По самым оптимистическим оценкам сегодняшней ситуации наша планета стоит на грани экологической катастрофы. Пессимисты утверждают, что катастрофа в самом разгаре. Рак, СПИД, разгул вирусных заболеваний, всевозможные генетические отклонения и мутации, связанные с накоплением в организме тяжелых элементов и повышенным уровнем радиации... Как дошли мы до жизни такой? Что свернулось в мозгах человека и заставило его разгромить подчистую тысячелетиями любовно украшавшийся дом, словно все мы переезжаем на новое место жительства? Почему вандализм по отношению к окружающей среде, веками допускавшийся только как проявление ненависти или презрения по отношению к владельцу территории, стал для человека естественен, как отправление нужды? Почему законы об охране природы звучат для нас, как ритуальные фразы на давно забытом языке, необходимые к произнесению в определенных ситуациях, но не имеющие практического смысла сегодня, здесь, сейчас? Экологический кризис принято считать продуктом двадцатого века, или, наиболее объективно, относить его истоки к началу развития промышленного производства. Но мне кажется, что причины экологической катастрофы не в бурном развитии технического прогресса, а в возникновении в свое время принципиально новой системы ценностей - христианского мировоззрения. Другими словами, экологическая катастрофа началась две тысячи лет тому назад.
Две тысячи лет тому назад существовало великое множество верований. Божественная сущность, проявленная в этом мире, была подобна ртути: то она собиралась в крупные лужицы, то разбивалась на тысячи мелких капель. Но ртуть оставалась ртутью, Бог - Богом, а человек, как ребенок, играл ускользающими из-под пальцев шариками, познавая мир. Племена и народы где-то славили одно единое божество, где-то предпочитали видеть множество, в полном соответствии со своим разумением и потребностями. Многочисленные религии благополучно сосуществовали: сливались, обогащались заимствованиями, игнорировали друг друга. Народы воевали за территории, за богатства, из-за женщин, для приобретения рабов. Люди судили друг друга по делам, талантам и умению, образу жизни. Вера оставалась собственным делом каждого народа и личным делом каждого индивидуума. Так было до появления христианства. Следует оговориться сразу, что словом “язычество” я называю здесь все дохристианские религии, а, рассуждая о христианстве, я ни в коем случае не смею давать оценку словам и мыслям самого Иисуса Христа, но лишь рассматриваю систему представлений и ценностей, развившуюся из многочисленных трактовок Христова слова и именующую себя христианством. Ведь христианство это единобожие с положительной оценкой только тех проявлений Высшей силы, которые ассоциируются с личностными характеристиками Христа и очернением противоположных по качеству проявлений. Например, Люцифер был ангелом светозарным, но свободолюбивым и непокорным. Такой бунтарский характер дисгармонировал с представлениями христианских идеологов о добродетели. Да еще многочисленные соседи-язычники, всегда со вниманием относившиеся к новым богам, усмотрели духовное сходство Люцифера со своим Богом-Духом живой природы Великим Рогатым, Повелителем Зимы, Великим Охотником. Повелитель Зимы в представлении язычников был неуправляемой стихийной силой и держал в своих руках жизнь и смерть всего, что живет по законам своей физической природы. Это удивительно сочеталось с потребностью христиан персонифицировать Зло. Поэтому они легко согласились с языческой аналогией: украсили голову Ангела Утренней Звезды рогами, приписали ему способность превращаться в библейского змея-искусителя, благо Рогатый Охотник часто изображался со змеей в руке, а в некоторых случаях сам принимал змееподобную форму, и, оставив в его власти Земное Царство (а ну-ка отними!), объявили оное юдолью греха и страданий. С этого времени и по сию пору христианские священнослужители направляют взоры и помыслы своей паствы исключительно к Царству Небесному, Божию, поощряя пренебрежение всеми радостям земного существования. Таким образом, христианство провоцирует антагонизм полюсов, психологически жестко определяет направление движения, борется с любыми отклонениями от намеченного пути и способствует прогрессу только в узком коридоре христианских ценностей. Человек оказывается развернутым лицом к Богу, спиной ко всему остальному миру. И все бы ничего. Каждый волен верить во что угодно и обращать свой взор куда хочется. Но когда христиане заняли господствующее положение в некоторых государствах, они сочли возможным навязывать свою веру слабейшим соседям силой, а не убеждением, нарушив тем самым один из главных законов своей веры - отказ от насилия. Так, например, именно насилием были уничтожены письменность, история, мифология и традиции славянских племен, составивших впоследствии русский этнос. Учение Христа истинно и не нуждается в подтверждении своей истинности. Но оно не предназначалось для принудительной доставки широких масс гуртом в совершенство. Все, сказанное Христом, предназначалось для имеющих уши и способных услышать. А таковых и сегодня, в процентах, вряд ли больше, чем во времена, когда Христос ходил по этой земле. Язычество не знает крестовых походов. Языческим религиям чужда идея мирового господства. Кроме христианства эта тенденция присуща только исламу, который родился из синтеза первобытных религий, зороастризма, иудаизма и христианства и почерпнул ее у последнего. Язычник не агрессивен по своей сути. Он жесток в меру понимаемой необходимости, но он не претендует на владение некоей абсолютной истиной и, наблюдая различие форм у подобных вещей, он спокойно принимает факт наличия различных точек зрения на одни и те же явления.
