Алексей Ильич Осипов
Носители Духа
А. И. Осипов
Носители Духа
© Алексей Ильич Осипов, 2013 год. Составление, предисловие, жизнеописание, комментарии, иллюстрации.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Знание законов духовной жизни и тех опасностей, которые стоят на пути христианина – одно из необходимых условий верного достижения им горнего Иерусалима. Исключительную важность приобретает такое знание в настоящее время, когда, с одной стороны, в Россию бурным потоком нахлынули всевозможные «духи» и появились бесчисленные варианты духовности; с другой – святоотеческое понимание духовной жизни и мудрость применения ее законов к психологии и возможностям современного человека в силу многих причин становится все большей редкостью. Незнание же этих законов приводит к тому, что многие, даже искренне ищущие люди, нередко увлекаются внешне притягательными, но, по–существу, далекими от Священного Предания Церкви формами духовности, в результате чего в лучшем случае они остаются без плода, в худшем – впадают в самомнение и прелесть, нередко оказываются в сетях сект, губя свои души и расстраивая свое физическое и психическое здоровье. Всё это имеет самые серьезные последствия не только для их жизни, но и жизни всей Церкви и общества в целом.
Такой, например, насущный вопрос для верующих, как поиск духовного руководителя и характер отношений с ним, может служить хорошей иллюстрацией сказанного. Потребность иметь духовника, который мог бы оказать действительную помощь в духовной жизни, часто превращается в поиски батюшки, который решал бы за меня все вопросы моей мирской жизни. Можно видеть и священников, которые вступают на путь такого руководства, внешне копируя практику древнего монашеского послушания и перенося ее на отношения с мирскими людьми, нанося тем самым, как правило, непоправимый духовный и нередко психический вред и себе, и своим чадам. Не понимая того, кто может быть духовником и что это значит, не зная такой простой вещи, что священный сан и монашество сами по себе не наделяют человека мудростью, ложно представляя себе подвиг послушания (редкого даже в монашеской среде), такие батюшки и их чада вместо устроения духовной жизни начинают, увы, игру в «старцы–послушники». Все это, естественно, приводит и тех, и других не к христианскому смирению и духовному возрастанию, а, напротив, к еще большему самомнению, фанатизму, прямой духовной (а иногда и телесной) гибели, возникновению внутри Церкви «православных» тоталитарных сект. Примеров этого сейчас, к сожалению, не мало. Не случайно святые Отцы настойчиво предупреждали: “Полезно открывать свои помыслы отцам, но не каким попало, а старцам духовным, имеющим рассуждение, старцам не по телесному возрасту и сединам. Многие, увлекшись наружным видом старости и высказав свои помышления, вместо врачевства получили вред от неопытности слышащих” (преп. Кассиан Римлянин).
В силу чрезвычайной важности этой проблемы для современного верующего приведем несколько высказываний по данному вопросу самых авторитетных русских наставников духовной жизни 19–го века: святителей Игнатия (Брянчанинова) и Феофана (Говорова).
Святитель Игнатий: «Советуйся с добродетельными и разумными отцами и братиями; но усваивай себе советы их с крайней осторожностью и осмотрительностью. Не увлекайся советом по первоначальному действию его на тебя! …Тщеславие и самомнение любят учить и наставлять… Они не помышляют, что могут нанести ближнему неисцельную язву нелепым советом, который принимается неопытным новоначальным с безотчетливой доверенностью, с плотским и кровяным разгорячением! … Им нужно произвести впечатление на новоначального и нравственно подчинить его себе! Им нужна похвала человеческая! Им нужно прослыть святыми, разумными, прозорливыми старцами, учителями!” (Творения. СПб. 1905. О жительстве по совету. Т. 5, с.77).
“ По учению отцов, жительство… единственно приличествующее нашему времени, есть жительство под руководством отеческих писаний с советом преуспевших современных братий; этот совет опять должно проверять по писанию отцов… Отцы, отдаленные от времен Христовых тысячелетием, повторяя совет предшественников, уже жалуются на редкость богодухновенных наставников, на появившееся множество лжеучителей и предлагают в руководство Священное Писание и отеческие писания. Отцы, близкие к нашему времени, называют богодухновенных руководителей достоянием древности… ” (Там же. I,563).
«Если руководитель начнет искать послушание себе, а не Богу, – не достоин он быть руководителем ближнего! – Он не слуга Божий! – Слуга дьявола, его орудие, есть сеть! Не делайтесь рабами человеков (1 Кор. 7, 23), – завещает Апостол » (Там же. Т. 6, с. 159).
