Фелицын Е.Д.
(Путевой очерк)
Станица Тульская занимает усадьбами незначительное пространство в 130 квадратных десятин; распланировка ее довольно правильна, но улицы в высшей степени грязны и с глубокими выбоинами; небольшая площадь, с деревянной церковью по середине, окружена лучшими в станице домами; остальные же постройки отличаются отсутствием самых простых удобств и смотрят убого и неприветливо. Вот впечатление, которое произвела на нас внешность этого, далеко невзрачного на вид, уголка. На всем лежит печать бедности; попавшему сюда в первый раз кажется, будто бы население этой станицы только что явилось и не успело еще устроиться на новом месте, тогда как водворение ст. Тульской совершилось в 1862 году.
Чтобы получить более определенное представление об условиях экономической жизни населения этой станицы, необходимо привести здесь некоторые исторические и статистические данные, разъясняющие этот вопрос. В 1861 году, в видах осуществления проекта колонизации предгорий Западного Кавказа, из 4-х бригад (1,2, 3 и 4-й) Кубанского казачьего войска вызывались охотники для заселения 9 новых станиц*, образовавших собой 25-й конный полк и вместе с тем Белореченскую кордонную линию. В числе этих станиц 1-го мая 1862 года основана станица Егерухаевская (ныне Тульская), население которой составили 120 семейств казаков 1-й бригады, назначенных сюда по приговорам обществ из прежнего места их жительства; к ним присоединено 5 семейств нижних чинов регулярных войск, 2 семейства крестьян Донской области и 3 семейства обер-офицеров. Таким образом, в первое время по заселении в ст. Егерухаевской считалось 523 души мужского пола, 500 душ женского пола, а всего 1023 человека. В продолжение 14 лет цифра эта, судя по официальным отчетам, подвергалась значительным колебаниям, но во время нашего посещения численность и состав народонаселения представлялись в следующем виде: лиц духовного звания 8 душ (5 мужского пола, 3 женского), иногородних 31 душа (19 м.п., 12 ж.п.) и казачьего сословия 1009 душ (501 м.п. и 508 ж.п.), всего же 1048 душ (523 м.п. и 525 ж.п.), следовательно, в течение 15 лет народонаселение увеличилось только на 25 человек. Такая цифра приращения кажется поразительно малой. Но явление это надобно отнести к разновременному выбытию из станицы некоторых жителей целыми семьями и никак не к другим причинам, обуславливающим естественную убыль населения. Для большего подтверждения высказанного мнения приведу здесь собранные мною общие числовые данные относительно народонаселения в названной станице за 5 лет. В этот период времени заключено было 47 браков, родилось 283 души и умерло 130 душ, т.е. путем естественного приращения народонаселение станицы увеличилось на 153 души и убыль, следовательно, произошла единственно вследствие выселений, вызываемых экономическими причинами, о которых говорено будет ниже. Юртовый надел станицы Тульской простирается до 11 700 квадратных десятин, но в этом числе 6137 десятин состоит под лесом. Исключив из общей цифры пространство, состоящее под усадьбами, огородами, выгоном для скота и т.п., оказывается, что собственно для распашки земли остается немного. Хлебопашество ведется здесь в размерах, далеко не обеспечивающих потребности населения. Жители сеют преимущественно озимую и яровую пшеницу, рожь, затем в меньшем количестве просо, гречиху и ячмень, — овес и лен вовсе не сеются. Чтобы судить о производительности почвы ст. Тульской воспользуемся статистическими сведениями о посеве и урожае за пять лет.
Из этих цифр, взятых из официальных источников и, разумеется, допускающих только приблизительную точность, видно, что maximum урожая озимой пшеницы сам 9 (в 1871 году), средний сам 3; яровой пшеницы maximum сам 7 (в 1874 году), minimum 2,1 и средний сам 4,3, ржи maximum сам 6 (в 1871 году) и средний сам 3. Просо, ячмень и гречиха сеются в значительно меньшем размере, так как этот вид хлебов является второстепенным по степени потребности его в хозяйстве жителей.
