Прямой способ, основной.




Этапы преображения личности в исихазме

 

Молитва

 

Спасение человека предполагает его приобщение к действию Божественного промысла о нем. Но приобщение предполагает обращение, обращенность, направленность человека к Богу. Такая обращенность — особого рода, обращенность к Богу как к Личности. Основной формой такого обращения является молитва. Что представляет собой молитва? Это устремление всех духовных сил человека к Богу. В молитве, искренней и горячей, человек делает усилие выйти за себя, подняться выше себя. Бог познается через молитву, человеческое сердце горячо стремится прикоснуться к Божественному, призывает Его. Искусству молитвы учит христианская аскетика, целью которой является непрестанная молитва (Иисусова молитва), это постоянное стремление к трансцендентному Богу имманентным сознанием. Господь наш Иисус Христос Сам много молился и молитве Господней научил Своих учеников. Молитва идет прямо к престолу Всевышнего.. Если же человек в молитве обращается за помощью к святым, то как к близким нам, предстоящим престолу Господа, силам. “Молитва есть теоцентрическое устроение души”.

Движущая сила Подвига – молитва и задача Подвига сделать молитву непрестанной, безмолвной и самодвижной. Такая молитва – дар Духа Святого и является признаком духовного совершенства: человек соделывается обителью Духа Святого, так как только Его силою возможно такое постоянство. Св. Иоанн Лествичник констатирует “Молитва по своему характеру есть общение”. В таком диалоге “невещественная” сторона не связана каким бы то ни было регламентом, и нельзя знать в какой форме будет дан ответ. В этом апофатизм молитвы. И здесь актуален вопрос: дойдет ли моя молитва к Богу? Как сказал Св. Григорий Палама “Уму, пока он страстен, невозможно соединиться с Богом … Пока он таков бывает, молясь, не улучает он милости Божией”.

Молитва – установка, охватывающая все человеческое существо, дух, душу и тело. Дискурс телесности имеет в исихастской молитве особое значение. Богу внимает не один лишь дух, но весь человек, включая тело и его чувства. Чувства человека участвуют в духовном процессе, но сами при этом меняются, испытывают особого рода утончение и расширение: “отверзаются”, дополняясь неким духовным измерением, делаются “духовными” или “умными”. В начале духовного становления человек в молитве не выступает во всей своей целостности и единстве, теряясь среди аффектов, образов, иллюзий.

Это довербальная, недоартикулированная молитва. За нею идет молитва словесная, произносимая устами или в уме. В процессе молитвы вырабатываются новые невербальные формы ее выражения, уже не пред, а поствербальные. Содержание молитвы ничего не утрачивая и не теряя в себе, как бы постепенно свертывается, стягивается, сгущается. Этот уровень, собравший в себе весь сложный, насыщенный, эмоционально-мыслительный комплекс молитвы, — “священное безмолвие”, “неизреченная молитва”, “молитва, творимая Духом, а не устами” (Симеон Новый Богослов), “чистая молитва” (Максим Исповедник), “созерцательная молитва” (Авва Евагрий). В составе чина молитвы следует различать молитву литургическую, совершаемую соборно при богослужениях, в храме, и молитву личную, творимую обычно в уединении. Исихастское учение о молитве целиком относится к молитве личной. Духовный процесс восхождения подвижника к мистическому соединению с Богом, имеет различные ступени и на каждой из них он неразрывно связан с молитвой.

 

Невидимая брань

 

В основе Подвига лежит покаяние, которое в аскетике видится как борьба со страстями или невидимая брань, которая является сложным процессом, проходящим на высоком душевном подъеме и требующим мобилизации силы воли, напряжения всех душевных сил. То, что происходит далее, Иоанн Златоуст описывает так “В чем же состоит врачевство покаяния? Во-первых, оно состоит из сознания своих грехов и исповедания их… Во-вторых, покаяние состоит из великого смиренномудрия, оно есть как бы золотая цепь, которая, если взять ее за начало, следует вся. Так точно, если ты будешь исповедовать грехи, как должно, то душа смирится… После смиренномудрия нужны непрестанные молитвы и обильные слезы днем и ночью… После молитв, столь усильных, нужно великое милосердие … от него зависит все”.

Плоды аскетической аналитики включают в себя тонкое и детальное опознавание развития страсти, укоренения ее в душе.

