16 мая 1945.
1 Светает, и это придает горам белизны, и мягкости – этому дикому склону, оглашаемому лишь голосом ручья, что пенится внизу, голосом, который, отразившись от изрытых пещерами гор, приобретает необычайную звучность. В том месте, где остановились ученики – ничего, кроме осторожного шороха среди листвы и трав: это пробуждаются первые пташки и прячутся последние ночные животные.
Группа зайцев или диких кроликов[a], объедавших приземистый куст ежевики, испуганно убегает от падения камня. Затем они осторожно возвращаются, двигая своими ушами и улавливая каждый звук, и видя, что все спокойно, вновь принимаются за свой куст. Вся листва, все камни омыты росой, и заросли сильно пахнут мхом, мятой и душицей.
Какая-то зарянка садится почти у самого края пещеры, крышей которой служит скальный выступ, и, стоя на шелковистых лапках, готовая сорваться прочь, поворачивает головку и заглядывает внутрь, оглядывает поверхность и выдает свое чип-чип, вопросительное и… жадное до нескольких хлебных крошек, лежащих на земле, однако не решается спуститься, покуда не видит, что ее опередил приближающийся боковыми прыжками крупный дрозд, смешной этой своей плутовской повадкой и своим профилем старого нотариуса, до полного сходства с которым ему не хватает только очков. Тогда спускается и зарянка и пристраивается за этим отважным господином, который то и дело тыкается своим желтым клювом во влажную почву в поисках… ископаемой пищи, а затем, издавая чоп или короткий, прямо-таки хулиганский свист, двигается дальше. Зарянка насыщается крошками мякиша и удивленно застывает, увидев, что дрозд, решительно проникший в безмолвную пещеру, выходит оттуда с корочкой сыра, которую вновь и вновь колотит о камень, чтобы размельчить ее и приготовить себе роскошную трапезу. Потом он возвращается внутрь, озирается и, больше ничего не найдя, издает насмешливый свист и улетает прочь, заканчивая свою песнь на верхушке дуба, что окунается своей вершиной в утреннюю лазурь. Зарянка тоже улетает из-за шума, доносящегося до нее из глубины пещеры… и остается на тонкой веточке, что свешивается в пустоту.
2 Иисус выходит на порог пещеры и крошит хлеб, тихо-тихо подзывая птичек мелодичным свистом, хорошо имитирующим щебет многих маленьких пернатых. Потом отступает и уходит выше, неподвижно застывая возле скальной стены, чтобы не спугнуть Своих друзей, которые быстро слетаются: первой зарянка, а затем многие другие различных видов. Неподвижность ли Иисуса, или еще и Его взгляд – я склонна думать так, ибо у меня есть опыт того, как даже самые недоверчивые звери приближаются к тем, в ком они инстинктивно чувствуют не врагов, а защитников – приводят к тому, что вскоре эти птички начинают прыгать в нескольких сантиметрах от Иисуса, а зарянка, теперь уже сытая, взлетает на верхнюю часть той глыбы, к которой прислонился Иисус, и уцепившись за тончайшую веточку ломоноса, начинает раскачиваться над головой Иисуса, намереваясь порхнуть или на Его светлые волосы, или на Его плечо.
Трапеза окончена. Солнце позлащает вершину горы, а потом и самые верхние ветви зарослей, тогда как в долине все пребывает еще в тусклом свете раннего утра. Птички, довольные и сытые, летят к солнцу и поют во все свое крошечное горло.
3 «А теперь пойдем будить и этих, еще одних Моих детей», – говорит Иисус и спускается вниз, потому как Его пещера – выше всех, заходя попеременно в гроты и зовя по имени всех двенадцать спящих.
Симон, Варфоломей, Филипп, Иаков и Андрей отвечают немедленно. Матфей, Петр и Фома отзываются не так скоро. И если Иуда Фаддей выходит навстречу Иисусу, едва завидев Его у себя на пороге, уже готовый и вполне бодрствующий, то второй кузен, а с ним Искариот и Иоанн, крепко спят, так что Иисусу приходится их потрясти прямо на их лиственных постелях, чтобы они проснулись.
Иоанн, окликнутый последним, спит так глубоко, что не сообразит, кто его зовет, и в тумане наполовину прерванного сна шепчет губами: «Да, мама. Сейчас иду…». Однако затем поворачивается на другой бок.
Иисус улыбается, садится на непритязательный тюфяк из листвы, собранной в зарослях, наклоняется и целует в щеку Своего Иоанна, который открывает глаза и, увидев тут Иисуса, принимает изумленный вид. Он резко садится и говорит: «Я Тебе нужен? Вот я».
«Нет. Я тебя будил, как всех. Но ты Меня посчитал своей мамой. И тогда Я тебя поцеловал, сделав то, что делают мамы».