Наибольший урожай проса был (в 1874 году) сам 10,3; средний сам 4; ячмень — больший сам 3,2, меньший — 2; гречиха — сам 5 (в 1872 году), меньший — 1,1 (в 1875 году). Эти цифры показывают, что земледельческая промышленность в ст. Тульской развита весьма слабо и урожай хлебов, сравнительно с другими местностями вниз по течению р. Белой и в прочих частях области, — весьма неудовлетворителен. При более внимательном рассмотрении предлагаемых цифр нетрудно заметить, однако, что распашки земли под посевы хлебов с каждым годом все более и более увеличиваются; явление это найдет себе объяснение в том месте, где говорено будет о лесах. Небезынтересно ознакомиться теперь, в какой степени занятие хлебопашеством обеспечивает нужды местного населения. Приняв в соображение численность народонаселения в 1048 душ (по сведениям 1875 года) и норму годового продовольствия хлеба для взрослого человека в 18,25 пудов или 16,3 меры, мы найдем, что для прокормления жителей ст. Тульской требуется не менее 17082 мер хлеба ежегодно; между тем, урожаи пшеницы и ржи в течение 5 лет только 2 раза (в 1871 и 1875 году) давали соответствующее количество зерна, следовательно, в остальное время в хлебе ощущался недостаток, пополняемый приобретением его извне, покупкой и обменом на фрукты, собираемые жителями в оставленных горцами садах. Участки земли, отведенные под посевы хлебов, расположены по дну Майкопского ущелья, растительность которого наглядно свидетельствует о плодородии почвы, не нуждающейся ни в каких удобрениях для произрастания хлебов; урожай 1871 года лучше всего убеждает нас в достаточности производительных сил почвы, не заключающей в себе ничего такого, что могло бы послужить основанием считать ее неплодородной. Поэтому, сравнительно малый урожай хлебов надобно отнести к другим причинам, из которых главнейшая, по словам опрошенных мною жителей, заключается в неблагоприятных свойствах горного климата: обилие дождей, утренние морозы в период развития хлебных колосьев, холодные ветры, стремящиеся со снежных гор вниз по ущелью, — имеют наиболее пагубное влияние на посевы: часто прекрасные и густые всходы хлебов весной, в середине лета наполовину погибают и колосья становятся тощими и пустыми. Я не имел возможности лично проверить, насколько справедливо такое объяснение, и не отрицаю его совершенно, со своей стороны полагаю, что недостаточность урожая весьма много зависит еще от несоответствующей условиям почвы обработки земли. Тяжелый и глубоко пашущий плуг, употребляемый жителями, кажется совершенно не годится для этой местности. Положительно известно, что у предшественников наших на реке Белой — горцев, урожаи всегда были хорошими и, вероятно, их легкий, не глубоко пашущий плуг ближе соответствует почве Майкопского ущелья, не располагающего толстым слоем пахотной земли. Не ошибусь, если скажу, что местное население не успело еще примениться к свойствам почвы и климата, и потому не удивительно, что возделывание хлебов не развилось у них в той степени, до какой оно обещает достигнуть впоследствии, при усовершенствованном способе обработки земли, когда все местные особенности будут хорошо поняты и изучены, когда к ним приноровятся как следует. Надо заметить при этом, что жители станицы Тульской до последнего времени мало обращались к земледельческому труду, находя удовлетворение своих потребностей в менее сложном, но более прибыльном промысле лесом, который занимает более половины всей площади юртового надела общественной земли. Далее мне придется не один раз касаться вопроса о значении лесов в экономической жизни казачьего населения по р. Белой. Поэтому я постараюсь ознакомить здесь в общих чертах с порядком и условиями, при которых производилось у них пользование лесами до 1874 года. В проекте о заселении предгорий Западного Кавказа земельный надел определялся от 20 до 30 десятин на каждую душу мужского пола казачьего семейства. Давая такой широкий надел, правительство, как сказано в одном из параграфов высочайше утвержденного положения 10 мая 1862, имело целью развить между населением вновь водворенных станиц обширное скотоводство и табуны. Но осуществление этой мысли на деле оказалось невозможным, так как большая часть пространства отведенного переселенцам в нагорной полосе Кубанской области оказалась под лесами; поэтому в некоторых станицах, как, например, Эриванской, Шапсугской