Преп. Нил Сорский выделяет пять этапов развития страсти:

“1) прилог или приложение, помысл или чувство, явившееся произвольно без всякого стремления человека;

2) сочетание, когда приложившееся уже замечено сознанием, и сознание направляется на него, начинает сосредоточиваться на нем;

3) сложение, когда возникает влечение к приложившемуся;

4) пленение, когда влечение делается упорным, но не окончательно еще утвердившемся;

5) страсть в полном смысле, когда пленение стало крепким пленом, и человек стал рабом своего влечения”.

Прослеживаются взаимосвязи страстей, причем во множестве их традиционно усматривают структуру цепочки, когда одна страсть рождает другую. “Пороки один за другим производятся: ненависть раздражительностью, раздражительность гордостью, гордость тщеславием, тщеславие неверием, неверие жестокосердием, жестокосердие нерадением, нерадение разленением, разленение небрежностью, небрежность унынием, уныние малодушием, малодушие сластолюбием, и прочие пороки один от другого зависят”. Во всей брани нет абсолютных рецептов, а все приемы должны применяться соразмерно и сообразно конкретным обстоятельствам; на борьбу с определенной страстью выдвигается полярная ей добродетель (для блуда – целомудрие, для скупости – щедрость и т.д.).

Процессе преодоления страстей и достижения состояния бесстрастия брань все больше приводит к новому типу энергийного образа, в котором уже затруднительнее совершается образование страстных состояний. На этом этапе играют существенную роль “смиренномудрие”, “непрестанные молитвы” и “милосердие”. Смиренномудрие — глубокое сознание того, что кем бы ни был ты, чего бы ни достиг, а нечем тебе хвалиться и задаваться, ибо сидят в тебе, как во всяком падшесть и тлен – от коих есть, впрочем, и неложное спасение, но только в Иисусе Христе. Молитва играет также великую роль в борьбе со страстями и сопровождает подвиг всегда. К бесстрастию продвигает и “великое милосердие”.

 

Исихия

 

Слово “Исихия” происходит от греческого слова ήσυχία, означающего “тишина”, “молчание”. В аскетической литературе переводится как священное или сердечное безмолвие. “В Своей несравненной любви к людям Сын Божий не просто соединил Свою божественную Ипостась с нашей природой, облекшись живым телом и разумной душой, дабы появиться на земле и жить с людьми (Вар. 3, 38), — о, несравненное и прекрасное чудо! – Он также соединяется с человеческими ипостасями, сливаясь с каждым верующим через причащение Его святому Телу. Ибо Он составляет с нами одно тело, σύσσωμα (сиссомос, “сотелесен”, -Еф.3, 6), превращая нас в храм целокупного Божества, — так как в Теле Христа обитает вся полнота Божества телесно” (Кол. 2, 9). В таком случае невозможно Ему не просветить тех, кто достойным образом участвует в божественном сиянии Его Тела внутри нас, проливая сияние на их души, как некогда на тела апостолов на Фаворе. Ибо поскольку это Тело, источник благодатного света, в то время еще не соединилось с нашим телом, оно сияло внешним образом на тех, кто был достоин приблизиться, передавая свет их душам через очи разума. Но сегодня, соединившись с нами и обитая внутри нас, оно освящает нашу душу изнутри”.

“Исихия идёт после невидимой брани. Она еще не предполагает совершенной и стойкой победы над страстями. Возможны еще возвраты и набеги страстей, но человек уже не поглощается бранью, а обращен на иное. Исихия включает в себя и определенные внешние аспекты, естественно вытекающие из внутренних. Прежде всего, с одолением страстей уходит увлеченность и озабоченность земными делами и вещами. Поэтому с исихией естественно связывается уединение. Это исконная и тесная связь; в раннюю эпоху исихия и уединенное, отшельническое подвижничество понимались как синонимы. В полном же уединении прекращается и всякая речь, кроме молитвы, и исихия, в согласии с буквальным смыслом славянского перевода, становится молчанием. Но здесь понимается молчание как отсутствие речи, обращенной к человеку, но только в исихии делается непрестанной речь к Богу, молитва. Следует различать молчание уст и молчание ума; первое является не обязательным, однако полезным элементом исихии, тогда как последнее составляет специфическую прерогативу Чистой молитвы.

Исихия — цельный строй существования, охватывающий всего человека, его поведение, внешний и внутренний уклад. Внутренняя сторона исихийного строя формируется такими методиками, как сведение ума в сердце и непрестанная молитва”.

