Индивидуальные духовные сущности и единая основа мира

Итак, глубокоуважаемые слушатели, мы стоим перед полным противоречием — перед противоречием, которое не является таковым, что оно могло бы быть разрешено без дальнейших исследований. Мы имеем перед собой такое противоречие, которое с неизменной необходимостью встает тогда, когда серьезно ищут познания. Фишер еще не мог — ибо для этого время еще не наступило — продвинуться вперед от того, что хотелось бы назвать пребывающим (находящимся в таких точках познания, в таких пограничных точках), продвинуться вперед от познания в обычном смысле слова к внутреннему переживанию такого противоречия. От большинства современных людей науки, когда они сталкиваются с таким противоречием, мы еще и сегодня слышим следующее (их ведь имеется сотни и сотни, Дю Буа-Реймон, талантливый физиолог, в свое время говорил о семи мировых загадках, но эти семь мировых загадок можно умножить до сотен). Сегодняшний современный человек познания говорит: «Человеческое познание доходит до этого места, дальше идти оно не может».

Он говорит это просто на том основании, что в пограничных точках человеческого познания он не может решиться перейти от чистого мышления, от чистых представлений, к переживанию. Начать надо с такого места, где противоречие, которое не надумано, а открылось кому-то через мировую загадку, стоит на дороге, надо пытаться все снова и снова жить таким противоречием, все снова и снова бороться с ним, как борются с повседневными привычками, некоторым образом совершенно погружаясь в него душой. Надо — для этого необходимо известное внутреннее мужество мышления — погрузиться в противоречие, не боясь того, что это противоречие может расщепить представление души на части, что душа не выдержит чего-либо подобного. Подробно об этой борьбе в подобных пограничных точках я говорил в своей книге «О загадках души».

Потому что, когда человек, фиксируя не только свой рассудок, не только свой внешний ум, но всей душой своей подходит к подобным пограничным точкам, тогда он идет дальше. Но он идет дальше не чисто логическим путем, он идет дальше путем жизни в познании. И то, что он при этом переживает, мне бы хотелось выразить сравнением, ибо то, чем являются духовнонаучные пути, суть истинные переживания познания, факты познания. Сегодня язык имеет еще не много слов для этих вещей, поскольку слова предназначены для внешних чувственных восприятий. Поэтому часто то, что отчетливо стоит перед духовным взором, выразить можно только с помощью сравнения. Вживаясь в такое противоречие, чувствуешь себя как бы на границе, где проявляет себя духовный мир, который не может быть найден в чувственной действительности, где он проявляется, но проявляется, до известной степени извне.

Дело обстоит так (о том, хорошо ли это представление обосновано с естественнонаучной точки зрения, речь не идет, для сравнения оно может быть привлечено), — дело обстоит так, как если бы низшее живое существо еще не достигло осязания, а только внутренне переживало бы нечто, переживало бы это в живом постоянном движении, переживало бы границу физического мира, поверхность отдельных вещей. Существо, которое еще не выработало осязания и переживает поверхность чувственных предметов так, что остается еще совершенно замкнутым в себе, которое до известной степени не может еще почувствовать, осязать того, что там находится снаружи за внешними впечатлениями. Именно так чувствует себя чисто духовно-душевное — здесь мы не имеем права думать ни о чем материальном, — чисто духовно-душевное борца за познание, когда он находится на таком месте, как то, которое я описал. Но так же, как у низшего живого существа организм пробивается к тому, чтобы через соприкосновение с внешним чувственным миром, дифференцировавшись, обрести осязание, посредством которого осязают поверхность, посредством которого знают, является то или иное на поверхности шероховатым или гладким, теплым или холодным, как открывается наружу то, что живет внутри, также завоевывается возможность именно на этих границах пробиться к тому, чтобы обрести для себя духовное осязание. Только тогда, когда возможно, годами, как это часто бывает, в таких пограничных точках познания всеми силами стараются пробиться в духовный мир, тогда достигают реальности духовных органов. Я говорю лишь элементарно о том, как развивается это осязание. Но можно, чтобы придать окончательный смысл тому или другому выражению, говорить о том, что при продолжении внутренней работы все дальше и дальше из замкнутости в себе развиваются духовное зрение, духовный слух. Сегодня еще многим людям представляется абсурдным говорить о том, что душа вначале является таким же недифференцированным органом, как организм низшего существа, что она образует свои органы чувств из своей субстанции и что из этой субстанции могут образоваться душевные понятия, душевно дифференцированные духовные органы, которые затем противопоставляются духовному миру.

