Когда Генрих VI вырос, обнаружились не только его необыкновенные добродетели, но и крайнее простодушие. Нельзя сказать, что был совершенно управляем. В 1431 г., когда ему исполнилось 10 лет, старый Уорвик, его наставник, сообщал, что он «возрос годами, достоинствами личности, а также усовершился в понимании и восприятии своего королевского положения, которое служит причиной его недовольства любым наказанием». Уорвик говорил о «разных непотребных делах». Когда он был ребенком, королевский Совет многократно устраивал всевозможные церемонии с его участием, а короновали Генриха с большой торжественностью как в Лондоне, так и в Париже. Естественно, со временем члены Совета стали склоняться к тому, чтобы держать короля под более строгим контролем. На протяжении нескольких лет специально назначенные рыцари жили вместе с ним и исполняли роль его слуг. Значимость положения короля обуславливалась соперничеством знати и безграничными надеждами всей нации, возлагаемыми на него. По мере того как события во Франции разворачивались все более неблагоприятно, на Генриха усиливалось давление с целью добиться от него утверждения себя в качестве правителя. В 15 лет он уже регулярно присутствовал на заседаниях Совета. Ему дозволили осуществлять свои прерогативы в таких сферах, как помилование преступивших закон и награждение отличившихся. Когда мнения в Совете расходились, последнее слово, по всеобщему согласию, оставалось за королем. Он часто выполнял роль посредника при достижении компромиссов.
Еще до того, как Генриху исполнилось 18 лет, он занялся основанием колледжей в Итоне и Кэмбридже. Высшая знать полагала, что у него развился излишний интерес к публичным делам, недоступным ему ни из-за нехватки мудрости, ни из-за отсутствия должного опыта. Он проявлял слабость ума и духа, а также мягкость натуры, которым было мало места в жестоких схватках того воинственного века. Мнения о нем расходились. Подобострастные рассказы о его замечательном интеллекте соседствовали со столь же тенденциозными слухами, что король – идиот, почти не способный отличить хорошее от плохого. Современные историки подтверждают эту нелестную точку зрения. В час, когда только могущественный король был в силах возродить равновесие между народом и знатью, когда все требовали ограничения и обуздания внутренних распрей и продолжения победоносной войны, причем с наименьшими расходами, трон оказался занят набожным простаком, качества которого делали из него марионетку.
|
|
То были тяжелые для Англии времена. В народе чаще встречались недовольные, чем состоятельные. Корона нищала, знать богатела. Религиозные вопросы, остро стоявшие в начале века, отошли на второй план, уступив место более практической политике. Империя, столь быстро завоеванная на континенте, таяла из-за некомпетентности и жадности олигархии, а доходы, на которые можно было бы создать непобедимые армии для разгрома французов, монополизировались церковью.
Колледж в Итоне, основанный Генрихом VI
Принцы дома Ланкастеров постоянно ссорились между собой. После смерти Бедфорда в 1435 г. усилилось напряжение между герцогом Глостером и семейством Бофор. Кардинал Бофор, епископ Винчестерский, один из законнорожденных сыновей Джона Ланкастера от третьего брака, являлся в то же время богатейшим человеком в Англии и главным распорядителем тех пожертвований, которые церковь считала нужным выделять государству. Из своих собственных средств он постоянно обеспечивал двор займами, расплатиться по которым можно было только золотом. Нередко получал от него деньги и Совет. Всегда опираясь на короля, мало вмешиваясь в управление государственными делами, чтобы не связывать свое имя с непопулярными мерами, Бофоры, к которым можно причислить Уильяма де ла Поля, графа Суффолкского, достигли такого влияния и независимости, с которым приходилось считаться даже военным, причем добились они этого положения, используя мирные средства. В 1441 г. силы этой могущественной группировки яростно обрушились на герцога Глостерского. После признания недействительным его брака с Жаклиной герцог женился на прекрасной Элеоноре Кобхэм, давно уже бывшей его любовницей. Ее-то, словно самое слабое место в его боевых порядках, и избрали для атаки. Тщательно собрав разнообразные улики, Элеонору обвинили в занятиях черной магией. Утверждалось, что она изготовила восковую фигурку короля и время от времени нагревала ее, чтобы расплавить воск. По уверениям обвинителей, целью этих манипуляций было ухудшение здоровья и смерть короля. Элеонору признали виновной. Босую, в покаянном одеянии ее заставили в течении трех дней ходить по улицам Лондона, а затем ей определили постоянное заключение, назначив соответствующее содержание. Ее «соучастники» поплатились жизнью. Для противоборствующих сторон это было всего лишь пробой сил, а для самого Глостера стало оскорблением и принесло ему сильную душевную боль.
