МИСТЕР ПОЛЛИ - СИРОТА
Большие перемены наступили в жизни мистера Полли, когда умер его отец.Он умер внезапно, и местный доктор хоть и утверждал, что пациент егострадал недугом, именуемым "манией воображения", заполняя свидетельство осмерти, сделал тем не менее уступку в пользу модного в те временааппендицита. Мистер Полли вдруг оказался наследником спорного количествапредметов мебели, находившихся в доме его кузена недалеко от Исвудскоговокзала, фамильной библии, гравюры с портретом Гарибальди, бюстаГладстона, золотых часов с испорченным механизмом, золотого медальона,некогда принадлежавшего его матери, нескольких мелких драгоценностей ибезделушек, ничтожных семейных реликвий, страхового полиса и денег вбанке, каковые вместе с полисом составляли сумму в триста пятьдесят пятьфунтов. Мистер Полли привык смотреть на своего отца как на вечно существующуюреальность, как на нечто бессмертное; а мистер Полли-старший, последниегоды ставший очень скрытным, ни разу и словом не обмолвился о страховомполисе. Так что и его смерть и богатство свалились на мистера Полли какснег на голову, и нельзя сказать, чтобы он был к этому подготовлен. Онпережил смерть матери в детстве и уже забыл горечь той утраты, а самойбольшой его привязанностью до сей поры был Парсонс. Мистер Полли былединственный ребенок в семье, общительный от природы, но родной домостался для него чужим: место хозяйки заступила тетка; она была скупа,неприветлива, то и дело стучала костяшками пальцев по столу, чтобыутихомирить его, и с утра до ночи натирала мебель до блеска; естественно,что она никак не могла стать другом маленькому неряшливому мальчишке.Изредка у него возникала симпатия к другим девочкам и мальчикам, но онатут же угасала, не успев укорениться. Словом, от былой детскойчувствительности в душе мистера Полли почти не осталось и следа, он выросчеловеком до крайности застенчивым и малообщительным. Отец для него былчеловеком чужим и не очень приятным, поскольку имел неограниченное правопоучать и распоряжаться; к тому же он был явно разочарован собственнымотпрыском. И все-таки его смерть была ударом для мистера Полли: точно вовселенной в одном месте образовалась пустота, и слово "смерть" виделосьмистеру Полли начертанным на небесах. Его вызвали в Исвуд срочной телеграммой, но отца в живых он уже незастал. Кузен Джонсон торжественно встретил его и тотчас повел наверхпоглядеть на усопшего: прямую, неподвижную фигуру, одетую в саван, снепривычно спокойным лицом и брезгливой миной, вероятно, благодарявтянутым ноздрям. - Почил в мире, - пробормотал мистер Полли, изо всех сил стараясь незамечать брезгливой мины. - Смерть была милостива к нему, - заметил мистер Джонсон. Воцарилось молчание. - Второй раз в жизни вижу покойника, если не считать мумий, - промолвилмистер Полли, почувствовав необходимость что-то сказать. - Мы сделали все, что могли, - заметил мистер Джонсон. - Не сомневаюсь, старина! - отозвался мистер Полли. Опять наступило долгое молчание, и наконец, к великому облегчениюмистера Полли, кузен Джонсон пошел к двери. Вечером мистер Полли отправился погулять, и пока он в одиночествебродил по улицам, образ отца вставал перед ним как живой. Ему на памятьпришли давно прошедшие дни, когда отец затевал шумную возню срасшалившимся малышом; он вспоминал ежегодные поездки на ярмарку вХрустальный дворец, где они смотрели веселые пантомимы, полныенеобыкновенных чудес и удивительных историй. Он видел, как наяву,внушающую трепет спину отца, выходившего к посетителям в старую, знакомуюдо мельчайших подробностей лавку. Совсем как живой предстал перед нимотец, когда мистеру Полли вспомнился один из его приступов ярости. Как-тораз отец решил втащить из крохотной комнатушки, расположенной запомещением лавки, в спальню наверх небольшую тахту, но на крутой узкойлестнице она застряла. Сперва отец уговаривал упрямую тахту, потом вдругзавыл, как душа грешника в аду, и предался слепой ярости: он колотилкулаками, пинал, осыпал проклятиями злонамеренный предмет. В конце концовценой невероятных усилий, причинив изрядный ущерб штукатурке и отломав уножки тахты колесико, ему удалось втащить ее наверх. Эта сцена, когда,утратив самообладание, отец вдруг явился перед ним как самый обыкновенныйчеловек, произвела исключительное действие на впечатлительную душу мистераПолли. Как будто сам отец во плоти и крови коснулся его сердца теплой,любящей рукой. Это воспоминание оживило в памяти целую вереницу других,которые иначе могли бы быть безвозвратно утраченными. Слабое, упрямое существо, бьющееся над тем, чтобы