 

Сведение ума в сердце

 

Суть исихии заключается в приуготовлении человека принять благодать Духа Святаго, в преобразовании человеческой души сообразно Замыслу Божию о ней. Особую роль при этом имеет практика “сведения ума в сердце”. Св. Григорий Палама пишет: “Если наша душа — это единая многоспособная сила, которая пользуется получающим от нее жизнь телом как орудием, то пользуясь какими частями тела как орудиями действует та ее способность, которую мы называем умом? Конечно, никто никогда не представлял себе вместилищем мысли ни ногти, ни ресницы, ни ноздри, ни губы, все считают ее помещенной внутри нас, но богословы разошлись в вопросе, каким из внутренних органов мысль пользуется прежде всего, потому что одни помещают ее, как в некоем акрополе, в мозгу, а другие отводят ей вместилищем глубочайшее средоточие сердца, очищенное от душевного духа.

Если сами мы определенно знаем, что наша способность мысли расположена не внутри нас, как в некоем сосуде, поскольку она бестелесна, и не вне нас, поскольку она сопряжена с нами, а находится в сердце как своем орудии, то мы узнали это не от людей, а от самого Творца людей, который после слов “Не входящее в уста, а выходящее через них оскверняет человека” говорит: “Из сердца исходят помыслы” (Мф. 15, 11, 19).

В православной аскетике под сердцем понимается центр человеческого существования, в котором сходятся все энергии человека: силы, стремления, чувства, помыслы, все движения ума и души. Путь сведения ума в сердце – путь преодоления мирской рассеянности человека. “Ум, оставаясь в голове, сам собою все в душе хочет уладить и всем управить … за всем гоняется и только терпит поражения”. Единственный выход для ума — сойти в сердце. Осуществляет эту операцию внимание (способность концентрации, внутреннего самонаблюдения и самоконтроля) – важнейшая категория и основное орудие умного делания.

 

“На первом этапе этого пути происходит обращение сознания отвне внутрь, затем начинается само “сведение”. Оно рисуется как путь ума в сердце, на котором ум встречает определенные препятствия (рассеянность, воображение, фантазия) и, преодолевая их, изменяется, испытывает внутреннюю трансформацию. Следующий этап – решающий. Вместо того, чтобы рассматривать сердце извне, ум присоединяется к его работе, начинает делать то же — тем самым оказываясь сведенным в сердце. Итак, внимание, пройдя два этапа, сошло в сердце и свело ум с собою, создав энергийный образ, в котором энергии умственные и душевные образуют единую структуру “умо — сердце”.

 

Сцепка умственных и душевных энергий обладает прочностью и устойчивостью”. Феофан Затворник свидетельствует: “Ум стоит в сердце неисходно… и исходить оттуда не хочет”. Сведение ума в сердце дает возможность осуществлять блюдение сердца, или, что то же, хранение сердца, причем хранение сердца и хранение ума неразрывно связаны друг с другом и взаимно равносильны. В исихастской традиции делание богослова соотносится с священноделанием иерарха-литурга. Более того, в Богочеловеческой реальности, в которой каждый элемент пребывает на различных мерах, так что эти виды бывания являются взаимно образами и первообразами, богословие является высшим образом литургисания. Аскетические писания Святых Отцов изображают умно-сердечную молитву в именованиях Божественной Литургии:

"Одно есть прилежно хранить умом свое сердце, а другое быть посредством ума священником сердца, владыкой и архиереем его, приносящим Христу словесные жертвы". В этом изречении содержится указание на таинственную единосущность молитвы и храмового богослужения — литургии.

Среднее положение литургии ума в сердце между устной молитвой и восхищением в созерцание символически изображается Синайской горой как прообразом: священники находятся посреди горы, народ остается внизу, а Моисей — символ священнобезмолвствующего в созерцании ума, восходит на вершину мрака неприступного Света. Для восхождения ум должен собрать душу отвне внутрь, от рассеянности к собранности: "Душе… дарована способность входить в себя извне и единовидно сообращать свои умственные силы как бы по некоему кругу, что придает ей устойчивость, отвращает от множества того, что вне ее, и сначала сосредоточивает ее в себе, а потом, по мере того, как она становится единовидной… приводит к [Тому, Кто] превыше всего сущего… ".