«Возразят: вера послушника может заменить недостаточность старца. Неправда: вера в истину спасает, вера в ложь и в бесовскую прелесть губит, по учению Апостола (2 Фес. 2, 10–12)» (Там же. Т. 5, с. 73).
Потому «п реподобный Пимен Великий повелел немедленно разлучаться со старцем, совместное жительство с которым оказывается душевредным » (Там же. Т. 5. С. 74).
Святитель Феофан: «Так вот какой ныне лучший, благонадежнейший способ руководствования, или воспитания в жизни христианской! Жизнь в преданности в волю Божию по Божественным и Отеческим Писаниям с совета и вопрошения единомышленных » (Что потребно покаявшемуся… МДА. «Новая книга». 1995. С. 72–73).
«При определении их [духовников] должно употреблять великую осмотрительность и строгое рассуждение, чтобы вместо пользы не нанести вред, вместо созидания разорение » (Там же, с. 87).
Мысль наших Отцов совершенно ясна: ныне лучший, благонадежнейший, единственный способ руководствования, или воспитания в жизни христианской, – жизнь по совету, а не по беспрекословному послушанию (т. н. «благословению» – приказу), которого столь усиленно требуют от своих чад лжедуховники и которого так жаждут «послушники» (особенно «послушницы»). Святитель Игнатий объясняет при этом причину, по которой руководство советом оказывается наиболее благотворным: «Скромное отношение советника к наставляемому – совсем иное, нежели старца к безусловному послушнику … Совет не заключает в себе условия непременно исполнять его: он может быть исполнен и не исполнен » (Там же. Т. 5. С. 80). То есть советы духовника, вызывающие сомнение, могут обсуждаться, могут быть отклонены, и в этом нет никакого греха, никакого нарушения отношений. Ибо духовник это не командир, а друг, который не приказывает, а советует, просит – по примеру Пастыреначальника, сказавшего ученикам Своим: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями (Ин. 15: 15).
Другой важный вопрос жизни верующего – это духовная литература. К сожалению, и здесь существует большая опасность, когда книга вместо хлеба, подаст ему камень (Лк. 11:11) лжедуховных наставлений[1], принципиально противоположных святоотеческим.
В качестве яркой иллюстрации таких уклонений можно привести книгу монаха Иосифа Дионисиатиса «Наставник молитвы Иисусовой. Жизнеописание старца Харалампия Дионисиатского» (М. 2005). В ней обычные христианские советы совмещаются с такими наставлениями о молитве Иисусовой, которые прямо противоречат опыту и практике святых Отцов.
Так, только что пришедшему молодому человеку старец Харалампий благословляет: «Первое упражнение заключается в том, чтобы произносить молитву устами вслух, причем как можно более отчетливо и быстро. Но будь внимателен. Когда мы проговариваем молитву, приходит сатана и обрушивает на наш ум целый ворох помыслов и мечтаний. Когда новоначальный произносит молитву про себя в уме, нападки лукавого удушают ее. Но если ты быстро–быстро произносишь ее устами, сатане не так–то просто успеть посредством различных помыслов ввергнуть тебя в рассеяние…
Итак, начинаем первый урок. Я дам тебе эти четки–трехсотницу, и с вечера ты вместе с нами совершишь бдение. Будешь читать девять четок Спасителю: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» и три – Божьей Матери: «Пресвятая Богородица, спаси мя». Протянув двенадцать четок, начинай новый круг…
После того как были протянуты первые несколько четок, некоторая сладость мало–помалу стала проистекать из гортани и ощущаться на языке и губах. Она напоминала сладчайший леденец, с той разницей, что последний через пять–десять минут рассасывается. Эта же сладость не умалялась, скорее, наоборот, увеличивалась, так что молодой человек с чувством великой благодарности непрерывно повторял Божественные слова молитвы.
Не прошло и часа, как он [юноша] закончил первые двенадцать трехсотниц [3.600 молитв: менее секунды на каждую молитву!]. В конце четвертого круга [14.400 м–в!] его душа внезапно затрепетала от слез славословия и благодарения…» (С. 187–190). И т. д.
