Соня Адлер
Я тебя люблю, и я тебя тоже нет
OCR Eleanorlib
«Я тебя люблю, и я тебя тоже нет»: Лимбус Пресс; Москва; 2004
ISBN 5‑8370‑0109‑3
Аннотация
«Я тебя люблю, и я тебя тоже нет» — смелый и искренний роман о чувстве и сексе. Героиня соблазняет девушек одну за другой. Одержимая погоней за новыми победами, она не замечает, как остается одна среди руин любовной войны. Стремительное развитие сюжета, мастерские диалоги, точные образы — все в этом романе вовлекает читателя в водоворот страстей.
Соня Адлер
Я тебя люблю, и я тебя тоже нет
Это началось почти три года назад. Я была в очередной раз безумно увлечена и, не знаю почему, выбрала именно Кирку в качестве телефона доверия. Мы гуляли по осеннему лесу пригорода, я курила сладкие от примеси свежего воздуха сигареты и нагло скидывала на Кирку свой душевный мусор.
Мятая тропинка вывела нас к озеру. Оно было такое тихое, что ли… ну, словом, вело себя очень скромно — и деликатно не нарушало нашего с Киркой тет‑а‑тета. Мы устроились на березовом бревне с облупившейся старой кожей и замолчали в ответ осенней тишине. То есть замолчала я — Кирка никогда не была многословной, что меня впоследствии и раздражало, кроме всего прочего. Кирка зависла в своей обычной позе — голова ниже плеч, а плечи, как непробиваемые щиты, — и что там выражает ее фэйс в данный момент — неизвестно.
Видимо, готовы были обе. А может, Кирка, с перепугу от таких новостей, не знала, как себя вести… Я положила ладонь на ее позвоночник и сквозь скафандр одежды ощутила тепло ее тела… а потом меня сорвало с катушек. Мы шатались по лесу как пьяные и тормозили у каждого дерева, хватаясь за него, как за спасательный круг, чтоб не утонуть в безумстве…
|
|
Потом долго ничего не было и даже не вспоминалось, вслух во всяком случае. А потом, однажды в дикой депрессухе, я приехала к ней в общагу. Мы пили скучный чай с изуродованным долгим путешествием до Киркиного стола мармеладом. Кирка вдруг несмело коснулась моей руки в изгибе локтя… и меня как‑то сразу подтопило.
Что‑то я от нее такой страсти не ожидала… Кирка так истерзала мое тело ласками, что мне казалось, я сейчас полечу от ощущения бесконечной легкости. Полная потеря реала!
Когда она провожала меня до автобуса, ее физиономия светилась. Хех, моя, наверняка, тоже.
— У тебя что, был опыт?
— Нет… — Кирка мотнула головой с растрепанными, как у драчливого воробья, перьями короткой стрижки. Блин! Могла бы и причесаться!
— А чего так классно ты эт делаешь?
— Не знаю… — Кирка довольно улыбнулась. Я достала сигарету.
— Н‑да… а я ведь тебя теперь не отпущу, — я закурила и с интересом пронаблюдала за Киркиной реакцией.
— Хорошо, — Киркина физиономия просто‑таки залучилась. — Не отпускай.
День был такой… никакой. Я вяло фланировала от кульмана до курилки, от курилки до кульмана и снова от кульмана до курилки… Работать не хотелось. Я ждала вечера — когда я увижу Милену.
Эту сербку занесла в наши дальние края природная жажда к авантюре и более того — к деньгам. Она была старше меня почти на десять лет. Ее холодные серые глаза были всегда как‑то бесстыдно широко открыты, и я никогда не могла понять интонацию ее взгляда. Мы встретились на днюхе у моей подруги, муж которой работал в турфирме, где и командировалась Милена. Когда я вошла в комнату, первое, на что я натолкнулась, это были ее серые глаза Они смотрели конкретно на меня, и я смутилась от непонятки, что в них было — радость или смех? Хм, впрочем, в любом случае это был интерес, клянусь! Вот на него‑то я и запала, как закомплексованный подросток. Милена сводила меня с ума своим неясным поведением. Как в игре в жмурки. Я с завязанными глазами нелепо шарю руками по воздуху, в то время как Милена неуловимо летает где‑то рядом, мучая меня легкими прикосновениями. Коснется и растает, с иронией наблюдая мою растерянность. И так почти два месяца с изматывающими меня перерывами, когда она выезжала по делам из города. И сегодня вечером продолжится та же мучительно‑сладкая игра.
|
|
Словом, я томилась весь день, досадуя на нерасторопность часовых стрелок. Мой триллионный дуэт с сигаретой нарушил наш фотограф. Это был длинный костистый парень с красивой мордой. И морда сегодня была что‑то невыспавшаяся. Я кинула ему дружелюбную улыбку.
— Приветик! Че такой помятый?
— Да‑а‑а… — он поморщился и со скрипом сложил себя пополам на стуле.