Св. Григорий Палама пишет, что собирание ума есть дело всей полноты психосоматической природы человека,,в котором соматическое (в первую очередь речь идет о дыхании) и психическое помогают друг другу и вместе сотрудничают с Божественной благодатью; в результате такой синергии естественные психосоматические процессы и состояния наполняются духовным содержанием. Так упраздненность собранного внутрь тела (в сердце) и внутрь себя ума соотносится духовным исполнением заповеди о субботе”.

Душа собирается посредством умной молитвы и, обратно, рассеянная душа не может молиться так как должно. Авва Евагрий пишет, что "Нерассеянная молитва есть высшее мышление ума. Если во время молитвы ум твой отвлекается, то он осознает, что это молится не монах и что он является пока мирским, украшающим внешнюю скинию". Собранный вовнутрь ум имеет возможность войти в сердечный алтарь для литургисания. Поэтому слово Аввы Евагрия устанавливает таинственную связь между монашеством (монах — монада = единое; истинный монах не рассеян в множественности, но собран воедино) и священством.

Как пишет Вл. Ник. Лосский, трактуя учения св. Василия Великого и преп. Максима Исповедника, “чувственнопостигаемое творение пребывает во времени, а умопостигаемое творение пребывает вне времени”. Выход священнобезмолвствующего ума за пределы не только временного чувственного, но и вневременного умопостигаемого творения соотносится еще с одной гранью различия между Божественным откровением и мистикой платонистской традиции. Истина платонистской философии — это умосозерцаемая вневременная идея, в то время как истина откровения — это само синергийное причастие Божественной вечности, сущее за пределами не только временного, но и вневременного, пронизывающее не только вневременное, но и время — в его "здесь и сейчас". “Если воспользоваться принятым сейчас (не вполне адекватным) способом выражения, то речь идет о различии между идеальной вневременной истиной Платона и бытийной, экзистенциальной истиной Божественного откровения, не разделенной со временем, но причащающей "здесь и сейчас" Божественной вечности.

Поэтому слово Святых Отцов, слово Апостолов, слово Самого Спасителя не сводится к своей вневременной идее, оно не есть идеологема. Духоносное и Богоносное слово может быть адекватно воспринято только в каждом неповторимом "здесь и сейчас" синергийном контексте своего преподания. В отличие от платонистского дискурса, останавливающегося на умосозерцании вневременной красоты эйдоса, или от научного дискурса, взыскующего равновесия-адаптации ума с предлежащим предметом, "восхождение заповедями", проходимое в болезнях синергийного крестоношения, всегда уходит от равновесия, потому что такое равновесие есть внутритварная адаптация — самостная остановка вне Бога. Безэнергийное равновесие вневременно, внеисторично, внеличностно.

Выход в созерцание за пределы вневременного умопостигаемого бытия есть также выход за пределы символических образов в энергийное причастие Первообразу. Поэтому символическая реальность является только образом православной истины, не могущей вместить ее неописуемую и неизреченную полноту. Степени восхождения и образы богословствования. Сказанное выше позволяет говорить о трех стадиях умного делания: собирание ума совне от рассеянности вовнутрь — к собранности, пребывание собранного в единовидную простоту ума в сердце, восхищение ума в Богосозерцание. Этим трем стадиям можно сопоставить меры молитвы: стяжевание нерассеянной умной молитвы, умно-сердечная молитва — литургисание ума в сердечном храме и созерцание. Этим же стадиям соответствует трехчастное разделение храма на собственно храм, алтарь и жертвенник. Наконец, этим же трем стадиям соответствует святоотеческое различение трех образов богословствования”.

Без собранности ума невозможно ведение умосозерцаемого: "Ум не может отправиться в свое прекрасное путешествие и достичь области нетелесных [сущностей], если он не навел порядок внутри [себя]. Ибо домашние неурядицы обычно заставляют его вернуться туда, откуда он вышел". Отметим, что путь к простоте — не интеллектуальное делание, но самораспятие. Соединяется с Божественным Логосом Христом тот, кто подобится Его человечеству, тот, кто по слову преподобного Григория "стал как Агнец… ". Естественное богословие освободившегося от мышления простого ума, вошедшего в глубоком сердце внутрь себя — это нераздельный творческий дар пастырства и священства по образу Доброго Пастыря и Великого Первосвященника Господа Иисуса Христа."… пастырь добрый полагает жизнь свою за овец… " (Ин. 10, 11).