|
|
|
|
Потеря Франции, по мере того как год за годом это становилось все более очевидным, вызвала по всей стране глубокий, затаенный гнев. Чувство это затронуло не только знать, но и лучников, имевших в каждой деревне своих восторженных почитателей. Национальная гордость англичан была сильно ущемлена. Где доблести и слава Креси и Пуатье? Где плоды знаменитой победы при Азенкуре? Все растрачено, промотано и предано теми, кто в наибольшей степени выгадал от свержения и убийства доброго короля Ричарда. В стране не было недостатка в агитаторах и проповедниках, как священниках, так и мирянах, которые исподволь готовили государственный переворот. Они постоянно напоминали о том, что линия наследования уже была насильственно изменена. Все это происходило подспудно, не прорываясь на поверхность, но потенциал этого скрытого течения был весьма велик. Оно стало определяющим фоном общественной жизни. Как именно действовали эти мятежные силы, нам неизвестно; но они медленно и верно росли и крепли. Этот процесс происходил не только в среде знати и поместного дворянства, уже сплоченных социальных групп, но и по всей стране.
Королю исполнилось 23 года, и ему настало время жениться. Каждая из ланкастерских группировок пыталась предложить ему свою кандидатуру королевы, но в итоге кардинал Бофор и его братья, вместе с их союзником Суффолком, чьи предки сделали состояния на торговле, взяли верх над герцогом Глостером, чьи позиции оказались ослабленными по причине неудачного управления страной. Суффолка отправили во Францию для достижения еще одного перемирия. Основной же целью его миссии была подготовка к браку между королем Англии и Маргаритой Анжуйской, племянницей французского короля. Эта замечательная женщина обладала не только редкой красотой и очарованием, но и сильным интеллектом и неустрашимым духом. Подобно Жанне д'Арк, она знала, как заставить мужчин сражаться, хотя и была лишена вдохновения, присущего Деве. Даже при том, что ее семья жила уединенно, ее достоинства стали хорошо известны. Почему бы в таком случае ей не стать супругой слабоумного короля? Разве не придаст она Генриху силы, которой так ему недостает? И разве те, кто приблизят ее к нему, не обеспечат для себя надежного и прочного будущего?
Суффолк прекрасно осознавал всю деликатность и опасность своей миссии. От короля и лордов ему удалось добиться заверения в том, что если он станет действовать наилучшим образом, то не будет нести наказания за возможные нежелательные последствия и что все его ошибки будут заранее прощены. Подкрепленный такими уверениями, он с рвением приступил к порученному делу, впоследствии оказавшемуся для него фатальным. Отец Маргариты, Рене Анжуйский, был не только кузеном короля Франции, его фаворитом и первым министром, но и формально королем Иерусалима и Сицилии. Правда, в реальности эти громкие титулы не давали ему никаких выгод или преимуществ. Иерусалим находился в руках турок, на Сицилии он не владел ни клочком земли, а половина его родовых имений в Анжу и Мене уже многие годы удерживались англичанами. Суффолк был очарован Маргаритой. Он договорился о браке и в своем стремлении к цели согласился, не получив формального одобрения из Лондона, что Мен станет вознаграждением Франции. Это было зафиксировано в секретной статье договора. Столь сильным было влияние группировки Глостера, столь резкими антифранцузские настроения, столь громким шепот о предательстве интересов Франции, что это условие охранялось как самая страшная тайна. Свадьба состоялась в 1445 г. со всем блеском и великолепием, какие только могли позволить себе в то время. Суффолк стал маркизом, а несколько его родственников получили дворянское звание. Король сиял от счастья, королева не скрывала своей благодарности. Обе палаты парламента официально отметили свое признание заслуг Суффолка в этом государственном достижении. Но передача Франции Мена по-прежнему скрывалась и, по мере того как ощущение неизбежности поражения от рук французов охватывало все более широкие круги, ее неминуемое раскрытие несло в себе смертельную опасность.
