему уйти, – говорю я Беку, следуя за ним.
– Ни хрена, – он продолжает двигаться вперед, когда парень запрыгивает в свою машину.
Я хватаюсь за рукав Бека.
– Я не хочу, чтобы ты ввязывался в драку на обочине дороги, где–то на середине в никуда, с каким–то странным, гадким чуваком. Это того не стоит.
Он пытается вырвать руку из моего захвата, но я держу из последних сил, не давая ему освободиться до тех пор, пока парень не выезжает резко на дорогу.
Бек ругается, когда машина увеличивает скорость, оставляя позади облако пыли.
Освобождая его рукав, я быстро двигаюсь по обочине дороги и щурюсь в темноте, пытаясь разобрать модель транспортного средства. Мне удается распознать металлическую лошадь сзади на багажнике и приходит мысль присматривать за Мустангами на парковке у клуба. По крайней мере, тогда я буду предупреждена, что он там.
Мой желудок скручивается от тошноты из–за мысли, что я снова увижу гадкого Дэйна.
– Тебе стоило позволить мне надрать его задницу, – ворчит Бек, быстро несясь ко мне.
– Нет, я не должна была, – я скрещиваю руки на своей груди. – Ты не ввязываешься в драки. И я не собираюсь позволять тебе превращаться в такого человека из–за меня.
– Это не было бы твоей виной. Он заслуживает того, чтобы ему надрали задницу, – тон его голоса неожиданно резкий, и очень не похож на спокойного, собранного Бека, которого я знаю. Он медленно двигается ко мне, и пусть я и высокая, мне приходится поднимать подбородок, чтобы встретиться с его пылающим, внимательным взглядом. – Я слышал каждую хрень, которую он тебе говорил. Пытаясь принудить тебя впустить его в машину… – он трясет головой, сжимая и разжимая свои ладони. – Мы должны сообщить о нем в полицию.
– У меня есть только марка его машины, нет номерного знака. Так что они, возможно, не смогут выследить его, – мое тело дрожит либо от шока, либо от того, каким расстроенным кажется Бек. – Кроме того, что я им скажу? Что какой–то парень стоял около моей машины и разговаривал со мной? Технически, он не сделал ничего плохого.
– Ага, потому что появился я и напугал его, – он грубо проводит своими пальцами по своим светлым волосам. – Бля, Господь знает, что он сделал бы, если бы я не … – он в который раз трясет своей головой, гневно смотря на мою машину. – Я бы хотел, чтобы ты просто разрешила мне купить чертову новую машину.
И вот началось.
– Ты не будешь покупать мне машину, так что не будь занудой.
Он подходит ко мне и заправляет прядь волос за мое ухо, буря в его глазах превратилась во что–то нечитаемое, но это заставляет мое сердце пропустить удар.
– Тогда дай мне заплатить за ремонт твоей машины.
Я трясу головой, говоря бабочкам в моей груди заткнуться. Бабочки, которые не покидают меня с нашего поцелуя. Хотя это не значит, что я должна их слушать. Они просто такие глупые и неважные. Из–за того, как я веду себя с ними, позволяя им контролировать меня, – от этого у меня настоящие проблемы.
– Заботиться обо мне – это не твоя обязанность.
– Почему не моя? Я обещал тебе, что буду.
– Да, но… Это было много лет назад. Мы были детьми. Ты даже не знаешь во что ввязываешься.
– Я не чувствую себя обязанным, если это то, что ты подразумеваешь, – он дотрагивается кончиком пальца до кончика моего носа, его губы дергаются в полу–улыбке. Клянусь, мое сердце ощущает приятную теплоту. – Заботиться о тебе – самое любимое занятие, поэтому прекрати спорить и дай сделать то, что я люблю.
– Бек… – я напрягают свой мозг, чтобы сказать что–то правильное. – Ты – мой лучший друг, и предполагается, что лучшие друзья не платят за ремонт машины друг друга. Это не правильно, не важно, как сильно ты любишь это делать.
Он выгибает бровь.
– Кто говорит, что это не правильно?
– Я, – я провожу ладонями вверх и вниз по своим рукам, когда холодный ночной воздух проходит через ткань моей куртки. – Мне надо начать больше заботиться о себе самой и прекратить так часто на тебя полагаться. Я слишком взрослая, что бы ты все еще меня спасал, – вот, я сказала то, что нужно было сказать. Я должна чувствовать себя лучше, правильно?
Тогда почему я так хреново себя чувствую?