Стяжавший бесстрастие и благодатное милосердие к творению познает творение не извне, как это свойственно обыденному или научному познанию, а изнутри; такой возводится в первозданное достоинство Первого Адама: "… человек изнутри познает живые существа, проникает в их тайну… он — поэт, как бывает поэтом священник… и дикие животные мирно живут около святых… ". Такой человек уподобляется Второму Адаму — Христу, Агнцу и Пастырю и является его соработником в домостроительстве спасения. "… ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить на живые источники вод; и отрет Бог всякую слезу с очей их… " (Откр.7, 17).

Состояние пребывающего в созерцании может быть выражено только антиномично. Преподобный Симеон Новый Богослов пишет о том, что это состояние и невыразимо, и настолько преизбыточествует выразимостью, что всех возможностей твари не достанет для его выражения. Творческая свобода православного богословствования, определяемая абсолютной свободой ничем и никем не связанной Богоподобной личности, радикально отличает православное богословие от философии платонистской традиции, детерминированной явно или подспудно бытием вневременных идей: "Возможно всегда пребывать в созерцании вещей и постоянно размышлять о логосах их, которые, хотя и являются простыми высказываниями, но, как представления о вещах, запечатлевают и оформляют ум, а поэтому и уводят его далеко от Бога. Даже если ум оказывается превыше созерцания телесного естества, это не означает, что он узрел совершенное место Божие. Ибо он может [все время] пребывать в ведении умопостигаемых [вещей] и рассеивать свое внимание на них".

 

Непрестанная молитва

 

Сочетание ума с сердцем, умо-сердце, не может существовать в статичном пребывании, оно существует лишь в непрестанной деятельности. Эта непрестанная деятельность единого умо-сердца есть не что иное как непрестанная молитва, называемая также умной или умно-сердечной. “Когда ум твой утвердится в сердце, то ему там не следует оставаться молчащим и праздным, но непрестанно творить молитву”. Такая молитва обладает качествами непристанности, напряженности, концентрации, сочетающимися с краткостью и сжатостью, воспроизводимостью и повторяемостью. Духовный опыт православного всецело христоцентричен, и в ядре молитвенного обращения не может не быть Христа. В истории исихазма существовало много вариантов умной молитвы, но наибольшее значение получила сформировавшаяся между V-VIII веками на христианском Востоке Иисусова молитва. Св. Феофан Затворник пишет: “к соединению с Господом … лучшее и надежнейшее средство есть умная молитва Иисусова”.

Ключ к особой, выделенной роли умной молитвы — соединение ума с сердцем. Оно создает устойчивую энергийную структуру, в которой ум обеспечивает одновременно устойчивость (блюдение сердца) и молитвенную устремленность к Богу – так что, в итоге, формируется основа, остов энергийного образа сверхъестественного типа. Еще более совершенна будет структура, включающая не только умственные и душевные энергии, но и телесные вместе с ними. Включение тела в единую систему вместе с умом и сердцем — характерная черта исихастской антропологии, получившей яркое выражение в трудах Св. Григория Паламы.

Человек, с позиций Паламы, — сложноустроенное и подвижное, динамическое единство со множеством связей, сцеплений, корреляций между уровнями, которую требуется подчинить единому заданию. Эти идеи выражены у Паламы в образе “ума — Епископа”: “Противоборствуя закону греха, мы изгоняем его из тела и поселяем там ум как епископа … и чрез него полагаем законы каждой силе души и каждому из членов тела”. Под умом – Епископом понимается у Паламы именно сведенный в сердце ум, умо – сердце.

Св. Григорий Палама всегда тщательно различает аспекты природы и энергии: “Иное есть естество ума, а иное – его деятельность”. И именно в дискурсе энергийности Палама развивает апологию тела, соматику подвига. Палама указывает, что ключевое свойство непрестанности умной молитвы не следует считать равносильным неотрывной внешней погруженности в молитвенное делание. Ядро делания творится внутри, а для телесного естества важно не выполнение тех или иных внешних действий, а совершенная послушность уму-Епископу. Последний, давая задание душе, волен дать телу и некое не связанное с молитвой занятие, так что молитва будет твориться, “хотя бы тело и было занято чем-то другим”.