втиснуть вещь, кудаона не втискивается, - в этом образе мистер Полли узнавал самого себя ивсе человечество с его бедами. Несчастный старик, его жизнь не была слишком радостной. И вот теперьвсе кончено, навсегда... Джонсон, человек лет тридцати пяти, меланхолического склада, серьезный,с практическим умом и очень любящий давать советы, был из тех, ктоиспытывает глубокое удовлетворение от исполняемого долга, хотя бы этотдолг состоял в том, чтобы похоронить ближнего. Он служил кассиром наИсвудской станции и с достоинством нес возложенные на него обязанности. Онбыл от природы сдержан и склонен к размышлениям, этим его качествам оченьсоответствовали прямая, как палка, фигура и большой нависающий лоб. У негобыло белое в веснушках лицо и глубоко посаженные темно-серые глаза. Самойего большой слабостью был крикет, но и тут проявлялся его характер. ДляДжонсона не было иного развлечения, кроме матча крикетистов. Он ходилсмотреть состязание, как ходят в церковь, следил за игрой критически,аплодировал скупо и бывал оскорблен до глубины души, если игроки нарушалиправила. Многословием он не отличался, но переубедить его в чем-либо былоневозможно. Он отлично играл в шашки и шахматы и аккуратно читалеженедельник "Бритиш Уикли". Его жена, маленькая, румяная женщина, вечноулыбающаяся, распорядительная, услужливая и говорливая, старалась всемугодить и видела все в розовом свете, даже если бы кругом царил явнонерозовый свет. У нее были круглое лицо и большие голубые выразительныеглаза. Своего мужа она называла Гарольдом. Она произнесла несколькотрогательных и деликатных слов о покойном и постаралась бодрымизамечаниями развеять уныние мистера Полли. - У него было такое просветленное лицо в последние минуты! - несколькораз повторила она с воодушевлением. - Такое просветленное! Смерть в ее устах могла показаться почти благом. Эти два человека были полны искреннего желания опекать мистера Нолли ивсячески помогать ему, видя его беспомощность в практических делах. Послескромного ужина, который состоял из ветчины, хлеба, сыра, пикулей,яблочного пирога и слабого пива, они усадили его в кресло, кактяжелобольного, сели подле него на высокие стулья, чтобы взирать на негосверху вниз, и принялись обсуждать предстоящие похороны. В конце концовпохороны - это важное общественное мероприятие, и не часто случается, чтоу наследника нет ни одного близкого родственника; поэтому надо сделать всевозможное, чтобы не ударить лицом в грязь. - Во-первых, следует заказать катафалк, - сказала миссис Джонсон, - ане какие-то дрожки, где кучер сидит прямо на гробу. Никакого уважения кпокойнику! Я не понимаю, как это можно дойти до того, чтобы тебя везли накладбище в дрожках! - и полушепотом, как всегда, когда в ней начиналоговорить эстетическое чувство, она добавила: - Я лично предпочитаюстеклянный катафалк. Это так изысканно, так эффектно! - Катафалк надо заказать у Поджера, - подытожил Джонсон. - У неголучший во всем Исвуде. - Пусть будет все как полагается, - согласился Полли. - Поджер готов снять мерку в любую минуту, - сказал мистер Джонсон. Изатем добавил: - Надо заказать кареты, одну или две, смотря по тому,сколько будет гостей. - Я бы не хотел никого, - заметил мистер Полли. - Но это необходимо, - возразил мистер Джонсон. - Нельзя же, чтобыникто не сопровождал вашего отца в последний путь. - Любители поминального пирога, - сказал мистер Полли. - Пирог не обязательно. Но какое-то угощение должно быть. Ветчина ицыплята - самое подходящее для такого случая. Где уж тут заниматьсястряпней в разгар церемонии? Как, по-твоему, Гарольд, кого Альфредуследует пригласить? Я думаю, только родственников. Незачем собирать толпу,но, конечно, и обижать никого нельзя. - Но он терпеть не мог нашу родню. - Раньше не мог, а теперь может, поверьте мне, - сказала миссисДжонсон. - Именно поэтому все и должны прийти, даже тетушка Милдред. - Не многовато ли? - опять попытался было запротестовать мистер Полли. - Будет не больше двенадцати, ну, тринадцать человек, - заметил мистерДжонсон. - Закуску мы приготовим заранее и поставим ее на кухне. А виски ичерные перчатки для гостей можно будет сразу принести в гостиную. Пока мывсе будем на... церемонии, Бесси накроет в гостиной стол. Для мужчин надокупить виски, а для женщин - херес или портвейн. - У вас есть черный костюм? Вы должны быть в трауре, - обратилсяДжонсон к мистеру Полли. Мистер Полли еще не успел подумать об этом побочном обстоятельствесмерти. - Я еще не думал об этом, старина. Неприятный холодок пробежал у него по спине: он уже видел