Он коснулся моей щеки, заглядывая в мои глаза.
– Я не пытаюсь тебя спасти. Мне просто не нравится, что ты катаешься на небезопасной машине, особенно, когда допоздна работаешь и направляешься по дороге, которая ведет в чертово никуда, – его брови резко опускаются, когда его внимательный взгляд направляется к шортам, которые на мне и едва прикрывают мою задницу. Несколько мгновений он моргает, затем его глаза снова встречаются с моими. – Подожди… Где ты сегодня была? Я думал, что ты работала.
Паникуя, я придумываю, какую ложь рассказать ему. Была на вечеринке? Танцевала в клубе? Ха! Типа это когда–нибудь сработает. Я редко выбираюсь на вечеринки и еще реже одеваю такие короткие шорты.
Невозможно придумать хорошую ложь, я решаю, что вечеринка – мой лучший выбор.
– Я была на той вечеринке с девчонками из своего класса по химии. Это была вечеринка у бассейна, но ты же знаешь, как сильно я ненавижу плавать, так что просто пошла в шортах.
Боже, я ненавижу ему врать.
Но будет хуже, если рассказать правду.
Его внимательный взгляд снова падает на мои ноги. Кусая свою губу, он тянется и проводит своими костяшками по внешней стороне моего бедра.
– Как так происходит, что ты никогда не одеваешь такие вещи на мои вечеринки у бассейна?
Я дрожу от неожиданного прикосновения, и Господи боже, эти глупые бабочки практически лишаются своих чертовых рассудков.
– Я, ммм... – я прочитаю свое горло, пытаясь очистить свою систему от дрожащей интонации. Не то, чтобы он никогда раньше не трогал твою ногу. Иисус, возьми себя в руки. – Я не знаю… потому что я знаю тебя и знаю, что ты не рассердишься на меня за то, что не следую дресс–коду вечеринки.
Сжимая вместе свои губы, он медленно бредет взглядом по моему телу к моему лицу. Я изучаю его глаза, пытаясь интуитивно его почувствовать, смотрю, купился ли он на мою ложь. Если кто и может распознать мое вранье, так это Бек. Хотя, я вообще не могу понять его настроение. Я всегда могла это делать, но в последнее время что–то изменилось. Так, что я потеряла возможность читать своего лучшего друга, или он стал сильнее закрыт?
Его губы кривятся в хитрой ухмылке.
– Ну, больше нет.
– Хм?
– С этого момента, я буду выходить из себя, если ты не будешь следовать дресс–коду моей вечеринки, – он скрещивает руки и кажется очень довольным собой. – Поэтому в пятницу, тебе лучше показаться на моей вечеринке, одетой в сексуальное черное платье.
Я морщу нос.
– У тебя вечеринка на следующий день после Дня Благодарения, что требует от людей одеваться в сексуальные черные платья? Какая у нее тема?
– Сделаю–такую–черт–возьми–какую–захочу тему, – его глаза сверкают в свете моих сигнальных огней. – А так как ты такая любительница вечеринок, теперь мне не надо умолять тебя прийти.
Дерьмо. Я не очень хорошо продумала это.
Почему меня не отпускает чувство, что он знает, где я сегодня была, и просто пытается заставить меня сознаться?
Он дает мне секунду признать, что я лгунья, но будучи большой трусихой, все, что делаю, – киваю.
Разочарованно вздыхая, он прогуливается мимо меня.
– Поехали, давай доставим тебя домой. Я бы спросил – хочешь ли ты, чтобы я заказал эвакуатор, который забрал бы твою машину, но уже знаю ответ, – он останавливается перед моей машиной, где я оставила фонарик, балансирующий на бампере, и нагибается, чтобы осмотреть двигатель. – Итак, еще я могу завтра забрать тебя, и мы вместе приедем сюда и починим это, или можем одолжить грузовик Ари и отбуксировать машину к дому твоей матери.
– Возможно, отбуксировать будет лучше, учитывая, что я на сто процентов уверена, что с ней не так, – я отхожу за него, чувствуя себя взволнованно из–за того, что произошло, и от желания этой утешительной близости.
Он внимательно смотрит на двигатель, нагнув свою голову, его рот сжимается в тонкую линию. Я не знаю, что творится у него в голове, но мне не нравится, каким расстроенным он выглядит, и я ненавижу то, что я приложила к этому руку.
– Спасибо за спасение моей задницы, – я чувствую необходимость сказать, так как вина шевелится в моей груди. – А также за то, что снова был моим рыцарем в сияющих доспехах.