Иоанн, полуодетый в своей поддёвке, поскольку одежду и плащ он использовал как покрывало, вешается на шею Иисусу, упрятав свою голову между Его плечом и щекой, и говорит: «О! Ты намного больше мамы! Ее я оставил ради Тебя. Но Тебя бы я никогда не оставил ради нее! Она родила меня на земле. Ты же рождаешь меня на Небе. О! я знаю!»
4 «Ты что-то знаешь больше остальных?»
«То, что мне сказал Господь в этой пещере. Видишь, я ни разу не пришел к Тебе и думаю, что мои товарищи решили, что это было из безразличия и гордыни. Но мне не важно, что они думают. Я знаю, что Тебе известна правда. Я не приходил к Иисусу Христу, воплотившемуся Сыну Божию. Но то, чем Ты являешься в лоне Огня, который есть вечная Любовь Пресвятой Троицы, Ее Природа, Ее Сущность, Ее подлинная Сущность – о! я не умею пересказать всего того, что я понял в этом мрачном темном гроте, который сделался для меня таким сияющим, в этой холодной пещере, в которой я запылал невидимым огнем, что сошел вглубь моего существа и воспламенил его сладкой мукой, в этой бесшумной нише, которая, однако, пела мне о небесных истинах[b] – то, чем Ты являешься, Второе Лицо той невыразимой Тайны, которая есть Бог и в которую я проник, поскольку Бог вобрал меня в Себя, – оно всегда было со мной. И все свои желания, все свои слезы, все свои вопросы я излил на Твое божественное лоно, Глагол Божий. И среди стольких слышанных мною от Тебя слов никогда не было такого всеобъемлющего, как то, что Ты, Сын Божий, высказал мне тут; Ты, Бог, как и Отец; Ты, Бог, как и Святой Дух; Ты, который есть столп Троицы… О! может, я богохульствую! но так мне кажется, потому что если бы не было Тебя, любви Отца и любви к Отцу, тогда иссякла бы сама Любовь, божественная Любовь, и Божество уже не было бы Троичным, и у Него иссякло бы наиболее подобающее свойство Бога: Его любовь! О! у меня сейчас столько всего, но это подобно воде, что бурлит перед плотиной и не может вырваться… Мне кажется, я умираю, настолько неистово и несравненно то волнение, что сошло в мое сердце с тех пор, как я Тебя понял… но ни за что на свете я не хотел бы от него избавиться… Дай мне умереть от этой любви, Мой сладчайший Бог!».
Иоанн и улыбается, и плачет, задыхаясь, воспламененный своей любовью, обессилев на груди Иисуса, словно бы это пламя истощило его силы. А Иисус гладит его, горя ответной любовью.
Иоанн приходит в себя с приливом смирения, которое заставляет его умолять: «Не говори остальным того, что я Тебе рассказал. Они, конечно, тоже познали, что такое жить Богом, как в эти дни жил я. Но положи на эту мою тайну камень молчания».
«Будь уверен, Иоанн, никто не узнает о твоем бракосочетании с Любовью. Одевайся и приходи. Нам нужно отправляться».
5 Иисус выходит на тропинку, где уже находятся все остальные. Их лица имеют более почтенный, более собранный вид. Пожилые напоминают патриархов, у молодых проявилась некая зрелость, некое достоинство, которые раньше заслоняла их молодость. Искариот смотрит на Иисуса с робкой улыбкой на лице, отмеченном следами слез. Иисус, проходя мимо, гладит его. Петр… не разговаривает. И это в нем так необычно, что поражает сильнее всяких других изменений. Он смотрит на Иисуса выжидательно, но с каким-то новым достоинством, из-за чего его с залысинами лоб как будто сделался шире, а его глаза, до того сверкавшие остроумием, – строже. Иисус подзывает его поближе и удерживает рядом с Собой в ожидании Иоанна, который, наконец, выходит, и лицо его – не могу определить, стало ли оно бледнее или наоборот, – несомненно горит неким пламенем, что не меняя цвета лица, тем не менее, явно присутствует. Все на него смотрят.
«Иди сюда, Иоанн, ближе ко Мне. И ты тоже, Андрей, и ты, Иаков Зеведеев. Теперь ты, Симон, и ты, Варфоломей, Филипп, и вы, Мои братья, а также Матфей. Иуда Симонов сюда, напротив Меня. Фома, иди сюда. Сядьте. Мне надо поговорить с вами».
Они садятся тихо, как дети, все немного погруженные в свой внутренний мир и, все же, как никогда внимающие Иисусу.
6 «Знаете, что Я с вами сделал? Все вы это знаете. Ваша душа сообщила это вашему разуму. Но душа ваша, что в эти восемь дней была царицей, научила ваш разум двум великим добродетелям: смирению и молчанию, чаду смирения и осмотрительности, каковые суть дочери милосердия. Лишь восемь дней назад вы бы пришли, чтобы объявить о своих подвигах, о своих новых познаниях, как честные дети, которые хотят удивить и превзойти соперника. Теперь вы молчите. Из детей вы превратились в подростков и уже понимаете, что такое поведение могло бы унизить вашего товарища, возможно, менее одаренного Богом, и вы ничего не говорите.
Кроме того, вы подобны девушкам, еще не достигшим зрелости. В вас зародилась святая стыдливость относительно той метаморфозы, что открыла вам тайну брачных отношений души с Богом. В первый день эти пещеры показались вам холодными, враждебными, отталкивающими… теперь вы смотрите на них как на благоухающие и светлые брачные покои. В них вы узнали Бога. Прежде вы знали о Нем. Но не были с Ним знакомы с той степенью близости, которая из двоих делает одно. Среди вас есть мужчины, уже годами женатые, есть другие, имевшие с женщинами лишь обманчивые отношения, есть некоторые, по разным причинам остающиеся целомудренными. Но и эти целомудренные знают теперь, что такое совершенная любовь, знают так же, как это знают женатые. Более того, можно сказать, что о совершенной любви лучше всех знает именно тот, кто не знаком ни с какими телесными вожделениями. Ибо Бог открывается девственным во всей Своей полноте: и по причине радости подарить Себя тому, кто чист, находя частицу Себя, Чистейшего, в творении, очищенном от похоти, и чтобы возместить такому все то, в чем он себе отказывает ради любви к Нему.
7 Истинно говорю вам, что по Моей к вам любви и по той мудрости, которой Я обладаю, если б не Мой долг завершить дело Отца, Я желал бы удержать вас здесь и остаться вместе с вами обособленно, уверенный, что таким образом сделал бы из вас, и вскоре, великих святых, уже не подверженных смущениям, отступлениям, падениям, нерешительности или возвращениям вспять. Но Я не могу. Я должен идти. И вы должны идти. Мир ждет нас. Этот оскверненный и оскверняющий мир, что нуждается в наставниках и искупителях. Я захотел познакомить вас с Богом, чтобы вы полюбили Его намного сильнее, чем этот мир, который со всеми своими привязанностями не стоит одной Божьей улыбки. Захотел, чтобы вы могли поразмышлять над тем, чтó есть мир, и над тем, чтó есть Бог, дабы заставить вас устремиться к лучшему. В эту минуту вы устремлены только к Богу. О! если б Я мог удержать вас в этом моменте, в этом стремлении! Но этот мир ждет нас. И мы отправимся в мир, который ждет. Ради святого Милосердия, которое, направив в этот мир Меня, направляет в этот мир и вас по Моему распоряжению. Но заклинаю вас! Как жемчужину в ларце укройте сокровище этих дней – когда вы себя оценивали, блюли, возносили, облекали и располагали к Богу – в своем сердце и, словно камни свидетельства, воздвигнутые Патриархами в память о завете с Богом, сберегите и сохраните эти драгоценные воспоминания в своих сердцах.
8 С сегодняшнего дня вы уже не любимые ученики, а Мои апостолы, главы Моей Церкви. От вас будут происходить все ее иерархии во веки веков, и вы будете называться учителями, так как ваш Учитель – Бог с Его утроенной мощью, мудростью и милосердием.
Я выбрал вас не потому, что вы самые достойные. Но по совокупности причин, о которых вам нет необходимости знать сейчас. Я выбрал вас вместо пастухов, что являются Моими учениками с самого Моего рождения. Почему Я это сделал? Потому что так было нужно. Среди вас есть галилеяне и иудеи, образованные и необразованные, богатые и бедные. Это для мира, дабы он не сказал, что Я предпочел какую-то одну группу. Однако вас не хватило бы на все то, что надо сделать. Ни теперь, ни после.
Не у всех у вас на памяти один отрывок Писания. Я вам его напомню. Во 2-й книге Паралипоменон, в 29 главе, рассказывается, как Езекия, царь Иуды, велел очистить Храм и, после того, как тот был очищен, велел принести жертву о грехе за царство, за святилище и за Иуду[c], а потом начались индивидуальные жертвоприношения. Но так как для принесения жертв не хватало священников, в помощь были призваны левиты, посвященные через более краткий обряд, нежели священники.