В течение шести лет, последовавших за осуждением жены в 1441 г., Глостер жил удалившись отдел и занимался собиранием книг. Теперь его враги решили окончательно разделаться с ним. Суффолк и Эдмунд Бофор, племянник кардинала, при поддержке герцогов Сомерсета и Бэкингема и с согласия короля и королевы арестовали Глостера, когда он явился в парламент, созванный в Сент-Эдмундсбери, куда уже были тайно стянуты необходимые силы. Спустя 17 дней тело Глостера было выставлено на всеобщее обозрение с тем, чтобы каждый мог убедиться в отсутствии на нем каких-либо ран. Но после того как способ убийства Эдуарда II уже не являлся тайной, это не могло быть принято за доказательство. Всеобщее мнение склонялось к тому, что Глостера убили по прямому приказанию Суффолка и Эдмунда Бофора. (Хотя это было не так.) Выдвигались также предположения, что его смерть последовала в результате заболевания холерой, усугубленного потрясением в результате полного расстройства его личных дел.
Вскоре выяснилось, что возмездие за эти преступления уже близко. Когда в 1448 г. секретная статья, предусматривавшая отделение Мена, стала достоянием гласности в результате оккупации территории французами, все стороны выразили свой гнев. Говорили, что Англия заплатила провинцией за невесту без приданого, предатели проиграли завоеванное на полях сражений, а остальное промотали, затевая бесконечные интриги. В основе страшной гражданской войны, которой предстояло в скором времени разделить остров, лежало негодование по поводу крушения империи. Все другие причины были вторичными. Дом Ланкастеров узурпировал трон, расстроил финансы, распродал завоевания и вот теперь запятнал руки грязным убийством. Только королю не предъявлялось никаких обвинений по причине как его доброго сердца, так и пустой головы. Отныне в государстве дом Йорков все более и более стал играть роль соперничающей партии.
Эдмунд Бофор, теперь герцог Сомерсет, возглавил армию во Франции. Суффолк остался дома, готовясь встретить лицом к лицу надвигающуюся месть. Флот проявлял недовольство. Епископ Молейнз, хранитель Малой государственной печати, посланный в Портсмут, чтобы выплатить морякам причитающееся им жалованье, был обвинен ими в предательстве интересов страны. Войска, собиравшиеся для отправки на помощь Сомерсету во Францию, взбунтовались и убили Молейнза. Офицер, командовавший крепостями, предназначенными для передачи Франции, отказался сдать их. Французские армии перешли в наступление и силой взяли то, что им отказались передать добровольно. Суффолку предъявили обвинение в государственной измене. Король и Маргарита, как обязывала их честь, попытались спасти его. Генрих, использовав свою власть, предотвратил судебное разбирательство тем, что в 1450 г. отправил его в пятилетнюю ссылку. Мы видим, как Англия постепенно выходит из подчинения. Когда изгнанный Суффолк переправлялся через пролив со своими слугами, несшими сокровища в двух небольших сундучках, к ним приблизился самый крупный боевой корабль английского флота и взял их на борт. Капитан встретил герцога зловещими словами: «Добро пожаловать, предатель». Через два дня Суффолка посадили в лодку и обезглавили шестью ударами ржавого меча. Весьма показательная примета времени – королевский корабль захватывает королевского министра, путешествующего под особой защитой короля, а затем королевские моряки казнят его.
В июне-июле в Кенте произошло восстание, получившее, как утверждали Ланкастеры, поддержку Йорков. Некий Джек Кэд, способный солдат, вернувшийся на родину с войны, чье прошлое было темным, собрал вокруг себя несколько тысяч человек, призванных по всей форме констеблями районов, и выступил на Лондон. Его впустили в город, но когда по его наущению в результате самосуда толпа растерзала лорда Сэя, казначея, в Чипсайде, магистраты и горожане отвернулись от него, его сторонники рассеялись, услышав обещание помилования, а сам он был убит. Этот успех на какое-то время восстановил власть правительства, и Генрих получил короткую передышку, которую снова посвятил своим колледжам в Итоне и Кэмбридже, а также Маргарите, завоевавшей его любовь и доверие.