и Чесменской не приходилось и 0,25 десятины удобной земли на душу. Впредь до формального и требовавшего много времени отмежевания земель станицам, поселенным в предгорьях Западного Кавказа, одновременно с водворением их на новых местах, областное начальство, по проекту, составленному на основании 70 и 71 параграфов высочайшего положения, временно отводило юртовые довольствия этим станицам вблизи поселений, в избытке наделенных почти девственными лесами, в настоящее время уже значительно утратившими свои достоинства. Таким образом, в земельных наделах закубанских станиц очутились огромные участки лесов, поступивших в полное и безответственное распоряжение станичных сходов. Жители на первых же порах, не долго колеблясь, избрали наиболее легкий и выгодный для себя труд: они занялись эксплуатацией леса, игнорируя хлебопашество, скотоводство и другие важнейшие отрасли сельского хозяйства. Если нельзя отнести этого безусловно ко всем станицам нагорной полосы Кубанской области, то оно, во всяком случае, справедливо по отношению к большинству из них. Лесной промысел стал преобладающим. Неразборчивый топор полновластно царствовал в закубанских лесах в течение 14 лет сряду. Сбывая лес за хорошую цену на рынках в Майкопе, где, с увеличением народонаселения, потребность на этот предмет ежегодно возрастала все более и более, и отвозя его также в безлесные станицы по Кубани, казаки станицы Тульской и других, поселенных по р. Белой, щедро вознаграждали свой труд и не имели надобности обращаться к другим занятиям. Каждый казак, владея парой быков и лошадью, вывозил на продажу бревна и без особенного труда мог обеспечивать свою семью всем необходимым, не прибегая даже к обработке земли. Таким образом, жители верхних станиц по р. Белой, то есть Тульской, Абадзехской и Даховской, временем подготовились и привыкли смотреть на лес, как на главный и исключительный источник своего благосостояния. Им не было нужды изыскивать других средств к обеспечению своего существования. Общественный станичный лес казался им неисчерпаемым колодцем богатства. Понятное дело, что громадные вековые леса, находившиеся вблизи поселений, вскоре стали исчезать и такое положение вещей начало наконец угрожать полнейшим истреблением лесов в крае, со всеми его ужасными последствиями, что и вызвало правительственную опеку. В 1874 году изданы особые правила, согласно которым станичным обществам, наделенным в закубанском крае юртовыми довольствиями в примерных границах, временно указанных административным порядком, впредь до генерального размежевания земель, предоставлено право пользования лесами не иначе, как на основании общих законов, то есть за установленную попенную плату, ибо все общественные станичные леса предполагались к поступлению в ведение казны. С этого времени они стали называться лесами общего владения с казной и станичные сходы уже не могли, как прежде, бесконтрольно распоряжаться ими по своему усмотрению. Согласно новым правилам, в каждом юрте выделены особые участки, из которых производятся безденежные отпуски по утвержденным сметам только на домашние надобности жителей, но не на продажу. По введении в действие этих правил, истребление лесов прекратилось, но ограничение в пользовании ими на первых порах тяжело отозвалось на населении, не видевшем иного источника к существованию, кроме находившихся под руками богатств природы. Начали проявляться случаи самовольной порубки. Лесничие заарестовывали в Майкопе целые транспорты в несколько десятков повозок с неоплаченным лесом. Мировой суд завален был сотнями дел о нарушении устава о казенных лесах; на жителей посыпались штрафы и это обстоятельство не могло, конечно, благоприятно отразиться на хозяйственном быту населения, принужденного ограничить свои упования на лес и обратиться к приисканию других источников для прокормления. Станица Тульская, как ближайшая к Майкопу, вследствие издания новых правил о пользовании лесами, потерпела более других; но не малое число штрафов за самовольную порубку выпало также и на долю других станиц по р. Белой — Абадзехской и Даховской. В настоящее время в лесном участке общинного владения ст. Тульской с казной числится 6137 десятин, из которых 920 десятин выделено для безденежного отпуска леса, по утвержденным сметам, собственно на домашние надобности жителей. Следовательно, лес общинного владения казны с станицей, за вычетом участка в 920 десятин, заключает в себе 5217 десятин. Насаждение Тульского леса высокоствольно; преобладающая порода — дуб, средний возраст 80 лет, полнота 0,6; запас 30 куб. саж. на десятину; оборот рубки определен в 80 лет. На одной десятине среднего достоинства, по исчислению Махошевского лесничего, приходится: бревен 63 штуки, дров 20 куб. сажень, валежника 2 куб. саж., жердей 50 куб. саж., кольев 100 и хворосту 5 куб. саженей. Для выборочной рубки в период 1875/76 год отведена площадь в 65 десятин 510 сажень из леса общинного владения станицы с казной и 15 десятин 80 квадратных сажень из участка, предназначенного для безденежного пользования. К отпуску за деньги в тот же период времени определено: 4095 бревен, 1365 куб. саженей дров, 130 куб. саж. валежника, 3250 жердей, 6500 куб. саж. кольев и 325 куб. саж. хворосту. К отпуску безденежно предназначено: бревен 954 штуки, дров 321 куб. саж., валежника 31 куб. саж., жердей 750, кольев 1500 и хворосту 75 куб. саж. Таким образом, домашние надобности жителей в лесе совершенно обеспечиваются положенным отпуском, размеры которого в подробностях исчислены в вышеприведенной мною выписке из сметы лесничего. Не имея под руками числовых данных о количестве вывозимого на продажу леса, нельзя с желаемой наглядностью определить, как бы следовало, силы того влияния, какое имело в экономическом строе быта казаков введение попенной платы, установленной новыми и ныне существующими правилами о хозяйстве лесов.
Другой пример занятий тульцев это — фрукты, собираемые частью в лесах, но более в садах, оставшихся на местах разоренных горских аулов; фрукты вывозятся на линию в кубанские станицы, где или продаются за деньги, или же, чаще всего, обмениваются на хлеб, что и составляет весьма выгодную статью доходов. Так, например, в 1872 году доход этот выразился цифрой в 1125 руб. сер. Заметим кстати, что приведенная сумма далека от действительной, которую надо считать по крайней мере вдвое больше. Кроме того, жители ст. Тульской доставляют на майкопские базары домашнюю птицу, яйца, огородные овощи и другие продукты, но продажа их дает слишком мизерные прибыли, чтобы принимать их в расчет при определении достатков жителей. Юртовый надел общественной земли ст. Тульской располагает прекрасными пастбищными лугами, находящимися в условиях, как нельзя более благоприятствующих ведению скотоводства и овцеводства в широких размерах; между тем, в действительности, судя по имеющимся у меня данным, оно не заходит за пределы обеспечения домашних нужд населения — не более. В 1874 году в ст. Тульской числилось 1687 голов рогатого скота, 2520 штук простых и тонкорунных овец и 180 лошадей. Следовательно, если рассматривать скотоводство по отношению численности скота к населению, то окажется, что на каждую семью, полагая ее в 5 душ, придется 8 голов рогатого скота и 20 овец; что же касается лошадей, то, при подобном расчете, у 28 семейств их не оказывается вовсе. Важное значение скота в сельскохозяйственном быту жителей, как рабочей силы, продукта питания, получения шерсти, кож и т.п., делает очевидным, что местные жители не могут обратить его в предмет промысла, так как количество имеющегося у них скота только что удовлетворяет их собственным потребностям.
К числу других занятий, обусловливающих экономическую жизнь рассматриваемого мною уголка, остается прибавить пчеловодство и охоту на диких зверей, населяющих окрестные леса. Первое, распространенное почти повсеместно в нагорной полосе Кубанской области и составляющее в некоторых станицах немаловажное подспорье в благосостоянии жителей, в Тульской станице обращает на себя внимание ничтожного меньшинства, и занимающиеся пчеловодством имеют не более 20-40 колод пчел. Охота на кабанов, диких коз, лисиц и т.п., не восходящая на степень самостоятельного промысла, является предметом случайных доходов, которые в общей сложности не превышают 100 руб. серебра ежегодно. Некоторые из числа наиболее недостаточных жителей ст. Тульской, не находя на месте источников для обеспечения своего существования, принуждены обращаться к отхожему промыслу, и в то время когда мы были в Тульской, таких насчитывалось более 30 человек. На заработки идут преимущественно в хлебородные станицы на Кубани; за труд в большинстве случаев вместо денег принимается хлеб, который и доставляется домой для прокормления семьи.
Обобщая частности вышеприведенных сведений, нетрудно будет понять причины разновременных выселений жителей в другие места, не прибегая даже к всестороннему исследованию экономического быта населения во всех его подробностях, что, собственно говоря и не могло входить в программу моего поверхностного очерка. Сказанного, полагаю, совершенно достаточно, чтобы составить себе ясное представление о непривлекательности домашней обстановки жителей станицы, не пользующихся благосостоянием скорее по причине неумелости приспособиться к местным условиям климата, почвы и т.п., нежели в силу каких-либо неблагоприятствующих обстоятельств.
Чтобы дорисовать картину, остается сказать несколько слов о промышленных заведениях, состоянии торговли и народного образования. В ст. Тульской имеется 1 кузница, 5 водяных мельниц, 2 больших винокуренных завода, принадлежащих майкопским купцам; за недостатком сведений, нельзя сказать, как велики их производительность и доходы. В станице существуют 3 лавки с красным и бакалейным товарами, но близость города, где преимущественно приобретается жителями все необходимое по ценам более доступным, нежели в станице, лишает местных торговцев весьма значительной доли прибылей, и потому торговля идет у них вообще тихо; в 2 питейных заведениях торговля находится в несколько лучшем положении: в 1874 году продано 700 с лишком ведер водки, на сумму 3675 руб. Народную школу, помещающуюся в одном из более просторных станичных домов посещают 20 мальчиков; занятия идут успешно; учитель, сын местного священника, относится к делу внимательно и ведет его толково, но получаемое им вознаграждение (100 руб.) далеко не соответствует трудам. Стараясь уяснить себе причины недостаточной обеспеченности народного учителя я обратился с расспросом к одному из старых казаков: «денег нет, платить нечем», ответил он на мой вопрос. Полюбопытствовав ознакомиться с состоянием общественных станичных сумм, я убедился, что на образование детей действительно определено несравненно больше того, что можно было бы ожидать, судя по средствам общества.
Обрисовка нравственной физиономии общества требует, при известной наблюдательности, долгого изучения всех проявлений, определяющих жизнь исследуемого места; только тогда, заручившись достаточным количеством фактов, можно сказать, что выводы наши близки к истине; в тех же случаях, когда характеристичные особенности выступают слишком рельефно и бьют в глаза с первого раза, достаточно бывает поверхностного знакомства с предметом, чтобы говорить об этом смело, не опасаясь впасть в ошибку. Тульская станица не составляет исключения и не принадлежит к категории выделяющихся чем-либо. Если за мерило нравственности принять отношение количества совершенных преступлений к числу жителей, то вывод наш о ст.Тульской окажется довольно утешительным: в течение 5 лет, с 1871 по 1876 год, в среде местного населения совершено: 1 убийство, 3 грабежа и 16 краж, то есть всего 20 преступлений, по 4 в год, или 0,3 на 100 жителей; сомневаюсь, однако, чтобы цифры эти могли служить даже приблизительно точным выражением нравственности общества. По моему заключению, основанному на заявлениях лиц, внушающих полное к себе доверие, тульцы народ далеко не образцовый. Большая часть их (172 двора) попало сюда не по собственному желанию, а переселилась из старых станиц на Кубани по приговорам обществ. А приговоры эти, как известно, составлялись по отношению к тем личностям, от которых общества старались избавиться, ибо большинство предназначавшихся к переселению в новые станицы дурным поведением и порочностью заявили себя нетерпимыми в среде своих односельцев. Внешность станицы Тульской мало говорит в ее пользу: на улицах царствует глубокая тишина, изредка нарушаемая лаянием собак и хрюканьем всюду бродящих свиней, народа не видно было совсем; неприветливыми показались нам невзрачные постройки, крытые почерневшим от времени сеном. Исхлопотав себе лошадей, мы снова тронулись в путь не без удовольствия покидая это, пустошью отзывавшееся, местечко.
Из сборника: Старые черкесские сады. Ландшафт и агрикультура Северо-Западного Кавказа в освещении русских источников. 1864 – 1914: В 2 т. Т. 1. /Составление, вступительная статья и примечания С.Х. Хотко. – М.: «ОЛМАПРЕСС», 2005 – С. 227-228.