(с сокращенями)
(…)В Афинах в V в. до н. э. не было театра в современном смысле слова, который давал бырегулярно спектакли с объявленным на неделю или месяц репертуаром, Трагедиипоказывали в Афинах во время Великих Дионисий - празднества, справлявшегосяв конце марта - начале апреля и посвященного богу производительных силДионису. (С 433 г. трагедии начали ставить и на другом празднике в честьДиониса - Ленеях; их отмечали в конце января - начале февраля.) При этом, поскольку исполняемые пьесы считались подарком богу Дионису,каждый раз надо было ставить новые произведения. Таким образом, с самогоначала трагедия предназначалась для одноразового исполнения. Каждый автор представлял предварительно комплекс, состоявший из трехтрагедий (трилогии) и примыкавшей к ним сатировской драмы; вместе онисоставляли тетралогию. У Эсхила тетралогии обычно были связаны единствомсюжета, Софокл от этой практики отошел, и любая из сохранившихся еготрагедий является законченным целым. Отбор трех тетралогий для постановки ихна празднике осуществлял один из девяти архонтов, избиравшихся ежегодно дляруководства государственной жизнью. Важным моментом афинской театральной практики было художественноесостязание между драматургами, в результате чего специальная судейскаяколлегия определяла место, занятое каждым из соревнующихся поэтов. Перваянаграда обозначала неоспоримый успех, вторая - относительное признание,третья - при трех соревнующихся - решительный провал. Лавры победителяразделял также хорег - богатый гражданин, который, исполняя общественнуюповинность, должен был оплатить наставника хора и костюмы - как для хора,так и для отдельных исполнителей - актеров, число которых не превышало трех. Источником сюжетов афинских трагиков служила, за редчайшим исключением,богатая сокровищница мифов. Герои древнегреческих сказаний, по глубокомуубеждению и зрителей, и самих поэтов, реально существовали несколькостолетий тому назад, - это придавало достоверность повествованию поэта изаставляло задуматься над тем, как соотнести жизнь и деяния героев прошлогос собственным общественным опытом зрителей. Вместе с тем, греческая мифология не была собранием канонизированныхназиданий; об одном и том же событии могли рассказывать по-разному, идраматическим поэтам это давало огромные преимущества: история, изображеннаяоднажды Эсхилом, могла быть несколько десятилетий спустя совсем иначевоспроизведена Софоклом или Еврипидом. Впрочем, не обязательна была и стольдлительная дистанция во времени: обе "Электры", Софокла и Еврипида, созданыв пределах одного и того же десятилетия, но одна из них явно полемическинаправлена против другой. Важно, что мифологическая ситуация допускаланаполнение актуальным идейным содержанием, и драматургам предстояло ответитьна множество вопросов. Существует ли божественное управление миром и какиминормами оно руководствуется? Как получается, что самые разумные человеческиепланы постигает неожиданная неудача? Как соотносятся требованияобщественного целого с интересами отдельно взятой личности, - идет ли речьоб их беспрекословном подчинении целому или ему на пользу максимальнаясамостоятельность мышления его членов? Однозначного ответа на эти вопросы жизнь не давала. Больше того: в нихсамих могла быть заложена противоречивость, способная принять трагическийхарактер. Не всякому суждено было ее увидеть - для этого требовался такоймасштаб драматического таланта, какой порождают воистину великие эпохи.Одной из таких эпох в истории человечества был V век в Афинах, и одним издетей этой эпохи был Софокл. Жизненный путь Софокла, насколько мы знаем о нем из сохранившихсяантичных источников, был на редкость благополучен. Ему не пришлось, какСервантесу, быть проданным в рабство на галеры и изнывать под бичомнадсмотрщика. Ему не приходилось, как Мольеру, зависеть от милостей икапризов королевского двора. Ему не довелось даже ни разу испытать на себеохлаждение афинских зрителей {См. Ж 8; АС 33.}, - случай достаточно редкий,если мы вспомним, что два драматурга, определившие на века пути развитияевропейской драмы, - Еврипид и Менандр - не слишком часто добивались успехау своей публики. Сама судьба, казалось, уготовила Софоклу путь успехов иславы, которой не могли омрачить никакие случайности. Сын богатого владельцаоружейной мастерской, он получил прекрасное образование, позволившее емуразвить все его умственные и физические возможности. 