Это правило новоначальному в совершении молитвы Иисусовой с ее моментальными сладостными следствиями не просто не имеют никакого подтверждения в святоотеческом опыте, но и прямо противоречат ему. Исходя из тщательного изучения писаний, как древних святых Отцов, так и отечественных, святитель Игнатий так писал о правиле совершения молитвы для новоначального: «Первоначально положи себе произносить сто молитв Иисусовых со вниманием и неспешностью. Впоследствии, если увидишь, что можешь пронести больше, присовокупи другие сто. С течением времени, смотря по надобности, можешь и еще умножить число произносимых молитв. На неспешное и внимательное произнесение ста молитв потребно времени 30 минут… Не произноси молитву спешно… делай после каждой молитвы краткий отдых и тем способствуй уму сосредоточиваться. Безостановочное произнесение молитвы рассеивает ум» (т. 5. С. 110). «Новоначальным должно заниматься молитвой понемногу, но часто, чтобы сохранить вкус к молитве и не произвести в уме утомления, от которого происходит оставление молитвы » (т. 6. С. 276).
У старца же Харалампия видим прямое нарушение этого естественного правила молитвы. Во–первых, ничего непонимающему молодому человеку он благословляет совершить сразу же огромное количество молитв. Это равносильно тому, чтобы потребовать от обычного нетренированного человека проделать комплекс упражнений профессионального спортсмена. К чему подобный рывок приведет – легко понять. Во–вторых, о. Харалампий требует произносить молитву «быстро–быстро» и в качестве назидания говорит о собственном «достижении»: «На один вдох–выдох я могу произнести 100 – 200 молитв » (С. 211)! Такой молитвы для начинающего христианина святоотеческая исихастская практика вообще не знает. Поэтому, предлагая столь новый метод совершения молитвы Иисусовой о. Харалампий и не ссылается ни на одного святого Отца. Этот метод противоречит не только учению Отцов, но и простому здравому смыслу: при такой немыслимой скорости, когда в течение нескольких часов молитва Иисусова произносится ежесекундно (!)[2], совершенно невозможно сохранить одно из важнейших условий правильной молитвы – внимание. Но «без внимания, – писал святитель Игнатий, – молитва – не молитва. Она мертва! Она – бесполезное, душевредное, оскорбительное для Бога пустословие »!» (2, 270). «В упражнении молитвой Иисусовой… должно начинать с начала, то есть совершать молитву со вниманием и благоговением, с целью покаяния, заботясь единственно о том, чтобы эти три качества постоянно соприсутствовали молитве…» (Т. 1. С. 225–226).
Наконец, возникшие у юноши, совершившего с такой фантастической скоростью столь большое количество молитв, крайне опасные ощущения сладости, слез славословия и благодарения, у старца не только не вызывают никаких сомнений, но, напротив: «Радость отца Харалампия от успеха первого урока была безгранична » (С. 191). Святитель же Игнатий по поводу подобных сладостей предупреждает: «Тщеславие стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек еще не способен по нечистоте своей; за недостижением истины – сочиняет себе мечты. А сладострастие, присоединяя свое действие к действию тщеславия, производит в сердце обольстительные ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние есть состояние самообольщения » (Т. 4. С. 499). «Опасно преждевременное получение наслаждения Божественною благодатью! Дары сверхъестественные могут погубить подвижника, не наученного немощи своей » (Т. 1. С. 532). И о. Харалампий сам признает: «Такие прельщенные есть даже у нас на Святой Горе » (С. 185).
Предлагаемый отцом Харалампием метод быстро–быстро го совершения молитв давно известен в языческой и неправославной практике произнесения мантр, заклинаний и молитв. Он применяется для скорого достижения сладостных переживаний и состояний так называемого сверхсознания – по святоотеческой терминологии – состояний прелести. Поэтому можно себе представить, к каким трагическим последствиям приведет употребление этого метода православным верующим, увлеченным авторитетом афонского старца. Подобный метод не имеет ничего общего с благоговейным, покаянным обращением к личному, живому Богу.
Еще один бедственный пример отступления от пути Отцов видим в книге «Старец Порфирий Кавсокаливит. Житие и слова» (Малоярославец. 2006). Чтобы ясно было, о чем идет речь, приведем несколько выдержек из этой книги.
1. Каково учение о. Порфирия о духовной жизни? «Д ва пути ведут нас к Богу: путь суровый и утомительный, с суровыми сражениями против зла, и легкий путь посредством любви. Многие люди избрали суровый путь, и «пролили кровь, чтобы принять Дух», доколе не достигли великой добродетели. Я нахожу, что самый краткий и верный путь – это путь любви. Им следуйте и вы…» (С. 204).