Христос то ли ничего не говорил о необходимости заботиться об окружающей среде, то ли эта часть Его высказываний не была сочтена важной. В любом случае, христианин обязан заботиться в первую очередь о своей душе. Душа - материя тонкая. Пища духовная на дереве не растет и в речке не плавает. Забота о бренном теле - задача второстепенная, поскольку оно только временное вместилище бессмертной души, а чрезмерная забота о физических удобствах, т.е. о среде обитания этого тела, и вовсе грех. Природа давно уже криком кричит: “Человек, повернись ко мне передом!” Но поскольку истину, с христианской точки зрения, речет только Бог, а Бог в христианском мировоззрении существует вне своего творения - этого бренного мира, то вопли матери-природы христианин игнорирует, полагая заботу о природе делом ее творца, но никак не своим. Сама мысль, что природа может чего-то требовать, должна представляться христианину языческой и грешной - начнешь заботиться о природе, думать о ее нуждах, там и до сотворения кумира недалеко.
Для язычника весь мир - единое одухотворенное целое, составленное из множества разнообразных вещей. Каждый предмет наделен соразмеримой частицей общей Божественности - духом: дерево и холм, лунный свет и лесной зверь. Язычество наблюдает взаимодействие противоположностей; не тормозя и не подгоняя естественный ход эволюции, адаптируется к изменениям, не вырывая человека из ткани мироздания. Пристальное наблюдение за всем, что происходит вокруг человека и в нем самом рождает инстинктивное знание природы вещей и потребность в гармонии и равновесии. Многобожие приспособлено к среднему человеческому сознанию и отнюдь не отрицает наличие единой первопричины или единого Бога Отца-Матери. Но обращаться к одному Богу с разными мольбами и просьбами, сохраняя в каждом конкретном случае четкую концентрацию на наиболее актуальном, требует большого медитативного опыта, у среднего человека отсутствующего. Если человек действительно верит во всемогущество и всеведение Бога, то, обращаясь к Нему с молитвой, скажем, о выздоровлении, молящийся “до кучи” припоминает краем сознания финансовые проблемы, ссоры со своей второй половиной, конфликт на работе и т.д. Ведь подсознание помнит, что Бог всемогущ и подкидывает как можно больше проблем, раз уж вышла оказия. Концентрация теряется, цель молитвы оказывается “не в фокусе”. Результат - выздоровление не наступает. Древние Учителя учли неспособность человека контролировать подсознание и облегчили ему задачу, “позволив” единому Богу “делиться” и “размножаться”, фактически просто давая имена отдельным граням целого. Обращаясь к божеству (грани), могущему исцелять (с точки зрения молящегося), человек не цепляет в хвост иные вопросы, зная, что они вне сферы влияния этого божества. Таким образом, сохраняется необходимая молитвенная концентрация. Христиане используют тот же принцип, только множат число святых, а не богов.