— Тока очнулся, штоль? — Я уцепилась за Егора, как за игрушку, которая отвлечет меня хоть немного от капризов моего настроения.
— Печатал всю ночь, — Егор вяло задымил своей вонючей сигаретой.
— Бедный! По объекту что‑то или свое? — Я отметила, что начинаю провоцировать самое себя на приключение. Катаясь взглядом по его неудобно сгруппированному телу, я поняла, что сотворю, однако, очередное хулиганство.
|
|
— Да — ваше!
Меня рассмешила интонация его ответа — наш Егор считал себя большим художником в области фотографии, и обязаловка пахать на нашу контору его оскорбляла. Веселясь все более, я уже точно знала, что нашла способ забить до вечера тоску по Милене.
— А хочешь, я тебе массажик сделаю?
Нa убитой ночной вахтой физии фотографа стала робко проявляться жизнь. А я гоняла дым поверх его головы, садистски наслаждаясь из засады пульсирующим в его глазах недоумением. Хех, любопытство карася сгубило, и он, не выдержав, кинулся‑таки на приманку:
— А… ты умеешь?
— Сделаю, не боись, — сказала я, но почему‑то мне уже стало скучно.
Егор выдержал паузу, что‑то там себе соображая, и вдруг резко проснувшимся голосом сказал:
— Ну, пошли! — И поднялся.
Я почувствовала, что инициатива из моих рук начала переплывать в его лапы. — «Обломишься, дорогой!»
Фотомастерская была помещением непонятного с первого взгляда назначения, заполненная хаосом предметов и запахов. Первой бросалась в глаза обыкновенная квартирная ванна, в которой Егор попеременно мыл то отпечатки, то свое тело. Впрочем, не только свое. За неуклюжим гробом сушильного шкафа пряталась, продавленная множеством неизвестных нашей конторе тел, тахта. Стол, пара стульев, низкий шкаф, полки, пол — все было завалено частями аппаратуры и издержками Егорова фотопроизводства. Со стен хвастливо выпирали обнаженные части запечатленных моделей.
Я, теряя уверенность, тормознула в центре комнаты и застыла на месте как памятник. За спиной чмокнул дверной замок. Я обернулась — Егор сунул руки в карманы брюк и стоял у порога, как непрошеный гость.
— Ну, чего?.. — буркнул он басом.
— Чего‑чего… ложись!
Егор двинулся к тахте, стягивая по пути рубаху. Не глядя на меня, шлепнулся на хлюпнувший матрас мордой вниз и замер.
Длинная Егорова спина вызывала у меня только одну эмоцию — скуку. Делать ему какой‑либо массаж мне уже совсем не хотелось. Я нехотя опустилась на тахту, усмехаясь нелепости мизансцены. Беззащитно обнаженная спинка Егора напряглась.
— Ну?..
— А чего ты ждешь?
— Давай — делай…
— Массаж?..
— Ну — массаж! — Спинка занервничала.
«Пива, что ли, попить? Надо будет потом с Егора стрясти…» — я наклонилась к его спине и легонько припечатала на его загривке равнодушный поцелуйчик. Спинка замерла, чего‑то ожидаючи… хех. Руки мои пропутешествовали по теплой коже. Смуглая какая — аж завидно! Я снова наклонилась и принялась тревожить кожу губами и дыханием — по позвоночнику вверх и потом вниз. Вооружилась языком. Егор молчал и не шевелился. Мои руки сползали по его торсу вниз и наткнулись на пояс брюк. Я принялась расстегивать ремень. Егор приводнялся. После некоторой возни с его брюками я стянула их вниз вместе с трусами. Худая Егорова задница меня не заинтересовала. Я просунула руку под его живот и наткнулась на обалденный инструмент. Вот это габариты!
В моей ладони забилось горячее сердце крупного самца. Егор повернулся на бок. Я медленно стала забирать в рот Егорово орудие.
Во все время моего общения с этой штукой Егор не проронил ни звука. Этот доморощенный гений фотодела с каким‑то молчаливым достоинством принимал все мои извращения с его, уже упрямо стоявшей, елдой.
— Давай раздевайся! — Ну, вот и проявился его сногсшибательный басок.
Терпеливо дождавшись, пока я стяну с себя последнюю фиговую тряпку, Егор как‑то уж совсем невежливо повалил меня на тахту и, без предисловий, вставил свой член. Вот тут я всем своим нежным нутром ощутила его размерчик. Грубо оттрахав меня и замычав напоследок, Егор предусмот рительно вывалил свой агрегат мне на живот, обильно залив его спермой.
— Иди, мойся, — сказал он.
Я прошлепала босиком до ванны и забралась в чашу. Спиной я чувствовала, как Егор наблюдает за мной, пока я смываю с себя непрошеную мирру.
Ну, я, если б даже захотела, не смогла бы уже, скользя ногами по дну ванны и руками, занятыми душевым шлангом, воспротивиться его новому нападению. Теперь он взял меня сзади. И был дольше, измучив меня своей долбежкой. Но самое отвратительное — вместе с его ревом я услышала, как меня мощно оросили внутрь.