Что это за легкий, краткий и верный путь любви, который противопоставляется о. Порфирием пути суровых сражений против зла? Вот он (выделено нами – А. О.): «Не боритесь за то, чтобы изгнать тьму из клети своей души. Проделайте маленькое отверстие, чтобы проник свет, и тьма исчезнет. То же в отношении страстей и немощей. Не воюйте с ними, но преображайте в силу, презирая зло… Не нужно ни дьявола бояться, ни ада, ничего. Должна царствовать любовь ко Христу…
Оставьте все немощи, чтобы не узнал о них супротивный дух и не стал мучить вас и погружать в уныние. Не делайте никаких усилий к тому, чтобы освободиться от них… И не говорите: «Боже мой, освободи меня от того–то», – например, от гнева, тоски. Не хорошо молиться или думать о какой–либо определенной страсти… Не сражайтесь с искушением напрямую, не просите, чтобы оно ушло, не говорите: «Убери его, Боже мой!» (С. 204). И тому подобное.
Но – Сам Господь заповедует молиться: не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Церковь Великим постом призывает с земными поклонами молиться об очищении от праздности, уныния, любоначалия, празднословия, осуждения …. Афонский старец Ефрем (Мораитис) понуждает: «Подвизайся, чадо мое, ибо путь Божий узок и тернист – не сам по себе, а по причине наших страстей… приложим большой труд, и наши руки будут истекать кровью, а лицо покроется потом ». «Уступками не давай пищи своим страстям… Потрудись теперь сколько можешь, ибо со временем, если страсти останутся без надзора, они становятся как бы второй природой, и тогда попробуй–ка совладать с ними! Но если теперь будешь сражаться со страстями законно, как тебе советуют, то освободишься …». «Ради любви Христовой подвизайтесь со всею силою души… Будем подвизаться, чтобы стать сосудами Распятого… Будем сильно подвизаться …» («Отеческие советы» Саратов, 2006, с. 224, 227, 243) (выделено нами – А. О.). Как всё это противоположно учению о. Порфирия! Поэтому совсем не удивительно, что на легком пути о. Порфирия практически отсутствует главнейшее в духовной жизни – покаяние.
2. О какой любви говорит о. Порфирий? Ведь есть благодатная любовь, а есть и пр е лестная, и как достигается истинная любовь – об этом он не говорит ни слова, когда призывает вместо сурового и утомительного пути сражений против зла стать на легкий путь любви.
С замечательной точностью и силой отвечает на этот неведомый для о. Порфирия вопрос святой Исаак Сирин спросившему подвижнику: «Нет способа возбудиться в душе Божественной любви … если она не препобедила страстей. Ты же сказал, что душа твоя не препобедила страстей и возлюбила любовь к Богу; и в этом нет порядка. Кто говорит, что не препобедил страстей и возлюбил любовь к Богу, о том не знаю, что он говорит. Но скажешь: не говорил я «люблю», но «возлюбил любовь». И это не имеет места, если душа не достигла чистоты. Если же хочешь сказать это только для слова, то не ты один говоришь, но и всякий говорит, что желает любить Бога … И слово это всякий произносит, как свое собственное, однако же, при произнесении таких слов движется только язык, душа же не ощущает, что говорит »[3]. Таков закон духовной жизни: «нет способа возбудиться в душе Божественной любви … если она не препобедила страстей»!
Отсюда можно понять, из какого источника получил о. Порфирий свои «откровения» не бороться, не воевать, не делать никаких усилий против искушений, страстей, немощей, тьмы, зла, но идти легким путем. Этот источник – мечтательность, прелесть, и этот путь «открыт» не теперь. О нем со всей силой предупреждали как древние, так и позднейшие Отцы, в том числе и русские. Он глубоко усвоен католическими аскетами всех рангов святости, его воспринял протестантизм. Все они, вместо очищения сердца от страстей и покаяния, призывают христианина сразу возноситься «любовью» к Богу, к Христу. И этой своей мечтательной беструдностью и романтической сладостью любви уловляют многих «малых сих».
