Алексанндр Самойлов
* * * (2009)
– Подбросишь?
– Подброшу-подброшу.
– А сколько?
– А сколько не жаль.
Морозец сегодня хороший,
И месяц хороший – февраль.
Мне нравится время такое –
Мир накрепко белым прошит.
И сердце моё ледяное
Уже не болит.
***
водолаз провел под водой четырнадцать лет
залез в восемьдесят восьмом вылез во втором
вылез а никого знакомых уже нет
и давно закатан в асфальт милый дом
там теперь красивая платная стоянка
блестят хромированные детали авто
водолаз приходит туда спозаранку
все его понимают и не ругает никто
давай
говорит один
прокачу до пристани
посмотришь на реку и обратно
водолаз глядит на него пристально
но человеческая речь давно ему непонятна
Нина Александрова
Сон и предсонье
ночью вышел из комнаты в кухню - попить воды
из темноты во все стороны тянутся туго закрученные ходы
тайные тропы мышиные, куда чужой не проникнет взгляд
они уводят все дальше в сны и не выпускают назад
воздух липкий, тягучий как сгущенное молоко
тащит в водоворот, глотает, урчит, утягивает глубоко.
в омут сладкий, страшный, не бойся, шагай, шагай
прямо за ним открывается новый небесный край
в этих молочных реках, на этих клюквенных берегах
вечно живут те и эти, которым неведом страх,
вечную службу несут здесь эти и те,
чьи глаза фосфоресцируют в темноте
рыбой холодной и склизкими листьями льнут к твоему теплу
и просыпаешься скорчившись в темном своем углу
в висках пульсирует кровь с сердцебиением в унисон
закрываешь глаза и проваливаешься в следующий сон
сон начинает петлять, уводит в звенящую тьму
словно в калейдоскоп глядишь на себя саму
сны перемешались, реальность - заново проросла
из додуманных витражей, из осколков цветного стекла
дом, в котором ты жил - огромный часовой механизм
ты летаешь над крышами и резко пикируешь вниз
так, что сосет под ложечкой, и только ветер свистит в ушах
и разноцветные точки беззвучно над головой кружат
делаешь мертвую петлю, падаешь прямо в расправленную кровать -
в гости пришли мертвые и живые, выпить чаю и помолчать.
|
|
запыхавшись, просыпаешься посреди ночи, в серебряной полутьме
в комнате пахнет снегом, дело идет к зиме
сотни твоих тропинок закоченели во льду
в этом больном, холодном, бесконечном году
мы затаимся, сядем неслышно как корабли на мель
главное это дождаться, чтобы утихла метель
тропки из снов засыпал липкий, пушистый снег
между сном и предсоньем прячется человек
Нобелевская речь Маркеса
средневековый монах,
опускаясь на край плоской земли
видит, в тумане бивни, гигантские плавники,
костяные летучие корабли
они проходят почти по краю
видимого пространства, нет тел, осознания и границ
на бортах и на днище - моллюски
и травяные гнезда невидимых птиц
убраны паруса, поднят якорь,
на палубе суетятся псоглавые моряки,
брошены швартовочные концы
из трюма выходят прозрачные женщины, одревеневшие старики
дети уснули в плетеных корзинах, их несут на уставшей спине
туда, вглубь материка, впереди туманы и полутьма
люди идут, чтобы строить храмы из камня и серебра
глинобитные, похожие на гнезда, дома
молиться луне и созвездиям, почерневшим от времени зеркалам
выплавленным из нагретого морского песка страшным стеклянным идолам
через тысячу лет корабли проросли сквозь земную кору,
вокруг звенит густая прозрачная тишина
остовы сгнили, стали скелетами древних чудовищ
им пока еще не придумали имена
|
|
те, кто приплыл на их спинах, на их небесных костях
сами стали костями и тайной, водой на полюсах
храмы из серебра глубоко под слоем песка
вещи, которые кто-то держал в руках - теперь диковинки и чудеса
и огромный индеец
трепеща, стоит перед зеркалом в полный рост
от страха теряет рассудок
и, кувыркаясь, летит вниз, в огромное небо, полное звезд
Янис Грантс
пух (июнь, 16-е)
июнь разменял половину
под лай и трамвайный скрежет.
безветрие. пух тополиный
глазастые лужи снежит.
безветрие. пух тополиный
мне спать не даёт. я тоже
прожил, может быть, половину.
вторую.
быть может.
Троллейбус
дышит одышкой. цветёт как самшит.
села в троллейбус. шуршит и шуршит.
шепчет. невнятно. и шарит ковшом.
в маленьком. среднем. побольше. большом.
с пола поднимет. уронит с колен.
свой бесконечный полиэтилен.
что ты там ищешь, смешная душа?
на «станкомаше» выходит, шурша.
НЕБО (2007)
1
на углу Руставели-Гагарина
было встретиться уговорено.
я пришёл: воротник засаленный,
да и сам-то весь замусоленный.
и качался асфальт, как палуба.
и кончалось на небе крошево.
я так ждал тебя! ждал, и – стало быть –
я не ждал ничего хорошего.
2
и когда ты придёшь когда-нибудь,
и обнимешь меня, продрогшего,
будет солнце зашито зА небо,
будет небо – холстом изношенным.
ты обнимешь меня, продрогшего,
на прощанье.
всего хорошего.
3
зашили, а шва и не видно.
да, видно, зашили ланцет.
боль зреет. растёт грибовидно
и сеет свой атомный след.
мне легче, твержу я, мне легче.
мне чуть потерпеть. выждать лишь.
|
|
и небо – как зеркало крыш.
и время – всё лечит и лечит.
и ты – всё болишь и болишь.
Роман Япишин
Время года – битое стекло
По закону - зима. Значит будут взрываться петарды,
Подражая душе, будет виться парок изо рта,
Отыгравшийся в карты сосед проиграется в нарды,
До прилёта скворцов на ветвях будет петь пустота.
Потому что зима не привыкла звучать по-другому,
Кроме песен снегов, пустоты и стекла.
И сопят пустыри, погруженные в хрупкую кому.
И толпятся высотки в плену своего барахла.
Время года - стекло. Не дыши на него, воздух ломкий.
Ты рискуешь его расколоть, выдыхая тепло.
На какой-то автобусной полупустой остановке
Всё закончится - кто-то дышал на стекло.
Комета
Пойдем со мной, безумный мальчик,
Я покажу тебе дорогу,
Ты будешь там молиться свету
И подчиняться звездопаду,
Ты будешь гладить против шерсти
Собачьи головы слепые,
И спелые плоды растений
Ударятся о почву рядом.
Пойдём, ты станешь невидимкой,
Но сможешь видеть даже время -
Его глубокие морщины,
И рыб, что тускло в них мерцают.
Пойдём, безумный, это рядом,
Ты не успеешь обернуться,
Ты не сумеешь обернуться -
Есть только то, что пред тобою.
Так говорила мне комета,
Когда я спал вчерашней ночью.
Я слышал это, но не чётко.
Я точно ночью что-то слышал.
Птичья исповедь
Я долго стоял на промёрзшем перроне,
И сыпались стрелки в ладони.
Я смысл открыл для себя вертикальный
Под шёпот вокзальный.
И медленный чопорный ход электрички
Казался отмычкой.
И были минуты мне в этом обличьи,
Что исповедь птичья.
И я испугался, ведь жизнь человечья
На этом наречьи -
Лишь пригоршня крошек в руках узловатых
Для глупых пернатых.
Рождение травой
Вечная рыба всплывёт
Из тела промокшей воды,
Заточенный вверх небосвод
Наделает в космосе дыр.
Останется только глазеть,
Как медленно льются слова
Из толщи небесных газет,
Здесь что ни слова - то трава.
Здесь галки летят на восток,
Смыкаясь в пернатой дали,
Здесь просто пустить на постой
Ростки параллельные лип
В свои чернозёмные сны.
А дальше - молиться смоле,
Набившейся в космы весны
В молельнях еловых аллей.
Как будущей крови своей.
Как будто ты знаешь весь мир,
Прощупав с пелёнок его.
И мир тебя жизнью кормил,
И мир тебе дал ничего.
За это ты станешь цвести
И лезть изо всех пустырей,
И каждый протянется стих
От тонких прозрачных корней.
Когда же ты скажешь себя,
Продлившись какую-то жизнь,
Прикинься пером воробья.
Строкой воробья окажись.
Константин Рубинский
* * *
Мурашиная семья
На поляне земляничной
Обойдётся без меня,
Обойдя меня привычно.
Непрозрачная вода,
Нянька серой рыбьей стаи,
Не оставит и следа,
Надо мной себя смыкая.
Лёгкой стёжки колея,
Тёплых ливней колыханье –
Что они! Твоё дыханье
Обойдётся без меня.
Проплывают по рубашке
Тени белых облаков.
С этим надо жить легко,
Даже если в лёгких тяжко.
***
По лесопарковой зоне бродя кругами,
Не удержусь и выдохну полной грудью –
Что, мол, скулишь-то, будет тебе другая!
Сердце в ответ насмешливо замигает:
Будет другая, а этой уже не будет.
Долго скрывала свою нелюбовь ко мне ты.
Вот, дождались: титры ползут в финале
Мимо кафешки, где грызли шашлык дуэтом,
Мимо скамейки, где дожидались лета,
Мимо сугроба, где дурака валяли.
Ныне позорным дозором, один, неспешно
Тщусь обойти руины владений наших
И утешаюсь мыслью осточертевшей:
Будет другая, куда понежнее, нежность,
Будет другая, куда потеплее, тяжесть.
...Так ли когда-нибудь старичищей хворым
С жизнью прощаясь, подумаю неминуче:
«Что заскулил-то, другая поспеет скоро,
Как обещали пророки, куда покруче».
Но, потухающим оком окно пугая,
Где запоздавший снег скаты кровель студит,
К жизни прильну слезами, прижмусь губами,
Вспомнив: ну да, не замедлит придти другая,
Только такой уже никогда не будет.