Вот так Я и сделаю. Вы – священники, долгим старанием приготовленные Мною, вечным Понтификом. Но вас не хватит для все более обширного труда принесения индивидуальных жертв Господу Богу. Так что Я присоединю к вам учеников, что останутся таковыми: тех, что ждут нас у подножия горы, и тех, что уже находятся выше, тех, что рассеяны по земле Израиля, и что потом будут рассеяны по всей земле. Им будут поставлены такие же задачи, поскольку призвание едино, но в глазах мира сего их положение будет иным. Однако не в глазах Бога, у которого есть справедливость, так что безвестный ученик, неведомый апостолам и собратьям, но свято живущий и приводящий души к Богу, будет более велик, нежели известный апостол, у которого апостольским будет только имя, и который свое апостольское достоинство принизит до человеческих целей.
Задача у апостолов и учеников будет все та же, что у священников и левитов Езекии: совершать богослужение, одолевать всякое идолопоклонство, очищать сердца и пространства, проповедовать Господа и Его Слово. Более святой задачи нет на этой Земле. И нет более высоко достоинства, чем ваше. Но потому-то Я и сказал вам: „Прислушивайтесь к себе, проверяйте себя“.
9 Горе апостолу, если он падает! Он тащит за собой множество учеников, а те тащат еще более великое число верующих, и погибель распространяется все шире, словно сходящая лавина или круг, что расходится по озеру, когда в одно и то же место бросят несколько камней.
Будете ли вы все совершенными? Нет. Удержится ли в вас нынешний дух? Нет. Мир выпустит свои щупальца, чтобы сдавить ваши души. Погасить свет в сердцах святых – вот победа для мира, который на пять частей – сын Сатаны, еще на три – прислужник Сатаны, а на оставшиеся две – безразличен к Богу. Защищайте себя своими силами от самих же себя, от мира, плоти и злого духа. Но главным образом защищайтесь от самих себя. Обороняйтесь, о чада, против своей гордыни, чувственности, двоедушия, теплохладности, духовного оцепенения, против скупости! Когда ваше низшее я начнет выступать и хныкать по поводу мнимой жестокости по отношению к нему, заставьте его замолчать и скажите: „За одно мгновение лишений, которым я тебя подвергаю, я обеспечу тебе, и навек, то восхитительное пиршество, что было у тебя в той горной пещере на исходе месяца Шеват“.
10 Идемте. Идемте навстречу остальным, что во множестве ожидают Моего прихода. А затем Я на несколько часов схожу в Тивериаду, а вы, проповедуя обо Мне, отправитесь Меня ждать к подножию горы, что на дороге, идущей от Тивериады к морю. Я приду туда и поднимусь на нее, чтобы проповедовать. Возьмите сумки и плащи. Наша стоянка завершена, а ваше избрание состоялось».
17 мая 1945.
11Иисус говорит:
«Тебе нехорошо, и Я оставлю тебя в покое. Только замечу тебе, как сильно может все изменить одна пропущенная фраза или одно неправильно переведенное слово. Притом что ты, записывающая, жива и можешь сразу же внести исправления. Так что подумай и осознай, как двадцать столетий смогли лишить апостольское Евангелие некоторых его частей, что не повлияло на учение, но повлияло на легкость понимания Евангелия. Если дать себе труд добраться до первоисточника, мы вновь обнаружим вмешательство Беспорядка, это многое объясняет и во многих случаях оказывает услугу сынам Беспорядка. А ты видишь, как это легко – впасть в ошибку при переводе… Маленький Иоанн, будь умницей сегодня. Ты сломанный цветок. Позже Я подойду и укреплю твой стебель. Сегодня же Мне необходимы слезы твоей раны. Бог с тобою».
[a] Речь, конечно, о даманах.
[b] Эти слова Апостола любви, – делает замечание МВ, – прекрасно иллюстрируют тайну Божьего вселения в нас. В святилище души Божественный Дух встречается с нашим духом, и Бог говорит, открывает и являет Себя нашей душе, научая ее Своей любви и сообщая ей самое живое Свое подобие, преображая ее в Себя, не по сущности, поскольку лишь Бог есть Бог, а по причастию. Далее в этой же машинописной копии МВ замечает: Дух Божий тем более просвещает и открывает, чем больше возможности есть у Него поселиться в чистой душе, пустой от всех тех „мелочей“, что заполняют недуховного человека. Когда человек освобождает свое „я“ от земных и тленных вещей, тогда Бог заполняет эту пустоту Собой, и человек, ставший чистым, а еще лучше – сохранившийся таковым, видит и умственно постигает Бога, и таинственно обладает Им, как и сам обладаем Богом, насколько это возможно, пока человек все еще в своем изгнании, обладает Им благодаря своему пламенному желанию, какому соответствует желание Бога обладать Своими чадами, и этим устанавливается маленький Рай на Земле, предвестник вечного и совершенного Блаженства на Небе.
[c] То есть, за колено Иуды, за Иудею.