себяоблаченным во все черное, а он не выносил черной одежды. - Конечно, я надену траур, - сказал он. - Разумеется! - воскликнул Джонсон с важной улыбкой. - Придется и через это пройти, - невнятно пробормотал мистер Полли. - На вашем месте, - сказал Джонсон, - брюки я купил бы готовые. Это втрауре главное. Затем нужен черный шелковый галстук и черная лента нашляпу. И, конечно, перчатки. - Обязательно гагатовые запонки: ведь хоронят вашего отца, - добавиламиссис Джонсон. - Не обязательно, - возразил Джонсон. - Запонки придают респектабельность, - заметила миссис Джонсон. - Это верно, запонки придают респектабельность, - подтвердил супруг. Затем миссис Джонсон опять с воодушевлением заговорила о гробе, амистер Полли все глубже и глубже утопал в кресле, понурив голову, свидимой неохотой соглашаясь на все, что ему говорили. Ночью он долго немог уснуть, ворочаясь с боку на бок на софе, служившей ему ложем, иразмышляя о своем отце. "До самой могилы не оставят в покое", - вздохнулон. Мистер Полли, как всякое здоровое существо, относился к смерти и ковсему, что ей сопутствует, с отвращением. Ум его терзали свалившиеся нанего проблемы. "Ну ничего, как-нибудь управлюсь, - подумал он. - Жаль только, что мытак мало с ним виделись, когда он был жив". Чувство утраты пришло к мистеру Полли раньше, чем сознание свалившегосяна него богатства и связанных с ним хлопот и обязательств. Об этом онзадумался лишь на следующее утро, которое, кстати сказать, быловоскресным, когда перед обедней вместе с Джонсоном он прогуливался поновому пригороду Исвуда мимо ряда недостроенных домов, уже ясновыступающих из завала строительного мусора. Джонсон этим утром былсвободен от своих обязанностей и великодушно посвятил его нравоучительнойбеседе с мистером Полли. - Не идет у меня дело с торговлей, - начал мистер Полли, - слишком омногом приходится думать. - На вашем месте, - сказал мистер Джонсон, - я бы устроился вкакой-нибудь крупной фирме в Лондоне, наследства бы трогать не стал и жилбы на жалованье. Вот как бы я поступил на вашем месте. - Крупная фирма - дело нешуточное, - заметил мистер Полли. - Надо достать солидные рекомендации. На минуту воцарилось молчание, потом Джонсон спросил: - Вы решили, куда вложить деньги? - Я еще не привык к тому, что они у меня есть. - Деньги надо обязательно куда-нибудь вложить. Если правильно выбрать,то они вам будут давать фунтов двадцать в год. - Я еще об этом не думал, - сказал мистер Полли, стараясь уклониться отразговора. - Перед вами столько возможностей. Вложить деньги можно куда угодно. - Боюсь, что тогда я их больше не увижу. Я плохой финансист. Лучше ужиграть на скачках. - Вот уж чем я никогда не стал бы заниматься. - У каждого свой темперамент, старина. - Эти скачки - одно надувательство. Мистер Полли издал неопределенный звук. - Есть еще строительные общества, - размышлял Джонсон. Мистер Полли коротко и сухо подтвердил, что да, таковые есть. - Можно давать ссуды под залог, - гнул свою линию Джонсон. - Оченьнадежное помещение денег. - Я не могу сейчас ни о чем таком думать, по крайней мере пока отец ещев доме, - вдруг сообразил сказать мистер Полли. Они повернули за угол и пошли к станции. - Не так уж плохо купить небольшую лавку, - не унимался Джонсон. Тогда мистер Полли пропустил его замечание мимо ушей. Но мало-помалуэта мысль завладела им. Она запала ему в душу, как семя на благодатнуюпочву, и дала ростки. - Этот магазин, пожалуй, недурно расположен, - сказал Джонсон. Он указал рукой на дом, который стоял на углу в неприглядной наготепоследней стадии строительных работ, дожидаясь, когда штукатуры, завершивего туалет, прикроют безобразие кирпичной кладки. В первом этаже зиялчетырехугольный проем, обрамленный сверху железными стропилами, - будущеепомещение лавки. "Окна и прокладка труб - по желанию съемщика" - гласилатабличка на здании. В задней стене проема виднелась дверь, сквозь которуюпроглядывала лестница, ведущая наверх, в жилые комнаты. - Очень выгодно расположен, - сказал Джонсон и повел мистера Поллиосмотреть внутренность строящегося дома. - Здесь будут водопроводныетрубы, - показал он на пустую стену. Они поднялись наверх в маленькую гостиную (или спальню - на выборвладельца), комнатушку, расположенную как раз над лавкой. Потом спустилисьвниз, на кухню. - В новых домах комнаты всегда кажутся маленькими, - заметил Джонсон. Они вышли наружу будущим черным ходом и попали во двор, заваленныйстроительным мусором, откуда пробрались обратно на улицу. Они подошли кстанции, которая благодаря мощеному тротуару и бойко