«Бля‑а‑а…»
Под рефрен этого емкого слова я летела, как взбесившаяся муха, вверх по лестнице, пытаясь вышвырнуть из мозгов недавнее «приключение». Мой чумной полет резко затормозило явление элеганных мужских брюк на уровне моего носа.
— Привет, Ириш.
Выше брюк нарисовался такой же элегантности светлый пиджак на шелковой рубахе, а еще выше — не менее элегантная улыбка моего постоянного любовника. «Тээээкс… ну, вовремя он приперся!»
Интересно, долго он меня искал по конторе? И что ему удалось обнаружить — этому профессионалу сыскного дела?
— Привет! Ты где была? Никто найти не может…
Я ясно слышала, что мой оторопевший фэйс горит пламенем от недавнего занятия массажными искусствами. Впрочем, плевать!
— Да, так… тут… дело было. А давно ищешь?
— Нет… — его мягкая профулыбка не слезала с губ, а глаза — изучали. Блин! А чего это я должна смущаться?? Я поднялась, наконец, на площадку, уравняв позицию, и тронула его лацкан:
— Привет, мимо шел или чего?
— Увидеть захотел, — он снова улыбнулся, — У меня сегодня праздник — приказ об очередном звании пришел!
— Ух ты! Поздравляю! И кто ты теперь?
— Подполковник. Может, пойдем, отметим?..
— Толя, у меня вроде рабочий день еще.
— Давай, я попозже заеду. В пять.
— Ой, нет, Толик… у меня седня вечер занят.
— Ириш, не отказывайся — у меня сегодня день такой!
— А куда пойдем?
— Можно в «Север».
«Ну, понятно — обед по‑скорому и — в номера! Да пошел ты!»
— Ну, не знаю — если сейчас отпустят… подожди — узнаю.
— Я в машине жду!
— Угу
Я вернулась на свое рабочее место, казавшееся мне сейчас уютным прибежищем. Никуда я, на хрен, с ним не пойду! Лучше фасад закончу — уже вторую неделю висит практически нетронутый, как — девица.
Но работать по‑прежнему не хотелось. Я вытянула из пачки сигарету и потащилась на площадку курить. За окном маячила тачка новоявленного подполковника. Может, действительно, в рестора не посидеть? Потом он меня как раз до офиса Милены довезет. Ланно! Я затушила сигарету и поспешила за сумкой. Кинув виноватый взгляд на грустно‑бледный лист на кульмане и патетически пообещав начать дарить ему свое внимание прямо с завтрашнего утра, я покидала хохоряшки в сумку и рванула на волю.
— Аля, пока! Если будут звонить, — скажи, буду уже завтра, ок?
— Ага… — успела ответить она уже моему виртуальному следу.
Мой настоящий подполковник обрадованно распахнул дверку:
— Отпустили?
— Да — еле уломала зава! Завтра обещала отработать — так что весь вечер буду пахать!
Программа мероприятия была обычной, может, только было больше возлияний в утробу подполковника и вследствие чего — угрожающих намеков бросить, наконец, опостылевшую жену ради меня, любимой. Потом — гостиничный номер люкс, предоставляемый администрацией гостиницы бесплатно для встреч нашего героя с «агентами», где, уже вдрызг пьяный, подполковник залил шампанским потолок и разбил бокал.
Его пистолет долго не мог выстрелить, и мне, уже нервно поглядывающей на часы, пришлось самой разрядить его.
Когда мы вывалились из гостиницы, я поняла, что ехать с бывшим бравым майором за рулем опасно для жизни конкретно.
— Дай мне на такси — я опаздываю!
— Куда ты? Я провожу…
— Нет уж, спасиб! Тебя бы самого кто проводил. Надеюсь, за руль не сядешь?
— Не волнуйся, Ириш! Офицеры пить умеют!..
— Да уж… Наконец возле нас тормознула тачка. Подполковник все порывался сесть со мной.
— То‑о‑олик! Иди до дому, а? Я поздравляю тебя еще раз — у меня дела — я опаздываю! — Я снисходительно поймала чмоком его уплывающую щеку.
— Ириш… — он попытался осчастливить меня ответным поцелуем.
— Ты мне денег дашь? Толик! — Увертывалась — Он неловко полез за бумажником, я выхватила купюру. — Все, Толь, пока! Звони! — И нырнула в тачку.
— Иришш!..
Я решительно захлопнула дверку:
— Да поехали уже!
За стеклом поплыла его раскисшая улыбка, и я с облегчением сползла вниз по диванчику, откинув голову на спинку, и тут ощутила тяжесть хмеля.
«Бляяя…»
Подъезжая к офису турфирмы, я поняла, что головная боль мне сегодня обеспечена на всю ночь. «На фига было мешать с шампанским! Тем более — терпеть его ненавижу… «
Уже смеркалось, но свет за жалюзи имелся в наличии. Я нажала кнопку звонка, и через мучительную минуту мне открыла девушка. Не знаю, чем она тут занималась, но она всегда сидела за стойкой в большом холле, и моя персона ей давно примелькалась.
