Б. Оттенение анализа мирности по контрасту с интерпретацией мира у Декарта
B. A Contrast between our Analysis of Worldhood and Descartes' Interpretation of the World
Понятие мирности и заключенных в этом феномене структур разыскание сможет себе обеспечить лишь постепенно. Поскольку интерпретация мира ближайшим образом начинается с внутримирно сущего, чтобы потом вообще уже не иметь в поле зрения феномен мира, попытаемся онтологически прояснить этот подход на его возможно крайней реализации. Дадим не только краткое изложение основных черт онтологии «мира» у Декарта, но спросим об их предпосылках и попробуем характеризовать их в свете до сих пор достигнутого. Этот разбор призван показать, на каких принципиально необсуждаемых онтологических «основаниях» движутся идущие за Декартом, тем более ему предшествующие, интерпретации мира.
Декарт видит онтологическое основоопределение мира в extensio. Поскольку протяжением конституируется и пространственность, по Декарту они даже идентичны, пространственность же в каком-то смысле оказывается конститутивна для мира, разбор картезианской онтологии «мира» предлагает одновременно негативную опору для позитивной экспликации пространственности окружающего мира и самого присутствия. Мы рассматриваем в плане онтологии Декарта троякое: 1) Определение «мира» как res extensa (§ 19). 2) Основания этого онтологического определения (§ 20). 3) Герменевтическое обсуждение Картезиевой онтологии «мира» (§ 21). Свое подробное обоснование нижеследующее рассмотрение получит только через феноменологическую деструкцию декартовского «cogito sum» (сравни часть II, раздел 2) ненаписанная часть- И.Ф.).
Определение «мира» как res extensa
f 19. The Definition of the 'World' as res extensa.
Декарт отличает «ego cogito» как res cogitans («вещь мыслящая»- И.Ф.) от «res corporea» («вещь телесная»). Этим различением впредь онтологически обусловлено таковое «природы и духа». В сколь бы многих содержательных вариациях ни фиксировалось онтически это противоположение, непроясненность его онтологических оснований и членов противоположения имеет свой ближайший корень в проведенном Декартом различении. Внутри какой понятности бытия определил он бытие этого сущего? Титул для бытия по-себе-самому-сущего гласит substantia. The term for the Being of an entity that is in itself, is "substantia". Выражение подразумевает то бытие чего-то сущего как субстанция, то само сущее. Sometimes this expression means the Being of an entity as substance, substantiality; at other times go it means the entity itself, a substance. Эта двузначность в substantia, внесенная уже античным понятием ούσία[1], не случайна. That "substantia" is used in these two ways is not accidental; this already holds for the ancient conception of ούσία.
Онтологическое определение res corporea требует экспликации субстанции, т. е. субстанциальности этого сущего как субстанции. Что составляет собственное по-себе-самой-бытие этой res corporea? Как вообще постижима субстанция как таковая, т. е. ее субстанциальность? Et quidem ex quolibet attributo substantia cognoscitur; sed una tamen est cuiusque substantiao praecipua proprietas, quae ipsius naturam essentiamque constituit, et ad quam aliae omnes referuntur.(Источник - Principia Ι, n. 53, p. 25 (Oeuvres ed. Adam-Tannery, vol. VIII). Далее идет перевод –И.Ф). Субстанции становятся доступны в их «атрибутах», и каждая субстанция имеет отличительное свойство, по которому распознается существо субстанциальности определенной субстанции. Каково это свойство применительно к res corporea? Nempe extensio in longum, latum et profundum, substantiae corporeae naturam constituit (Там же). Протяжение, a именно в длину, ширину и глубину, составляет собственное бытие телесной субстанции, которую мы именуем «миром».
Откуда extensio получает это отличие? Nam omne aliud quod corpori tribui potest, extensionem praesupponit (Principia I, n. 53, p. 25). Протяженность есть всё бытийное устройство рассматриваемого сущего, долженствующее уже «быть» до всех других бытийных определенностей, чтобы они могли «быть» тем что они есть. Телесная вещь должна быть первично «наделена» протяженностью. Соответственно доказательство протяженности и характеризованной ею субстанциальности «мира» проводится таким образом, что показывается, как все другие определенности этой субстанции, преимущественно division (делимость), figura, motus (движение), могут быть осмыслены только как modi той extensio, a extensio наоборот остается понятна sine figura vel motu (without shape or motion –И.Ф.).
Так телесная вещь при сохранении своей общей протяженности может тем не менее многообразно менять разделенность последней по разным измерениям и представать в различных образах как одна и та же вещь. Atque unum et idem corpus, retinendo suam eandem quantitatem, Pluribus diversis modis potest extendi: nunc scilicet magis secundum longitudinem, minusque secundum latitudinem vel profun-ditatem, ac paulo post e contra magis secundum latitudinem et minus secundum longitudinem Там же п. 64, p. 31. (Так что одно и то же тело, удерживая то же свое количество, может простираться множеством разных способов: теперь, скажем, больше в длину и меньше в ширину или глубину, а вскоре затем наоборот больше в ширину и меньше в длину.)
Фигура есть модус extensio, не в меньшей мере — движение; ибо motus постигается лишь si de nullo nisi locali cogitemus ac de vi a qua excitatur non inquiramus (Там же п. 65, р. 32). [if we think of nothing except what has a place, and do not ask about the force [vi] by which it is set in motion]. Если движение есть сущее свойство res corporea, то оно должно, чтобы стать постижимым в своем бытии, постигаться из бытия самого этого сущего, из extensio, т. е. из чистой перемены места. Нечто подобное «силе» не привносит ничего для определения бытия этого сущего. Определения наподобие durities (твердость), pondus (вес), color (цвет) могут быть изъяты из материи, она все же остается что она есть. Эти определения не составляют ее собственного бытия, и насколько они есть, они оказываются модусами той же extensio. Декарт пытается развернуто показать это в отношении «твердости»: Nam, quantum ad duritiem, nihil aliud de ilia sensus nobis indicat, quam partes durorum corporum resistere motui manuum nostrarum, cum in illas incurrunt. Si enim, quotiescunque manus nostrae versus aliquam partem moventur, corpora omnia ibi existentia recederent eadem celeritate qua illae accedunt, nullam unquam duritiem sentiremus. Nec ullo modo potest intelligi, corpora quae sic recederent, idcirco naturam corporis esse amissura; nec proinde ipsa in duritie consistit. (Тем же рассуждением может быть показано, что и вес, и цвет, и все подобного рода качества, ощущаемые в телесной материи, могут быть из нее изъяты, при том что она останется нетронутой; откуда следует, что его (т. е. протяжения) природа ни от какого из этих качеств не зависит.- Там же II, п. 4, р. 42.) Твердость ощущается в осязании. Что «говорит» нам чувство осязания о твердости? Части твердой вещи «противятся» движению руки, скажем желанию отодвинуть. Если бы напротив твердые, т. е. неподатливые тела меняли свое место с той же скоростью, с какой совершает смену места «набегающая» на тело рука, то до прикосновения никогда бы не дошло, твердость не ощущалась бы и потому никогда бы и не была. Никоим образом однако не видно, отчего бы подающиеся с такой скоростью тела должны были через то утрачивать что-то от своей телесности. Если они ее удерживают и при измененной скорости, делающей такую вещь как «твердость» невозможной, то последняя не принадлежит и к бытию этого сущего. Eademque ratione ostendi potest, et pondus, et colorem, et alias omnes eiusmodi qualitates, quae in materia corporea sentiuntur, ex ea tolli posse, ipse integra remanente: unde sequitur, a nulla ex illis eius (sc. extensionis) naturam dependere. (Там же). Что поэтому составляет бытие res corporea, есть extensio, протяжение, omnimodo divisibile, figurabile et mobile, которое может изменяться любым способом делимости, формирования и движения, capax mutationum, местилище изменений, которое во всех этих изменениях продерживается, remanet. To, что в телесной вещи удовлетворяет такому постоянному пребыванию, есть собственно сущее в нем, а именно так, что им характеризуется субстанциальность этой субстанции.
[1] Именно тоже и как paз öv; τό öv: 1) сущесть (бытие-сущим), 2) сущее. (Заметки Хайдеггера на полях)