Группа восставших крестьян во главе с Джеком Кэдом
Тем временем процесс изгнания англичан из Франции продолжался – крепости переходили в руки противника, города сдавались, а их гарнизоны по большей части возвращались домой. Быстрота этой катастрофы в немалой степени способствовала глубоким переменам в сознании англичан и отразилась не только на судьбе отдельных министров, но и потрясла самые основания ланкастерской династии. В марте 1449 г. англичане с невероятной глупостью и вероломством нарушили перемирие. К августу 1450 г. была потеряна вся Нормандия, а к августу 1451 г. – Гасконь, бывшая английской три сотни лет. Из всех завоеваний Генриха V, добытых Англией за двенадцать лет ценой больших потерь, остался только город Кале. Вину за непрерывные поражения возложили на Эдмунда Бофора, королевского командующего, друга и родственника Ланкастеров. Разумеется, потеря Франции отразилась и на отношении к королю. Англия наполнилась теми, кого мы называем теперь «отслужившими солдатами», которые не знали, почему их разбили, но были уверены, что сражались понапрасну и что обращались с ними плохо. В условиях нарастающего беспорядка знать все более охотно привлекала этих испытанных бойцов к себе на службу. Все крупные семейства содержали небольшие вооруженные отряды вассалов, иногда достигающие размеров частных армий. Эти люди получали землю или деньги или и то, и другое, а также носили униформу или ливрею с семейным гербом. Граф Уорвик, возможно крупнейший землевладелец, претендовавший на ведущую роль в политической жизни, имел в своем распоряжении тысячи вассалов, как говорили тогда, «евших его хлеб», причем немалую их часть составляли организованные войска, с гордостью носившие его герб – медведь и изогнутый жезл. Другие магнаты следовали его примеру в соответствии со своими возможностями. Всем заправляли деньги и амбиции, и страна быстро погружалась в анархию. Король был беспомощным созданием, уважаемым и даже любимым, но не мог служить опорой кому бы то ни было. Парламент, обе его палаты, представлял собой немногим большее, чем учреждение для разбора споров среди знати.
Статут от 1429 г. закрепил право голоса за свободным землевладельцем, платящим 40 шиллингов налога. Трудно представить, что в течение четырехсот лет Англия управлялась в соответствии со столь произвольно определенным положением, что решения по вопросам войны и мира и другим важнейшим делам внутри страны и за границей принимались людьми, выбираемыми на основе этого статута вплоть до 1832 г., когда произошла парламентская реформа. В преамбуле к этому закону утверждалось, что участие в выборах слишком большого числа людей «небольшого состояния или достоинства» ведет к убийствам, мятежам, бунтам и распрям. Вот такой шаг назад сделали парламентские представители, и, как ни удивительно, решение их продержалось очень долго. Разумеется, представительство в нижней палате сократилось, однако никогда еще парламент не имел таких значительных привилегий и никогда его члены не пользовались ими столь беззастенчиво.
Сила закона была попрана интригами. Бароны, все чаще склонявшиеся к насилию, использовали правовые формы со все большим бесстыдством, а зачастую и вовсе игнорировали их. Законы не защищали общество. Никто не чувствовал себя в безопасности на своей земле, никто не мог быть уверен в собственных правах, если только его не брал под покровительство местный магнат. Знаменитые письма Пастонов[58] показывают, что Англия, при всей ее развитости во многих областях цивилизации, потеряла мир и безопасность и скатилась в хаос варварства. На дорогах было неспокойно. Указания короля либо игнорировались, либо извращались. Королевские судьи либо служили мишенями для насмешек, либо подкупались. Права верховного правителя были зафиксированы в самых высоких выражениях, но король оставался беспомощным умалишенным, управляемым своими советниками. Парламентом манипулировали в зависимости от того, какая группировка правила в нем. И все же это общество далеко ушло вперед от времен Стефана и Мод, Генриха II и Томаса Бекета, короля Иоанна и баронов. Оно усложнилось и продолжало развиваться, несмотря на беспорядки во многих графствах. Бедность исполнительной власти, трудности сообщения и народная мощь, заключенная в дубинках и луках, помогали сохранению в обществе равновесия сил. Существовали влиятельное общественное мнение и моральные устои, сохранялись почитаемые всеми обычаи. Однако самым главным было то, что в стране продолжал жить национальный дух.