 

Для сведения ума в сердце Св. Никифор Исихаст рекомендует применять свойства дыхания: “Ведомо тебе, что дыхание наше … есть естественный путь к сердцу. Итак, собрав ум свой к себе, введи его в путь дыхания, коим воздух доходит до сердца, и вместе с сим вдыхаемым воздухом понудь его сойти в сердце и там остаться … Подобает же тебе при сем знать, что когда ум твой утвердится в сердце, то ему не следует оставаться молчащим и праздным, но непрестанно творить молитву: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!” – и никогда не умолкать”.

В святоотеческой литературе есть несколько способов сведения ума в сердце:

 

Прямой способ, основной.

 

Св. Григорий Синаит говорит: “Сядь на седалище в одну пядь, низведи ум свой из головы в сердце и придержи его в нем; потом, болезненно преклонившись и боля персями, плечами и шеею (от напряжения мышц), взывай умно-сердечно: “Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!”. Удерживай при этом и дыхание, не дерзостно дыши, потому что это может развевать мысли. Если увидишь, что возникают помыслы, не внимай им, хотя бы они были простые и добрые, а не только суетные и нечистые. Держа дыхание, сколько тебе возможно, заключая ум в сердце и призывая Господа Иисуса Христа часто и терпеливо, ты скоро сокрушишь их и истребишь их, поражая невидимо Божественным именем.

Св. Иоанн Лествичник говорит: “Иисусовым именем бей ратников; крепче этого орудия нет другого ни на небе, ни на земле”. Когда в таком труде изнеможет ум, возболезнует тело и сердце от напряженного водружения частого призывания Господа Иисуса, так что это делание перестанет согревать и возвеселять, чем поддерживается усилие и терпение подвижников в этом труде: тогда встань и пой, один или с учеником твоим, или упражняйся в размышлении о каком-либо месте Писания, или в памяти о смерти, или займись чтением, или рукоделием, или другим чем, чтобы потрудить тело свое”.

Св. Симеон Новый Богослов говорит: “Три вещи необходимо тебе хранить прежде всего другого: первое, беспопечение о всякой вещи, благословной и неблагословной; второе, совесть чистую во всем, так, чтобы она ни в чем тебя не обличала; и третье, беспристрастие совершенное, чтобы помысл твой не уклонялся в пристрастие ни к чему мирскому. Утвердив все это в сердце твоем, сядь в каком-нибудь безмолвном месте наедине в углу, затвори дверь, собери ум твой, отвлекши его от всякой привременной и суетной вещи, прижми к груди бороду, сдерживай немного дыхание твое, низведи ум твой в сердце твое, обратив туда и чувственные очи, и, внимая ему, держи там ум свой и пробуй умом найти место, где находится сердце твое, чтобы там был совершенно и ум твой. Сначала ты встретишь там тьму и жестокость; но потом, если будешь продолжать это дело внимания день и ночь, найдешь там непрестанное веселие. Ум, подвизаясь в этом, найдет место сердечное, и тогда скоро увидит там то, чего никогда не видал и не ведал, увидит себя светлым, исполненным благоразумия и рассуждения. И оттоле впредь, откуда бы ни возник и ни явился какой помысл, прежде чем войдет он в сердце и изобразится в нем, будет он отгонять его оттуда и потреблять именем Иисусовым, говоря: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!” И с этих пор ум человеческий начинает уже иметь памятозлобие и ненависть к бесам, и непрестанную борьбу, и воздвигает на них естественный гнев, и гонит их, бичует и истребляет. Остальное же, что обычно бывает при этом, узнаешь после, с помощию Божиею, сам своим опытом, посредством внимания ума твоего, держа в сердце Иисуса, то есть, означенную молитву: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!”

 

Прием вспомогательный.

 

Св. Никифор Уединенник говорит: “Прежде всего пусть будет жительство твое безмолвно, беспопечительно и со всеми мирно. Потом, войдя в клеть твою, затворись и, сев в каком-нибудь углу, сделай, что я тебе скажу. Итак, собрав ум твой, веди его тем путем, которым воздух идет к сердцу, и понудь его сойти в сердце вместе со вдыхаемым воздухом. Поэтому, брат, приучи ум не скоро оттуда исходить: ибо вначале он очень унывает от внутреннего затвора и тесноты. Когда же привыкнет, то уже не хочет оставаться во внешних блужданиях”.

3. Способ, соединяющий оба приема заключается в том, чтобы приноровить к ритму биения сердца введение или изведение воздуха в легкие, и в соединении с каждым биением сердца одного из слов Иисусовой молитвы.