Главной причиной уклонения от истинного пути жизни является незнание святоотеческого аскетического опыта. В этом, несомненно, заключается причина и столь ярко выраженного антиаскетического учения о духовной жизни о. Порфирия, к которому он так настойчиво призывает своих чад. В незнании святых Отцов он признается сам: «Мне нравились и нравятся книги, написанные Святыми Отцами: Златоустом, Василием, Григорием Богословом, Григорием Нисским, Григорием Паламой и другими. Но, искренне говорю вам, я не читал их …» (С. 245). Его путь прямо идет в русле учения таких великих католических «святых», как Франциск Ассизский, Катарина Сиенская, Тереза Авильская, Тереза Малая, и множества других, которые явно никогда не держали в руках Отцов Добротолюбия и пошли своим мечтательным путем.
Глубокую оценку такого легкого пути дает святитель Игнатий, характеризуя книгу «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского: «Книга ведет читателей своих прямо к общению с Богом, без предочищения покаянием: почему и возбуждает особенное сочувствие к себе в людях страстных, незнакомых с путем покаяния, не предохраненных от самообольщения и прелести, не наставленных правильному жительству учением святых Отцов Православной Церкви. Книга производит сильное действие на кровь и нервы, возбуждает их, – и потому особенно нравится она людям, порабощенным чувственности: книгою можно наслаждаться, не отказываясь от грубых наслаждений чувственностью » (Т. 1. С. 255).
3. О характере духовного состояния о. Порфирия (и соответственно его учения) свидетельствует следующий очень показательный факт, который приводит он сам. «Чудо, произошедшее со мною на Патмосе – это великое таинство. Оно заключает в себе великий смысл. Я увидел событие Откровения. Увидел святого Иоанна Богослова, его ученика Прохора, увидел все точно так, как это было. Услышал голос Христа из расщелины скалы …» (С. 367).
Это «видение» события Откровения точно так, как это было, и голос Христа из расщелины скалы являются особенно ярким и очевидным свидетельством духовной беды подвижника. И не дай Бог, чтобы такая беда одного стала верой и бедой многих.
***
Приведенные примеры духовных уклонений показывают, насколько опасно доверие своему опыту, своим личным переживаниям без проверки их духовным опытом святых Отцов. Не случайно, как грозное предупреждение звучит голос Отцов: «Если ты видел монаха павшего, то знай – он поверил своему сердцу».
Духовная жизнь – это не «добавка» к «обычной» церковной жизни, но жизнь по учению святых Отцов, изложивших законы духовной жизни на основе заповедей Евангелия. Эти законы столь же незыблемы, как и законы материального мира. Поэтому отступление от них грозит катастрофой для человека. И одним из важнейших духовных законов (и критериев верного духовного пути) является всё большее в и дение человеком по мере духовного роста своей греховности и той милости Божией, которая очищает душу при покаянии. Это в и дение является залогом приобретения смирения, которое порождает истинную любовь – вершину всех добродетелей. Всё другое в церковной жизни: правильная догматическая вера, подвиги, исполнение церковных предписаний (молитв, правил, постов, богослужений, принятие таинств и т. д.), дела милосердия, благотворительность и т. д. – лишь определенные средства, позволяющие христианину при правильном к ним отношении увидеть первородную поврежденность человеческой природы, свою личную греховность и свое бессилие без покаянного обращения к Богу искоренить страсти.
Пример, с одной стороны, благоразумного разбойника, не имевшего ни знания веры, ни должных дел, но осознавшего всю мерзость своей жизни и покаявшегося, и потому первым вошедшего в рай, а, с другой – осужденных Христом архиереев, богословов, фарисеев и законников, исполнявших все церковные предписания и гордившихся своей праведностью – заставляет со всей серьезностью задуматься над важнейшим вопросом: что же спасает человека, что есть истинная духовность?
Предлагаемый сборник представляет собой тематический подбор мыслей по важнейшим вопросам духовной жизни известных русских подвижников не столь далекого прошлого. Прежде всего, святителя Игнатия (Брянчанинова) и единодуховных ему: схимонахини Ардалионы (Игнатовой), игумении Арсении (Себряковой), схиигумена Валаамского монастыря Иоанна (Алексеева) и игумена Никона (Воробьева). Приводимые в сборнике высказывания взяты из их бесед и писем к разным лицам. Их мысли освещают главнейшую проблему жизни – путь преображения христианина из состояния греховно–болезненного, страстного в состояние новое, богоподобное, духовное. Ценность этих мыслей для современного христианина вполне очевидна, они нашли всеобщее благодарное признание.
