Русь и иезуиты
«Если наше прошлое умерло окончательно, тогда нет у нас и будущего»
Архим. Константин (Зайцев)
Русь изначально, с самого первого момента своей государственной осмысленности – Крещения Святым Равноапостольным Князем Владимиром, подвергалась постоянному давлению, как с Востока, так и с Запада. Но, если опустошительные набеги с Востока несли русским смерть, разорение и рабство, не затрагивая сердцевины Святой Руси – ее Православной Веры, то постоянный натиск с Запада изначально носил религиозный характер. Папский престол всевозможными способами стремился втянуть Русскую Церковь в сферу своего влияния. Огнем и мечем, посулами королевских регалий, заверениями в братской любви и обещаниями покровительства «сопрестольника» Апостола Петра Рим пытался влиять на правителей Земли Святоруской и склонить их к принятию власти понтифика. Уже в Корсунь, с целью повлиять на выбор Князя Владимира и отклонить Его от церковного союза с Православной Византией, папой было прислано посольство. Но Святой Князь дал ясный и решительный ответ посланцам папы: «отцы наши сего учения не прияли суть».
Давление на Русских Князей продолжили последующие Римские папы Климент III, Иннокентий III, Гонорий III, Григорий VII, Григорий IX (всего более 25 пап), которые пытались использовать в своих целях и оружие наших соседей, и княжеские междоусобицы внутри Руси. Так послы папы Иннокентия III, убеждая Князя Романа Мстиславовича в выгодах подчинения Римскому первосвященнику, заверяли Его, что папа «мечем св. Петра готов покорить Князю Роману соседей и сделать Его королем». На что Русский Князь, обнажив свой меч, ответил папскому послу: «Таков ли меч Петров у папы? Если такой, то он может брать им города и дарить другим, но это противно Слову Божию: ибо иметь такой меч и сражаться им Господь наш Исусъ Христосъ запретил Петру. А я имею меч от Бога мне данный, и, пока он при бедре моем, дотоле не имею нужды покупать себе города иначе как по примеру моих отцов и дедов, распространивших землю Рускую».
Первым «крестовым походом» на Русь можно считать неудачную попытку Польского князя Болеслава (связавшего «смертельным узлом» судьбу поляков с Римской церковью) совместно с немецкими рыцарями в 1013 году отторгнуть от Руси Волынское княжество. В 1018 году Болеслав, сговорившись с князем Святополком «Окаянным» (женившимся на дочери Болеслава) и получив «благословение» Ватикана, во главе большого войска, набранного из германцев, венгров и печенегов, захватил Киев, и присоединил к своему королевству Червенские города Западной Руси. Но Князь Ярослав на следующий год отбил у Святополка Киев, а в 1030–1031 гг. вернул все Червенские города в состав Руси. Далее дело обращения «варваров-схизматиков» в «истинную веру» продолжили псы-рыцари в 1240 и в 1242 годах.
Благоверный Князь Александр Невский, разбив на Неве и на Чудском озере т.н. «крестоносцев-меченосцев», остановил занесенный над Русью «рыцарский» меч. Тогда Рим переключился на «ползучую» латинизацию западно-русских земель. Но желание быстро и силой завершить «великую схизму», приведя русских в подчинение Римской курии, только возрастало. Католический историк иезуит П. Пирлинг, комментируя взаимоотношения Запада и Руси в этот исторический период, беззастенчиво писал: «Никто не оспаривал Великой Руси у потомков Рюрика и Владимира. Им предоставили спокойно владеть столицей, затерянной в глуши лесов. Но прекрасные и плодородные области Малой, Белой и Червонной Руси, бассейн Днепра с древним городом Киевом по праву должны были принадлежать полякам». Последствия такой «принадлежности по праву» для «прекрасных и плодородных» традиционно Православных «земель» Украины и Белоруссии предугадать несложно. Хорошо известно, какими зверскими методами насаждались на захваченных землях латинство и уния папистами. Здесь уместно было бы напомнить особо забывчивым сторонникам «диалога любви с Западом» и показать на примере трагической судьбы западных славян, что несли Руси такие «крестоносцы» и «просветители». Откроем «Путь к совершенству» И.А. Ильина: «У германцев, после военной победы было принято вызывать в свой стан всех знатных людей побежденного народа. Эта аристократия вырезалась на месте. Затем, «обезглавленный» народ подвергался принудительному «крещению» в католицизм. Не согласные, при этом, убивались тысячами. Оставшиеся – принудительно и бесповоротно германизировались. «Обезглавливание» побежденного народа есть старый общегерманский прием». И как показали дальнейшие исторические события, «аппетит» Ватикана разыгрался так, что, в конечном счете, достиг и «затерянной в глуши лесов» Русской столицы.
