Матео попытался вскарабкаться по вырытым ступеням, всаживая всякий раз копье глубоко в землю, чтобы использовать его как упор. Но вскоре он убедился, что все его старания напрасны. Поднявшись на два-три фута, он потерял равновесие, и ему пришлось спрыгнуть вниз. Он понял, что невозможно добраться до деревянной решетки по стенкам этого колодца, что он здесь заживо погребен; но так как он не знал ни слова по-персидски, а Хасан-бек — по-итальянски, они не могли объясниться друг с другом.
Охваченный полным унынием, Матео сел на землю. Изнурительная жара уже спала. Но он так усердно копал ступени, что был весь мокрый от пота. Раненая рука болела. Его мучили голод и жажда.
Но тут Матео увидел, что страж с заговорщицким видом склонился над решеткой, и вскочил. К его ногам упало несколько пшеничных лепешек. Матео стряхнул с них землю и принялся было есть, но у него так пересохло в глотке, что он едва мог проглотить кусок.
Страж потребовал, чтобы Матео вернул ему копье. Но у Матео снова пробудилась воля к жизни — он преодолел свою хандру. У него возник план, и он решил действовать. Если страж откроет решетку, чтобы схватить копье, то…
— Откройка решетку, мой милый висельник. — Матео едва не пел, стараясь придать голосу как можно более дружелюбный тон. — Открой решетку и дай мне напиться. Матео надо пить, понимаешь? Ты хочешь получить свое копье? Погоди, погоди, сыночек. Сперва дай мне кувшин, я напьюсь, а тогда ты получишь копье. Вот оно, погляди, какое прекрасное копье! Правда, без наконечника, но какая разница? Вот видишь, я его так удобно подам, что тебе надо будет только покрепче ухватиться. А теперь открой-ка решетку.
Матео сопровождал свои слова выразительной мимикой и жестами.
|
|
Судя по звукам, раздел добычи закончился: страж услышал голоса и шаги. Он поспешно открыл замок, снял цепь, откинул решетку и на веревке спустил в яму кувшин. Затем он потребовал свое копье.
Матео спокойно пил холодное молоко, не обращая внимания на поток ругательств, который обрушил на него взволнованный страж. Он залпом опорожнил полкувшина — словно никогда еще ему не доводилось пить такой изумительный напиток.
— Ты просто ангел, дорогой мой проказник, — бормотал он. — А теперь ты поднимешь этот кувшин и тут же опустишь его в яму Хасан-бека. До этого ты копья не получишь.
Страж понял, что хочет пленник, и ему ничего не оставалось, как выполнить требование этого черта. Все его мысли были направлены на то, чтобы как можно скорее получить свое копье. А потом он жестоко отомстит за все.
Матео едва различал голос Хасан-бека, но он услышал, как захлопнулась решетка соседней ямы. Потом страж вернулся к яме, где сидел Матео, и нагнулся, чтобы получить, наконец, копье, которое венецианец с готовностью ему протянул. Но едва он вцепился в него, как Матео с силой рванул копье и страж свалился в яму.
— Ну, вот мы тебя и поймали.
Матео схватил смертельно испуганного стража за грудь и отвесил ему такую пощечину, что тот со всего размаха стукнулся затылком о стену.
— Это тебе за то, что ты пытался пощекотать меня этим копьем. А теперь, если тебе дорога жизнь, стой смирно, а я влезу тебе на плечи. Вот так, понимаешь? И попробуй только пошелохнуться!
Матео влез стражу на плечи, но и в этом положении он не смог ухватиться за край ямы — она была слишком глубокой. Он спрыгнул наземь. Его охватило отчаяние.
|
|
Он оказался погребенным в этой яме вместе со стражем. Бежать было невозможно.