По праву можно сказать: духовная наука, во всех отношениях научно обоснованная, систематически представленная, впервые выступает в наше время в развитии человечества как движение вперед по пути познания. Но она во всех отношениях является чем-то новым. Борьбу за нее, стремление к ней мы видим в прошлом у самых выдающихся людей познания. И на одного из них, на Фридриха Теодора Фишера, я уже указал. Я хочу еще раз прямо на его собственном высказывании показать, как он оказался на такой границе познания, как он на ней остановился, как он не сделал перехода от внутреннего побуждения к тому, чтобы пробиться через границу к духовному осязанию. И потому я хочу прочесть вам именно то место из сочинений Фридриха Теодора Фишера, где он рассказывает, как в связи со своими исканиями в области естественнонаучных познаний он подошел к такой границе, где дух прокладывает себе дорогу к человеческой душе. Это было в то время, когда материалистически ориентированное естествознание поставило много загадок перед серьезным устремлением к познанию, так, что очень многие люди сказали: о душе совершенно невозможно говорить иначе, чем как о продукте материальной деятельности.

Вот его слова: «Нет духа, где нет нервного центра, где нет мозга, говорят противники. Нет нервного центра, нет мозга, скажем мы, если дух не распространяется по бесчисленным ступеням от самых основ. Легко иронически говорить о проявлении духа в граните и извести — не труднее, чем было бы нам иронически спросить, каким образом белок в мозгу возвышается до идей. Человеческое познание не поддается градации по степеням. Остается тайной, как случается и как происходит то, что природа, в которой дух, казалось бы, должен быть усыплен, являет столь совершенное отражение духа, что мы набиваем на этом себе шишки».

Я прошу вас, глубокоуважаемые слушатели, обратить внимание на то, как искатель познания выражается, что «набиваем на этом себе шишки!» Здесь вы имеете внутреннее переживание того, кто борется за познание, с этими ударами, нанесенными искателю познания!

«Это является выражением такого сияния Абсолюта, что гегелевские понятия иного бытия и бытия вне себя, как бы ни была содержательна формула, не говорят почти ничего, и только остается скрытой твердость видимой стены, по которой проходит раздел. Признание этого раздела и удара при таком отражении можно найти у Фихте, но без всякого тому объяснения».

Здесь мы имеем повествование, которое человек приводит о своей борьбе за познание в то время, когда еще не могло созреть решение, духовнонаучное решение, не только подойти к этому удару и отражению, но и пробиться через стену, отделяющую от духовного мира. Я могу только в самом принципе говорить об этих вещах, подробно изложенными вы найдете их в моих книгах. В основном в «Как достигнуть познания высших миров» и во второй части моего «Очерка Тайноведения» вы найдете изложенным во всех деталях то, что душа во внутренней активности, во внутреннем упражнении, если позволительно такое выражение должна предпринять по отношению к самой себе, чтобы то, что является в ней недифференцированным, преобразовать в духовный орган, который будет тогда способен созерцать духовный мир.

