О НОВОМУЧЕНИКАХЪ
Владыка Мелхиседекъ въ серединё 70-хъ годовъ былъ представителемъ Московскаго Патр\архата въ Берлинё. Въ одну изъ поёздокъ на родину онъ везъ въ своемъ багажё довольно много церковныхъ книгъ, изданныхъ за рубежомъ и посвященныхъ коммунистическимъ гонен\ямъ на Русскую Церковь послё революц\и 1917 года. Въ то время это могло быть квалифицировано властями какъ ввозъ антисовётской литературы съ послёдств\ями по соотвётствующей статьё уголовнаго кодекса.
Въ аэропорту Шереметьево таможенники начали (впервые за нёсколько лётъ регулярныхъ поёздокъ Владыки за рубежъ) производить подробный досмотръ багажа. Запрещенные къ провозу въ ссср книги Владыка помёстилъ въ чемоданъ съ церковнымъ облачен\емъ, въ сложенный саккосъ. Если бы книги обнаружили, то, въ лучшем случаё, это закончилось бы отправкой на покой. Владыка началъ молиться, особенно усердно обращаясь къ Царю-великомученику Николаю II, котораго давно почиталъ за святаго. Таможенники не спёша просматривали чемоданы, вынимая каждую вещь. Извлекли и саккосъ со спрятанными тамъ тяжелыми книгами. Простучали днища всёхъ чемодановъ и также неспёшно начали все укладывать обратно. Владыка не переставалъ молиться Государю. На облачен\е съ книгами таможенники обратили вниман\я не больше, чёмъ на любой другой предметъ изъ багажа арх\ерея.
БЛАГОСЛОВЕНIЕ ЦАРЯ-ВЕЛИКОМУЧЕНИКА
НА РУССКОМЪ НАРОДЁ
“Я мучилась и скорбёла въ тё дни, мнё было страшно и стыдно. Въ воскресенье 10-го октября днемъ я прилегла дома отдохнуть и незамётно уснула. Я увидёла во снё нашъ Свято-Троицк\й храмъ. Какъ всегда, въ немъ было много людей, но на этотъ разъ народъ былъ все какой-то нецерковный, такихъ во множествё встречаешь на улицахъ, въ магазинахъ и прочее. Они стояли, плотно прижавшись другъ къ другу. Я зашла въ храмъ, видимо, во время заупокойной ектеньи, но странное услышала пён\е, хоръ пёлъ странное пёснопён\е: “Нынё упокой, Христе Боже, насъ... ” Я ушамъ своимъ не повёрила, что они поютъ? “Нынё упокой, Христе Боже, насъ” - поютъ и поютъ одно и то же, да такъ вдохновенно, слаженно, возвышенно - не такъ, какъ обычно у насъ хоръ поетъ оперными переливами. Тутъ выходитъ на амвонъ священникъ и подаетъ знакъ присутствующимъ, и весь народъ начинаетъ пёть вмёстё съ хоромъ: “Нынё упокой, Христе Боже, насъ.” Священникъ дирижируетъ, а народъ все поетъ и поетъ. Рядомъ со мной женщина грубо трясетъ своего ребёнка и приказываетъ: “Пой, пой!” - и несется надъ всёми: “Нынё упокой, Христе Боже, насъ!”
Я нахожусь въ оцёпенен\и и понимаю, что это сонъ, и пытаюсь проснуться. И вотъ мнё кажется, что я просыпаюсь и начинаю мучительно думать о видённомъ, и почему-то вспоминаю Царя Николая-мученика. И вдругъ я вижу его (оказывается, я все еще сплю). Я вижу образъ Царя высоко-высоко, надъ иконостасомъ. Это икона, но въ то же время Царь - живой. Онъ въ военномъ костюмё, изображенъ по поясъ. Онъ смотритъ на народъ съ любовью, лицо его спокойно и излучаетъ миръ. Я смотрю на него туда, вверхъ и вдругъ вижу, что онъ благословляетъ народъ. Онъ благословляетъ его обёими руками.”