* * *
Марко прокрался за разбойниками до того заброшенного селения, которое лежало на пути каравана. Он притаился в кустах и проследил, как караунасы погнали верблюдов, мулов и ослов по какой-то тайной тропинке в горы. Он видел также, как несколько человек выбрали лучших лошадей и отправили их за тем отрядом, который вез пленников. Джигиту караунасы завязали глаза, а Хасан-бек был без сознания. Марко подождал, пока все всадники покинули селение, и поймал одну из оставленных лошадей. Он подвел ее к колодцу, напоил, а потом и сам напился теплой, горьковатой на вкус воды. Затем он обошел несколько хижин, чтобы найти хоть что-нибудь съестное. Разбойники не смогли всё унести из этого разграбленного селения, поэтому он не только сам утолил голод, но и накормил лошадь.
Марко ломал себе голову над тем, куда делся Матео. Он боялся, что разбойники его убили.
Было видно, как дрожит раскаленный воздух. В небе парило восемь орлов. После всего, что здесь недавно произошло, покой этого тихого послеобеденного часа казался странным. Марко надо было решить, что делать дальше. Должен ли он попытаться выследить убежище разбойников, либо ему отправиться на поиски каравана, вернее, тех, кто остался в живых после нападения караунасов?
Если бы только ему не повстречалась оседланная лошадь отца!
Но ведь разбойники угнали к себе мулов, навьюченных подарками папы великому хану и всем имуществом семьи Поло. Если Марко не поскачет по их следам в горы, ему вряд ли потом удастся обнаружить их убежище.
|
|
А капитан Матео? А раненый Хасан-бек?
И Марко решил поскакать за разбойниками. Следы повели его по едва различимой тропинке, которая сперва круто шла вверх по каменистому откосу, испещренному расщелинами, потом тянулась вдоль ущелий, сдавленных высокими скалистыми стенами, и в конце концов упиралась в каньон. Можно было только удивляться, как быстро продвигались разбойники, несмотря на то что гнали целое стадо. И хотя Марко скакал во всю прыть, ему так и не удалось их догнать. Наконец он обнаружил место, где отряд переправился через реку. Теперь уже было не трудно по следам добраться до поляны, где пасся скот, а оттуда и до селения караунасов.
Пока разбойники, радуясь добыче, развьючивали лошадей и мулов, Марко успел оглядеться. Он обнаружил поросший кустами склон, на котором легко можно было спрятаться, не теряя из виду селения. Прямо у его ног, шагах в ста, находились ямы для пленных.
Он видел стража, видел, как тот просунул копье через решетку и тут же стремительно упал наземь, словно его ударила молния. Видел, как страж потом с трудом поднялся и, шатаясь, отошел в сторону, но копья у него уже не было. Марко забыл об усталости и о терзавших его мрачных мыслях: сомнений быть не могло, проделать такую штуку способен только капитан Матео!
С нетерпением ждал Марко наступления вечера. Когда он увидел, как Матео втащил стража в яму, он громко рассмеялся. Караунасы расходились по хижинам, унося с собой тяжелые мешки с добычей. Осторожно, ползком спустился Марко со склона и прокрался к яме.
— Матео, это я, Марко. Вы меня слышите?
— Черт возьми! — воскликнул Матео.
— Подождите, я сейчас брошу вам веревку.
Марко привязал к решетке веревку, на которой страж спускал в яму кувшин, и кинул вниз свободный конец.
Матео, наградив стража таким ударом, что тот потерял сознание, выбрался из ямы.
— Сынок… — прошептал он. — Сынок, как ты сумел это проделать? — И он обнял Марко. — Пошли. Мы должны освободить Хасан-бека. Ключ от его ямы я вынул у стража из кармана.
Они прислушались. Кругом все было тихо. Матео отпер замок на решетке и откинул ее.
— Хасан-бек! — крикнул Марко в темноту. — Возьмите веревку.
Ответа не последовало.
— Мы пришли вас освободить… Хасан-бек!
— Должно быть, он потерял сознание.
Мрачная догадка мелькнула у Матео. Он спустился по веревке в яму. Вскоре он снова вылез из нее.
— Мы уже не можем ему помочь. Хасан-бек умер. Пошли, Марко, нам нельзя терять время.
«У него мрачные глаза ассасина»… Люди относились к нему с недоверием, потому что он был замкнут и одинок. А теперь он лежит мертвый, он пал в схватке с разбойниками.
В темноте деревья казались великанами, а кусты — привидениями, притаившимися на краю дороги. Хрустели ветки — где-то поблизости крались хищники. Змея, шурша, уползла в кусты. Выли шакалы. Громко рычал лев. Высокое небо сверкало тысячами блесток.
Матео и Марко шагали в ночной темноте.
* * *
Два дня спустя после нападения разбойников Николо и Маффео Поло скакали по дороге в сопровождении двух сотен татарских воинов и пятидесяти всадников. Дорога полого шла вверх. Впереди, окутанные дымкой, темнели высокие горы. Если обернуться назад, взору открывалось темно-синее море. Его прохладное дыхание освежало путников. В долине, где проходила дорога на Ормуз, зрели рожь, пшеница и ячмень. Теплый влажный ветер колыхал желтые колосья.
На Николо Поло лица не было. Он был в каком-то оцепенении. Мрачные мысли железным кольцом сдавили голову. «Это я виноват, что он погиб… Скачите быстрее, скачите быстрее!.. Надо было оставить его в Венеции… Быстрее, быстрее!.. Да скачите же…»
Маленькие взъерошенные татарские лошадки неслись как вихрь, и каждое их движение вызывало привычные ответные движения всадников. Всадники словно срослись со своими конями, которые были столь же неотъемлемы от них, как стрелы, лук, фляга с водой и мешок с провиантом. Они привыкли по двое суток не слезать с коней, которые мирно паслись на лужайках, пока они спали, сидя в седле.
Рядом с Николо Поло скакал его брат. Он старался скрыть свою тревогу.
— Хорошо еще, что мы вложили все наши дукаты в бирюзу, — сказал он, чтобы прервать тяготившее его молчание.
— Несчастья преследуют меня. Надо было оставить Марко в Венеции.
— Не говори глупостей, Николо, — горячо возразил Маффео. — Я уверен, что мальчишка жив. Ведь разбойники хотят получить за него выкуп.
Николо очнулся от оцепенения:
— Он сам кинулся им в пасть! Дернуло его отправляться на поиски этого проклятого Матео!
Около полудня всадники остановились на короткий привал. Дорога шла по ущельям, забираясь все выше и выше. Им приходилось перебираться через ручьи и реки, и тогда они купались, чтобы хоть немного освежиться. К вечеру они всё еще находились на расстоянии целого дня пути до того места, где разбойники напали на караван. Николо Поло приказал начальнику татарских сотен не разбивать на ночь бивуака, а лишь немного передохнуть.
Разожгли костры. Неспокойный, прыгающий огонь отгонял от лагеря хищных зверей, а едкий дым — докучливых насекомых. Пока лошади паслись, всадники наскоро перекусили и улеглись на меховых накидках и войлочных кошмах, чтобы поспать. Через два часа дозорные их разбудили, и все снова двинулись в путь.
Ночью стало прохладнее, и они двигались теперь быстрее, нежели в томительную дневную жару. Николо и Маффео Поло дремали, сидя в седлах. Окружающая темнота с однообразными силуэтами деревьев, гор и кустов, монотонный стук подков о камни и мерное позвякивание упряжки действовали усыпляюще. Братья ехали во главе отряда следом за первым десятком татар. Вдруг всадник, ехавший впереди, остановился… Тишина огласилась его предостерегающим криком. Воины изготовились к бою.
Братья услышали грозный бас:
— Черт возьми, вы что, дурачье, совсем ослепли? Не видите, что мы не разбойники?
А затем раздался ясный юношеский голос:
— Где ваш предводитель? На наш караван напали караунасы.
Николо Поло пришпорил лошадь и в сопровождении Маффео ринулся вперед. Он все еще боялся, что его дразнит ночное привидение.
— Марко!.. — крикнул он задыхаясь. — Да ведь это мой сын, разве вы не понимаете?
Татары расступились. Николо Поло спрыгнул с лошади и обнял Марко.
— Как ты здесь оказался? — прошептал он, но тут же выпустил сына из объятий и строго сказал ему — Ведь здесь еще дядя Маффео. Он тоже за тебя волновался. Поздоровайся с ним!
Николо Поло отвел в сторону свою лошадь. Его рука судорожно сжимала поводья. Он стиснул зубы, чтобы хоть как-то овладеть собой.
— Ну вот мы и снова вместе, дядя, — сказал Марко глухим голосом. Он понимал волнение отца, потому что и сам испытывал в эту минуту множество невыразимых чувств — и радость и печаль; от наплыва чувств у него на глазах даже выступили слезы.
Пока Маффео разговаривал с племянником, Николо Поло подошел к Матео:
— Благодарю вас, Матео, от всей души благодарю! Вы спасли жизнь Марко.
Матео смущенно покачал головой:
— Вы ошибаетесь, Николо Поло. Наоборот, Марко вытащил меня из вонючей ямы. Я этого никогда не забуду. Клянусь вам, Николо Поло, я этого никогда не забуду!
Николо с недоверием посмотрел на него. Тем временем татары потеряли терпение, — они хотели поскорее узнать, где скрываются разбойники. Князь Ормуза, разгневанный нападением на караван, приказал сотникам разгромить разбойничье гнездо, чего бы это ни стоило. Дерзкие нападения караунасов на купцов стали серьезной угрозой для торговли между Багдадом и Ормузом.
Сотники решили устроить привал в ближайшей долине, чтобы выслушать рассказ Марко и Матео. Добравшись до места, они приказали разжечь большой костер. Все уселись вокруг огня, и Марко рассказал о своих приключениях.
Когда Николо Поло узнал, что Хасан-бек умер, он опустил глаза.
— Мы относились к нему несправедливо, — сказал он. — Хасан-бек был очень храбрым человеком. Тяжело раненный, уже лежа ничком на земле, он все еще продолжал сопротивляться. В той схватке погибло пять купцов, караван-баши и десять джигитов.
— Я видел вашу лошадь, отец. Оседланная, но без всадника пронеслась она мимо меня.
— Во время боя твой отец упал с лошади, — объяснил Маффео. — Потом зарубил разбойника и ускакал на его коне. Мы мчались день и ночь, чтобы поскорее привести подмогу. Ты видишь, Николо, — продолжал он, обращаясь к брату, — мое предложение оказалось правильным. Нам одним преследовать караунасов было бы бессмысленно.
— Марко поступил именно так, — с гордостью возразил ему Николо Поло.
— Когда я думаю об этом, у меня мурашки бегут по спине, — ответил ему Маффео.
Марко вдруг вспомнил ночной разговор с Хаджи-Мухаммедом и Хасан-беком.
— А Хаджи-Мухаммед жив? — спросил он.
— Жив. Он с нетерпением ждет нас в Ормузе.
* * *
У костра сидели шестеро мужчин. Неспокойное пламя плясало по земле и отражалось в узких раскосых глазах татарских сотников, то оно озаряло лица желто-красными отсветами, то погружало их в тень.
Марко был измучен напряженным ночным маршем. У него слипались глаза, голова устало клонилась набок. Николо принес одеяла и укрыл сына. Матео еще бодрствовал, но через силу.
— Придется, пожалуй, отдыхать до утра, — сказал Маффео татарам.
Вскоре лагерь погрузился в глубокий сон. Горели только сторожевые костры да дозорные ходили по кругу, охраняя спящих.
* * *
Как лавина, обрушились к вечеру следующего дня татары на убежище караунасов. Все, кто оказал сопротивление, были уничтожены, а пленных собрали и приказали им вынести из хижин добычу, которую они получили после нападения на караван. Затем их накрепко привязали к лошадям.
Тем временем венецианцы вытащили из ямы тело убитого Хасан-бека.
Его похоронили в саду между двумя высокими тополями и завалили могилу тяжелыми камнями, чтобы защитить ее от хищных зверей.
«Здесь покоится Хасан-бек. Никто его не знал, никто не любил. Его бог не был нашим богом. Но Хасан-бек был храбрым человеком.
Пусть земля тебе будет пухом, Хасан-бек».
ОТЛИЧНАЯ ПОСУДИНА
Узкая полоска воды отделяла скалистый остров от берега. По этому проливу проходили корабли и весельные галеры из всех стран, груженные самыми дорогими товарами: имбирем и перцем из Индии, жемчугом с близлежащих островов, яшмой из далекого Кашгара, золотой и шелковой парчой, клинками и латами из Дамаска, персидскими и арабскими лошадьми, слоновой костью.
Когда Марко шел по шумному торговому городу Ормузу, расположенному на скалистом безводном острове, ему казалось, что перед ним разложены все сокровища мира. И порой у него пробуждалось желание стать владельцем всех этих богатств.
Юноша с интересом следил за сделками, которые заключали его отец и дядя, и радовался каждой их удаче.
Но еще больше его интересовали жизнь и обычаи местного населения, история страны. За шестимесячное путешествие у Марко скопилось столько впечатлений, что удержать все это в памяти стало уже невозможно. А сколько приключений ждало его впереди! Пройдут года, прежде чем они попадут в Ханбалык[16], резиденцию великого хана Хубилая. Бесконечен караванный путь, который поведет их по ледникам горных перевалов и по раскаленным пескам пустынь.
Марко начинал понимать, как велик мир и сколь многообразна жизнь. И в юноше все росло желание сохранить в памяти все то, что он видит и слышит. Он купил у одного индийского торговца самаркандскую бумагу и стал записывать свои впечатления о местности и людях. Однако он быстро заметил, что письменное повествование требует большей ясности, чем устный рассказ. Неутомимая страсть юноши к исследованию вскоре уже не смогла удовлетвориться противоречивыми рассказами случайных собеседников. Он стремился уловить самое главное, всякий раз установить достоверность рассказа, но больше всего ему хотелось убедиться в истине воочию, собственными глазами.
Ормуз славился огромным рынком. Сюда съезжались арабские, индийские, персидские и итальянские купцы. В городе трудно было отыскать место, где бы не велась торговля.
Хотя в скалистой почве острова нельзя было вырубить колодца, во дворах местных богатеев журчали фонтаны. Целая армия разносчиков доставляла сюда на плоскодонках пресную воду в кожаных мешках. Вообще Ормуз не мог бы существовать без постоянной связи с берегом.
Летом солнце палило с такой невероятной силой, что все состоятельные люди покидали город. Они перебирались в просторные летние постройки на сваях, сплетенные из виноградных лоз, которые были расположены в садах вдоль побережья или на многочисленных островах в устьях рек. Защищенные от беспощадных солнечных лучей крышей из листьев, люди ожидали наступления вечера. А когда с равнин дул раскаленный суховей, жизнь совсем замирала. Спастись от жары можно было, только сидя по горло в воде, и приходилось часами терпеливо ждать, пока не прекратится это смертоносное дыхание пустыни.
Хаджи-Мухаммед, подолгу живший в Ормузе, рассказал Марко об этом суховее, который год назад уничтожил шесть тысяч человек. Князь Ормуза не внес вовремя властителю Кермана ежегодные подати. Тогда властитель решил наказать город и силой добыть свою дань. Он снарядил пять тысяч воинов пехоты, тысячу шестьсот всадников и приказал им напасть на Ормуз. Отряды двинулись в путь по плодородной земле сказочно богатого Кермана и без всяких затруднений дошли до города Ормуза, где никто не подозревал о надвигающейся грозной опасности. Все богатые купцы и чиновники, как всегда летом, покинули город и жили в своих приморских владениях.
Керманское войско расположилось в пальмовой роще вблизи Ормуза и готовилось к штурму города. Воины, ожидавшие богатой добычи, были в прекрасном настроении. На следующее утро они двинулись было на приступ, как вдруг их настиг этог страшный, раскаленный ветер пустыни. Задыхаясь от чудовищной жары, кони в ужасе били копытами, а воины пытались зарыться в землю. Но смертоносный суховей губил на своем пути все живое. Так все войско властителя Кермана нашло смерть у ворот города, на который хотело напасть.
Венецианцы прибыли в Ормуз в начале лета. Они, конечно, страдали от жары, но это не мешало им заниматься своими делами. Раненая рука Матео быстро зажила, и о схватке с караунасами он вспоминал, как о страшном сне.
Подобное же чувство испытывал и Марко. Новые впечатления вытеснили из памяти пережитые приключения и возбуждали желание идти навстречу неизведанным опасностям. Он считал дни, с нетерпением ожидая отъезда из Ормуза.
Венецианцы жили в доме Хаджи-Мухаммеда, на побережье, как раз напротив острова. Дом был окружен великолепным садом и так роскошно обставлен, что Марко невольно вспомнил райский сад ассасинов с его сказочными дворцами.
Как-то однажды Марко, погруженный в свои мысли, сидел в большом зале на мужской половине дома. Он был один. Сквозь витражи в зал падал тусклый свет, в помещении царила приятная прохлада. Вдруг до слуха юноши донеслась музыка и печальное пение, но звуки были такими глухими, что Марко не отдавал себе отчета, звучат ли они в действительности или лишь в его воображении.
Женщины на берегу Лидо с песнями встречают рыбаков, возвращающихся вечером на своих баркасах… Поют и рыбаки: один запевает, другой подхватывает мелодию… Песни звучат на каналах Венеции… Гондолы бесшумно скользят по воде… Тихо шепчут волны. Корабельный мастер Джованни стоит на каменных ступенях полуразрушенной римской виллы, а черноволосая Джанина слушает его пение. Проходящие мимо погонщики мулов останавливаются, рыбаки опускают весла, стеклодувы прекращают свою болтовню. Венеция… Поет Джованни. Далекие воспоминания детства, печальные и прекрасные.
Скучает ли он по Венеции? Марко пытался заглянуть в самую глубину своего сердца. И он понял, что тоска по далеким странам в его душе так же сильна, как и в детстве, когда он с жадным любопытством глядел на корабли, уходящие из форта Сан Николо.
Да, он тосковал по цветущим каштанам, по Пьяцетте, по могиле матери на кладбище Сан Микеле, но стремление увидеть новое было сильнее этой тоски. Мечта о путешествии по неведомым странам все больше и больше овладевала юношей.
Женщины в чадрах пели в саду под звуки бубна.
В зал, где сидел Марко, вошли Хаджи-Мухаммед и Матео.
— Слава аллаху, что мы повстречали вас! — сказал купец. — Мы думали, вы в Ормузе. Я сейчас готовлю поездку на Бахрейнские острова[17]и был бы счастлив, если бы вы и капитан Матео согласились сопровождать меня.
— На Бахрейнские острова? К искателям жемчуга? — Марко не смог скрыть своей радости. — Я охотно поеду с вами, если отец разрешит.
— Мессер Поло не возражает. — ответил Хаджи-Мухаммед. — Если вы согласны, то завтра на рассвете мы отправимся в путь.
— Просто счастье, что мы выберемся наконец из этого пекла, — проворчал Матео, который был рад снова ступить на палубу корабля…
Когда Николо и Маффео Поло вернулись вечером из города, Марко уже успел сложить необходимые для дороги вещи и отослать их на парусник.
— Глядите только, как он торопится! — сказал, смеясь, Маффео. — А Матео вообще что-то не видно. Я полагаю, что уже нынешнюю ночь он проведет на корабле.
Но на этот раз Марко не подхватил добродушную шутку дяди.
— Завтра утром мы отправляемся в путь, отец, — сказал он, все еще боясь, что какое-нибудь неожиданное событие помешает ему уехать. — Все уже готово.
— Хорошо, — сказал Николо Поло. — Но только помни, что это не увеселительное путешествие. Мы с дядей решили, что отныне ты должен нам помогать в наших делах. На Бахрейнских островах можно дешево купить жемчуг. Правда, только если как следует поторговаться. Положись на Хаджи-Мухаммеда. Он умеет разговаривать с торговцами и даст тебе хороший совет.
Это было первое деловое поручение, которое получил Марко. Он был очень горд тем, что отец доверил ему важное дело, и заранее решил во всем слушаться советов Хаджи-Мухаммеда.
На следующее утро, еще до восхода солнца, парусник покинул порт. Матео с неодобрением осматривал одномачтовое судно, мысленно сравнивая его с большими надежными кораблями, стоявшими на верфях Венеции.
— Это не корабль, Марко, — сказал он, сокрушенно покачивая головой, — а просто большая баржа. Гляди только, как здесь пригнаны доски, без единого гвоздя. Даже якорь деревянный. Такой чудной посудины я отродясь не видывал. Если она попадет в шторм, то разлетится в щепы.
— Не беспокойтесь, капитан, — сказал Хаджи-Мухаммед, улыбнувшись словам Матео. — Колышки, которыми сбиты доски, держат их не хуже гвоздей. В здешних краях не употребляют железа, оно слишком дорого.
Матео был вынужден признать, что команда весьма ловко управляет этой неуклюжей посудиной, которая легко преодолевает все опасности. А море здесь было весьма коварным. Оно могло измениться за одно мгновенье. Вот только что оно было гладким и прозрачным, словно тихое горное озеро, а потом вдруг, откуда ни возьмись, появляются барашки, и вслед за ними огромные валы обрушиваются на корабль. Налетевший вихрь рвет парус, мачта трещит, гнется. Несколько минут судно находится во власти ветра и волн, а затем, ни с того ни с сего, вновь устанавливается штиль, — волнение улеглось разом, так же неожиданно, как и началось.
Как-то ночью Марко, Матео и Хаджи-Мухаммед расположились на палубе. Взошел месяц, и по морю протянулась серебряная дорожка. Марко с восхищением разглядывал звездное небо. Хаджи — Мухаммед беспокойно бродил по палубе. Матео стоял возле рулевого и, ни о чем не думая, радостно смотрел на море. — Как вам нравится наша страна? — спросил вдруг Хаджи-Мухаммед.
Марко почувствовал, что Хаджи-Мухаммед неспроста задает ему этот вопрос, и ответил после некоторого колебания:
— Ваша страна велика и красива.
— Если бы вы только видели Керман, мессер Поло! Он прекрасен, как драгоценный камень. Клянусь аллахом, я не могу себе даже представить что-либо более прекрасное. У самого города посреди великолепных садов бьют одетые в мрамор горячие целебные источники. — Хаджи-Мухаммед с мольбой взглянул на Марко. Его выкрашенная хной рыжая борода коснулась плеча юноши. — Я богатый человек, мессер Поло. В Кермане и в других городах у меня есть дома, в которых не стыдно принять князя. Простите меня, если я так нескромно говорю о себе, — добавил он и замолк.
«С какой это стати Хаджи-Мухаммед стал вдруг восхвалять красоту Кермана и рассказывать о своем богатстве? — думал Марко, глядя мимо купца на сверкающую воду. — Эта страна полна тайн. Только отгадаешь одну загадку, как тут же возникает новая. О чем думает сейчас этот высокий черноволосый персиянин с бледным лицом?»
— Вы молчите? Вам не по душе мои слова?
— Я еще не знаю, что вы хотите сказать.
— Вы умны, мессер Поло, умны и отважны. Только благодаря вам нам удалось вернуть все наше добро, похищенное караунасами.
Марко возразил жестом.
— Я хотел бы сделать вам одно предложение, — продолжал Хаджи-Мухаммед. — Останьтесь со мной в Персии, помогайте мне в делах. Я приму вас в свою семью, как родного сына. Мы вместе отправимся в Индию, Египет, Италию… — Хаджи-Мухаммед посмотрел на Марко темными, бездонными глазами. — Я вас очень ценю, мессер Поло.
Хаджи-Мухаммед сделал Марко заманчивое предложение. Если он примет это предложение, его ожидает интересная и спокойная жизнь богатого купца. А путь в Катай, напротив, полон опасностей и лишений.
Корабль скользил по темной воде. Тихо плескались волны. Рядом с рулевым стоял капитан Матео. Его умные глаза были с любовью и даже с нежностью устремлены на море.
— Благодарю вас, Хаджи-Мухаммед, — сказал наконец Марко Поло. — Не сердитесь на меня за то, что я не принимаю вашего предложения. Еще ребенком я мечтал о далеких странах… Да и как я могу бросить на полпути отца и дядю?
— Ваш отец не возражал бы, — сказал Хаджи-Мухаммед, опустив глаза. — Ваш отец вас очень любит, мессер Поло, и он желал бы уберечь вас от опасностей такого далекого путешествия.
— Так, значит, это предложение исходит от него? — взволнованно спросил Марко. — Это он вас подговорил?
Купец поднял руку, словно желая его успокоить.
— Нет. Это мое желание. Вы еще молоды, мессер Поло, но вы необычайный человек. У нас, купцов, на людей верный глаз, иначе грош нам была бы цена.
Хаджи-Мухаммед замолчал. Его бледное лицо было отчужденным и замкнутым.
В голове у Марко теснились беспокойные мысли. Он подошел к борту и уставился на воду. Ведь он так гордился доверием, которое ему оказал отец, впервые поручив самостоятельно вести сделку. Марко горько усмехнулся. А на самом деле, как выяснилось, отец желал, чтобы его сын стал помощником Хаджи-Мухаммеда. Неужели Марко не доказал, что способен действовать осмотрительно и разумно? Он не понимал отца.
* * *
На восьмой день пути небо вдруг потемнело. Туч не было видно. Казалось, какой-то человек проходит по огромному залу и одну за другой тушит все свечи. Море было подобно жидкому олову.
— Вода кажется липкой, — пробормотал про себя Матео. — Надвигается чудовищный шторм. — И он вспомнил ту бурю у испанского берега, когда их корабль разбился о скалы.
Вся команда собралась на палубе. Матео бросил Марко канат.
— Привяжи себя к чему-нибудь, да побыстрее!
Небо было серым.
Море было серым.
Воздух был серым.
Полный штиль. Стояла такая томительная жара, что нечем было дышать. При малейшем движении прошибал пот.
— Лучше уйти с палубы, — сказал Хаджи-Мухаммед и спустился в люк.
— Оставайся наверху, — приказал Матео Марко и привязал веревкой к перилам капитанского мостика сперва его, а потом себя. — Внизу могила…
Серая мгла, затянувшая все вокруг, неожиданно стала отсвечивать желтизной. Море загудело… Откуда ни возьмись, вдруг налетел раскаленный вихрь, ударил в парус и в клочья разорвал напрягшуюся ткань. Матео и Марко ничком легли на канаты. Огромная волна перекатилась через палубу. Корабль вскинуло на гребень высоченного вала, потом швырнуло вниз, в пропасть, и, словно щепку, закачало, закружило на волнах. Штурвальный тщетно пытался повернуть румпель. Тогда Матео всем своим огромным весом навалился на колесо, но руль не сдвинулся с места. Порывы ветра и огромные волны обрушились на корабль. Мачта угрожающе накренилась.
Грудь Марко была стянута толстой веревкой. Изо всех сил он держался за скользкие перила мостика. Огромные валы перекатывались по палубе. Матео подполз к юноше и прокричал ему что-то в самое ухо, но Марко не разобрал ни слова. Корабль вздыбился — казалось, он встал на корму, — и тут же ринулся носом в пучину; он взлетал на гребни водяных гор и проваливался в бездонные пропасти, снова взлетал и снова устремлялся вниз.