— Добрый вечер!
Девица не ответила, выжидающе, но как‑то уж — совсем недружелюбно глядя на меня. «Ладно, не помру без твоего приветствия! «
— Милена здесь?
— Здесь… — чуть помедлив, выдавила она и отступила, пропуская. Я, натягивая на себя маску деловитости и значительности, как мне кажется, весьма гордо миновала фигуру девицы и прошествовала вглубь помещения. Навстречу мне, из сортира, вывалился охранник, сопровождаемый звуками водопада.
— Добрый вечер! — Как можно ласковее поспешила улыбнуться я ему. На бегемотской морде охранника не родилось никаких эмоций, он молча протопал мимо меня до кожаного дивана и рухнул на него. «Милые какие люди!»
Но, приближаясь к кабинету Милены, я забыла уже про все — весь день исчез в небытии, и только бешеный стук сердца глушил меня, перебивая головную боль.
Дверь была полуоткрыта, я прошелестела пальцами по дверному полотну и, потянув его, сделала шаг в комнату.
— Добрый вечер…
Милена сидела за столом, боком ко входу, она повернула голову, отрываясь от каких‑то бумаг, и в ее взгляде, упавшем на меня, появилась эта, сводящая меня с ума, смешинка.
— Здравствуй.
У нее был явный акцент, и я таяла от него, может быть, еще больше, чем от ее серых загадочных глаз.
Я нерешительно зависла у входа. Милена продолжала улыбаться.
— Входи. Сядь! — Она похлопала по стулу рядом с собой. Милена по‑иностранному скупо строила фразы, и они могли показаться бы жесткими, если бы не смягчались интонацией.
Робея от счастья, я осторожно опустилась на стул рядом с ней. Милена приобняла меня за плечи, поймав меня в сети своих глаз:
— Рада видеть тебя. Как дела? — Спрашивать, зачем я пришла, смысла уже давно никто не видел.
— Хорошо… А я маслины принесла…
— Маслины? — Брови Милены слегка дрогнули, и она снова улыбнулась: — Спасибо! Будем кушать. Я голодная! А ты?
— Да я ужинала, — вспомнила я про себя «обмывку» звания подполковника и вытащила из сумки банку маслин. Милена отпустила мои плечи и взяла банку, рассматривая этикетку. Наверняка она слышит алкоголь, но, не однажды наблюдая меня в подобном состоянии, никогда не подает виду.
— Испанские… я не нашла греческих…
— Надо взять тарелку, идем на кухню, — по пути на офисную кухню Милена вновь положила ладонь мне на плечо, а я как всегда напряглась от этой ее манеры постоянно касаться меня.
А потом мы ели маслины из одной тарелки, сталкиваясь пальцами, и говорили сначала почему‑то о Ричарде Бахе, не произведшем на меня никакого впечатления, потом о мимозах Черногории, о ласковой Адриатике, потом о Греции, где Милена гостила год замужем…
Маслины кончились.
За окном было совсем темно. Милене пора было домой, конечно, она устала. Головная боль напомнила мне о себе. И надо было уже покидать офис.
Маслины кончились. А я снова не сказала ей этого.
— Уже поздно, надо ехать домой, — Милена мягко улыбнулась и стала неторопливо собирать что‑то в свою сумочку.
— Да… Ты устала?
— Немного, — она слегка нахмурила брови. — Горячий душ очень хочу! — Милена застегнула сумку и, взглянув на меня, снова улыбнулась.
А меня придавило к стулу, и я, чувствуя глупость своего поведения, упорно не поднималась, не вы пуская Милену. Милена держала сумочку в руках, но почему‑то тоже продолжала сидеть, сводя меня с ума своим проникающим взглядом.
— У тебя красивые глаза, — вдруг произнесла она. Боже! Сказать такое о моих очах, можно только имея богатое воображение. Впрочем, я знала, когда они могут быть действительно красивыми. Когда они — влюбленные. Я услышала, как тиски, сдавливающие мое горло, разжались и:
— Я люблю тебя!.. «Я — сказала…»
— Да. Я тебя тоже люблю…
Ухнуло куда‑то вглубь Земли не только мое сердце, а печень, селезенка, легкие, словом, все мои потроха. «Ну, вот, как это понять?!»
Я только понимала, что если сейчас встану, то тут же осыплюсь на пол кучкой мелких деталей, как конструкция, неожиданно потерявшая сразу все свои винтики. А Милена почему‑то не улыбалась больше. Она поднялась.
— Пора. Идем…
Нас встретил тихий осенний вечер с ласково шелестящей листвой под ногами. Переходя дорогу. Милена взяла в свою руку мое запястье, а я двигалась, как лунатик, полностью отдавшись воле другой женщины. Перейдя на другую сторону, Милена остановилась, не выпуская мою руку. Показались волчьи глаза автомобильных фар; Милена сделала жест свободной рукой, и автомобиль, ослепляя нас желтым светом, остановился.