4. Св. Никифор Уединенник тем, кто безуспешно потрудился в вышеизложенных деланиях, дает следующий совет: “Ведомо тебе, что словесство (говорение) всякого человека находится в персях его. Ибо внутри персей, когда молчат уста наши, говорим мы и совещаемся с собой и молитвы творим, и псалмопение совершаем, и другое некое. Итак этому словесству, изгнав из него всякий помысл (ибо сможешь, если захочешь), дай сию молитовку: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! – и понудь его вместо всякого другого помышления это одно всегда вопиять там внутри. Если будешь такое делание держать неопустительно со всем вниманием, то откроется тебе через сие по времени и сердечный вход, о коем я написал уже тебе, без всякого сомнения, как это сами мы опытом познали”. Внешне – это чисто автоматическое действие, упражнение. Однако постоянное, систематическое, неторопливое повторение молитвы дисциплинирует ум, концентрирует внимание, вытесняет мирские образы, деля человек свободным от мирской суеты, что и необходимо исихасту. Это служит опорой внутренней молитве.

Однако, как бы бедны мы ни были опытом, мы знаем, что аналитическое внимание ума, разлагающее предмет на составные части, нередко внимание рассеивает, разбивая его глубокое единство и развеивая его силу. Наоборот, монотонное, ритмическое, бесспешное повторение одной-единственной формулы, краткой, но сильной, успокаивает ум, заставляет мысль утихнуть, объединяет внимание глубже многообразия явленной в существе темы и, несмотря на первоначальную рассеянность и за ее пределами, сосредотачивает ум, соединяя его с “сердцем”. Кроме того, новый внутренний ритм, Богопосвященный и полный Божественного содержания, вытесняет собой обычные, навязчивые ритмы внешнего мира и делает человека независимым от него, что составляет одну из основных задач всей внутренней жизни. Эти и некоторые другие соображения служат опорой “устной молитвы”.

5. Наконец, святитель Феофан Затворник в советах, которые он дает всем желающим приступить к внутренней жизни, указывает нам, что одно из условий успеха состоит в том, чтобы никогда не допускать телесного размягчения: “выправься в струнку”, говорит он. Особенно интересно отметить его суждение о классических приемах исихазма; он утверждает, что они происходят из подлинного духовного опыта и соответствуют ему; они обогатили нас глубоким познанием о фактах и о путях благодатного преображения, и, в частности, обнаружили до очевидности значение и достоинство тела в деле спасения.

Однако, как общее правило, можно сказать, что они стали излишними в своей классической форме и для новоначальных без руководства представляют даже опасность, так как могут подменить в них духовное делание и прельстить неопытных, – приписывающих благодати естественные, по существу, состояния, ставшие, однако, необычными для грехолюбивых. И все же, классические приемы, по его мнению, могут послужить тем, сердце которых иссохло и закрылось от безжизненных самих по себе правил и уставов; тем, которые не знают ничего, за исключением этих внешних форм религии. Собирание внимания в сердце, вызывая телесно-душевные потрясения, может таковых ввести обратно в область естественных переживаний и, под опытным и зорким наблюдением наставника, привести наконец к бесстрастным чувствам духовной жизни.

 

Синергия

 

Сведению ума в сердце и непрестанной молитве может помочь лишь благодать. Благодать – Божественная энергия, изливаемая на человека, которую можно также определить как свет. Сподобившиеся Божественной благодати тварные существа, оставаясь таковыми, в то же самое время приобщаются вечности. Такова Пресвятая Дева.

Когда происходит синергия, соединение — соработничество тварной и нетварной энергий, то активным началом в этом соединении является только Божественная энергия, которая являет себя в человеческом бытии только действиями самого человека, энергии которого нужно устраниться и дать благодати действовать в сподобившемся ее. Человек должен стать полностью открытым для благодати. Сподобившемуся благодати нужно “ … стать в убеждение, что Бог близь, видит и внимает … стоять с сознанием, что стоите пред лицем Господа или пред всевидящим оком Его, прозирающим в сокровенности сердечные”.

