13 августа в 16:06 ·
Когда Мозг заявился к Душе с обручальным кольцом, первой затрепетала Селезенка.
Затрепетала, побежала к соседке, даже дверь не заперла.
Соседка – основательная Печень, стояла на кухне и помешивала белье в огромном чане с кипятком.
Серый пар поднимался к потолку, исподнее вспучивалось пузырями, пыталось перевалиться за края чана, убежать от нестерпимого жара, но каждая такая попытка каралась сурово – Печенка, уперев мраморный левый кулак в могучий бок, вскидывала вверх правую руку, оголяла мягкую душистую подмышку со пшеничными завитками, хватала деревянную ступку, да этой ступкой белье-то в чане и уминала.
Селезенка была известная сплетница, а потому кроме главной новости, несла в себе множество неглавных.
Но увидев Печень за работой, заробела, и, хоть трепетать не перестала, но решила ограничиться новостью главной, а с остальными пока не надоедать.
И то сказать, Печенку боялись многие.
За глаза ее звали Дуралошадь, лошадь – за выносливость и работоспособность, дура – за излишнюю, по мнению других внутренностей, принципиальность.
Но раз уж Печень назначили ответственной за чистоту в организме - пусть работает, - так решили органы, поэтому, на никому не нужную печеночную принципиальность, которая иногда доставала до печенок, приходилось закрывать глаза.
Работала Печень круглосуточно, но никому не жаловалась, вернее, жаловалась, но про это никто не знал, а если б узнал – ни в жизни не поверил.
Был у Печенки муж, Желчный Пузырь, сморщенный и странно пахнущий мужичок, так, мелочевка, его никто за полноценный орган не считал, чуть что – грозились вырезать.
Терпели только из-за жены, и никто, даже вездесущая Селезенка, не предполагал, что у Печенки с Пузырем самая что ни на есть любовь, самая что ни на есть преданность.
Вот ему-то она и плакала, ему-то она и жаловалась, а он все ее жалобы и слезы в себя забирал, пока в один не прекрасный момент не лопнул от горя.
В тот неординарный день всполошились все и сразу, перепуганный Организм отвезли в ремонт, распластали под огромными лампами, разрезали, отделили Пузырь от возлюбленной его Печенки, да и выкинули на свалку моей истории.
Организм наспех зашили, отправили жить дальше, и все бы ничего, но случай этот оказал необратимое действие на некоторых наших героев.
Ну, во-первых, на Печенку.
Понятное дело, загрустила она ужасно, да делать нечего, и пришлось ей снова впрягаться в работу, вот только жаловаться было некому, и помочь – тоже. Работала на износ.
Во-вторых, огромное потрясение испытал Мозг, по кличке Разум.
Надо сказать, что Разум, хоть и не был самой заметной фигурой в организме, отнюдь нет, но на фоне других, выделялся.
Прежде всего - своей красотой.
Ах, щеголь он был еще тот.
Белый пиджак свободного покроя, черная шелковая рубашка стиля апаш, остроносые до блеска начищенные челентановские ботинки.
Особенно Разум был хорош по утрам, но только по будням. Ежевечерне и по выходным с полудня - ныл, пил, ленился, валялся на диване, играл в карты с жуликоватыми Братьями-Глазами, известными шулерами, в общем, легкомысличал и безобразничал.
Но не только красотой и легкими мыслями выделялся Разум среди других внутренних органов.
Было у него еще одно замечательное свойство.
Он умел слышать на расстоянии, видеть спрятанное, желать недостижимое, схватывать все на лету, а самое главное – делать выводы из того, что схватывал.
После истории с Желчным Пузырем, Разум притих, перестал напиваться, долго бродил по Организму, будто искал кого, нашел или нет - неизвестно, известно другое - в какой-то момент он вернулся к себе, заперся в башне из человечьей кости и застучал буквами, зашуршал листами.
- Пишет! – прокатилось по Организму. Послали Селезенку выяснять. И тут Селезенка....
- И тут я выяснила...
Селезенка прервала свой рассказ, чтобы набрать воздуха в грудь побольше, открыла рот, да так и замерла с открытым ртом посреди распаренной Печеночной кухни.
Из дверей спальни показался круглый Желудок, он зевал во весь свой огромный рот и почесывал волосатый в складках живот.
- Эт-т-то... эт-т-то что ж т-т-такое... – и Селезенка бухнулась на тонконогий стул, прогнувшийся под ее тяжестью. – Добрый день... Э-э, добрый вечер.
Печенка отвернула распаренное лицо от чана, улыбка ее полетела на стрекозиных крылышках к Желудку и тут же прилепилась к его лицу.
Желудок заулыбался в ответ.
Надо сказать, что улыбающимся Желудок не видел никто и никогда. Раньше. Он был всегда либо голодным и хмурым, либо объевшимся и надутым.
А тут...
Селезенка поняла, что сегодняшний день прожит не зря, вскочила со стула и попятилась к порогу.
- Я это... Я, пожалуй, пойду. Я что... Я про Разум хотела новость...
- А мы знаем, - хохотнула Печень, не отрывая глаз от Желудка. – Мы уже знаем, - и, представьте себе, подмигнула.
- А то, - закивал влюбленно Желудок, подошел к Печени, уложил свою лысую голову между ее грудей, задышал часто и горячо. – Разум и Душа нашли друг друга. Совсем как мы, правда?
И они заворковали на непонятном языке, да так сладко, что даже исподнее в чане перестало пузыриться, заслушалось.
Селезенка выскочила из Печеночных апартаментов как ошпаренная, побежала к Почкам.
Сестры Почки жили в частном секторе, были сварливы не по возрасту, зарабатывали на жизнь тем, что гнали самогон на продажу, а самое пикантное заключалось в том, что Почки до сих пор оставались девицами, впрочем, отсюда их сварливость-то и есть, – подумала на бегу Селезенка и влетела в незапертую калитку, будто торпеда в волну.
Сначала она подумала, что ошиблась адресом, и то – привычная вот уже сколько лет картина непонятным образом видоизменилась.
Начнем того, что калитка действительно не была заперта.
А тщательно выметенный, с кое-где торчащими островками медового клевера двор?
А куры, смешно бегающие по двору, вместо того, чтобы нести яйца в затхлом курятнике?
А корявая прежде завалинка, с брызнувшими по спине лютиками?
И самое удивительное - никакой шелухи от семечек вокруг, представьте себе.
- Почки, а Почки, - робко пропищала Селезенка.
Из нарядной избы вышли две девицы красавицы.
Ни серых нечесаных волос, ни дырявых косынок.
Грудями покачивают, бедрами повиливают, плечами поводят.
- Привет, соседушка, - засмеялась Левая. – Если ты к нам за самогоном, так нету.
- И не будет, - захихикала Правая. – Нам таперича ни к чему это.
Селезенка, устав трепетать, уселась на завалинку, поглядела на красавиц, покорно произнесла.
- Ну, рассказывайте. Что я еще пропустила?
Почки порозовели, стали наперебой щебетать, у Селезенки от их щебета совсем в голове помутилось, она встала и пошла к калитке, с трудом соображая - куда теперь?
По дороге еле успела увернуться от двух бравых парней с пышными усами, закрученными на самых кончиках.
С трудом узнав в них деревенских алкоголиков, братьев Мочеточников, Селезенка совсем приуныла, и грешным делом подумала, что не иначе как была нынче ночью пересажена в чужой организм, иначе, позвольте, что за дела?
Однако надежда все узнать из надежных рук, гнала запыхавшуюся Селезенку все дальше и дальше.
- Пойду к Сердцу! – прошептала она на бегу. – И как я сразу не сообразила! У Сердца надежно, как в ломбарде! Там все разузнаю.
Сердце обитало в крепко й бетонной будке с неоновой надписью по крыше -,,Время – деньги,,
К Сердцу, несмотря на его основательный и надежный внешний вид – круглый живот, по животу толстенная часовая цепочка, на ней часы с настоящими бриллиантами по циферблату - обращались нечасто, вернее, только в случае крайней нужды.
А все потому, что кроме своей официальной функции – Часовых Дел Мастер, Сердце по тихому занималось ростовщичеством, а кто по собственной воле к ростовщику в лапы пойдет? То то и оно.
Домчалась Селезенка до бетонной будки, глядь, а будки-то и нет.
Смотрит, перед ней откуда ни возьмись, пруд. Вокруг молодые кудрявые ивы, а по водной глади кувшинки рассыпаны.
На берегу пруда стоит стройное Сердце (и куда только живот подевался?) и что-то в воду бросает.
Пригляделась Селезенка, а это деньги, самые что ни на есть настоящие деньги. Тут и царские рубли, и хрустящие доллары, и пиратские пиастры.
-Эй, батюшка! – возопила Селезенка и хлопнулась на колени. – Это чего же деется-то, а? Объясни ты мне горемычной, ты зачем наш пенсионный фонд разбрасываешь?
Стройное Сердце улыбнулось, да так, что Селезенка вдруг увидела, что Сердце это совсем молодое.
- Надо же, - пронеслась шальная мысль в ее маленькой голове, - выходит сорок лет еще не старость? Выходит и я еще – ничего себе, или как?
- Или как, - рассмеялось Сердце, как всегда прочитав чужие мысли. – Очень даже ничего себе. А за пенсионный фонд не волнуйся. Погляди, что я придумало!
И Селезенка увидела, что каждая денежка, пущенная на воду, превращается или в птицу, или в цветок, они плывут по воде, и из них будто новая вывеска складывается.
Надпись,,Время – деньги,, расплывается и теряет свои очертания, а вместо нее поднимается над прудом радуга, по которой бегут новые буквы:
,,Разум плюс Душа,,
У Селезенки все закружилось перед глазами
И она поплелась к Мудрой Матке.
Мудрую Матку все остальные органы беспокоили редко. Не потому что побаивались, хотя и это тоже имело место.
Скорее потому, что каждый из них рядом с ней чувствовал себя маленьким и несовершенным. А это, согласитесь, не так уж и приятно.
Зато, когда надо было принять важное решение, Матка и сама могла высказаться, не дожидаясь, пока к ней обратятся.
Не робела.
Потому что столько всего в жизни пережила, что устала робеть.
Может из-за этого пережитого, может еще из-за чего, но остальным органам Матка казалась куда умнее самого Разума.
Оттого и прозвали ее Мудрой. Оттого и бежали к ней, если критическая ситуация.
Или критические дни.
Вот как сейчас наша Селезенка бежит.
Мудрая Матка жила внутри грецкого ореха. И сама была похожа на орех – темная и сморщенная.
Только в этот раз не признала ее Селезенка, уткнувшись в роскошное перламутровое тело.
- Господи, это еще что такое придумали в Организм подсадить? Опять какая-нибудь штука омолаживающая? - только и успела она подумать, да и откатилась назад.
Глядь – а на нее смотрят глаза с поволокой.
По глазам она и признала Матку. Рассказывали, что взгляд у Матки особенный, гипнотический, рассказывали, взгляд.
- Никак ты, матушка? Не признала я тебя, - скукожилась Селезенка.
- Я, - улыбнулась перламутровая красавица, запереливалась всеми цветами радуги, закружилась юлой – Кому ж еще здесь быть? Разве что...
И она залилась краской и засмеялась так, будто внутри нее были все колокольчики мира.
Селезенка вытерла пот со лба, прислонилась к горячему Маточному бочку, заныла.
- Ты прости меня, я ж сама не своя с самого утра, ношусь по Организму, ничего не понимаю. Что-то поменялось, а может, даже и все.
Вразуми ты меня, бестолковую. Научи, как жить теперь?
Матка обняла ее всем своим пышным телом, успокоила, зашептала.
- Хозяйка наша влюбилась. И любовь ее взаимна. То есть, сначала, она чуть не умерла. Помнишь ту историю с Желчным Пузырем? После этого Мозг ее, то есть Разум, чуть с ума не сошел.
Он вдруг понял, что может умереть, так и не узнав, что такое Счастье. Потому что все вокруг про это самое Счастье толкуют, а никто его до сих пор за хвост не схватил.
Тогда наш Разум, парень не промах, решил найти Душу, чтобы спросить у нее про Счастье.
Только дорога к Душе оказалась непростая.
От многого ему отвыкать пришлось, а ко многому привыкать заново.
Но зато, как только он до Души добрался, тут и и пропал.
Сошлись Разум с Душой - не разорвешь. Вот и изменилось все вокруг. Теперь знаешь, как заживем. И-эх....
И Матка раскинула руки, потянулась, засверкала пуще прежнего, и стало казаться, что колокольчки внутри нее превращаются в колокола.
- Но почему ж я-то ничего не знала? Как так, самое интересное – и мимо прошло? – и Селезенка хотела по привычке захныкать, но у нее ничего не получилось. А получилось совсем наоборот. Вдруг внутри нее песенка зацвиркала, замурлыкала, да засверкала.
И тогда Селезенка выпала из своего старого сарафана, и поплыла в короткой белой рубашечке вдоль по улице.
Из Матки выглянула маленькая девочка, и посмотрела Селезенке вслед.
- Куда это она направилась? – спросила Душа, ибо это она самая и была.
- Известно куда, - засмеялась Мудрая Матка. – К своей тайной симпатии. Ох, чует мое сердце, будет сегодня и у Аппендикса праздник.
И Матка с Душой захохотали. Девчонки – какой с них спрос?
На их смех спустился из башни своей Разум, увидал хохотушку Душу схватил ее в объятья и закружил.
Ну что, - спросил он? - Скоро ли?
А Душа разулыбалась и пропела:
- Скоро, скоро, девять месяцев всего. Не успеешь оглянуться и...
И Организм зазвучал, как Орган.