торговавшим магазинамбыла коммерческим центром Исвуда. На противоположной стороне улицы боковаядверь одного из процветающих заведений отворилась, и появилось семейство:муж с женой и маленький мальчик в матроске. Женщина была прехорошенькая, вкоричневом костюме и соломенной шляпке с цветами, все трое были такиесияющие, чистые, свежие и румяные. В окнах магазина блестели зеркальныестекла, витрины были завешаны собранными в складки маркизами, по которымвитиеватыми буквами было выведено: "Раймер, торговец свининой и другимипродуктами", а ниже шло уточнение, заманчивое для чревоугодника: "Всемирноизвестные исвудские колбасы". Поставщик знаменитых колбас приветливо поздоровался с мистеромДжонсоном. - Вы уже в церковь? - Нет еще, хотим прогуляться до Литл-Дорнигтона, - ответил мистерРаймер. - Очень приятная прогулка, - заметил Джонсон. - Очень, - подтвердил мистер Раймер. - Желаю хорошо провести время, - сказал мистер Джонсон. И когда счастливое семейство удалилось, добавил вполголоса: - Преуспевающий господин! Приехал сюда четыре года назад без гроша вкармане. Тощий, как щепка. А посмотрите на него теперь! - Надо отдать ему должное, он очень трудолюбив, - заметил он немногопогодя, чтобы его пример прозвучал более назидательно. Оба родственника на какое-то время погрузились в раздумье. - Один человек способен делать одно, другой - Другое... - проговорилмистер Джонсон. - Кто хочет преуспеть в торговле, тому бездельничатьнекогда. Приготовления к похоронам проходили дружно и слаженно благодарярасторопности миссис Джонсон. Накануне печального события она извлекла изкомода кусок черного сатина, принесла из кухни стремянку, достала коробкус гвоздиками и стала украшать дом черными бантами и фестонами, проявляябездну вкуса. Она повязала черным крепом ручку дверного молотка, прицепилабольшой черный бант на рамку портрета Гарибальди, украсила черными лентамибюст Гладстона, принадлежавший усопшему, повернула вазы с видами Тиволи иНеаполитанского залива так, чтобы видна была только голубая эмаль, находя,что веселые пейзажи неуместны для печальной церемонии; в гостиную купилинаконец новую скатерть лилового цвета, что уже давно замышлялось, ипостелили вместо старой плюшевой в выцветших розах и амурах, которая ужедавно выполнила свое предназначение. Выло сделано все, на что способнобогатое воображение, чтобы придать уютной квартирке вид скорбногодостоинства. Она освободила мистера Полли от скучной обязанности рассылатьприглашения, а когда до прихода гостей остались считанные минуты,отправила его вместе со своим супругом в сад, который узкой полосойобрамлял дом сзади, чтобы на свободе бросить последние штрихи траурныхприготовлений. Она отправила их туда, ибо в глубине души была уверена -хотя это и казалось ей странным, - что мистер Полли не прочь улизнуть отсвоих священных обязанностей, а из сада был только один выход на улицу -через дом. Мистер Джонсон достиг совершенства в искусстве выращивать овощи.Особенно хороши у него были сельдерей и горох. Он шел по узенькой стежкемежду грядками и рассказывал мистеру Полли, как трудно выращивать горох,какое это капризное растение и что приходится преодолевать, дабы получитьвознаграждение за свои труды. Скоро из дому донеслись громкие голоса исмех, возвестившие о прибытии первых гостей, и напряженность последнихминут ожидания спала. Вернувшись в дом, мистер Полли нашел там трех экстравагантных молодыхособ, розовощеких, шумных, в подчеркнутом трауре; они о чем-то увлеченноболтали с миссис Джонсон. Каждая по старинному английскому обычаюрасцеловала мистера Полли. - Это ваши кузины Ларкинс, - сказала миссис Джонсон. - Это Энни!(неожиданные объятия и поцелуй), это Мириэм! (крепкие объятия и поцелуй),а это Минни! (долгое объятие и поцелуй). - Очень рад, очень рад! - бормотал мистер Полли, слегка помятый иполузадушенный этими горячими объятиями. - А вот и сама тетушка Ларкинс, - сказала миссис Джонсон, когда напороге появилась более дородная и поблекшая копия трех молодых девиц. Мистер Полли в приступе малодушия чуть не обратился в бегство, но оттетушки Ларкинс не так-то легко было отделаться. Потискав мистера Полли всвоих могучих объятиях и громко его расцеловав, она схватила его за руку ипринялась бесцеремонно разглядывать. Лицо миссис Ларкинс было круглое,добродушное и все в веснушках. - Я бы узнала его где угодно! - с жаром воскликнула она. - Ах, послушайте, что говорит мама! - сказала кузина по имени Энни. -Она мистера Полли и в глаза никогда не видала! - Я бы узнала его где угодно! - повторила миссис Ларкинс. - Ведь этосын моей дорогой Лиззи. У него ее глаза! Удивительное сходство! Что жекасается того, видала я его или нет, то, да будет тебе известно, я качалаего на своих руках. Да, качала! - Ну, сейчас уж не показать! - прыснула Энни. Все три сестры громко расхохотались. - Скажешь тоже, Энни! - сквозь смех проговорила Мириэм, и в комнатенекоторое время царило буйное веселье. - Прошло то время, когда меня качали на руках, - заметил мистер Полли,почувствовав необходимость что-то сказать. Его слова вызвали такой восторг, что и более скромный человек, нежелимистер Полли, поверил бы, что сказал нечто необыкновенно остроумное. Мистер Полли не удержался и выпалил еще одну фразу, почти такую жеудачную. - Теперь уж моя очередь кого-нибудь качать, - сказал он, лукавопоглядывая на тетушку. И снова все расхохотались. - Чур не меня! - поддержала шутку миссис Ларкинс. - Благодарю покорно!- добавила она, и все застонали от смеха. Семейство Ларкинсов показалось мистеру Полли очень милым: с ними емубыло легко. Они все еще продолжали хихикать, воображая, как мистер Поллистанет качать на руках их мамашу, когда мистер Джонсон, вышедший на звукколокольчика, ввел в гостиную сгорбленную фигуру, при виде которой миссисДжонсон воскликнула: - Это вы, дядюшка Пентстемон? Дядюшка Пентстемон представлял собой довольно безобразную фигуру. Онбыл уже очень стар, но годы не придали его внешности благообразия. Времяпохитило растительность с его головы, оставив ему от похищенного жалкиекрохи, которые пучками распространились по всему лицу. На нем быливидавшие виды долгополый сюртук, высокий цилиндр, который он и не подумалснять, войдя в комнату. Он был согнут чуть ли не вдвое, в руках он держалплетеную корзинку, из которой застенчиво выглядывали свежие листочкисалата и несколько луковых перьев, принесенные им в подарок по случаюпохорон. Он проковылял в комнату, отмахиваясь от Джонсона, который пыталсявзять из его рук корзинку, остановился и, тяжело дыша, с откровеннойвраждебностью оглядел присутствующих. По его глазам было видно, что онвсех узнал. - И ты здесь? - спросил он миссис Ларкинс. - Ты ведь... А это твоидевчонки? - Да, мои, - ответила тетушка Ларкинс. - И лучших девчонок... - Это Энни? - спросил дядюшка Пентстемон, указывая на одну из сестерзаскорузлым большим пальцем. - Кто бы подумал, что ты помнишь ее имя! - Еще бы не помнить! Эта гадкая девчонка испортила мою лучшую грибнуюгрядку! - сварливо прошамкал старик. - Ну и досталось ей тогда! Позаслугам, по заслугам! Я хорошо ее запомнил. Я принес тебе свежей зелени,Грейс, только что с грядки. Это очень полезно. Корзинку мне потом отдашь.Смотри, не забудь... Вы уже его заколотили? Ты, Грейс, всегда все делаешьраньше времени. Дядюшка Пентстемон замолчал: его внимание привлек больной зуб, и оняростно засосал его. От этого старика, заставившего всех притихнуть, веялопервобытной силой. Он, казалось, появился из тех далеких времен, когданаши предки занимались землепашеством, охотой и рыбной ловлей. Здесь, вэтой гостиной, он походил на глыбу чернозема среди бумажных куколок. Оночень осторожно извлек из корзины сверток зелени с еще не отмытымикорнями, положил его прямо на новую лиловую скатерть, потом так жеосторожно снял цилиндр и вытер вспотевший лоб и край цилиндра огромнымкрасно-желтым носовым платком. - Я так рада, дядюшка, что вы смогли прийти, - сказала миссис Джонсон. - О, я пришел, - ответил дядюшка Пентстемон, - я-то пришел. Девчонкислужат? - спросил он, поворачиваясь к миссис Ларкинс. - Нет, не служат. И никогда не будут служить, - заявила миссис Ларкинс. - Не будут, - повторил дядюшка Пентстемон таким тоном, что трудно былопонять, одобряет он это или порицает. Потом перевел взгляд на мистераПолли. - Сын Лиззи? - спросил он. От возможного посрамления мистер Полли был избавлен раздавшимися впередней голосами: подошли еще гости. - А вот и Мэй Пант! - воскликнула миссис Джонсон, когда в комнату вошламаленькая женщина, одетая в черное платье с чужого плеча - хозяйка платья,по всей вероятности, была гораздо солиднее миссис Пант. За руку она вела крохотного мальчишку, остроносенького, белобрысого иумирающего от любопытства, - он первый раз был на похоронах. Вслед за нейпоявилось несколько приятельниц миссис Джонсон, поспешившихзасвидетельствовать свою скорбь. Полли их почти не запомнил. (ТетушкаМилдред, бывшая в семье притчей во языцех, не приняла любезногоприглашения миссис Джонсон, к вящей радости всех, кто "был посвящен", пословам миссис Джонсон, хотя мистер Полли так и не мог составить себепредставления, как любил