При любом количестве богов, окружающих язычника, он - хозяин самому себе и своей жизни. Он не обязан служить богам, а лишь стремиться мирно сосуществовать со своими невидимыми соседями, заключает с ними соглашения и союзы, как с сильнейшими, но всегда волен расторгнуть заключенное соглашение с одним и обратится за помощью к другому. Пусть даже эти “союзы” существуют только в сознании верующего, такой стиль отношений с невидимым позволяет сохранить внутреннюю свободу и чувство личной ответственности за все происходящее. Языческий жрец не руководит жизнью каждого члена общины, не навязывает строго определенный образ мыслей. Он выполняет функции дипломатического представителя мира людей в мире богов и переводчика с языка божеского на язык людской. Один пример: в древности в конце зимы и в начале весны жрецы объявляли запрет на охоту и на убой домашнего скота. Причиной запрета объявлялось великое брачное торжество Богини-Матери и ее Рогатого Супруга, в котором принимало участие все живое и которое не могло быть омрачено ничьим предсмертным воплем. Все боги древности имеют, по меньшей мере, два плана проявления (или воплощения). Духовным, высшим проявлением Великой матери является энергия полной луны, когда к постоянно присутствующему гравитационному воздействию этой планеты на Землю прибавляется действие отраженного (и трансформированного “зеркалом”) солнечного излучения. Ее материальное воплощение - само тело планеты, Мать Сыра Земля, набор элементов, необходимых для возникновения жизни и дом всего живого. Духовное проявление Великого Рогатого - само движение, которое и есть жизнь. Поэтому его символами стали самые подвижные с точки зрения человека животные - дикий козел, змея, а так же ураганный ветер. Материально же он воплощен в живой природе. Он - сын Земли, но он же несет в себе семена новой жизни. Поэтому он становиться супругом своей матери и оплодотворяет ее. Небесный Брак был праздником жизни, и жизнь была заповедной в это время. Так жрецы переводили на язык смертных необходимость отказа от убийства животных в период спаривания и выведения потомства для сохранения поголовья. Человек мог выйти на охоту ради спасения жизни своей или своей семьи, предварительно “договорившись” с богами. Мог и просто нарушить запрет, скажем, из протеста, но чувство вины, запрятанное глубоко в подсознании, приводило рано или поздно (в зависимости от силы веры) к ситуации, однозначно рассматриваемой как возмездие. Ни один христианин не объяснил мне достаточно обоснованно необходимость Великого поста - наследника древнего праздника жизни. Так же необъясним христианский институт брака. С древнейших времен существовало три вида сексуальных партнерских отношений между мужчиной и женщиной: кратковременная связь для удовлетворения сексуальных потребностей и психологической разрядки; относительно продолжительная связь, по форме компенсирующая одиночество, на самом же деле помогающая разрешению кармических задач и собственно брачный союз, как правило, пожизненный и всегда единственный. Брачный союз действительно считался освященным богами и возникал только тогда, когда люди находили свою “вторую половину”, партнера, который становился alter ego своего супруга. Разумеется, это всегда было взаимодополнение. Жена всегда могла рассчитывать на защиту мужа. Муж же знал, что жена надежно прикроет его спину и в переносном, и в прямом смысле слова, ведь в древности любая женщина владела каким ни будь оружием, хотя не все были амазонками. При решении важных вопросов супруги служили друг другу той самой второй головой, с которой все-таки лучше. Для спасения партнера любой из супругов легко жертвовал благосостоянием, здоровьем, мог рискнуть свободой и жизнью. Все испытания и радости, которые боги давали одному, делились двумя. Конечно, такой идеальный союз возникал не так уж часто. Он давался богами за заслуги и духовные достижения в этой и прошлых жизнях, по суду богов. Отсюда и слово “суженый”. Христиане, в своем стремлении всех загнать в совершенство, обязали каждую пару создавать именно такой идеальный союз, нимало не заботясь о реальности выполнения этой задачи, и, попутно, запретили любые другие формы отношений между полами. Сколько несчастья это породило, сколько печали, отчаяния и злых мыслей отпечаталось из-за этого в ноосфере планеты за прошедшие двадцать веков измерить невозможно. А ведь только упертый материалист не захочет сейчас признать, что духовная и ментальная экология прямо связанны с физическим планом существования.
Христианин представляется мне голым существом, скальпелем своего мировоззрения вырезанным из тела Вселенной и висящим в пустоте на тонкой ниточке обещания какой-то награды неизвестно когда, неизвестно где, но непременно после смерти. И если для язычника смерть видится дверью в новую жизнь, загробную или земную через перевоплощение, с непременной возможностью развития и улучшения после отработки долгов, то для христианина это дверь в зал действительно Страшного Суда, приговор которого обжалованию не подлежит. Для христианина есть только два способа смягчения грядущего приговора: первый - неукоснительное соблюдение всех заповедей и требований религиозной морали; второй - исповедь и получение отпущения грехов. Первый действительно может привести к духовному совершенству при искреннем отношении и глубоком проникновении, но он труден для среднего человека, а человек ленив, и следующие этим путем только и могут называться христианами, последователями учения Христа. Второй же позволяет жить, как заблагорассудиться и главной опасностью второго пути становиться несвоевременная смерть без отпущения грехов и причащения. Для уменьшения этой опасности достаточно регулярно посещать церковь, исповедоваться и причащаться Святых Таинств. Мифом о втором пути христианская Церковь переманила в свое лоно огромное количество людей, “милосердно” избавив их от чувства ответственности за что бы то ни было и превратив в рабов, но даже не Божиих, а лени и эгоизма. А ведь христианский обряд причащения основан на древнем языческом понимании символического “кровного” родства. Вино - символ знания, как и другие опьяняющие вещества (напр. индийская сома). С их помощью достигалось измененное состояние сознания, в котором обычные люди, не наделенные магическим даром, могли соприкасаться с богами и получать ответы на вопросы или, даже, провидеть будущее. И Знание, как и вино, может дать веселье и легкость уму, может довести до состояния эйфории или погрузить в депрессию, может низвергнуть в пучину скотства. Таким образом, когда Иисус сказал своим Ученикам, что вино есть Его кровь, Он говорил о том, что содержанием, животворящим эликсиром Его жизни является Знание, как кровь, наполняющая жизнью тело человека. Разделение хлеба, символа земной жизни, говорит об общем земном пути. Буквально метафору Иисуса можно перевести так: “Вы разделили со мной тяготы земной жизни, Я наполняю вас Божественным Знанием и каждому, кто последует тем же путем, будет это дано”. Отсюда понятно, что символическое “кровное” родство есть родство духовное, некий уровень эволюции духа. Ритуал братания совершался на крови и у некоторых язычников обряд заключения брака до сих пор включает в себя сливание в один сосуд крови жениха и невесты и питье этой смеси новобрачными. Во многих культурах живая кровь была заменена символом - вином. Тем не менее, любой язычник прекрасно понимал, что символическое выпивание крови ли, вина ли и поедание хлеба никак не поспособствует возникновению духовного родства ни с человеком, ни, тем более, с Богом, без напряженной ментальной и духовной работы. Христианская же церковь не только не разъясняет верующим скрытого смысла ритуалов, но и настойчиво не рекомендует об этом смысле задумываться, дабы не впадать в грех сомнения. В конце концов, эта “прогрессивная” религия порвала окончательно все связи своих приверженцев с миром, в котором они живут, и позволила им поставить нашу планету на грань экологической катастрофы. Ведь технический прогресс получил ускоренное развитие именно в христианской части мира, а потом уже эта симпатичная инфекция распространилась по всей планете.
В мире, избавленном от повсеместного распространения такого безразличия по отношению ко всему, что не есть носитель бессмертной души (т.е. человек), он развивался бы иначе и иными темпами. Языческое уважение к среде обитания не позволило бы науке создать угрозу жизни на земле. Мы ведь регулярно узнаем от археологов и исследователей древних рукописей, что древние и не очень древние, стертые с лица земли уже христианами, культуры знали и умели что-то, что наша наука открыла заново только недавно, а многое из их знаний наверняка нам еще неведомо. Не зря же фантасты, многие из которых являются учеными-“технарями”, так любят “убегать” в параллельные миры, где процветает магия, а технический прогресс существует только в страшных сказках. Нужна ли человечеству цивилизация, построенная на такой системе ценностей? Стоит ли спасение души жизни мира?