* * *
Вскоре в английском обществе должна была разразиться война Роз. Мы не должны недооценивать ни значимость тех вопросов, которые привели к открытой гражданской войне, ни тех сознательных, настойчивых и довольно продолжительных усилий, которые предпринимались, чтобы предотвратить ее. Все слои населения стремились иметь сильное и эффективное правительство. Некоторые думали, что достичь этого возможно, лишь оказав помощь уже установившемуся законному режиму. Другие уже давно втайне соглашались с тем, что династия Ланкастеров, пришедшая к власти в результате узурпации, стала теперь совершенно некомпетентной. Притязания и надежды оппозиции воплотились в Ричарде, герцоге Йоркском. В соответствии с существующим обычаем он имел веские права на корону. Йорк был сыном Ричарда, графа Кембриджского, и внуком Эдмунда, герцога Йорка, младшего брата Джона Ланкастера. Как правнук Эдуарда III он был единственным, помимо Генриха VI, его прямым потомком по мужской линии, а по женской даже имел преимущество, т. к. в его предках числился старший брат Джона Ланкастера, Лайонел Кларенс. По закону от 1407 г. Бофоры – узаконенные сыновья Джона Ланкастера – отстранялись от наследования. Если бы Генриху VI удалось отменить этот закон, то Эдмунд Бофор (Сомерсет) имел бы преимущество по мужской линии перед Йорком. Именно этого и страшился Йорк. Он уже занял место первого принца крови, принадлежавшее прежде Глостеру. После смерти Глостера в живых не осталось ни одного мужчины, за исключением Генриха VI, представлявшего законную династию Ланкастеров. Вокруг Йорка сплотилась огромная партия недовольных, осторожно подталкивавшая его предъявить свои права на место в правительстве и затем, наперекор возрастающей враждебности королевы Маргариты, на сам трон. Сеть сторонников Йорка росла во всех частях страны, но главным образом на юге и западе Англии, в Кенте, Лондоне и Уэльсе. Примечательно, что Джек Кэд, главарь кентских инсургентов, присвоил себе имя Мортимера. Многие полагали, что именно йоркисты, как они стали себя называть, организовали убийство епископа Молейнза в Портсмуте и Суффолка в море. Таким образом, между домами Йорков и Ланкастеров пролегла кровная вражда.
В этих условиях более тщательного изучения требует характер Ричарда Йоркского. Он был добродетелен, законопослушен, умерен и весьма способен. На всех должностях, вверяемых ему режимом Ланкастеров, он проявил свои умения и доказал свою преданность. Служил он хорошо. Вероятно, он довольствовался бы управлением Кале и тем, что осталось от английских владений во Франции, но когда его сместили, освобождая место для Сомерсета, он согласился на управление Ирландией. Йорк не только привел к покорности часть этого острова, но и завоевал расположение ирландского народа. Таким образом, мы видим, с одной стороны, слабого короля, находящегося под влиянием людей, дискредитировавших себя унизительным поражением в войне и виновных в пролитии крови, а с другой – увеличивающего свое влияние мудрого руководителя, поддерживаемого значительной частью страны и имеющего законные права на корону.
Любой, кто попытается выяснить суть спора, разделившего королевство, поймет, сколь легко честные люди могли убедить себя в правоте любого дела. Когда король Генрих VI осознал, что кто-то оспаривает его право на корону, он выразил некоторое удивление: «С колыбели, в течение сорока лет, я был королем. Мой отец был королем, его отец был королем. Вы все много раз клялись в верности мне; как ваши отцы клялись в верности моему отцу». Но противная сторона заявила, что клятвы, не основанные на истине, недействительны, что зло должно исправить, что время не освятит никакую узурпацию, что королевская власть может основываться только на законе и справедливости, что признание династии, не имеющей права на престол, означает возможное восстание, которое разрушит основы английского общества. Наконец, если уж исходить из целесообразности, то как можно сравнить несчастного полоумного короля, при котором все деда в королевстве приходят в упадок, с принцем, доказавшим свои превосходные качества солдата и государственного деятеля?