Водитель опустил стекло и что‑то спросил. Милена что‑то ему ответила и повернулась ко мне. И снова взяла меня в плен своих глаз. «Милена!.. Я не хочу… уходить… из этого плена… «
Милена чуть сжала мое запястье и отпустила:
— Пока! — Она улыбнулась и открыла дверцу машины.
— Пока… — «Да что же ты делаешь!.. Милена! Не отпускай меня…» Она села и, чуть придержав дверку, сказала еще: — До завтра! — Улыбнулась снова, и е улыбка осталась за стеклом тронувшего с места автомобиля.
До завтра… Я медленно двинулась, загребая но сами ботинок опавшие листья. До завтра? Пинком взорвав кучу листвы, я прибавила шагу. «До завтра! — Я рвала ногами легкий осенний ковер и почти бежала. — До завтрааа!!!»
… Какое утро! Пьянящий коктейль из солнца, голубого неба, рыже‑лимонной листвы в хрустальном бокале осеннего воздуха. И сквозь прозрачный волшебный напиток — ОНА. Я вчера сказала! Открылись шлюзы, и меня затопило в мощном потоке любовного безумства…
Ну, если честно, не совсем уже утро — поздно уснув вчера, я сегодня поздно и проснулась, тем приблизив вечернюю встречу с НЕЙ.
На службе я нарисовалась, когда уже чаепитие сослуживцев плавно перетекало в обед. Я швырнула сумку на стол и, стыдливо стараясь не смотреть на замороженный моим невниманием фасад, вооружилась первой за сегодняшний рабочий день сигаретой и направилась в курилку. Тут Аля, отвлекшись на секунду от стрижки салата, кинула мне в спину:
— Ир, тебе звонила Милена, просила перезвонить.
Bay! Я, резко сменив курс, ринулась к телефону. Стук сердца, застрявшего где‑то в горле, заглушал гудки и — вот:
— Алле, — она!
— Милена, здравствуй! Ты просила…
— Здравствуй, — и четко выговаривая слова, — Ирина, я завтра уезжаю. Домой.
Хрустальный бокал беззвучно грохнулся на землю и разлетелся на тысячи мелких холодных стеклышек…
— Почему???
— Потом объясню. Ты можешь приехать ко мне сейчас? В офис. Мне нужна твоя помощь.
— Да… минут через двадцать… Хорошо? Хорошо.
Оглушенная новостью, я неслась по лестнице к ней, машинально пытаясь закурить; сигарета сломалась — я отшвырнула ее и, протаранив входные двери, под их грохот, вылетела на улицу, и запнулась о Кирку. — Кирка, я спешу!
Киркина недолгая радость от встречи со мной сменилась оторопью:
— Куда ты?
— Мне некогда, Кир! Потом… Милена уезжает!
— Уезжает?.. А че так?
— Да откуда я знаю! Она только что мне сказала, по телефону. Все, Кир, я бегу!
— К ней домой?
— В офис… Кирка, я не выживу!
— Выживешь!
Ревнивые люди — недобрые, это я уже точно знаю.
— Иди к черту! — Я оставила Кирку и ринулась ловить машину.
— Можно мне с тобой?.. — Услышала я в спину знакомую интонацию.
— Зачем? — Бросила я на ходу и, тормознув, зачем‑то сказала: — Ну, как хочешь.
Остановилась машина, Кирка подлетела и полез ла за мной внутрь салона. Машина тронулась, и после нескольких минут молчания, усевшаяся рядом со мной, Кирка спросила:
— Ты расстроилась?
— Отстань!
В кабинете Милена была не одна. Прервав раз говор, она повернулась ко мне.
— Сядь.
И, поздоровавшись с Киркой, объяснила: ночью был звонок из дома. У ее мамы инсульт. Милена срочно прерывает командировку и возвращается в Югославию. Завтра утром самолет.
— Мне надо закончить срочные дела. Ты можешь мне помочь? Мне дали список лекарств, — она взяла в руки листок. — Что‑то можно купить?
Я взяла список:
— Хорошо.
— Спасибо. Вот, возьми, — она протянула деньги. — Купи, что сможешь. И дозвонись до меня.
— Хорошо.
Милена повернулась к ожидавшим ее собеседникам:
— Извините, минуту, — и ко мне: — Я тебя провожу.
Мы вышли на крыльцо.
— Приходи вечером ко мне домой. Будет несколько друзей. Я хочу, чтобы ты тоже пришла, — она повернулась к топтавшейся рядом Кирке и улыбнулась ей: — Приходите.
— Хорошо, — ответила я. — Тогда лекарства я привезу сразу тебе домой.
— Тогда — до вечера.
— Да.
Кирка таскалась за мной по аптекам весь день, мы обе устали, и мне уже явно поднадоела роль влюбленного пажа, исполняющего любые поручения предмета своего воздыхания. А надо было еще заскочить ко мне на службу — забрать вещи, которые я оставила там с утра.