Первый Русский Царь Иоанн Васильевич Грозный прекрасно представлял, с каким мощным противником предстоит в будущем столкнуться Руси, но также Государь понимал и неминуемость этого столкновения. Он знал: иначе нельзя! Иначе - уничтожат Православную Русь. Начав в 1558 году Ливонскую войну не только и не столько «за овладение побережьем Балтийского моря» (как считают большинство историков), Царь Иоанн Грозный намеревался, прежде всего, остановить многовековой натиск Ватикана. Необходимо было лишить его столь выгодного плацдарма, откуда, по меткому выражению современного исследователя Н.Прониной «Святейший престол протягивал свои жадные щупальца не только к Киеву и Минску, но и к самой Москве». Разгромив в ходе Ливонской войны Тевтонский орден, властвовавший в Прибалтике 350 лет, Царь Иоанн Грозный защитил и уберег Русь от величайшего зла и опасности - не только от отторжения исконно Русских земель и распада государственного «тела» Руси, но и от более страшной опасности - распада, умаления, прежде всего, «Тела» Церкви Христовой. «Из века в век кощунственно прикрываясь знаком креста, рядясь в одежды проповедников «истины» для восточных «варваров-схизматиков», - отмечает Н. Пронина, - Ватикан стремился, прежде всего, расколоть, сломить Православие, уничтожить духовный иммунитет России, и тем самым лишить ее способности к сопротивлению военной агрессии. К XVI веку процесс этот зашел слишком далеко. Помимо основных западных соседей Московского государства – Ливонии, Польши и Литвы, во власти католического влияния находилась уже почти вся Белоруссия и правобережная Украина. Коварный враг подступил непосредственно к русским землям, и необходимо было действовать как никогда решительно».
Если мы взглянем на положение западно-русской Православной Церкви того времени в пределах Польско-Литовского государства, то увидим, что, несмотря на героическую борьбу Церковного народа, объединившегося в Православные братства, происходило неуклонное таяние и умаление Православия в Западной Руси. И к моменту воссоединения этого края с Россией в конце XVIII века, оно в основном уже было поглощено унией. Иерусалимский Патриарх Феофан IV, возвращаясь из Москвы после поставления Патриарха Филарета, прибыв в Киев, воочию, убедился в жестоких гонениях на Православие со стороны польских католиков и «своих» же изменников-униатов. Православные храмы были опечатаны либо переданы униатам, монастыри опустели, дети умирали без крещения, а покойников вывозили за город и закапывали без отпевания. Ни браков, ни таинств Православных не совершалось. Дошло до того, что во всей Украине не осталось ни одного Православного епископа. Вот, что ожидало бы Русь и Церковь Русскую, не будь у нее - Грозного Царя![1]
Здесь необходимо остановиться на еще одном событии, повлиявшем на все «глобальные» перемены, случившиеся за последние пять столетий в судьбах всего Христианского мiра. В 1539 году Игнатием (Иньиго) Лойолой был основан новый монашеский орден, известный всем как орден иезуитов. Объявив своей целью вернуть в лоно католической церкви «заблудших», члены ордена к трем основным монашеским обетам давали четвертый – верность папе и безпрекословное повиновение главе («генералу») ордена. О тайных, грязных и далеко не «монашеских» деяниях этого ордена (даже само упоминание имени – «иезуит », стало нарицательным) написано очень много. Ю.Ф. Самарин, русский публицист и философ называл иезуитство «нравственной заразой, способной отравить всякую общественную среду». Приведем одно лишь его высказывание, раскрывающее суть сей организации: «Иезуитский орден разрешил «великую задачу», совершил «Мировую сделку» - водворил в душе человека «унию» между истиной и ложью, добром и злом, Божьею правдой и человеческой неправдой. Можно сказать, что все жизненные соки, вся душа латинства ушли в него и что, с первой минуты своего появления на свет иезуитство воплотило в себе всю сущность, весь смысл латинства и стало на его место». Монашеским орден иезуитов назвать можно лишь с огромной натяжкой: члены ордена могли жить в мiру, иметь семьи, носить цивильную одежду, заниматься торговлей и банковским делом, состоять на государственной службе в любой части света. Члены ордена посвящали себя не столько Господу Богу и спасению своей души, духовно возрастая постом и молитвою, сколько упражнялись в «укреплении воли», в обучении разнообразным приемам интеллектуального и духовного влияния на людей на основе «приспособленческой» морали. Отличительной чертой иезуитов является духовная «мимикрия» и «приспособленчество» под любые национально-культурные традиции. В иезуитстве все допустимо и даже обязательны «двойные стандарты» и обман; лжесвидетельство и принесение ложной «присяги»; прелюбодеяние и убийство. Все ради «благой» цели. «Цель освящает (оправдывает) средства» - истинно иезуитский девиз.
По-военному дисциплинированная структура ордена и полное отрицание таких «условностей», как нравственный закон, совесть и порядочность, позволили иезуитам приобрести огромное влияние в мiре для повсеместного распространения власти «непогрешимого» Римского престола. Иезуиты сосредоточили свои усилия в таких областях церковной деятельности как миссионерство, учеба и образование, исповедь и «духовничество», что позволило им влиять на всю систему церковного и светского образования, наводнив для этого все школы Европы своими бакалаврами и магистрами. Также иезуиты стали «духовниками» практически всех Монарших Особ Западной Европы (ясно, что тайна исповеди для таких «духовников» являлась пустой формальностью). Западно-Европейские государства и их Монархи, которые и до этого находились под «прессом» папской авторитарности, теперь становились «пешками» на мiровой шахматной доске «гроссмейстеров» в малиновых ермолках.
Государь Иоанн Васильевич как никто другой чувствовал ядовитое дыхание приближающейся «смуты» и боролся с ней всей мощью Своей души. Великий русский историк И. Забелин, вступившийся за доброе имя Царя Иоанна, писал: «Если б не было Иоанна Грозного, смутное время началось бы на 100 лет раньше и его счастливое окончание было бы более чем сомнительно».
В 1453 году окончательно пал под ударами «агарян» Второй Рим - Константинополь. Религиозное сознание Православного мiра восприняло это как свершившийся Суд Божий за измену Православию. В 1439 г. Император, Патриарх и весь собор архиереев греческих, уступив «папежникам», пошли на сговор с еретиками, подписав Флорентийскую унию. После заключения Флорентийской унии (поскольку самым горячим ее сторонником был навязанный греками Москве митрополит-предатель Исидор) Рим самым пристальным образом следил за Русской Православной Церковью, дабы не упустить любую возможность вовлечения Русской Церкви в сферу влияния Ватикана. Папы на протяжении всего XV и начала XVI вв. воспринимали все посольства Великих Князей Московских, направляемые в Рим для установления торговых и межгосударственных отношений, как желание Москвы склониться под власть римского первосвященника и признать его главенство над всей Церковью. Такие иллюзии римского престола подкреплялись различными (чаще всего преследующими свои личные или корыстные цели) осведомителями и шпионами римской курии, которые докладывали, что «Московские Князья намерены восстановить объединение церквей».
Более того, и сами Великие Князья Московские не спешили развеивать эти «мечтания» пап и вернуть их к реальности, тонко используя это обстоятельство в своей внешнеполитической дипломатии. Все русские посланники, соблюдая «дипломатический политес», вежливо выслушивая доводы католиков о выгоде принятия власти папы, оставались при своем: «папы отступили от Истинного Христианства» и «Православная Вера лучше католической, потому что для католиков важнее деньги и власть, чем спасение души». Большие надежды на то, что наконец-то можно будет втянуть Москву в переговоры по установлению унии, в Риме связывали с женитьбой Великого Князя Иоанна III на Византийской Царевне Софье. Царевна Софья после смерти Своего отца Императора Фомы Палеолог пребывала в Сиене под покровительством римского папы Сикста IV. В 1472 году папа через свою тайную консисторию получил от своего посланца письмо, в котором его заверяли, что Великий Князь Иоанн III «предан» папе и в знак своей «преданности» передает в подарок 60 шкурок горностая. Расценив это как готовность к переговорам, папа отправляет сопровождать Царевну Софию в Москву целое посольство во главе с епископом Антонием Бонумбре, уполномоченным вести переговоры с Великим Князем Московским. Целью переговоров было привлечение Иоанна III к участию в крестовом походе против турок и установление унии с Римом.
Но «переговоры» (если можно так назвать несколько бесед Князя Иоанна с епископом) показали, что планы Рима неосуществимы, не говоря уже о том, что папскому легату пришлось терпеть уничижительное отношение к себе, как к посланнику Римского престола. Сообщения же о намерениях Московских Князей «принять католическую веру и главенство папы, подчинить Русскую Церковь Римскому понтифику и получить от папы титул короля» продолжали поступать и от папских осведомителей, и от т.н. «московских послов» (иностранных торговых агентов) всем последующим папам. И папы (Александр VI, Лев X и Климент VII) с надеждой на осуществление своих планов посылали в «Московию» одного за другим своих легатов и нунциев. Но все они (если и добирались до Русской столицы) по своему возвращению констатировали: «Московское Царство и Русская Церковь отрицают папство и утверждают, что в католичестве отсутствует истинное Христианство».
Это не заставило Рим отказаться от своих планов касательно унии. Очередной нунций папского двора епископ Кастеламарский должен был побудить Польского Короля начать переговоры с Великим Князем Московским Василием III и уговорить Его подчиниться Риму. Далее, пребыв в Москву, нунций должен был выяснить «придерживается ли Московский Князь еще тех обещаний, которые были даны некогда греками и русскими во Флоренции». Стимулом для положительного ответа на этот вопрос должно было послужить обещание получения Князем Василием III королевского титула от папы, а Русской Державе стать королевством. Но война польской короны с «московитами» попросту сорвала переговоры. Надежды Рима оживились в связи с настойчивыми сообщениями посланника - магистра ордена немецких рыцарей Дитриха фон Шенберга, который заверял, что «в Москве нет отрицательного отношения к унии».
Так продолжалось вплоть до 1548 года, когда Ганс Шлитте из Гослора, представ перед Германским Императором в качестве «доверенного лица» Царя Иоанна IV Васильевича (не предоставив при этом никаких грамот), попросил прислать в Москву ученых, ремесленников и архитекторов, которых он готов был сопровождать в Московию. В Рим вновь полетели заверения от Императора Карла V и от его стольника, и от папского нунция, что «Московская церковь готова на соединение с Римской, и на создание союза христианских королей против турок». Но в Риме, несмотря на все «заверения» подобного рода, как не старались, не видели хотя бы каких-либо заметных признаков того, что «Московиты собираются покончить со схизмой». На самом деле, Царь Иоанн и не думал вступать в какие либо союзы с Западными «христианскими» королями для завоевания Святой Земли римским папам.
Вскоре «доверенное лицо» Ганс Шлитте оказался в тюрьме за долги. Вместо него в «игру» вступают Иоганн Штейнберг, австрийский дворянин и императорский стольник граф Эберштейн – шпионы Германского Императора. Под видом заботы об «обезпечении Москвы квалифицированными кадрами» они решили «привязать» молодого Царя Иоанна к «западным ценностям» и как «союзника против турок» преподнести от лица Германского Императора римскому папе, который в свою очередь, должен будет уговорить Польского Короля заключить мир между Польшей, Немецким орденом, Лифляндией и Москвой, столь необходимый Германии. После чего Император возглавит новый крестовый поход и освободит Гроб Господень. «Какую пользу это принесло бы церкви, - доказывал на личной аудиенции у папы Штейнберг, - какую это принесло бы славу лично папе и всему христианству! Исполнилась бы давнее желание пап о завоевании Святой Земли».
При этом Штейнберг высказал полную уверенность, что с помощью графа Эберштейна и благословения папы, он добьется успеха в Москве. Но Польский Король и иезуиты, влиявшие на Короля через его секретаря Альберта Кжицкого, были категорически против данного «проекта» Германского Императора. В случае его реализации Московский Великий Князь, получив титул Короля, вернет Себе все западные Русские земли завоеванные Польшей, а иезуиты утратят свое влияние на местное население в этих областях, которое снова перейдет к Русской Церкви. Начались безконечные проволочки и задержки. Но Штейнберг находит поддержку у кардиналов специальной конгрегации Рутео и Пичино, которые снабжают его посольство папскими грамотами и условиями, на которых Штейнберг должен вести переговоры. Условия Ватикана были следующими:
- Великий Князь будет титулован папой королем, о чем папа объявит всему мiру;
- Иоанн Васильевич должен будет принести клятву в верности и послушании папе;
- Московский примас (митрополит) будет утверждаться папой в качестве примасалегатуса натуса, после чего он должен будет принести клятву в верности и послушании папе;
- Новый король и новый примас должны предпринять все необходимые усилия для скорейшего осуществления унии;
- Должен быть заключен мир между Москвой и Польшей, с Немецким орденом и с Лифляндией, в интересах борьбы с турками.
Но, Польша обратилась к услугам канцлера и верховного маршала Литвы Князя Радзивилла, который уговорил брата Императора Карла V Короля Фердинанда, выступить перед папой противником данного проекта, что и заставило Рим пойти на попятную. Штейнберг и Эберштейн так и не отправились в Москву. Началась Ливонская война.
Спустя семь лет Римский папа вновь попытался заключить в свои «объятия» Московского Государя. Рим, видя успехи войск Русского Царя Иоанна IV в Лифляндии (части Германской Империи), стал провозглашать Царя Иоанна борцом с еретиками и победителем над лютеранами. Германский Император Максимилиан II, увидел в этом опасность своей политике, обратился к папе, убеждая его, что Иоанн Грозный и католиков, и лютеран считает еретиками, и если папа присвоит Ему титул Короля, то он (папа) нанесет оскорбление лифляндскому сословию и Польскому Королю. В Риме притихли, но папская курия продолжала посылать своих посланцев «зондировать почву», надеясь, все же, заключить унию с Московитами.
Папский посол Иоганн Кобенцель, побывав в Москве (1575–1576 гг.), по своему возвращению докладывал папе Григорию XIII: «Я убежден, что можно бы без особенных усилий возвратить сей народ на лоно Римской церкви, потому именно, что он, по-видимому, от нея не отступал, но принял то же учение о вере, которому последует Греческая Церковь, и нельзя не удивляться усердию и ревности, с которыми он сохраняет это учение до сего времени. Посему есть причина думать, что уразумев свое заблуждение, которое впрочем не существенно, он немедленно приступил бы к духовному союзу с нами; а присоединение его, увеличит наше число, втрое вознаградило бы потерю, понесенную нашей церковью, в минувшие годы в Немецкой земле и во Франции. Посему не следует щадить усилий для привлечения его на нашу сторону: такое дело прославит наш век».
Он же рекомендовал папе иезуита Варшевицкаго, ректора Виленской коллегии, как наиболее подходящего для этой «миссии». Папа Григорий XIII так «возбудился» этим докладом, что решил поручить «сие дело» любимым ему иезуитам.
И вот здесь-то прозвучала, еще не отточенная, но уже достаточно оформившаяся идея решения Римской курией «восточного вопроса». Предлагалось: после «объединения двух церквей», Русский Царь может претендовать на Престол Византийских Императоров, а в случае если Царь Иоанн откажется от объединения церквей – добиться, чтобы Он отказался от верховенства Константинополя и признал верховенство в Русской Церкви назначенного папой Московского Патриарха.
Тесная связь между Церковью и Государством в Московском Царстве теперь виделась отцам нового «проекта» не как препятствие, но как благоприятный фактор. Для Царя и Великого Князя Московского московский патриархат имел бы важное политическое значение. В Риме полагали, что этот Московский патриархат со временем станет во главе всей Восточной Церкви, и тогда наконец-то можно будет приступить к всеобщей унии. Реализация этого «проекта» решала вопрос о признании «Святейшего престола» Вселенским патриархом и переносе его (патриархата) в Москву. Местопребывание Вселенского патриарха в Москве (при условии заключения мира между Москвой и Польшей) имело бы то преимущество, что православные, живущие в княжестве Литовском, во Львове и среди других народов Восточной Европы, легче перейдут под верховенство такого патриарха, чем под верховенство патриарха, живущего под властью султана. Осуществление этого «проекта», в представлении его авторов, было бы следующим шагом на том пути, на который толкали (и продолжают толкать и заманивать) Православную Церковь творцы Ферраро-Флорентийского (1439 г.) безумия.
В Польше же по прежнему делали ставку на силу, надеясь, мечем шляхты прервать могучий рост Московского Царства, видя в нем не просто конкурента и сильного соседа, а именно врага всем своим чаяниям и намерениям – «Великой Польши от моря и до моря».
Здесь хотелось бы вкратце остановиться на общеевропейской политической ситуации и деятельности иезуитов накануне новой интервенции католического Запада против России. Не нужно забывать и то, что XVI в. был веком ожесточенной религиозной борьбы в Западной Европе. «Борьба эта отразилась и в Восточной Европе, католицизм свои потери на Западе старался вознаградить на Востоке»,- писал русский историк XIX века Е. Белов. После Люблинской унии и возникновения Польско-Литовского государства, иезуиты стали подготавливать церковную унию в Западной Руси, обращая свои «вожделенные» взгляды и на Московскую Русь. «Историк не должен забывать то обстоятельство, - продолжает Е. Белов, - что время войны Грозного с Западом, было временем усиленной деятельности иезуитов для создания церковной унии», добавляя при этом, что «поэтому-то католики и писали о Грозном как о злодее, ибо видели в Нем препятствие к задуманной унии».
Уже более десяти лет Россия ведет тяжелейшую Ливонскую войну за возвращение исконно русских земель «отчины» и «дедины» с выходом к Балтике. Войны, потребовавшей огромного напряжения всех сил Русского государства против мощного, коварного противника, угрожавшего не только территориальным владениям Русского Царя, но и намеревавшегося расколоть, сломить Православие – главную духовную опору страны, лишив ее тем самым способности к сопротивлению как военной, так и духовной агрессии со стороны католического Запада.
Уже разгромлен Тевтонский орден – форпост Ватикана против «восточных варваров-схизматиков». Десятки Ливонских крепостей заняты войсками Грозного Царя. Несмотря на ряд неудач и поражений, произошедших по причинам или прямого саботажа, или же когда княжеско-боярская элита «оплошася небрежно», русский боевой дух и воля к победе пребывают на подъеме. Наши – Нарва, Юрьев (Дерпт), все устье Невы с выходами к морю и все Ливонские земли вплоть до Двины. Формируется и укрепляется регулярная армия и военное производство. При мощной государственной поддержке успешно развивается внешняя торговля России с Западной Европой. Зачинается Русский Флот.
Но, начиная с 1567-68 годов, восторженные отзывы ганзейских купцов на рейхстагах о «небывалой выгоде от русской торговли», сменились на голоса: «о страшном вреде и великой опасности для всего христианства, а в особенности Германской Империи и всех прилежащих королевств и земель, как скоро Московит утвердится в Ливонии и на Балтийском море». Все дальнейшие события стали напоминать хорошо продуманную «шахматную партию» против Москвы.
1 июля 1569 года была утверждена Люблинская уния, провозгласившая рождение Речи Посполитой – «Великой Польши от моря и до моря», унаследовавшей при этом от Великого княжества Литовского все ранее захваченные им украинские и белорусские земли. «Речь Посполитая – отмечает Н. Пронина, - с самого начала поставила себе целью не только закрепить за Польской короной уже наличные земли, но и присоединить те русские области и города, которые были утрачены Литвой в ходе войн конца XV – начала XVI века в пользу Московского государства». На западной русской границе утвердился сильный и далеко не дружелюбный сосед.
Король Стефан Баторий пришел к власти (1576 г.) с помощью протестантского мелкого дворянства. Но сам лично придерживался католической веры и прекрасно понимал, что удержаться у власти и осуществить все свои «имперские» планы, возможно, только если он будет опираться на католическую церковь. В это время католики с помощью иезуитов начали наступление на Реформацию. Иезуиты превратили Польшу в центр католической пропаганды и контрреформации в Восточной Европе. При полной поддержке Короля и папских нунциев, иезуиты твердо взяли в свои руки процесс обращения в католицизм, как протестантов, так и православных. По всей Европе основываются иезуитские коллегии и университеты. Польша стала – и это касалось, прежде всего, православных, проживавших на захваченных Польшей белорусских и украинских землях – исходным пунктом папской политики в отношении унии с православными.
Швеция, которая до этого вела самостоятельную и независимую от папской курии политику, становится объектом пристального внимания иезуитов. Король Швеции Эрик XIV сын Густава Вазы имел все основания не доверять посланцам папского престола. Еще за год до Люблинской унии он просил находившихся в Стокгольме русских послов «проведывати про стекольских людей про посадцких измену, что оне хотят королю изменити, а город хотят здати королевичам». Измена стокгольмского посада привела к государственному перевороту, и Эрик XIV был свергнут с Престола, посажен в тюрьму и потом убит по приказу брата Иоганна (Юхана) III. Все это тут же повлекло за собой изменение не только внешнеполитической линии самой Швеции, но и расстановки сил во всей Западной Европе. После переворота Швеция заключает невозможный до этого союз с Польшей, страстным сторонником которого был пришедший к власти Иоганн III, злейший враг Москвы. «В Швеции свержение Эрика XIV – пишет историк, академик Р.Ю. Виппер, - и вступление на Престол его брата Юхана III, женатого на Ягелонке, сестре Сигизмунда II, объясняет нам союз скандинавского государства с Польшей».
Дальше – больше: шведское правительство расторгает заключенное ранее двадцатилетнее перемирие с Россией, но при этом заключает мир с Данией, сдерживаемой до этого Эриком XIV в течение семи лет, не давая ей возможности активно включиться в Ливонскую войну. Теперь и на Севере неожиданно появился противник, оценку которому дал академик Р.Ю. Виппер: «Противник странный, запирающий Москве морские выходы, но который не мог взять от этого сам промышленной и торговой выгоды, ибо не имел индустрии и не занимался транзитом, но который с успехом исполнял роль тормоза в отношении Москвы, задерживая столь опасный в глазах Польши и Германии, культурный рост многочисленного и способного народа русского».
Смерть Эрика XIV, убитого по приказу Иоганна III, была воспринята в Риме как готовность Швеции к рекатолизации. Швеция становится объектом повышенного интереса иезуитов. К Королю Иоганну III направляется папский посол-иезуит, чтобы лично обсудить «религиозные вопросы». Согласно ватиканским актам, Король заявил, что он будет придерживаться католической веры и приложит все усилия, чтобы эта вера «почиталась» по всей стране. Для этого он просит у Святого престола «достойных людей себе в помощь». Здесь мы и встречаемся с иезуитом Антонио Поссевино. Прибыв в Стокгольм в 1577 г. с еще несколькими иезуитами в мiрской одежде, Поссевино убеждается, что работа, проведенная его «собратьями», дала свои результаты. Королевский двор и дворянство в целом придерживаются «католического настроения». Поэтому, Поссевино первой задачей считает миссионерскую деятельность среди населения. Для этого он отправляет своих «соработников» в Данциг, а сам остается при дворе. Вскоре сей «искусный дипломат» завоевал полное доверие не только у Короля, но и огромное влияние при его дворе. Докладывая о своих успехах в Рим, Посевино «скромно» упоминает, что «после моей проповеди, Король со слезами бросился ко мне в объятия, воскликнув: «Я навечно заключаю в объятия тебя и римскую церковь». После чего Король выразил готовность принять Тридентский Символ Веры и исповедовался».
Поссевино отпустил ему грех братоубийства и причастил его по римскому обряду. Но вскоре выяснилось, что Иоганн страдает приступами истерии и не отличается постоянством, тем не менее, Поссевино мог считать, что Рим приобрел политического союзника, благосклонно относящегося к католицизму. В Стокгольме неуклонно растет число посланников католической церкви и в стране начинает укрепляться католическая вера. Антонио Поссевино с чувством выполненного долга покидал Швецию в сопровождении группы молодых людей, пожелавших поступить в иезуитские коллегии (проверенный годами «ход конем» иезуитов). В своем отчете папе Поссевино настоятельно предлагал принять в иезуитскую коллегию в Браунсберге юных скандинавов – будущих священнослужителей и профессоров для скандинавских семинарий. В 1579 году Антонио Поссевино, «апостольский легат и викарий всех северных стран», вновь посещает Швецию, на этот раз уже в одежде иезуита. Он убеждается, что Иоганн III, ненадежный, нерешительный и истеричный Король, который, к тому же, уже «охладел» к иезуитам, увидев всю их лживость. Поэтому, целью миссии Поссевино становится укрепление в католической вере Наследника Престола, сына Екатерины Ягеллон, будущего польского «короля-иезуита» Сигизмунда III. Оставшись довольным своими результатами, Антонио Пассевино покидает Швецию, оставив целую группу иезуитов блюсти интересы римской церкви.
После всех перечисленных событий политическая ситуация в Западной Европе резко изменилась. Римский престол вынужден был пересмотреть свои планы относительно церковной унии. Папа, увидев в новой войне против Москвы «благоприятное средство» для реализации своих планов, решил поддержать воинственный дух Польского Короля Стефана Батория, прислал ему со своим благословением освященный меч и обещал помощь других христианских государей. А папский нунций в Польше убеждал Короля, что если «побеждаемый» Московский Царь будет просить мира, то одним из условий мира должно стать требование перехода Царя со всем Его Царством в латинскую веру. Король обещал, и за дело принялись «рыцари войска Польска» Стефана Батория и «рыцари плаща и кинжала» - иезуиты. Начался новый этап в никогда не прекращавшейся войне Запада со Святой Русью.
Но получив достойный отпор в прямом военном столкновении с Московским Царством, Запад так и не добился главной своей цели – сломить Русский дух, разрушить Церковную ограду – Державу Русского Царя и, поставив на колени Православный Народ, принудить «Московитов» к признанию «главенства» Римского престола.
Данный исторический период был ознаменован победами дипломатии Царя Иоанна Васильевича. Переговоры с Баторием закончились заключением перемирия. Одновременно шли (и весьма удачно) переговоры с Германским Императором. Царь Иоанн Грозный начинает переговоры с крымскими татарами, желая замирить их и обезопасить свои южные границы. В переговорах между Москвой и Данией дело дошло до того, что Дания признавала за Царем Иоанном Ливонию и Курляндию. Но Баторий (читай иезуиты), сговорившись со Швецией, выступили «единым фронтом» против России. Добившись первых успехов (Польско-Литовские войска захватили Великие Луки, а шведы подступили к Нарве), «военная машина» Батория забуксовала и завязла под Псковом. Современный историк Скрынников И.Г. отмечает, что, невзирая на поддержку всей католической Европы, Польша в своей агрессии против России, с каждым годом слабела, тогда, как сопротивление русских только усиливалось. «Так, в итоге первой компании на Восток, сорокатысячная королевская армия добилась успеха, завоевав Полоцк. В ходе второй компании почти пятидесятитысячная рать затратила все свои усилия на покорение небольшой крепости Великие Луки. В последней компании польское войско так и не смогло овладеть Псковом».
Катастрофа поляков достигла апогея под неприступными стенами Пскова. Вот, что писал канцлер Ян Замойский, руководивший осадой города: «Положение войск тяжелейшее. Я не продержусь более восьми дней. Надо или скорее заключать мир, или с посрамлением отступать от Пскова». Ему вторит иезуит Пиотровский – составитель дневника последнего похода Стефана Батория: «не имеем ни пороху, ни ядер, ни людей, а русские все более и более укрепляются. Не знаю, что далее будем делать. …Провиант добываем за 12 миль от лагеря, да и то с большой опасностью. Русские захватывают лошадей, провиант и все прочее… солдаты дезертируют от холода, босые, без шапок и платья, страшно дерутся с жолнерами из-за дров, которые привозят в лагерь, отнимают друг у друга еду, платье и обувь, жалобы и ропот на все… воровство в лагере страшнейшее».
Нужно было садиться за стол переговоров. Русский Царь нуждался в мире так же, как и поляки, поэтому Государь Иоанн Васильевич решил для переговоров прибегнуть к посредничеству Императора Рудольфа II и Римского папы. Но Император, еще загодя получив от папы наставления не принимать участие в переговорах, от посредничества устранился. Именно в это время, воспользовавшись сложной для Москвы военной и внешнеполитической ситуацией, Рим выступил в роли «посредника», попытавшись включить в переговорный процесс и Швецию. Папа отправляет в Москву своего посланника иезуита Антонио Поссевино. Прикрываясь благим делом установления мира с Польской короной и освобождения Христиан от ига мусульман, иезуит должен был склонить Благоверного Царя Иоанна Васильевича к участию в новом крестовом походе и к признанию власти Римского понтифика, обещая «дружбу» и покровительство Ватикана, постараться навязать Русской Церкви унию с римо-католиками.
Перед своим отъездом из Рима Поссевино вместе с письмами папы Григория XIII к Московскому, шведскому и польскому дворам, получил тайные инструкции кардинала ди Комо, руководившего в курии отправкой Поссевино в Москву. Согласно этим инструкциям папский легат Антонио Поссевино должен был при личной аудиенции у Московского Царя заверить Иоанна Васильевича, что «папа желает, чтобы между ними (папой и Царем Иоанном) царили единство и любовь». Поссевино должен был убедить Царя Иоанна, что папа искренне заинтересован в установлении мира между Москвой и Польшей, для этого он посылает своего полномочного представителя Антонио Поссевино. После того как мир (дело уже решенное) будет установлен, Поссевино необходимо будет убедить Царя Иоанна, что «мирный договор» был заключен исключительно заботой папы и «единственно благодаря его автор