Тат\ана Васильева
НЕБЕСНЫЕ УТЁШИТЕЛИ
Надежда Феодоровна Вепринцева, живущая въ Тарусё, разсказала, что однажды зимой въ 1995 году, когда она впала въ особенно сильное унын\е, размышляя о судьбахъ Росс\и, она увидёла во снё Государя Николая Александровича и отрока Алексёя, стоящихъ въ военной формё. Они такъ спокойно и увёренно, какъ бы утёшая ее, смотрёли на нее, что она почувствовала, какъ ее сердце, изнемогавшее отъ отчаян\я, наполняется надеждой.
Послё этого видён\я вся тоска прошла. “Я поняла, - сказала она, - что несмотря ни на что, все не такъ безпросвётно плохо. Богъ сильнёе всего, и Ему одному вёдомымъ образомъ пророчества о будущемъ Росс\и изполнятся.”
МОЛИТЕСЬ ЦАРСКОЙ СЕМЬЁ!
“Опишу вамъ свой сонъ. Голосъ сказал мнё: “Молись Царской Семьё.” Я отвётила: “Я ее не знаю и не знаю, какъ молиться ей.” Голосъ сказалъ: “Сходи къ священнику о. Геннад\ю, онъ научитъ.” Пришла къ нему, разсказала ему. Онъ мнё сказалъ имена ихъ, а молиться, сказалъ, не знаю какъ. Слёдующей ночью слышу, голосъ говоритъ:
“Молись такъ: Помяни, Господи, Царя Давида и всю кротость его. Помяни, Господи, Царя Соломона и всю премудрость его. Помяни, Господи, уб\енную Царскую Семью и молитвами ихъ святыми помилуй мя, грёшную.”
Я стала имъ молиться, была въ трудномъ положен\и, съ помощью Бож\ей все пережила. У меня никогда не текли слезы на молитвё, закаменёлое сердце оттаяло, не могу безъ слезъ, слава Богу, молиться о Царской Семьё, значитъ, они за насъ молятся. Господь далъ имъ даръ, по молитвамъ ихъ, размягчать окаменёлые наши сердца, за ихъ страдан\я, если люди будутъ молиться Царской Семьё, оттаютъ сердца съ Бож\ей помощью.”
Грёшная раба Клавд\я
ВЕЛИКАЯ КНЯЖНА МАРIЯ
“Каждый годъ я непремённо хворала пневмон\ей. И такъ продолжалось не годъ и не два, а лётъ дёсять. Я уже была замужемъ, а моей дорогой незабвенной бабушки уже не было на этомъ свётё. Попавъ въ очередной разъ на сквознякъ, на сей разъ вёсной, я сильно разхворалась, но долго переносила недугъ на ногахъ, пока не свалилась. Былъ день рожден\я Императора Новомученика, 19-ое мая. Въ моемъ дневникё этотъ день подчеркнутъ. Къ моему горю, дома я была совершенно одна, мужъ въ командировкё, родные далеко, помочь нёкому. А помощь была нужна, потому что я даже не могла встать на звонокъ въ дверяхъ. На меня наваливалось что-то неживое, смертное и страшное. Я слабёла духомъ и сдавалась, знобило. Хотёлось пить. Утромъ мнё стало полегче, я очнулась, пахло сиренью, за окномъ разпёвали птицы, жара не было почти. Поверхъ одёяла я была накрыта чёмъ-то. Офицерская старинная шинель съ орлами! Господи! Откуда?! Въ креслё сидёла дёвочка лётъ 17-ти и читала тихонько чуднымъ груднымъ голосомъ акафистъ святителю Николаю по тетрадкё, которую я тотчасъ узнала! (Когда-то 7-лётней дёвочкой я переписывала этотъ акафистъ по просьбё моей бабушки, монахини въ м\ру, въ отдёльную тетрадку для какой-то болящей тетеньки). “Брежу!” - изпугалась я. Дёвочки этой не знаю. И никто, даже ленинградская племянница, если бы и пр\ёхала, читать бы акафистъ, да еще вслухъ съ разпёвом, не сумёла бы. И произношен\е у этой незнакомки несовременное, а какъ у бабушки, “ч” и “щ” произноситъ по-петербургски. Конечно, это я брежу! Но почему-то спрашиваю: “Откуда такая странная шинель?” “Папина” - отвётила она. - “А ты кто?” - “Мар\я.” - “Какая?” - “Сестра милосерд\я.”