Но очень многое необходимо, если на этом пути действительно хотят прийти к исследованию. Очень многое нужно потому, что в наше время — благодаря привычкам, возникшим как раз в естественнонаучной области, в области естественнонаучного мировоззрения, которое в своих границах имеет свое полное обоснование, — в человеческую жизнь проник особый способ мышления, противоположный путям, ведущим в духовный мир, так что совершенно понятно, что с естественнонаучной стороны можно слышать только о вещах, которые, собственно, ничего не желают знать о духовном мире, каким он является в действительности. Я хочу указать только на одно обстоятельство, — как говорилось, подробности можно найти в названных книгах, — я хочу указать, что человек, так сказать, должен завоевать себе совсем иной род представления. В обычной жизни довольствуются понятиями, представлениями, если могут себе сказать: эти понятия, эти представления образованы так, что они являются отображением какого-то внешнего факта или внешнего предмета. Этим довольствоваться духовный исследователь не может, уже представления, понятия становятся в его душечем-то совершенно иным, чем они являются в соответствии с мыслительными привычками современности. Если мне снова будет разрешено прибегнуть к сравнению, мне бы хотелось указать на то, каким образом в наши дни духовный исследователь противопоставляет себя миру. Материалисты, спиритуалисты, пантеисты, индивидуалисты, монисты и т.д. и т.д. — все эти люди считают, что они как-то могут проникнуть в мировые загадки, с помощью определенных представлений, понятий пытаются получить картину мирового прошлого. Так воспринимать понятия духовный исследователь уже совершенно не может. Он должен занять по отношению к понятию такое положение, чтобы он всегда ясно сознавал: в понятии, в представлении он имеет то же самое, что имеют в чувственном мире, когда фотографируют, например, дерево или другой предмет с определенной стороны: одну картину получают с одной стороны, с другой стороны — другую, с третьей стороны — опять другую, с четвертой стороны — опять-таки иную картину. Картины отличаются друг от друга, и только все вместе, будучи скомбинированными в духе, они дают дерево как сформированное представление. Но вполне можно сказать: одно противоречит другому! Вы только посмотрите, как совершенно по-разному выглядит предмет, если вы его фотографируете с одной и с другой стороны! Все эти представления пантеизма, монизма и т.д. предстают перед духовным исследователем как нечто, являющееся не чем иным, как различными восприятиями действительности. Ибо духовная действительность, поистине, предстает перед жизнью представлений, жизнью понятий совсем не так, что можно было бы сказать: такое-то понятие является отображением..., но всегда надо обходить вокруг предмета, всегда надо, подходя с различных сторон, строить различные понятия. Тем самым человек оказывается в состоянии развить значительно более подвижную внутреннюю душевную жизнь, чем он привык это делать для внешнего чувственного мира, но это заставляет также и понятия превращать в нечто значительно более живое. Они уже не являются отображениями, но благодаря тому, что они переживаются, они становятся гораздо более живыми, чем они бывают по отношению к обычной жизни и ее предметам.

Я могу объяснить это следующим образом. Представьте, что перед вами роза, срезанная с розового куста. Вы составляете себе представление о ней. Ну да, такое представление вы можете себе составить, и обычно это представление будет сопровождаться у вас чувством, что оно выражает нечто действительное, роза является чем-то действительным. Духовный исследователь никогда не сможет продвинуться на своем пути, если он удовлетворится таким представлением: роза есть нечто действительное. Роза, представленная сама по себе как цветок на коротком стебле, совсем не является чем-то действительным в себе, такой, как она есть, она может существовать только на розовом кусте, розовый куст является тем действительным! И потому духовный исследователь по отношению к отдельным предметам, для которых люди составляет себе представления, веря в то, что они являются чем-то действительным, должен приучить себя всегда сознавать, в каком ограниченном смысле такой предмет представляет собой нечто действительное. Он должен чувствовать, имея перед собой розу с черенком вместо стебля, что это не есть нечто действительное, он должен воспринять, почувствовать, пережить степень недействительности, содержащейся в этой розе, состоящей из одного лишь цветка.

Тем же, что это распространяется на весь подход к рассмотрению мира, тем оживляется и сама жизнь представлений и тем самым получают уже не искалеченные, умерщвленные представления, которыми довольствуется современное естественнонаучное мировоззрение, а получают представления, которые живут вместе с вещами. Правда, когда исходят из привычек современного мышления, вначале испытывают различные разочарования — разочарования, возникающие из-за того, что то, что при этом переживается, действительно уж очень отличается от привычек современного мышления. Иногда приходится говорить довольно парадоксальные вещи, когда, исходя из познания духовного мира, говорится о предметах, которые повсюду обсуждаются и в которые верят в наши дни.