Вся Англия разделилась на сторонников этих двух точек зрения. Хотя йоркисты имели преимущества на богатом юге, а сторонники Ланкастеров доминировали на воинственном севере, было немало регионов, где тех и других было поровну. Хотя горожане и основная масса населения в целом воздержались от активных действий в этой борьбе, которую вели между собой высшие классы и их вооруженные вассалы (а некоторые при этом думали, что «чем меньше знати, тем лучше»), мнения здесь тоже глубоко разделились. Они почитали набожность и доброту короля, но одновременно восхищались добродетелями и умеренностью герцога Йоркского. Отношение и чувства общества постоянно оказывали сильное воздействие на обе соперничающие группировки. Таким образом, Европа стала свидетельницей любопытного явления: ожесточенная, длившаяся почти 30 лет война, при которой вряд ли был разграблен хотя бы один город, почти не сказалась на основной массе населения и не повлияла на деятельность местного управления.
* * *
В 1450 г. чувство соперничества заставило герцога Йоркского впервые проявить непослушание. Оставив управление Ирландией, он незваным высадился в Уэльсе. Во время парламентской сессии в следующем году один из членов палаты общин, некто Юнг, выдвинул смелое предложение объявить герцога Йоркского наследником трона. Требование было опасное не только потому, что его поддерживали, но и потому, что в нем крылся здравый смысл. Король был женат уже шесть лет и все еще не имел детей. Мало того, судя по всему, рассчитывать на это не приходилось. Не следует ли королю, говорили люди, назвать своего наследника? А если это будет не Йорк, то кто другой? Им мог стать только Сомерсет или иной представитель линии Бофоров. Все видели, сколь умело был нанесен удар. Но король, явно вдохновленный супругой, отверг предложение с небывалой энергией. Он отказался оставить надежду на собственное потомство и сразу же после роспуска парламента отправил дерзкого Юнга в Тауэр. В это же время Генрих VI порвал с герцогом Йоркским, который возвратился в свой замок Ладлоу, на границе Уэльса.
Возмущенный неспособностью правительства восстановить порядок и правосудие внутри страны и предотвратить военную катастрофу во Франции, Йорк все больше убеждался в том, что партию Бофора, влияющую на слабовольного короля, необходимо отстранить от власти. Просьбы и протесты не дали никакого результата; оставалось последнее средство – оружие. Приняв решение, 3 февраля 1452 г. Йорк направил обращение горожанам Шрусбери, обвинив Сомерсета в поражении во Франции и стремлении опорочить его, герцога Йоркского, в глазах короля. В заключение герцог провозглашал свое намерение «выступить со всей поспешностью против него с помощью своих родственников и друзей». Сразу после этого он направился из Шрусбери к Лондону во главе армии из нескольких тысяч неплохо вооруженных человек, в том числе имевших пушки. Йорк двинулся в Кент, явно полагая, что те, кто шел вместе с Джеком Кэдом, присоединятся к нему. Однако здесь его ждало разочарование. Лондон закрыл ворота перед его представителями. Маргарита, Сомерсет и члены дома Ланкастеров перевезли короля в Блэкхит под надежной охраной. Гражданская война надвигалась.
Но Ричард Йорк чувствовал себя неуверенно. Насилие претило ему. На его стороне были Норфолк и другие представители знати, но молодой граф Уорвик, которому исполнилось всего 24 года, занял сторону короля. Делалось все возможное, чтобы предотвратить кровопролитие. Переговоры шли безостановочно. В конце концов Йорк распустил свою армию и предстал перед королем без оружия и с непокрытой головой. Уверяя Генриха в своей лояльности, он все же потребовал исправления беззаконий. Его жизнь висела на волоске. Многие из приближенных короля пошли бы на его убийство, однако все они знали о возможных последствиях подобного злодеяния. Йорк стоял за дело, которое было общим для многих, его поддерживала палата общин, за ним была половина нации, его сын имел в своем распоряжении целую армию, готовую в любой момент выступить из приграничных областей. Йорк провозгласил самого себя «вассалом и слугой короля». Учитывая поддержку его палатой общин и стоящую за ним крупную партию, король пообещал сформировать Совет и включить в него Ричарда Йорка. Перед двором все еще оставался выбор – Йорк или Сомерсет. Королева, всегда опиравшаяся на Сомерсета, решила вопрос в его пользу. Его назначили коннетаблем Кале, гарнизон которого был единственным регулярным войском, содержавшимся на деньги короны. Фактически более года он стоял во главе всех дел, вершившихся как во Франции, так и на родине.