Замечательны эти искренние, любвеобильные строки «последних из могикан»! Их советы, размышления и наставления пронизаны неподдельным чувством смирения, глубоким осознанием своего недостоинства быть чьими–либо учителями. Они видят себя хуже всех тех, которые обращаются к ним за помощью, потому никого себе не подчиняют, не требуют себе «послушания». Они только советуют, постоянно обращаясь к творениям святых Отцов. Уже одно это – не ценнейшее ли сегодня духовное назидание и пастырям, и пасомым!
Составители настоящего сборника сочли, что для читателей, которые не имеют возможности познакомиться со всем наследием этих подвижников, убедительнее будет получить ответы на различные вопросы христианской жизни из их собственных уст, а не в чьем–либо переложении. Поэтому здесь приводятся только их подлинные слова. В случае необходимости узнать контекст той или иной мысли можно обратиться к первоисточникам этого сборника, которые многократно издавались в последние десятилетия. Приводимые цитаты даны по следующим изданиям:
Святитель Игнатий (Брянчанинов). Творения. СПб. 1905.
Письма Валаамского старца схиигумена Иоанна. М. 2010.
Путь немечтательного делания. Игумения Арсения и схимонахиня Ардалиона. М. 2003.
Игумен Никон (Воробьев). Письма о духовной жизни. Внимай себе. Изд. Сретенский монастырь. М. 2011.
А. Осипов
Краткие жизнеописания
Святитель Игнатий (Брянчанинов)
Святитель Игнатий (в миру Дмитрий Александрович Брянчанинов) родился 5 февраля (по ст. стилю) 1807 года в селе Покровском Грязовецкого уезда Вологодской губернии, и принадлежал к старинной дворянской фамилии. Отец его, Александр Семенович Брянчанинов, паж императора Павла Петровича, был предводителем дворянства этого уезда. Мать, Софья Афанасьевна, родила сына после продолжительного бесплодия, после горячих молитв и паломничеств по святым местам.
Очень способный и не по годам серьезный отрок получил прекрасное домашнее образование, о чем свидетельствует, в частности, знание им нескольких европейских, древнегреческого и латинского языков. Уже с детства Дмитрий выделялся среди всех своих братьев и сестер разносторонними способностями и особой любовью к уединению, чтению и молитве.
Когда Дмитрию исполнилось 15 лет, отец повез его в Петербург для продолжения образования. По дороге в столицу сын впервые открыто высказал желание стать монахом, но отец не обратил на это внимания.
Блестяще сдав вступительные экзамены в Главное Военное Инженерное училище (при конкурсе более четырех человек на место) Дмитрий не просто оказался первым, но и был единственным, которого зачислили сразу во второй класс. Первым по успеваемости он оставался и до конца обучения. В годы учения Дмитрий Александрович был желанным гостем во многих великосветских домах. На литературных вечерах в доме своего родственника президента Академии художеств А. Н. Оленина, Брянчанинов был любимым чтецом и декламатором, а своими литературно–поэтическими дарованиями приобрел благосклонное внимание А. С. Пушкина, И. А. Крылова, К. Н. Батюшкова, Н. И. Гнедича.
Но в шуме и суете столичной жизни Дмитрий не изменил своим духовным исканиям.
В ту эпоху разнообразных мировоззренческих и религиозно–мистических течений он усиленно ищет ответа на вопрос: где же истинная вера? В поисках смысла жизни он много читает различной философской и особенно религиозной литературы. Изучает сочинения восточных и западных подвижников. Вскоре он знакомится с монахами Валаамского подворья и Александро–Невской лавры. Они–то и помогли ему найти то, к чему стремилась его душа. Чтение творений святых отцов, назидательные беседы с иноками лавры, через которых он познакомился со старцем Леонидом ( впоследствии оптинский иеромонах Лев), окончательно открыло ему истинность Православия и укрепило в желании вступить на монашеский путь жизни.
В своей замечательной статье «Плач мой» он так позднее писал о своем душевном состоянии в то время:
«Пред взорами ума уже были грани знаний человеческих в высших окончательных науках. Пришедши к граням этим, я спрашивал у наук: что вы даете в собственность человеку? Человек вечен, и собственность его должна быть вечна. Покажите мне эту вечную собственность, это богатство верное, которое я мог бы взять с собою за пределы гроба!.. Науки молчали.