Видите ли, сегодня можно быть очень ученым человеком, скажем, в области физики, выдающимся ученым, и можно по праву вызывать восхищение своею ученостью и все же работать только с такими понятиями, которые недоведены, недоработаны до такой возможности, как я сказал, оживить мир представлений. Я высказал лишь нечто совершенно элементарное. Но это элементарное у духовного исследователя должно распространяться на весь подход к рассмотрению мира. Я хочу привести пример. Профессор Девард в начале века прочитал в Лондоне весьма замечательную лекцию. Эта лекция, я бы сказал, каждой своей фразой указывает на огромную ученость нашего времени, которое в смысле физических представлений имеет такой большой опыт, какой только можно иметь. Ученый делает попытку, исходя из физических представлений, какими их создает себе современный физик, говорить о конечном состоянии Земли — соответственно, о некотором будущем состоянии Земли, когда должно будет отмереть многое из того, что теперь еще может существовать. Он говорит очень правильно, так как опирается на достаточно хорошо обоснованные предпосылки. Он говорит о том, как через столько-то и столько-то миллионов лет должно будет наступить такое состояние Земли, когда температура повысится на столько-то и столько-то сотен градусов и как тогда — это можно очень хорошо вычислить — должны будут измениться определенные вещества. Это можно вычислить, и он рассказывает, что, например, молоко тогда уж не сможет быть жидким, как теперь, а должно будет стать твердым, что белок, если им смажут стены, будет светиться так, что можно будет читать газеты, не пользуясь никаким другим светом, так как и от белка получат достаточно света, и много таких же подробностей. Вещи, которые теперь не смогли бы выдержать давления и в несколько граммов, станут по своей консистенции, по своей материальности столь твердыми, что на них можно будет подвесить сотни килограммов, — короче говоря, профессором Девардом дается широчайшее описание будущего состояния Земли. С точки зрения физики здесь нельзя сделать ни малейшего возражения, но для того, кто воспринял в свою душу живое мышление, дело представляется иначе. Для того, кто воспринял в свою душу живое мышление, если он примет такую форму представлений, какую дает профессор, перед ним по необходимости предстанет то, что он должен будет сказать себе нечто, что по методу, по способу воззрения совершенно подобно выводу и образцу мыслей этого ученого.

Представьте себе, что берется, например, двадцатипятилетний человек и ведется точное наблюдение (в наше время уже ведь можно ставить такие наблюдения, мне стоит лишь напомнить о рентгене), ведется точное наблюдение, как известные органы, скажем, живот, изменяются год от года, изменяются в течение 2-х, 3-х, 4-х, 5-ти лет, они принимают иные конфигурации. Это можно описать так, как делает физик, когда он сравнивает следующие друг за другом состояния Земли, а затем вычисляет, как через миллион лет должна будет выглядеть эта Земля. Но и в отношении человека можно предпринять то же самое: наблюдают, как изменяется год от года, скажем, живот или сердце, затем рассчитывают, как, скажем, через 200 лет должен будет выглядеть человек после таких изменений. Будет получен столь же хорошо обоснованный результат, если вычислить, как должен будет выглядеть человек через 200 лет, если правильным образом учесть отдельные воззрения, но человек окажется к тому времени уже давно умершим — его больше нет!

Видите ли, что я имею ввиду. Речь идет о том, что в одном случае из непосредственного опыта знают, что такие вычисления не соответствуют действительности, так как через 200 лет человеческого тела с этими изменениями уже не будет существовать. Но для Земли такие вычисления проводятся. При этом не принимают, однако, во внимание, что Земля через два миллиона лет как физическое существо тоже будет давно мертва, ее не будет существовать, так что все ученые вычисления этого состояния не имеют никакого реального значения, поскольку реальности, к которой они применяются, не будет существовать.

Это идет очень далеко. Вы можете сделать для человека столь же хороший расчет как вперед, так и назад, можете вычислить, как человек, судя по небольшим изменениям за два года, выглядел 200 лет назад — но его тогда еще не было. Однако по тому же самому методу была построена теория Канта-Лапласа — та теория, которая считает, что