Затем последовал ряд серьезных неудач. Военные действия во Франции завершились катастрофой. Попытка Толбота отвоевать Гасконь полностью провалилась: в июле 1453 г. он потерпел поражение при Кастильоне, а в октябре пал Бордо. Тяжкое бремя этих поражений легло на Сомерсета, являвшегося главнокомандующим. В этой ситуации король совершенно лишился рассудка. Еще летом он отправился в Уилтшир, чтобы провести там июль и август. Внезапно что-то случилось у него с памятью. Он никого не узнавал, даже королеву. Он ел и пил, но речь его стала неразборчивой. Он не мог ходить. Последующие 15 месяцев король оставался в состоянии полной невменяемости[59]. Впоследствии, уже после выздоровления, Генрих заявил, что ничего не помнит об этом периоде. От беспокойств реальной жизни благочестивый король удалился на благословенный остров забвения. Эдуард VI влачил жалкое существование, в то время как его королевство все более и более приближалось к гражданской войне.
Когда известие о всех этих ужасных событиях дошло до королевы Маргариты, она вознамерилась стать регентом. Но противостоящие Ланкастерам силы были слишком могущественны, чтобы они могли бросить им вызов. Кроме того, у королевы появились другие заботы. Тринадцатого октября у нее родился сын. Не совсем ясно, как давно ожидалось это событие, но, как это случилось впоследствии с Яковом II, оно ожесточило сердца приверженцев обеих партий. Казалось, что притязаниям йоркистов положен конец. До сих пор ни одна из сторон не проявляла желания идти на крайние меры. Если Ланкастеры правили при жизни Генриха, то Йорк наследовал ему после смерти, и обе стороны могли смириться с этим. Процесс наследования трона регулировался в рамках закона, и создавалось впечатление, что события развивались естественным путем. Но теперь казалось, что Ланкастеры утвердились навсегда.
Безумие короля погубило Сомерсета: он не мог больше противостоять Йорку. Норфолк, один из сторонников Йорка, представил в совет петицию против него, и в декабре 1453 г. Сомерсет отправился в Тауэр. Благодаря своему положению Ричард Йорк стал регентом. Действовал он умеренно и исключительно парламентскими средствами, но соперничать с ним никто не мог. Он получил полный контроль над исполнительной властью и пользовался безоговорочной поддержкой обеих палат парламента. Ему не пришлось долго доказывать свои способности – улучшение в административной работе проявилось сразу же. Прежде всего Йорк хладнокровно и расчетливо приступил к восстановлению порядка на дорогах и укреплению законности во всей стране. Он без колебаний отправил в тюрьму нескольких своих видных сторонников, среди которых оказался и граф Девонширский, за создание частных армий. Если он и воздержался от придания суду Сомерсета, уже находившегося в заключении, то только из милосердия. Его собственная партия была удивлена терпимостью своего вождя. В то время, когда правительство было у него в руках, когда его будущее омрачилось из-за появления нового наследника короны, когда выздоровление короля грозило не только его власти, но и самой жизни, Йорк сохранял абсолютную веру в монарха, право и справедливость. И именно в этом его слава и оправдание его действий. В нашу историю он вошел как патриот, готовый рисковать своей жизнью для защиты справедливого и эффективного управления, но не желающий поднять руку против государства во имя каких бы то ни было личных интересов.
Между тем сюрпризы продолжались. Сначала, когда все полагали, что династия Генриха угасает, он произвел наследника. Теперь, когда казалось, что король впал в состояние постоянного слабоумия, Генрих неожиданно выздоровел. На Рождество 1454 г. к нему вернулся рассудок. Он спросил, не спал ли он и что за это время произошло. Маргарита показала ему сына и сообщила, что назвала мальчика Эдуардом. До сего времени Генрих взирал на ребенка равнодушно, и все попытки пробудить его интерес не давали никакого результата. Теперь он снова стал таким, каким был всегда. Генрих воздел руки и, как говорят Пастоновские письма, возблагодарил Бога, сказав, что не знал, о чем ему говорили и где он был, пока болел. Потом он послал человека с благодарственным пожертвованием в Кентербери и объявил, что пребывает в милосердии ко всему миру, заметив, что он хочет, чтобы и лорды также оказывали милость.