16-ти лет от роду онвозглавлял хор юношей, славивших победу над персами в морской битве приСаламине (Ж 3; АС 2). От поздней античности, любившей находить всякого родасовпадения на жизненном пути великих людей, дошел рассказ, согласно которомупервое же выступление Софокла на афинской сцене (в 468 г.) стало еготриумфом: он-де одержал победу над признанным главой трагических поэтов -Эсхилом (АС 34, 35). Более достоверным, однако, представляется, что Софоклвпервые принял участие в состязании трагических поэтов за два года до этогои что Эсхил не имел никакого отношения к началу его творческого пути.Выступая вначале в качестве исполнителя главных ролей в своих драмах, Софоклочаровывал зрителей то искусством игры на кифаре, то изяществом, с которымон играл в мяч (АС 3, 4, 47). Широкие духовные запросы сблизили его с кругомлучших умов того времени, группировавшихся вокруг вождя афинской демократииПерикла; вместе с ним Софокл был избран одним из десяти стратегов - высшихдолжностных лиц в государстве, которым поручалась защита его интересов в днимира и войны (АС 25-27). И хотя судьба не одарила Софокла еще и военнымиталантами, в его честности и глубокой преданности отечеству никто в Афинахне сомневался - достаточно напомнить, что незадолго до избрания стратегомему было поручено возглавить коллегию эллинотамиев - казначеев Афинскогоморского союза, ведавших получением взносов от государств-союзников и ихраспределением в интересах афинского полиса. Зарекомендовал себя Софокл и в религиозной жизни родного города. Когдав конце 20-х годов V в. афиняне заимствовали в Эпидавре культ бога-целителяАсклепия, в доме у Софокла, избранного жрецом нового божества, некотороевремя хранилась доставленная из Эпидавра его статуя, пока для нее не былопостроено святилище. Соответственно после смерти Софокла он был героизированпод именем Дексиона - "принявшего бога", и ему воздавались почести наряду сАсклепием еще в середине IV в., а, возможно, и много позже: культ Асклепия,начиная с середины IV в., в течение многих столетий пользовался широчайшейпопулярностью во всех греческих государствах, в том числе и в Афинах, инаписанный Софоклом пеан в честь Асклепия исполнялся, во всяком случае, ещево II в. н. э. Вероятно, до этих же пор продолжалось и поклонение его автору(Ж 17; АС 30-32, 85). Античная традиция донесла до нас, кажется, одно-единственноесвидетельство о домашних неурядицах Софокла: малодостоверный анекдот опривлечении его к суду сыном Иофонтом по обвинению в старческом слабоумии инебрежении хозяйственными заботами. Однако и из этого испытаниядевяностолетний поэт вышел с честью: прочитав знаменитый впоследствии первыйстасим из только что написанного "Эдипа в Колоне", он был с восторгом принятсудьями и окружающей их публикой (АС 15-17). Судьба даровала Софоклу и своюпоследнюю милость: он умер в конце 405 г., не дожив нескольких месяцев доокончательного поражения Афин в Пелопоннесской войне и установления жестокойдиктатуры 30 олигархов, грозившей уничтожить столь милое Софоклу афинскоедемократическое устройство. Прав был комический поэт Фриних, который подвелитог жизненного пути Софокла в лаконичном четверостишии: Блажен Софокл. Он прожил жизнь и долгую, И счастьем полную. И умер праведным. Трагедий много написал прекраснейших. Скончался мирно он, беды не ведая. (АС 52, см. также 18, 20 21). Итак, благополучнейшая жизнь, полная гармонии между личным успехом иобщественным служением; неугасающая, пронесенная через десятилетия любовь кродным Афинам и вера в их историческое предназначение, - и наряду с этимнемеркнущая слава трагического поэта, поднявшего в своем творчестве самыеглубокие проблемы человеческого существования. Образцовой трагедией считал"Царя Эдипа" свыше двух тысячелетий тому назад Аристотель, - и поныне нет,наверное, ни одной работы по теории драмы, которая не вела бы историюевропейского театра от этого бессмертного творения Софокла. Из написанных имдевяти десятков трагедий {Всего Софокл написал около 120 произведений длятеатра, но примерно четвертую часть из них составляли так называемыесатировские драмы.