говорить мой школьный учитель, кто был посвящен иво что.) Все были в глубоком трауре, правда, на новый манер; бросалось в глаза,что многие детали туалетов побывали у красильщика, а жакеты и шляпы -самого обычного покроя. Крепа почти не было, и ни в одном костюме, ни водном платье вы не нашли бы ничего оригинального, примечательного,свидетельствовавшего о том, что приглашенный на похороны специальнозанимался своим нарядом - на континенте вы непременно бы это заметили. Ивсе же это многолюдное сборище посторонних людей в черном произвелосильное действие на впечатлительный ум мистера Полли. Он, во всякомслучае, такого никак не мог ожидать. - Ну, девочки, - сказала миссис Ларкинс, - посмотрим, какие вы хозяйки. И все три девицы засуетились, забегали, помогая миссис Джонсон. - Я уверена, - сказала миссис Джонсон, - что рюмка хереса и печенье неповредят никому. И прошу без церемоний. Мгновенно на месте свертка с зеленью дядюшки Пентстемона появилсяграфин с вином. Мистер Джонсон попытался было освободить дядюшку от его шляпы, но тототказался и сидел, как изваяние, у стены, а его драгоценный головной уборпокоился на полу между его ног, и он настороженно следил за каждым, кто кнему приближался. - Не наступите на цилиндр, - предупреждал он то и дело. Разговор в гостиной стал общим, и комната наполнилась дружным гуломголосов. Дядюшка Пентстемон обратился к мистеру Полли. - Ты еще совсем мальчишка и ничего не понимаешь, - сказал он. - Явсегда был против брака твоей матери с ним. Ну да что ворошить прошлое? Яслыхал, из тебя сделали клерка? - Приказчика. В галантерейном магазине. - Да, да, припоминаю. А девчонки что, шьют? - Да, они умеют шить, - из другого угла откликнулась миссис Ларкинс. - Подай-ка мне рюмку хереса, - сказал дядюшка мистеру Полли. - А то,вишь, как к нему присосались. Он взял рюмку, которую поднесла ему миссис Джонсон, и, держа еезаскорузлыми пальцами, оценивающе ее взвесил. - Тебе это встанет в копеечку, - заметил он мистеру Полли. - Твоездоровье! Дамочка, вы задели юбками мой цилиндр. Он стал хуже на целыйшиллинг. Такого цилиндра теперь днем с огнем не сыщешь. Он вылил в себя всю рюмку и громко сглотнул. Херес скоро развязал языки, скованность первых минут прошла. - Вскрытие должно было быть обязательно, - услышал мистер Полли, каксказала миссис Пант одной из приятельниц миссис Джонсон. - Какая прелесть! Как изящно! - раздавалось в углу, где сидели Мириэм идругая приятельница хозяйки, восхищенные траурным убранством гостиной. Еще не кончили обсуждать печенье с хересом, как появился гробовщикмистер Поджер, коренастый, низенький, гладковыбритый мужчина со скорбным иэнергичным лицом в сопровождении помощника сугубо меланхоличного вида.Некоторое время он о чем-то беседовал с мистером Джонсоном наедине.Профессия этого человека была такого рода, что разговоры в гостинойприумолкли, и все стали вслушиваться в тяжелые шаги над головой. Наблюдательность мистера Полли обострилась. Он заметил, как гости соскорбной миной алчно набрасывались на херес, даже маленькому Пантураспорядились поднести глоток. Затем последовали торжественная раздачачерных кожаных перчаток, примеривание, натягивание. - Очень хорошие перчатки! - сказала одна из приятельниц миссис Джонсон. - Есть даже маленькому Вилли, - гордо ответила хозяйка. Все с подобающей случаю мрачной торжественностью участвовали всвоеобразной процедуре похорон. Скоро опять появился мистер Поджер ипригласил мистера Полли как главное лицо на похоронах, миссис Джонсон,миссис Ларкинс и Энни занять места в первой карете. - Отлично! - воскликнул мистер Полли и сконфузился, почувствовав всвоем восклицании неуместную живость. - Кому-то придется пойти пешком, - с сияющим лицом возвестила миссисДжонсон. - Карет всего две. В каждую поместятся шесть человек, остаетсяеще трое. Началась великодушная борьба за место и в первую карету добавили ещедвух девиц Ларкинс, застенчиво признавшихся, что у них новые туфли,которые немножко жмут, и выказавших явную заинтересованность в первойкарете. - Будет очень тесно, - заметила Энни. - Я не возражаю против тесноты, - вежливо объявил мистер Полли. А про себя назвал свое поведение "исторической неизбежностью". Мистер Поджер опять появился в гостиной: он выходил на секундувзглянуть, как подвигается дело на лестнице. - Идет, как надо! Идет, как надо! - довольно потирал руки мистерПоджер. Он очень живо запечатлелся в памяти мистера Полли, как, впрочем, ипоездка на кладбище в битком набитой карете: мистер Полли сидел, стиснутыйдвумя девицами в черных платьях, отделанных черной атласной тесьмой; емузапомнился на всю жизнь резкий, холодный ветер и то, что у священника былнасморк и он ежесекундно чихал. Непостижимая загадка бытия! Непостижимаязагадка мироздания! Как он мог ожидать, что все произойдет иначе? Мистер Полли стал замечать, что девицы Ларкинс все больше занимают егои что интерес этот взаимный. Девицы то и дело с явным любопытствомпоглядывали на него и при каждом его слове и жесте начинали хихикать.Мистер Полли обнаружил, что у каждой были свои, особенные черты. У Энни -голубые глаза и свежие розовые губки, хриплый голос и такой веселый,общительный нрав, что даже печальное событие не могло омрачить его. Миннибыла мила, простодушна, ей нравилось без конца прикасаться к руке мистераПолли и оказывать ему тысячу других знаков внимания. Смуглая Мириэм былагораздо сдержаннее своих сестер, на мистера Полли она смотрела соспокойной невозмутимостью. Миссис Ларкинс гордилась своими дочерьми,считая себя счастливейшей из матерей. Все три были влюбчивы, как иподобает девицам, редко видящим мужчин, странный кузен оказалсяудивительно подходящим объектом для излияния их чувств. Никогда в жизнимистера Полли столько не целовали, даже голова у него пошла кругом. Он немог сказать, нравятся или не нравятся ему его кузины. Но ему было приятновидеть, как радостно они откликаются на каждое его слово. И все-таки сестры Ларкинс раздражали его, раздражали и похороны, нобольше всего он раздражал сам себя: нелепая фигура главного плакальщика вновом шелковом цилиндре с широкой траурной лентой. Он участвовал вцеремонии похорон, но она не вызывала в нем тех чувств, которые должнабыла вызывать, и смутно было у него на душе. Домой мистер Полли возвращался пешком, потому что ему хотелось побытьодному. Мириэм с Минни присоединились было к нему, но, увидев рядом с нимдядюшку Пентстемона, отступили. - А ты умен, - заметил дядюшка Пентстемон, когда они остались одни. - Рад слышать, - заставил себя ответить мистер Полли. - Я тоже люблю пройтись перед едой, - сказал дядюшка Пентстемон игромко икнул. - Херес действует, - объяснил он. - Ужасная бурда! Егоготовят в местной лавчонке. Он спросил, во сколько обошлись похороны, и, узнав, что мистер Поллипонятия об этом не имеет, вдруг как будто обрадовался. - В таком случае, мой мальчик, - назидательно проговорил он, - они тебеобойдутся дороже, чем ты предполагаешь. Некоторое время дядюшка Пентстемон размышлял. - На своем веку я перевидал уйму распорядителей похорон, уйму, -задумчиво проговорил он. Вдруг он вспомнил о девицах Ларкинс. - Мамаша сдает внаем комнаты, стряпает постояльцам обеды. А поглядитена них. Расфуфырились в пух и прах! Будто и не на похороны пришли. Нафабрику, небось, не хотят идти работать! - Дядюшка Пентстемон, вы хорошо знали моего отца? - спросил мистерПолли. - До сих пор не могу успокоиться. Чтобы Лиззи могла такое выкинуть! -сказал дядюшка Пентстемон и опять громко икнул. - Очень плохой херес, - сказал он, и первый раз за весь день в егодребезжащем голосе проскользнуло сожаление. Похороны на свежем ветру оказались отличным средством для возбужденияаппетита. Лица всех присутствующих оживились при виде накрытого в гостинойстола. Миссис Джонсон, как всегда, действовала быстро, и когда мистерПолли вошел в дом, все уже, оказалось, сидели за столом. - Скорее садитесь, Альфред! - радостно окликнула его хозяйка. - Мы васзаждались! Нельзя же начинать без вас! Бесси, ты откупорила бутылки спивом? Дядюшка, вам приготовить виски с содовой? - Поставь виски с содовой возле меня. Терпеть не могу, когда женщинысуются не в свое дело, - пробурчал дядюшка Пентстемон, осторожно ставясвой цилиндр на книжный шкаф, где ему ничто не угрожало. Гостям были поданы два холодных цыпленка, которых миссис Джонсонаккуратно поделила на много равных порций, добрый кусок грудинки, ветчина,пирог с потрохами, огромная миска салата, всевозможные соленья, яблочныйпудинг, сладкий рулет с вареньем, головка силтонского сыра, несколькобутылок пива и лимонад для дам, а мистеру Панту принесли стакан молока -словом, угощение получилось на славу. По одну сторону мистера Полли сиделамиссис Пант, поглощенная воспитанием своего отпрыска, по другую - школьнаяприятельница миссис Джонсон и сама хозяйка; эти две дамы увлеклисьвоспоминаниями о прошлом и обсуждением того, как изменились и за коговышли замуж их школьные подруги. Напротив него, рядом с другойприятельницей миссис Джонсон, сидела Мириэм. Мистеру Полли выпалаобязанность разрезать грудинку, кроме того, он каждую минуту должен былвскакивать с места, чтобы пропускать прислуживающую за столом Бесси,поэтому в течение всех поминок ему так и не удалось предаться размышлениямо бренности всего земного, даже если бы между миссис Ларкинс и дядюшкойПентстемоном не вспыхнула перепалка о воспитании молодых девиц в нашевремя, грозившая одно мгновение, несмотря на увещевания мистера Джонсона,нарушить плавный ход печального обряда. Вот что осталось в памяти мистера Полли от этого поминального обеда. По правую руку от него миссис Пант говорит учтивым полушепотом: - Я вижу, мистер Полли, вы и не подумали вскрыть вашего бедногопапочку. Сидящая слева дама обращается к нему: - Мы с Грейс вспоминаем незабвенные дни далекого прошлого. Мистер Полли спешит ответить миссис Пант: - Мне как-то это не пришло в голову. Не хотите ли еще грудинки? Голос слева: - Мы с Грейс сидели за одной партой. Нас тогда называли Розочка иБутончик. Миссис Пант вдруг взрывается: - Вилли, ты проглотишь вилку! - И прибавляет, обращаясь к мистеруПолли: - У меня как-то квартировал один студент-медик... Слева нежный голосок: - Еще ветчинки, Альфред? Я вам так мало положила. За стулом мистера Полли появляется Бесси и пытается изо всех силпротиснуться между спинкой стула и стеной. Мистер Полли галантно приходитей на помощь. - Никак не пройти? Подождите, я немного подвину стул. Вот так. Теперьвсе в порядке? Отлично! Дама слева отважно продолжает рассказывать, невзирая на то, слушают ееили нет; а миссис Джонсон рядом с ней, по обыкновению, сияет. - Вы бы видели, с каким гордым видом она сидела на уроках! И чеготолько не проделывала! Кто ее знает теперь, никогда бы не поверил. Товдруг начнет передразнивать классную даму... Миссис Пант продолжает свое: - Содержимое желудка должно быть обязательно исследовано... Голос миссис Джонсон: - Альфред, передайте, пожалуйста, горчицу! Мириэм, перегнувшись через стол: - Альфред! Голос соседки слева: - А один раз нас всех из-за нее оставили без обеда. Подумайте, какойужас, всю школу! Мириэм, более настойчиво: - Альфред! Дядюшка Пентстемон сердито возвышает голос: - Я бы и сейчас ее выдрал, если бы она испортила мои грядки! Шкодливаятварь! Мириэм, поймав наконец взгляд мистера Полли: - Альфред, моя соседка бывала в Кентербери, я ей рассказала, что вы тамжили. Мистер Полли: - Рад слышать! Соседка Мириэм, почти крича: - Мне он очень нравится! Миссис Ларкинс, тоже возвышая голос! - Я никому не позволю, ни старому, ни малому, оскорблять моих дочерей! Хлоп! В потолок летит пробка. Мистер Джонсон, как бы между прочим: - Дело не в пиве, оно совсем некрепкое. Просто в комнате очень жарко. Бесси: - Простите, пожалуйста, мне опять надо пройти... - Она бормочет ещечто-то, но ее слова тонут в общем шуме. Мистер Полли встает, двигает стул, опять садится. - Ну как? Отлично? Ножи и вилки, вступив, по-видимому, между собой в тайное соглашение,начинают вдруг хором звенеть, стучать, визжать, заглушая все остальныезвуки. - Никто не имел никакого представления, отчего он умер... Вилли, ненабивай рот! Ты что, куда-нибудь торопишься? Боишься опоздать на поезд? - Помнишь, Грейс, как однажды на уроках чистописания... - Прекрасные девочки, ни у кого никогда таких не было... Тоненький, ясный, сладкий голосок миссис Джонсон: - Гарольд, нельзя ли миссис Ларкинс еще кусочек цыпленка? Мистер Полли, оценив ситуацию: - Не хотите ли грудинки, миссис Ларкинс? Поймав взгляд дядюшки Пентстемона, предлагает и тому: - Может, вам еще кусочек, дядюшка? - Альфред! Дядюшка Пентстемон громко икает, на мгновение воцаряется тишина,нарушаемая хихиканьем Энни. А над ухом мистера Полли звучит неумолимо и монотонно: - Пришел другой доктор и сказал: "Все надо вынуть и положить в спирт,абсолютно все!" Вилли громко чавкает. Рассказ, доносящийся слева, достигает своего апогея. - "Девицы, - говорит нам она, - окуните в чернила перья и выньте оттуданосы!" - Альфред! - слышен требовательный голос. - Некоторые люди, как собаки, любят бросаться на чужих детей. Своих-тонет, хотя две жены было, да померли обе, бедняжки, не выдержали... Мистер Джонсон, стараясь отвратить бурю: - Не надо поминать плохое в такой день... - Поминай не поминай, а и дюжина бы не выдержала, все сошли бы вмогилу. - Альфред! - надрывается Мириэм. - Если подавишься, больше ничего не получишь. Ни кусочка. И пудинга недам. - Целую неделю вся школа была без обеда, целую неделю! Мистер Полли, почувствовав, что рассказ подходит к концу, делает вид,что очень заинтересовался. - Подумать только! - восклицает он. - Альфред! - кричит во весь голос Мириэм, потеряв надежду, что ееуслышат. - И чт