Глава XXVIII. ВОЙНА РОЗ
Весной 1455 г. Алая роза Ланкастеров расцвела снова. С того момента, когда стало известно о душевном выздоровлении короля, по закону Йорк перестал быть регентом. Он не предпринял никаких попыток остаться у власти. Управление взяла в свои руки Маргарита. Сомерсета не только освободили, но и восстановили на ключевой должности. Управление Кале, дело, которым Йорк занимался на протяжении семи лет, перешло в руки его противника. Его уже не приглашали больше на заседания королевского Совета, а когда в Лейстере созвали Большой Совет пэров, Йорк не поехал туда из опасения, что его предадут суду. Он укрылся в Сандале, в Йоркшире, где к нему присоединились графы Уорвик и Солсбери, а также много других представителей знати. Йорк заклеймил Сомерсета как человека, потерявшего Нормандию и Гиень, чье пребывание у власти угрожает крушению всего королевства. Поддерживавшие его лорды согласились прибегнуть к оружию. С армией в три тысячи человек они выступили на юг. В это же время там появился герцог Норфолк во главе нескольких тысяч вооруженных людей, а затем к ним подошли Шрусбери и сэр Томас Стенли со значительными силами. Все вместе они двинулись к Лондону, наметив местом сбора Сент-Олбанс. Навстречу им, в Уотфорд, вышли король, королева, Сомерсет, двор и вся партия Ланкастеров с армией, численность которой не достигала и трех тысяч человек.
Сент-Олбанс был незащищенным городом. Располагавшийся там древний влиятельный монастырь не позволял горожанам «огораживать себя большой стеной», чтобы они не преисполнились дерзости и самоуверенности. По этой причине Сент-Олбанс был вполне подходящим местом, чтобы обе стороны померялись там силами. Королевская армия пришла туда первой, и на улице Сент-Питерстрит взвился штандарт Эдуарда VI. Уорвик, Солсбери и Йорк не стали ждать крупных подкреплений, идущих к ним на помощь. Они поняли, что преимущество за ними и что все решают часы. На этот раз произошел бой. Трудно назвать его сражением, скорее, это было столкновение. Тем не менее оно имело решающее значение. Лорд Клиффорд, державший сторону короля, загородил улицу, а Йорк атаковал ее силами лучников и артиллерии. Уорвик, обойдя город, зашел в тыл противнику и убил Клиффорда, после чего королевские войска обратились в бегство. Сомерсет погиб, «сражаясь за дело, больше свое собственное, чем королевское». Герцог Бэкингем и его сын были ранены стрелами; сын Сомерсета, граф Дорсетский, попал в плен с серьезным ранением и был увезен домой в повозке. Самого короля тоже слегка задело стрелой. Он не стал убегать, но укрылся в доме какого-то торговца на главной улице. Туда к нему и явился герцог Йоркский и, упав на колени, уверил его в своей преданности и верности. В этой стычке в Сент-Олбансе погибло около трехсот человек, большинство которых защищали короля. Рядовые воины нередко щадили друг друга, вожди же сражались насмерть. Обнаженные тела Сомерсета и Клиффорда много часов пролежали на улице, и никто не смел предать их земле. Триумф йоркистов был полным. Теперь король оказался в их руках. Сомерсет был мертв, а Маргарита с ребенком поспешила укрыться. Победители объявили о своей преданности Эдуарду VI и возрадовались тому, что он избавился от дурных советников. После этого от имени короля был незамедлительно созван парламент.
Легендарное начало войны Роз: Ричард Плантагенет и граф Уорвик срывают по белой розе (символ династии Йорков), графы Сомерсет и Суффолк – по алой (символ Ланкастеров)
Историки уделили немного внимания войне Роз, а большинство из тех, кто все же писал о ней, оставили нам мрачную картину не связанных между собой рассказов о различных столкновениях. Тем не менее можно сказать, что эта феодальная распря оказалась весьма жестокой, и основные ее события были зафиксированы современниками. Все поколения участников этой драмы были привычны как к привилегиям, так и к войнам. В ту эпоху, когда происходили описываемые события, они боролись за защиту собственного достоинства и чести, а папство дало происходящему свою духовную санкцию, стараясь не замечать соперничества и интриг английской знати. В этом конфликте личные чувства проявились наиболее ярко. Широкие массы населения оказались исключенными из него. В человеческой истории случалось много подобных усобиц, однако не часто на их описание тратилось столько слов.