В конторе уже никого не было. Сторож Сашка, грызя семечки, контрабандно играл за служебным компом в игрушки.
— Привет!
— Привет. Хочешь свой гороскоп посмотреть?
— Да у меня времени нет.
— Это быстро!
— Ну, давай, — я тормознула у компа: — Чего надо?
— Говори дату рождения.
Я сказала. Сашка толкнул несколько клавиш. На экране высветился текст — стандартные гороскопные глупости: ваш характер… ваше предназначение… вы в прошлой жизни… стоп! В прошлой жизни я родилась на территории Югославии?.. Забааавно….
— Сашка, посмотри еще по одним данным.
— Давай.
Я назвала дату рождения Милены и стала внимательно читать новый текст. Ну, история! — персонаж этого гороскопа в прошлой жизни проживал на территории Сибири…
— Кирка, ты посмотри!
— Ага. Ну и что? Глупости это!
— Не скажи… Бывают же сюжеты…
В цветочном ларьке на остановке я купила большую белую хризантему.
— А это зачем? — Ревниво спросила Кирка.
— Затем.
Когда мы добрались до квартиры, которую снимала Милена, там уже собрались все приглашенные и ждали только нас, чтобы сесть за спонтанно устроенный прощальный ужин. Я долго возилась со шнуровкой ботинок, умудряясь не выпускать из рук хризантему, и взахлеб рассказывала терпеливо ждущей меня Милене о странностях гороскопа. Как мне показалось, это не произвело на нее никакого впечатления. Кирка, передав Милене добытые лекарства, топталась у стены. Справившись, наконец, с узлами на шнурках, я скинула боты и подошла к Милене, торжественно держа в руке белый цветок.
— Это тебе…
— Спасибо, — улыбнулась Милена. — Проходите в комнату.
Здесь были моя подруга с мужем, еще одна не знакомая мне пара, дама из турфирмы, задружившая с Миленой, и хозяйка турфирмы, которая слиняла с вечеринки очень быстро.
Гости разместились вокруг самодельно устроенного фуршетного стола, а мы с Киркой, со своими тарелками и бокалами, забрались вглубь дивана. Весь вечер я просуществовала мимо общих разговоров, равнодушная к еде, и, быстро захмелев после первой рюмки, только тихо таскала неизменные в Миленином рационе маслины. Я уже начинала злиться, что внимание Милены рассредоточено между гостями, занудно, по моему мнению, тянущих последний прощальный аккорд и упорно не желавших свалить, когда Милена, вдруг улыбаясь, молча протянула мне тарелку с маслинами.
Я обрадованно вцепилась в тарелку, словно пытаясь удержать Милену в своих руках, но она уже снова была не со мной, а со всеми. Тут возникла Кирка:
— Я пойду, — тихо заявила она мне.
— Ну, как хочешь… Кирка продолжала сидеть.
— А ты остаешься? — Снова проявилась она.
— Остаюсь.
Кирка помолчала еще, продолжая сидеть.
— Я пошла… — она поползла с дивана.
— Давай провожу.
Милена заметила наши передислокации и поднялась нам навстречу, когда мы уже были у дверей комнаты.
— Вы уходите? — Вежливо улыбаясь, спросила она.
— Да, — почему‑то сказала я. Она улыбнулась в ответ.
Мы с Киркой раскланялись с присутствующими и вышли в прихожую. Милена вышла за нами. Кирка, одеваясь, недоуменно наблюдала, как я де лаю то же самое. Все молчали.
Застегнув все, что можно было застегнуть, и зашнуровав все, что можно было зашнуровать, я встала у двери и взглянула на Милену. Улыбаясь, она смотрела на меня.
— Милена… — тихо прохрипела я, изумляясь неожиданному изменению своего голоса. — Хорошо тебе доехать… Всего тебе доброго…
Она подошла ко мне и крепко обняла, прервав мою конфузливую речь.
— Спасибо. Удачи тебе, — и, не выпуская из объятий, поцеловала. Моя крыша поплыла — я впервые узнала ее губы. Милена, как будто почувствовав мое состояние, резко отпустила меня, быстро обняла Кирку и потянулась к дверному замку.
— Счастливо! — Она открыла дверь.
На неверных ногах я вытряхнулась вслед за Киркой. Милена стояла в проеме, улыбаясь нам вслед, а спустившись на один пролет, я услышала, как хлопнула закрывшаяся дверь квартиры.
Был очень холодный поздний осенний вечер. Кирка, втянув голову глубже в ворот куртки, без тормозов ринулась по направлению к автобусной остановке.
— Кир, не беги! Давай покурим…
— Не хочу. — Она не останавливалась.
— Кирка, да подожди ты!
— Поздно уже — на маршрутку опоздаем.
— Да никуда мы не опоздаем! Ты можешь подождать?!