За удовлетворительным ответом, за ответом существенно нужным, жизненным, обращаюсь к вере. Но где ты скрываешься, вера истинная и святая? Я не мог тебя признать в фанатизме, который не был запечатлен евангельскою кротостию; он дышал разгорячением и превозношением! Я не мог тебя признать в учении своевольном, отделяющемся от Церкви, составляющем свою новую систему, суетно и кичливо провозглашающем обретение новой истинной веры христианской, через осмнадцать столетий по воплощении Бога–Слова. Ах! в каком тягостном недоумении плавала душа моя!..
И начал я часто со слезами умолять Бога, чтобы Он не предал меня в жертву заблуждению, чтобы указал мне правый путь, по которому я мог бы направить к Нему невидимое шествие умом и сердцем. Внезапно предстает мне мысль… сердце к ней, как в объятия друга. Эта мысль внушала изучить веру в источниках – в писаниях святых Отцов. «Их святость, – говорила она мне, – ручается за их верность: их избери в руководители». Повинуюсь. Нахожу способ получать сочинения святых угодников Божиих, с жадностью начинаю читать их, глубоко исследовать. Прочитав одних, берусь за других, читаю, перечитываю, изучаю. Что прежде всего поразило меня в писаниях Отцов Православной Церкви? – это их согласие, согласие чудное, величественное…
Чтение Отцов с полною ясностью убедило меня, что спасение в недрах Российской Церкви несомненно, чего лишены вероисповедания западной Европы, как не сохранившие в целости ни догматического, ни нравственного учения первенствующей Церкви Христовой…
Оно [чтение Отцов] научило меня, что жизнь земную должно проводить в приготовлении к вечности, как в преддвериях приготовляются ко входу в великолепные царские чертоги. Оно показало мне, что все земные занятия, наслаждения, почести, преимущества – пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети».
Окончив Инженерное училище в 1826 году в чине поручика, Дмитрий Александрович сразу же подал прошение об отставке, заявив о желании уйти в монастырь. Это вызвало взрыв возмущения у его августейших покровителей. Родители категорически отказались благословить его на этот путь. Император Николай I вместо отставки предписал ехать ему в Динабург для руководства строительством крепости. Там он скоро сильно заболел, и осенью 1827 года его повторное прошение об отставке было принято.
Прилепившись всей душой к старцу Леониду, он всюду следует за своим духовным наставником, который вынужден был за короткое время сменить несколько монастырей[4]. В 1831 году Брянчанинов принимает монашеский постриг с именем Игнатия в честь священномученика Игнатия Богоносца. И в том же году епископом Вологодским Стефаном был рукоположен в иеродиакона и затем – в иеромонаха.
Вскоре император Николай I вызывает отца Игнатия в Петербург и при личной аудиенции объявляет ему: «Ты у меня в долгу за воспитание, которое я тебе дал, и за мою любовь к тебе. Ты не хотел служить мне там, где я предполагал тебя поставить, избрал по своему произволу путь – на нем ты и уплати мне долг твой. Я тебе даю Сергиеву пустынь, хочу, чтобы ты жил в ней и сделал бы из нее монастырь, который в глазах столицы был бы образцом монастырей». 1 января 1834 года отца Игнатия возвели в сан архимандрита.
Через 4 года его назначают благочинным всех монастырей Петербургской епархии.
Имя архимандрита Игнатия было широко известно. Его хорошо знали и ценили митрополит Московский Филарет (Дроздов), митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров), другие архипастыри Церкви, насельники многих монастырей духовные и светские лица, ищущие духовной жизни. Знакомства с архимандритом Игнатием, его советов и наставлений искали многие выдающиеся люди России: М. И. Глинка, К. П. Брюллов, князь А. Н. Голицын, князь А. М. Горчаков, княгиня Орлова–Чесменская, герой Крымской войны флотоводец адмирал Нахимов и др. О нем в своем рассказе «Инженеры бессребреники» писал Н. С. Лесков.
27 октября 1857 г. архимандрит Игнатий был хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского. В речи при наречении он раскрыл стремления своей души: «Во дни юности своей я стремился в глубокие пустыни, но я вовсе не мыслил о служении Церкви в каком бы то ни было сане священства. Быть епископом своего сердца и приносить в жертву Христу помышления и чувствования, освященные Духом, – вот высота, к которой привлекались мои взоры ».
В 1861 году свт. Игнатий уходит на покой в Николо–Бабаевский монастырь (при этом даже денег на отъезд у него не оказалось). Здесь он внимательно пересмотрел свои прежние сочинения, написал новые. Множество его назидательных писем относится к этому периоду.
30 апреля (по ст. стилю – 13 мая по н. ст.) 1867 года, в Неделю жен–мироносиц, келейник застал святителя лежащим на постели с раскрытым каноником. Смерть застала его ум занятым молитвою. Но его служение не прекратилось и по смерти.
Творения свт. Игнатия уже при его жизни получили благодарное признание у ищущих духовной жизни.
Многочисленные издания творений Владыки Игнатия быстро расходились по обителям и частным лицам по всей Русской земле. Это продолжается до настоящего времени. Даже на далеком Афоне творения святителя получили известность и благоговейное одобрение.
Как оценивали святителя Игнатия и его аскетическое наследие наши святые и подвижники 19–20 вв.?
Преподобный Макарий Оптинский сравнивает его с великим подвижником древней Церкви Арсением Великим. «Был Великий Арсений, и у нас в России был бы свой Великий Арсений, если бы он пошел другой дорогой. Это – Игнатий (Брянчанинов). Это был великий ум ». Действительно, свт. Игнатий, вопреки своему самому ревностному желанию, промыслом Божиим был снят с пути уединения, с пути затвора и созерцательной жизни и поставлен на другую дорогу – руководства столичным монастырем (а затем и епархией) со всеми вытекающими отсюда последствиями. Об этом свт. Игнатий писал: «Ни к чему в ней не прилепилось сердце, ничего мне в ней не нравится. Я занимаюсь устроением ее как обязанностью, принуждаю себя любить Сергиеву пустынь. Обитель эта совершенно не соответствует потребностям монашеской жизни. Одного прошу, чтоб развязали меня с Сергиевой пустынью. Всякое решение Святейшего Синода приму с благодарностью ». Так, вместо наставника монашествующих – Великого Арсения – Православная Церковь получила другого Великого наставника всех христиан, ищущих духовной жизни.
Прп. Лев Оптинский свое отношение к святителю Игнатию, своему бывшему послушнику и ученику, выразил в таких словах: «Я не в силах принести Вам моей благодарности за Вашу любовь и усердие к моему убожеству ».
Прп. Варсонофий Оптинский не скрывает своего изумления перед его творениями, его умом: «Когда я читаю его сочинения, я удивляюсь прямо ангельскому уму, его дивно глубокому разумению Священного Писания. Я как–то особенно располагаюсь к его сочинениям, они как–то особенно располагают к себе мое сердце, мое разумение, просвещая его истинно евангельским светом ». «Пятый том сочинений епископа Игнатия заключает в себе учение святых отцов применительно к современному монашеству и научает, как должно читать писания святых отцов. Очень глубоко смотрел епископ Игнатий и даже, пожалуй, глубже в этом отношении епископа Феофана. Слово его властно действует на душу, ибо исходит из опыта ». «А когда хоронили святителя Игнатия, Ангелы дориносили его душу и пели: «Архиерею Божий, святителю отче Игнатие». Вот была ангельская песнь ».
Прп. Никон (Беляев) Оптинский, находясь в калужской тюрьме, просит принести ему пятый том сочинений свят. Игнатия «Приношение современному монашеству». С этой книгой он не расставался. «На полях этой книги, на оставшихся незаполненными страницах и на небольших, аккуратно вклеенных листочках бумаги имеются карандашные записи, сделанные рукой старца Никона » (Даниловский благовестник. 1995. №7. С. 53). Он писал: «Сочинения преосвященного Игнатия необходимы, они, так сказать, азбука духовной жизни ».
Игуменья Арсения (Себрякова) о пятом томе сочинений свт. Игнатия отзывалась: «Я читаю этот том, как изречения святых Отцов ». «Читала с большим удовольствием, с душевным утешением и назиданием. Дороги слова самого Владыки».
Схиигумен Иоанн Валаамский (Алексеев): «Епископа Игнатия я читал еще новоначальным послушником, но все его слова помню и теперь: проходящим молитвенный подвиг просто житья нет от буквоедов. Ах, как справедливо сказал мудрый епископ, и это у него вытекало из своего духовного опыта ».
Игумен Никон (Воробьев): «Как я благодарен ему за его писания! Не понять и не оценить его – значит, ничего не понимать в духовной жизни. Смею сказать, что сочинения епископа Феофана (да простит мне св. владыка) – работы школьника по сравнению с трудами профессора – творениями епископа Игнатия (Брянчанинова)».
«Все его писания взяты из Отцо