} полностью сохранились только семь, но до сих пор каждоеновое поколение ищет в них разгадки "феномена Софокла", объяснения тойдиалектике художественного, при которой его гармоничнейшие создания несут всебе конфликт огромного драматического напряжения. Какие силы породили этивершины трагического в творчестве Софокла? Софокла принято называть поэтом расцвета афинской демократии, - и всамом деле, вершина его творчества по времени совпала со знаменитым "векомПерикла", когда началось возведение грандиозного архитектурного ансамбля наафинском акрополе, появился исторический труд Геродота, в Афинах сталивозникать собственные философские школы. Между тем само слово "расцвет"носит однозначный характер чего-то абсолютно совершенного, в то время как вдействительности идеологии афинской демократии был присущ целый рядсерьезных внутренних противоречий. Как всякое древнегреческое государство, Афины испокон веков считалисвое благополучие делом рук богов, - на укрепление их авторитета былонаправлено, в частности, и сооружение Парфенона - храма Афины-Девы.Бесчисленное количество праздников было связано с почитанием того или иногобожества - Зевса, Посидона, Афины, Аполлона, Деметры, Персефоны, Диониса - ис принесением им жертв, имевших целью обеспечить благосклонность богов.Существовало также множество местных культов и алтарей, почитавшихся людьми,которых объединяли родственные или соседские связи. С возлияния богам иподобающей случаю молитвы начинался и званый обед, и рядовая пирушка. Без совета с оракулом Аполлона в Дельфах не полагалось предпринимать ниодно сколько-нибудь серьезное дело, - так, незадолго до Саламинскогосражения Фемистокл сумел истолковать полученное из Дельфов пророчество впользу создания афинского морского флота. Так и Перикл, задумавраспространить влияние Афин на запад, заручился согласием дельфийскогожречества для основания на юге Италии города Фурий. Словом, общественный ичастный быт афинян, казалось бы, можно охарактеризовать известным русскимвыражением: "Без бога ни до порога". Вместе с тем, очень интенсивная публичная жизнь афинян делаланевозможной постоянную оглядку на авторитет богов и старинные нравственныенормы, требуя от граждан готовности к формированию и выражению собственногомнения. По характеру своего государственного устройства Афины в середине V в.были наиболее передовым из древнегреческих рабовладельческих полисов.Законодательная власть принадлежала всему коллективу свободных граждан,регулярно созываемых на народное собрание. Подготовку к нему осуществлялСовет пятисот, составлявшийся из равного числа представителей от десяти фил- административно-территориальных единиц, на которые делилась Аттика. ЧленыСовета пятисот избирались жребием, как и многочисленные члены судейскихколлегий и сотни должностных лиц для наблюдения за порядком в городе и вгаванях, на базарах и в тюрьмах, за ремонтом храмов и состоянием дорог, и т.д. Только для выборов на должности, связанные с материальнойответственностью (в частности, стратегов) требовался определенныйимущественный ценз, и пригодность кандидатуры решалась не жребием, аголосованием. Следовательно, от каждого афинского гражданина требовалсяизвестный уровень общественного сознания и достаточная доля ответственностиза исполнение доверенных ему обязанностей, которую нельзя было переложить набогов. Из этой практики афинской демократии возник известный тезис,сформулированный софистом Протагором, - "Человек есть мера всех вещей", т.е. в меру своего разумения он судит об окружающей его действительности ипринимает свое решение - один ли, вместе ли со своими согражданами в судеили в народном собрании. Особенно часто пришлось афинянам рассчитывать на собственное разумениес началом Пелопоннесской войны, разгоревшейся в 431 г. между двумякрупнейшими военно-политическими группировками. Одну из них возглавлялиАфины, другую - Спарта, и военные действия поначалу складывались не слишкомблагоприятно для Афин. Уступая спартанцам в сухопутном войске, жители Аттикивынуждены были перебраться в Афины и укрыться за городскими стенами, в товремя как враги у них на глазах опустошали брошенные на произвол судьбыугодья. Разгоревшаяся в условиях страшной перенаселенности эпидемия нанеслановый удар по афинянам, - между тем, глубоко почитаемая ими богиня Афина неделала ничего для спасения своих граждан, а из Дельфов шли одно за другимпророчества, предсказывавшие победу спартанцам. Вера в божественный промыселначала колебаться. Убеждение в благодатном покровительстве богов, стремление заручиться ихподдержкой, с одной стороны, и необходимость принимать под своюответственность собственное решение, отстаивать его и добиваться егоосуществления, - с другой, таково было первое противоречие в общественномсознании афинян. Этим двусмысленным положением богов объяснялась и достаточно широкаяшкала представлений об их участии в управлении миром, - причем весьмаразличного мнения на этот счет придерживались люди, входившие в один и тотже кружок Перикла. Так, Геродот, оставивший грандиозную картину восточногоСредиземноморья в эпоху греко-персидских войн и захвативший заодно множествопредшествовавших событий, был уверен в непосредственном вмешательствебожества в исполнение людских планов. Иногда оно носило благодетельныйхарактер - так, по сообщению историка, за несколько дней до Саламинскойбитвы афинянам явилось знамение, несомненно подтверждавшее, что симпатииместных богов на их стороне (Геродот VIII, 65). Чаще, однако, божествусвойственно испытывать зависть к чрезмерному возвышению, славе, богатствусмертных и стремиться губить все выдающееся. С точки же зрения Прогагора, обогах вообще нельзя сказать, существуют они или нет, - решению этого вопросапрепятствует его неясность и краткость человеческой жизни. Огромноебольшинство афинян таких рассуждений не понижало, Протагор был со временемобвинен в нечестивости и погиб при кораблекрушении, спасаясь от судебногопреследования. Заметим, однако, что еще за 20 лет до этого Перикл, выступаянесколько раз перед согражданами в начале Пелопоннесской войны, тоже отнюдьне думал апеллировать к проблематичной помощи божества, а обосновывал свойплан ведения войны совершенно рациональными аргументами. Итак, боязнь вызвать зависть и гнев богов, убеждение в необходимостипочитать их и ублажать, - с одной стороны, и полное безразличие к ихсуществованию, опора человека на собственные интеллектуальные возможности ирациональное мышление, - с другой, - таково было второе противоречие видеологии афинской демократии. Третье противоречие, имевшее часто довольно конкретные последствия длявнутри- и внешнеполитической обстановки в Афинах, заключалось в отношенииафинян к своим лидерам. Как во всех древних государствах, возникших непосредственно из родовогостроя, в Афинах высоко ценилась знатность происхождения, которая создаваладостаточно благоприятные условия для выдвижения выходцев изаристократических семей к руководству общественной жизнью. Так,организатором победы над персами при Марафоне был Мильтиад, чей род возводилсебя к легендарному Аяксу; в 60-е годы стратегом многократно избирался сынМильтиада Кимон, сумевший серьезно потеснить персидский флот у берегов МалойАзии и этим подготовить окончательную победу греков; к знатнейшему афинскомуроду Алкмеонидов принадлежал и Перикл. Казалось естественным, что именно этилюди, славящиеся благородным происхождением, предназначены отстаиватьинтересы своих сограждан в области внутренней и внешней политики. Эту мысльвсячески поддерживали приверженцы аристократической идеологии в поэзии, - впервую очередь знаменитый лирический поэт Пиндар. В его представлении,доблесть - врожденное свойство, ему нельзя научиться, и только тот, ктонаделен им от природы, заслуживает почета и уважения. В глазах Пиндара,"природа" - гарантия высокой нравственности и залог благополучия. Между тем, афинская демократия, охотно выдвигавшая знатных круководству, еще охотнее пользовалась всяким случаем их низвергнуть.Мильтиад вскоре после марафонской победы был заподозрен в предательстве принеудачном ведении осады о-ва Пароса, приговорен к огромному штрафу и умер втюрьме, не имея средств его выплатить. Кимон, возглавивший неудачный походафинского войска на помощь спартанцам против восставших илотов, былприговорен к изгнанию. Дольше всех пользовался расположением народа Перикл,но и он вследствие неблагоприятного начала Пелопоннесской войны былотстранен афинянами от должности стратега, которую занимал не менее 15 летподряд. Похоже, что афинская демократия придерживалась иных взглядов наприроду доблести, чем Пиндар, и явно предпочитала реальный успех врожденномублагородству. Что же касается человеческой природы, то Пелопоннесская войнадала множество примеров ее проявления совсем в ином направлении, чем этоготребовала аристократическая концепция доблести: предательство и измена,корыстолюбие и вымогательство оттеснили далеко на задний план благородство иэлементарную порядочность. Итак, что важнее для человека, что обеспечивает ему положение вобществе - нравственный максимализм, следование нормам природной доблестиили откровенный прагматизм, обычно прикрываемый видимостью общей пользы, -вот еще одна трудная проблема, возникавшая перед современниками Софокла.Конечно, ни от самого драматурга, ни от его героев мы не должны ожидатьпрямого ответа на подобные вопросы индивидуального поведения его сограждан,но ни один из этих вопросов не окажется безразличным для объяснения образадействия его персонажей. (…) "Антигону" долгое время принято было рассматривать - а иногда и сейчасрассматривают - как трагическое столкновение двух одинаково справедливыхначал: кровно-родственного, олицетворяемого Антигоной, игосударственно-правового, защищаемого Креонтом. Однако это толкование,исходящее из опыта человека нового времени, противоречит как непредвзятомуанализу софокловской трагедии, так и специфике взаимоотношений междуличностью и государством в Перикловых Афинах. Начнем с последнего. Древние греки - и не только афиняне - чувствовали себя полноправнойличностью лишь в той мере, в какой они являлись членами гражданскогоколлектива. Связь эта была взаимной: человек пользовался статусомгражданина, если он владел хотя бы небольшим земельным наделом и могобеспечить себя вооружением для участия в военных действиях; в свою очередь,государство считало своим долгом поддерживать материально неимущих граждан,брать на себя заботу о сиротах. Способным к исполнению обязанностей стратегасчитался в Афинах гражданин, не только обладавший достаточным имущественнымцензом, но и имевший детей от законной жены: предполагалось, что человек,умеющий хорошо вести домашние дела, справится и с общественными. Теснаясвязь личности с государством подкреплялась общностью религиозных культов:Зевсу был посвящен ряд общегородских праздников, но каждая семья особопочитала Зевса - покровителя домашнего очага и той ограды, в пределахкоторой собирались все члены семьи. Таким образом, уже заранее можносказать, что противопоставление частных и общегосударственных нравственныхнорм в афинской демократической идеологии являлось маловероятным. Иное дело- государства олигархические или монархические, где не правители служатзакону, а закон - правителям. Здесь могло иметь место и нарушение правличности, и ее насильственное подчинение прихотям тирана. Теперь обратимся к правовой стороне конфликта в "Антигоне". Запрещение хоронить Полиника, которым начинает свое правление пришедшийк власти Креонт, не имеет под собой достаточных оснований. Оставитьнепогребенным труп противника, бросив его на произвол бродячим псам и хищнымптицам, - достаточно частая угроза в гомеровских поэмах, где такая доляубитого воспринималась как еще один удар по его посмертной славе. Впрочем, издесь практиковалась выдача трупа родным за выкуп; лишить близких права напоследнюю услугу покойнику считалось делом безнравственным. Тем болеесправедливо это для классического периода греческой истории, когда дажеслучайному прохожему вменялось в обязанность похоронить попавшееся ему напути непогребенное тело. Мера эта была своего рода защитной реакцией как отвполне реальной опасности заражения местности, так и от потенциальной угрозысо стороны покойника: предполагалось, что пока тело не предано земле, душаумершего не находит себе места в царстве теней, а скитается по земле,причиняя всяческие беды живым. Тем более невозможно было представить себезапрет родным хоронить своего покойника, который бы исходил от государства.Даже если речь шла об изменнике или политическом противнике, запретным былотолько его погребение в родной земле, но никто не препятствовал близкимпохоронить тело за ее пределами. Таким образом, указ Креонта, отказывающий впогребении Полинику, нарушает все правовые и нравственные нормы древнейЭллады и ни в коей мере не может быть отождествлен с волей государства. Этосамый типичный пример произвола единоличного правителя, встречающий к томуже всеобщее осуждение народа, о чем сообщает отцу Гемон. Кстати, отношениеКреонта к "мнению народному" характеризует его тоже не как идеального царя -истинного отца своим согражданам, а как деспота, считающего единственноправильным свое мнение. Наконец, упрямство Креонта встречает осуждение и упрорицателя Тиресия, чьими устами вещают сами боги, - несправедливостьпозиции нового фиванского царя настолько очевидна, что можно толькоудивляться тому, с какой настойчивостью защищали ее многие современныеисследователи. (Что Софокл именно так - как высокомерный, нечестивыйпроизвол - расценивал запрещение хоронить своего противника, следует,кстати, из заключительной части "Аякса", где общепринятая нравственнаянорма, в конце концов, торжествует.) Креонт и Антигона представляют собой два полюса реализациипротагоровского тезиса о человеке как "мере вещей". Креонт меряет и себя, иокружающих его людей мерой собственного произвола. Выдавая свой указ поединичному, частному поводу за закон, он придает абсолютное значение мнениюодного человека, который, как он ни будь умен, не имеет права нарушатьвечный закон богов. Антигона меряет себя и сложившуюся вокруг нее ситуациюмерой ее соответствия именно этим непреходящим нравственным нормам,находящимся под защитой богов. Как она посмела нарушить царский запрет?Разве она не знала о грозящей ей казни? - спрашивает Антигону Креонт(446-449). Конечно, знала, - отвечает девушка, - но не считала возможнымпоставить исполнение человеческого указа выше своих обязательств передбогами. Запрет Креонта изрек не Зевс, и не его постоянная сопрестольницаДика (Справедливость) (450-452), потому что отказ покойнику в погребениипротиворечит всем божественным установлениям. В основе "меры вещей",принятой Креонтом, лежит индивидуальное человеческое разумение; в основе"меры вещей", принятой Антигоной, - незыблемые нравственные нормы,освященные авторитетом олимпийских богов. Достаточно противопоставить этидве "меры", чтобы понять, на чьей стороне окажутся симпатии Софокла. Если тем не менее Антигона погибает в атмосфере полного одиночества,созданной вокруг нее Софоклом, то это происходит потому, что великий поэтбыл намного прозорливее своих современников и многих исследователей нашихдней. Самосознание личности, присвоение себе права судить других так жевытекали из существа афинской демократии, как и постулируемая ею опора натрадиционный авторитет богов. Когда к власти приходит человек, подобныйКреонту, его гипертрофированная вера в свои возможности способна нанестигосударству непоправимый вред; осквернение алтарей гниющей плотью мертвеца,о котором сообщает Тиресий, - одно из предвестий такого бедствия. Чтобызащитить город от гнева богов, чтобы встать на пути человеческого произвола,нужна героическая личность, готовая купить ценой жизни право на исполнениеродственного долга. Такой личностью и становится для Софокла Антигона,трагически гибнущая в неравной борьбе, но своей смертью восстанавливающаямировую справедливость. Конечно, лучше было бы, если бы в духе рождественской притчи злые былибы наказаны, а добрые торжествовали победу, - однако, силы, пришедшие встолкновение в "Антигоне", были слишком могущественны для такого благостногоисхода. Конфликт между осознавшей себя индивидуальностью и традиционнымблагочестием коренился в самом существе афинской демократии и в десятилетия,последовавшие за постановкой "Антигоны", вполне дал о себе знать вобщественной практике афинян. Добавим к этому, что и подвиг Антигоны и егомотивировку трудно было бы себе представить в каком-либо жанре, получившемразвитие до аттической трагедии: уделом незамужней девушки в древних Афинахбыло беспрекословное повиновение воле отца или заменяющего его родственника.Чтобы решиться на открытое столкновение с царем, чтобы противопоставить емусвое мнение, нужен был не менее высокий уровень самосознания личности, чемтот, на котором находится Креонт., Достижение этого уровня в поведенииАнтигоны - тоже неоспоримый результат развития афинской демократии,усвоенный Софоклом. И. предпосылки конфликта в этой трагедии, и его глубина,и его разрешение - в одинаковой мере следствие внутренних противоречий,свойственных общественному строю Афин в V в. Выше уже упоминалось, что завершающая часть "Аякса" содержала в себезерно проблемы, явившейся исходной точкой для "Антигоны", - право героя напогребение независимо от отношения к нему при жизни. Так и в "Антигоне"своего рода лейтмотивом проходит проблематичность человеческого знания,которая получит еще более полное выражение в двух последующих трагедиях.Креонт с самого начала уверен в непогрешимости своих замыслов, которые,однако, в конце трагедии оборачиваются "неразумием" и "безрассудством".Поступок Антигоны и Исмена, и Креонт, и хор характеризуют как проявлениебезрассудства, сама Антигона задается вопросом, кто же из двух - Креонт илиона сама? поступает неразумно (469 сл.). Финал трагедии дает ответ на этотвопрос, подтверждая героическую "разумность" девушки, совпадающую собъективно существующим божественным законом, но воспользоваться плодамисвоего разумного решения Антигона не успевает. (…) Впрочем, в "Антигоне" и "Трахинянках" проблема знания тольконамечается, - всестороннее раскрытие, она находит в "Царе Эдипе", гдедеятельность главного героя проходит под знаком неустанного стремления кистине, как бы она ни оказалась безжалостна, и все поведение Эдипапроникнуто нескончаемым ее поиском. Глаголы со значением "искать","исследовать", "узнавать" и т. п. составляют один из разветвленныхлейтмотивов этой трагедии; в целом ряде случаев они сосредоточиваются вкомпактные лексические гнезда, цель которых в афинской драме - внедрить всознание зрителя идеи, владеющие драматургом и для него особенно важные. Кчему приводят эти неуклонные усилия Эдипа овладеть знанием, известно: к егосаморазоблачению, вследствие которого фиванский царь опознает в себе убийцусобственного отца и мужа собственной матери. Поскольку таким образом Эдипузнает о невольном совершении пророчества, полученного им некогда в Дельфах,из этого нередко делают вывод, что главной целью Софокла было доказатьнезыблемость божественных прорицаний и бессилие человека перед лицомбезжалостного рока. К этому добавляются усиленные поиски вины Эдипа: егообвиняют то в легкомысленном отношении к полученному прорицанию, то внесправедливых обвинениях по адресу Тиресия и Креонта, которых Эдипподозревает в заговоре против себя. Между тем, ни построение действия втрагедии, ни самый ее текст не дают основания для подобных обвинений. Прежде всего, действие "Царя Эдипа" относится ко времени, отделенномуот убийства Лаия и женитьбы Эдипа на Иокасте добрыми двум десятками лет:когда юноша Эдип получил в Дельфах зловещее пророчество (787-799), онпозабыл все сомнения относительно своего происхождения и твердо решил невозвращаться в Коринф, где были жив Полиб и Меропа, которых он считал своимиродителями. Бредя из Дельфов куда глаза глядят, Эдип встретил заносчивогочужеземца на колеснице, и между ними загорелась дорожная ссора. На нападениенезнакомца разгневанный Эдип ответил яростным ударом дорожного посоха,отчего его соперник свалился замертво. Продолжая свой путь, Эдип дошел доФив, разгадал загадку злодейки-Сфинкс и в награду получил опустевшийнезадолго до этого царский престол и руку овдовевшей царицы. Какие основаниябыли у него подозревать в убитом своего отца и в его вдове - свою мать? Вдорожной ссоре Эдип поступал в соответствии с элементарной логикойсамообороны, защищаясь от надменного встречного, а в Фивах - в соответствиис правилами богатырской сказки, которые предписывают освободителю царства отчудовища жениться на спасенной царевне или царице. Таким образом, если быСофокл хотел показать тщетность человеческих усилий в борьбе с роком, ондолжен был сделать содержание своей трагедии события из ранней молодостиЭдипа, когда тот по неведению исполнил все то, чего хотел избежать. Софокл,однако, поступил иначе, и поэтому в его трагедии никакой роли не играет рок,и никто не стремится вступать с ним в борьбу, поскольку все предреченноедавно свершилось. Содержание "Царя Эдипа" составляют вовсе не события двадцатилетнейдавности, а, по верному замечанию Шиллера, непрерывный "трагический анализ",производимый самим Эдипом, причем речь идет вовсе не о том, убил ли Эдипнезнакомца и даже - кем был этот незнакомец (на этот вопрос любой зрительмог дать ответ еще до начала трагедии и уж во всяком случае, сравнив рассказИокасты с воспоминаниями Эдипа, 715 сл., 729-753, 798-815), а о том, кто же,в конце концов, сам Эдип, чей он сын, муж, отец? Именно в процессерасследования незаметно для зрителя смещаются цели фиванского царя. Сначалаон ищет причину моровой язвы, посетившей его страну. Потом - убийцу прежнегоцаря и здесь-то у Эдипа возникает подозрение в причастности к этому делуКреонта как самого близкого к царскому трону человека, единственного комумогла быть выгодна смерть Лаия; как мы знаем, подозрения Эдипа оказываютсянапрасными, но надо признать, что он руководствуется при этом вполнеразумной логикой борьбы за власть. Наконец, с той же настойчивостью инепреклонностью Эдип расследует свое происхождение, и на этом пути емуприходится неоднократно преодолевать сопротивление людей, раньше него - всилу своего участия в давно забытых происшествиях - понимающих, к чемуприведет начатое им дознание. Если даже оставить в стороне зловещие намекиТиресия (415-425), которым Эдип не придает никакого значения, так как егосмертельно оскорбляет совершенно необоснованное, по его мнению, обвинение вубийстве Лаия, все же Эдипу по меньшей мере дважды представляетсявозможность прекратить свой розыск: сначала его умоляет об этом Иокаста(1060-1068), потом старается уйти от ответа на губительные вопросы старыйпастух (1146-1165). И не было бы ничего проще, чем послушаться советалюбящей и любимой жены, до того не раз старавшейся внести покой в смятеннуюдушу Эдипа, если бы герой Софокла не был человеком, "каким он должен быть",т. е. не шел бы до конца к однажды намеченной цели, невзирая на всеопасности, угрожающие его благополучию и самому существованию. В этом смысле правы сторонники той теории, которая в судьбе Эдипа видитприсущую познанию трагическую двусмысленность: проникая в глубины жизни, оноразрушает ее непосредственную данность, губит спокойную простоту "наличногобытия". В древнегреческом театре эту мысль примерно за полвека до постановки"Царя Эдипа" выразил один из героев Эсхила: "Лучше быть несведущим, чеммудрым". Однако в те, далекие для софокловского Эдипа времена человеческоезнание, если оно совпадало с нормами мировой справедливости, вело смертногопо единственно возможному и потому правильному пути преклонения передбожественными нравственными заповедями. На рубеже последней четверти V в.,после вторжения в умственную жизнь афинян софистики и риторики, "простотаналичного бытия" утратила в их глазах свою однозначную привлекательность.Для раскрытия заложенных в жизни противоречий требовались героические усилияинтеллекта, даже если человек сознавал, что он может вызвать против себясилу, одолеть которую он не способен. Нет ли, впрочем, ужасного кощунства в нашем утверждении, что Эдип,убивший родного отца и женившийся на собственной матери, остается в глазахСофокла идеальным, нормативным героем? Нет - именно потому, что Софокл вэтой трагедии рисует не закоренелого злодея, хладнокровно расправляющегося сотцом и насилующего мать; такой персонаж никогда не мог бы стать объектомхудожественного исследования в подлинной трагедии. Софокл же изображаетчеловека, по неведению совершившего страшные преступления и не только неуклоняющегося от своего публичного саморазоблачения, но и раньше всехтворящего суд над самим собой. В известном отношении Эдип следует логикеАякса, т. е. осуждает себя на самоослепление, исходя не из субъективногонамерения, а из объективного результата. Но в то время как трагедия Аяксавозникает вследствие вмешательства божества, отчуждающего действие от егоносителя, превращающего субъективно оправданный замысел в поступок,позорящий совершившего, трагедия Эдипа коренится в ограниченности,экзистенциально присущей самому человеческому знанию: все разумные меры,принятые Эдипом и его родителями в прошлом и принимаемые им самим внастоящем, приводят к прямо противоположному результату. На чьей стороне находятся симпатии Софокла в этом столкновениинеизбежно неполного, частичного, ограниченного человеческого знания свсеобъемлющим, всеохватывающим божественным всеведением, олицетворяющим вглазах поэта разумность мира? Настоящая трагедия не позволяет подобнойпостановки вопроса - иначе она превратится в плоскую притчу о пользесмирения. "Царь Эдип" потому и является на протяжении столетий образцомтрагедии, что в непримиримый конфликт оказываются вовлеченными могучие силы,одинаково правые в своих притязаниях. Общественная нравственность не моглабы смириться с безнаказанностью вольного или невольного отцеубийцы,взошедшего на ложе собственной матери, и мир "вышел бы из своей колеи", еслибы такое преступление осталось неразоблаченным, - в этом отношении правданаходится на стороне дельфийского оракула, давшего своим приказом изгнать изфиванской земли убийцу Лаия первый толчок "трагическому анализу", которыйразворачивается в "Царе Эдипе". И зрители Софокла, считавшие олимпийскихбогов прямыми покровителями афинской демократии, не могли осуждать Аполлоназа его совет, приведший к саморазоблачению Эдипа. Вместе с тем, афинская демократия не многого стоила бы, если бы онасама не сознавала, что вырастила новый тип человека - не бессловесного рабапод игом деспота-варвара, а самостоятельного в своем решении и поведениииндивидуума, способного и готового принять на себя всю меру ответственностиза свои поступки. Коллективом таких свободных, подчиняющихся только себеподобным, видел Эсхил афинское ополчение, сокрушившее войска Дария иКсеркса, в "Персах" (472 г.). Человеческая личность, находящая в себе силыпойти на смертные муки ради служения своему призванию и долгу, - таким виделсвой идеал Софокл, создавая образы Антигоны и Эдипа. Героическаяиндивидуальность и разумный, но непознанный универсум - эти две силы п