— Зачем? — Она замедлила шаг, обернувшись.
— Давай покурим…
— На ходу покури.
— Не хочу я на ходу! Ты несешься, как бешеный таракан!
— Ну, что? — Она остановилась.
— Кирка… я не могу уйти… Может, мне вернуться?
— Я пойду. — Она медленно двинулась.
— Блин! Ты чего — можешь так меня кинуть сей час?!
Она снова остановилась, повернувшись ко мне:
— Поехали домой…
— Нет!
— Пока. — Она развернулась и, не останавливаясь, попилила в темноту.
— Кирка! — Я, закипая от злой обиды, смотрела, как растворяется в ночи ее светлая куртка. — Вот дерьмо!..
Прикурив сигарету, я поплелась на детскую площадку и, оседлав какого‑то деревянного монстра, ушла в свою горькую неприкаянность.
Окно большой комнаты, где сидели гости, выходило во двор. Я гипнотизировала взглядом этот желтый квадрат на темной стене дома и, ежась от холода, курила сигарету за сигаретой.
«Подняться? А зачем? Что я скажу? И надо ли ей это…»
Я соскочила со спины спящего уродца и решительно двинулась к подъезду. Дойдя до двери, я остановилась и так же решительно вернулась на площадку. Черт!
Прошло полчаса. Сорок минут. «Скоро час, как я безумно травлюсь никотином, отчаянно замерзая. Д‑д‑дура! Чего я тут под ее окнами торчу?? Глупо как… «Я отшвырнула очередную сигарету и приго товилась предпринять новую попытку решительных действий.
Тут хлопнула входная дверь, послышались голоса, и я увидела, как из подъезда вышли несколько человек. «Йеее! Уходят гости! — Я замерла среди чудищ, разглядывая вышедших. Там были Наталья с мужем и дама. — Млин! А где вторая пара? «
Компания приблизилась к машине. Переговариваясь, взбодрившимися от весьма свежего ночного воздуха голосами, они постепенно загрузились; я, нервничая от нетерпения, дождалась звука заведенного мотора, и наконец машина тронулась. Полоснув светом фар по двору, автомобиль медленно вырулил на выезд и благополучно укатил.
«Подняться? Или дождаться, когда уйдут остальные?.. Не ночевать же они останутся… «
Я снова закурила, перемежая затяжки с прыжками в высоту, но согреться уже не получалось.
Десять минут. Пятнадцать. «Двадцать минут! Нет, все — я не выдержу больше этого холода! — От никотина уже тошнило, пачка была почти пуста. — Ладно, — еще десять минут — и я поднимаюсь! „ Но, только приняв решение, я не стала дожидаться назначенного себе самой времени «икс“ и, трясясь от холода, ринулась в подъезд.
Поднимаясь на третий этаж, я с каждым шагом все больше ощущала слабость в ногах — то ли от страха, то ли от никотинового отравления.
Добравшись до двери квартиры, не понимая, холодно мне или уже жарко, я с какой‑то издыхающей решимостью вдавила кнопку звонка.
Она не удивилась. А я ничего не объяснила. Губы свело не только от робости, а скорее даже от холода. В комнате слышались голоса. Милена провела меня мимо стеклянных дверей гостиной в спальню.
— Посиди здесь. Согрейся.
Я кивнула и рухнула в мягкое большое кресло, радуясь уже просто теплу. Меня потянуло в сон. Я подтянула ноги и, завернувшись улиткой, почти утонула в небытии, когда вдруг услышала, как вернулась Ми лена. Я услышала не звук шагов или открывающейся двери — я услышала нежное и сильное прикосновение ее тела. Она, наклонившись над креслом, обняла меня. Я замерла, не открывая глаз, и ждала чего‑то.
— Они скоро уйдут. На, возьми, — она что‑то положила мне в руку, разжала объятия и исчезла из комнаты.
Я посмотрела — это была плитка белого шоколада. Хм… «Интересно, что думают эти двое? Что она им сказала?» Я машинально кусала шоколад и снова переставала понимать, зачем я вернулась.
Голоса за дверью стали громче — все переместились в прихожую. Уходят…
Звука дверного замка я не услышала, просто голоса стихли. Я поднялась с кресла одновременно с вошедшей в комнату Миленой. Она смотрела на меня, не улыбаясь, по‑моему, ее что‑то удивило. Она молчала.
— Милена, я домой пойду…
— Ты сошла с ума? Уже ночь…
— Ерунда.
— Что — ерунда? Надо было тогда ехать с ними на машине.
— Да доберусь я, не волнуйся!
— Я тебя не отпущу! Смотри на часы — поздно!
— Нормально, Милена, пойду я.
— Ты останешься.
— … Ты голодная? Ужинать будешь?
— Нет…
— Хочешь ванну? Ты замерзла совсем
— Да…
— Хорошо, — она улыбнулась. — Иди в ванну, потом чай будем пить.
После горячего душа я как‑то обрела душевное равновесие. На кухонном столе, рядом с чайными чашками, стояла непочатая бутылка вина. Мне было уютно на теплой кухне в центре осенней ночи и легко тревожно от нашего с Миленой уединения. Она ласково улыбалась.
— Хочешь вино?
— Можно…
— Надо открыть, — Милена обернулась в поисках штопора, а я взяла бутылку и поднялась, намереваясь оказать услугу.
— Дай мне. Я открою. — Милена протянула руку к бутылке, и мы коснулись… И тут я поняла, что что‑то будет. Или нет?.. «Зачем‑то я осталась? Зачем?»
Я испуганно выпустила бутылку из рук, Миле на молча открыла ее и разлила вино по бокалам.
— За что выпьем? — Спросила она.
— Давай за твою дорогу. Чтобы все было удачно.
— Хорошо.
Мы выпили. Милена поставила бокал и посмотрела мне в глаза. Я смутилась. Во взгляде Милены мелькнула улыбка, и он медленно заскользил по моему лицу. От вина ли на почти голодный желудок или еще от чего меня как будто оглушило, и я ощутила себя в звуковом вакууме. Зависшую тишину нарушила Милена:
— Так ты будешь кушать?
— Нет, не хочу…
— Я постелила тебе в гостиной — иди ложись. А я пока соберу еще вещи.
— Я не хочу спать.
— Иди! Ты же спишь уже. — Милена поднялась и тронула меня за плечо: — Идем.
Войдя в гостиную, я села на постель. Взяла пульт и включила телевизор. Смотря сквозь свое отражение на экране, я понимала, что ничего не понимаю. Понимаю только, что устала. От непонимания. Вошла Милена.
— Ты почему не спишь?
— Не хочу!
— Ирина, ложись. Завтра рано вставать. В семь часов придет машина в аэропорт.
Я молчала, упрямо уставившись в экран.
— Ложись, пожалуйста.
— Хорошо! — Я вырубила телик и, не раздеваясь, опрокинулась на застеленный диван.
Милена улыбнулась:
— Спокойной ночи.
— Спасибо. Она вышла.
«Ну и фиг!» Я поднялась, быстро сорвала с себя одежду и зарылась в постель. Я слышала, как Милена двигалась по квартире, что‑то там укладывая, видимо, в свои чемоданы. Потом все стихло. Я лежала, с упорно не закрывающимися глазами, стараясь уловить хоть какие‑то звуки. Тишина.
Я села на постели. Спать я все равно не могла. От сильного возбуждения нервы гудели как провода. Я поднялась и вышла в коридор. Дверь комнаты Милены была прикрыта. Или закрыта? «Вот интересно! Нет, ну сколько можно издеваться? Пусть это будет наглым хулиганством — мне плевать» Я подошла к двери в спальню и постучала.
«Спит? Или все же слышит?» Я повторила стук громче.
— Входи. — Голос совсем даже не сонный.
Я осторожно толкнула дверь и вошла, остановившись на пороге. В сумерках комнаты белела постель, на которой лежала Милана. Я не видела, но чувствовала, что она пристально смотрит на меня. Вдруг оробев, я не могла сделать больше ни шагу… Ни назад… ни вперед… Застыла не просто я — казалось, застыла вся моя жизнь — и больше ничего! никогда! — уже не будет!
— Что ты?
— Милена… — прошептала я вновь пропавшим голосом, лихорадочно соображая, как все это превратить в шутку.
— Иди сюда…
Сумрак комнаты превратился в космическую «черную дыру», в которую, оторвав меня от пола, неумолимо засосало, закружило и, переместив в пространстве, выплеснуло прямо в нежный ворох постели Милены.
Я была в полуобмороке… от близости ее тела, такой желанной близости… такого роскошного тела… тела взрослой, казавшейся такой недоступной, такой неизведанной женщины… женщины… вдруг открывшейся тебе своим запахом, тайнами своего тела, позволившей познавать их и касаться… касаться… и сходить с ума от смеси восторга и неверия, когда она ласкала меня!.. И торжествовать.
Торжествовать от чувства победы — чувства победителя этой партии, от чувства отлично сыгранной роли, от чувства удачной охоты… Забавно… «Ну, и кто кого совратил?»
Она разбудила меня в половине седьмого. Я все же вырубилась на пару часов под самое утро. Милена была уже по‑дорожному деловита, и никаких намеков на бывшее между нами этой ночью…
Я завтракала на кухне, когда услышала звонок в дверь и потом голоса вошедших. Приехали за Миленой. Это была та самая пара со вчерашней вечеринки. Я вышла, и мы поздоровались.
— Ты поедешь в аэропорт? — Спросила меня Милена.
— Ка‑анешно!
В машине мы ехали с Миленой на заднем сиденье. Я или еще не проснулась, или была в легком шоке от событий последних суток, — во всяком случае как‑то не въезжала в происходящее. За окном едва просыпающийся город сменился хаотичным пейзажем дачных домиков и покрытых утренним инеем серо‑зеленых полей.