Божественная энергия — свет и действие "… Вы… соделались причастниками Божеского естества… " (2 Пет. 1,4). Таинственный опыт Богопричастия получил, как известно, догматическое выражение в учении святителя Григория Паламы о Божественных энергиях. Божественная Сущность непостижима и непознаваема, при этом тварная природа может соединиться с Божественной Природой через причастие Её нетварным энергиям. “Энергия, — по выражению Вл. Ник. Лосского, — есть преизлияние Сущности вовне, превосхождение Природы над Сущностью”.

“Божественная энергия познается своим причастником как нетварный Божественный Свет. Сочетание непознаваемости Божественной Сущности с возможностью энергийного Богопричастия выражается в Священном и Отеческом Писании в антиномичных именах Божественного мрака и Божественного Света: Божественная энергия воспринимается причастником не только как Свет откровения неприступного мрака Божественной Сущности, но прежде как Божественное действие, призывающее Своего причастника к подвигу содействия (синергии). В духовном опыте Божественное действие воспринимается многоразлично: "Действие благодати есть сила огня духовного, который в радости и веселии сердечном движет, держит и согревает душу…

Одно из проявлений о способности тела еще здесь, на земле участвовать в духовной жизни. Достижение полноты видения этого Света возможно только в будущем веке (отсюда и определение "Царство Божие" или "Тайна Восьмого дня"); но святые еще в этой жизни способны вкушать "заранее" его плоды. Таинственная Сверх-Сущность Бога навеки пребывает недосягаемой, но видение ее Славы поистине есть созерцание "лицом к Лицу", потому что Сам Бог в нем Себя являет. И тогда мы достигаем обожения, которое есть не простое усовершенствование в добродетели, а дар Божий и таинственное, благодатно совершаемое изменение нашей природы”.

 

“Действие Духа в начале — как огнь веселия, от сердца прозябающий; в конце же — как свет благоухающий… Два бывает образа взыграния Духа — тихое, … называемое ходатайством Духа и великое, называемое взыгранием и скаканием… оно же называется возмущением духа… ". Человеческая сторона Богочеловеческой синергии восхождения есть в своей сущности уподобление спасающему кенозису Богочеловека Иисуса Христа. По слову преп. Григория Синаита “всякий, крестившийся во Христа, принимает силу Его, и может уподобиться Христу исполнением заповедей, так что распятие проявится в таком человеке как смерть для всего, погребение — как хранение в сердце Божественного эроса, воскресение — как восстание души, вознесение — как экстаз и восхищение ума к Богу”.

 

Бесстрастие

 

В Умном делании, в стяжании благодати “образуются устойчивые конфигурации энергий, меняющие нерегулярный и рассеянный тип естественного энергийного образа не к страстному, к синергийному устроению и делающие возможным хранение сердца и хранение ума. Итогом является не борьба со страстями, а освобождение от страстей — бесстрастие” [1]. Умное делание умерщвляет внешние чувства и воскрешает внутренние движения. В этом его очистительная сила и смысл. В безмолвии начинается подлинное ведение и видение. “Однако, человек, созданный свободным, и на этом этапе сохраняет возможность пасть, а потому бесстрастие не является четко очерченной ступенью духовного восхождения. Некоторые святые отцы делят бесстрастие на ступени.

Так, преп. Максим в “ Вопросоответах к Фалласию”, выделяет четыре главных бесстрастия:

1) “совершенное воздержание от злых дел”;

2) “совершенное отвержение помыслов о мысленном сосложении на зло”;

3) “совершенная неподвижность страстного пожелания, имеющая место в тех, кои от видимых вещей восходят к мысленным созерцаниям;

4) “совершенное очищение даже от самого простого мечтания, образующееся в тех, кои чрез ведение и созерцание соделали ум свой чистым и ясным зерцалом Бога”.

 

Как видно из классификации Св. Максима, в своих высших формах (3, 4) бесстрастие граничит и сливается с созерцанием – мистическим созерцанием, Феорией. В икономии Подвига бесстрастие оказывается завершающим всю деятельную жизнь и открывающим жизнь в созерцательную, высшую фазу Феории. В этой граничной роли бесстрастие уподобляется покаянию, которое открывает собою Подвиг и деятельную жизнь.

 

Одним из синонимов бесстрастия в аскетике является чистота сердца. Отсюда также открывается связь бесстрастия с Феорией, созерцанием Бога, ибо по заповеди блаженства, “чистые сердцем Бога узрят”. Но отсюда же открывается связь бесстрастия также с обычным, естественным созерцанием – познанием вещей и <



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-17 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: