Дэвид Моретти или Бейкер, если угодно, сути это не меняет, с самого начала показал себя сдержанным, совсем не крикливым ребенком. Он почти не разговаривал со своим отцом, но постоянно наблюдал за вынужденным соседом по комнате, изучая того, как интересное животное, случайно попавшееся ему на глаза. Проведя в их доме два дня, Миллер свыкся со своей судьбой, начиная чувствовать себя во враждебной среде весьма комфортно. Его кормили, поили, а в первую же ночь малец так расщедрился, что позволил гостю уснуть в своей постели. Миллер не был против, живя по принципу «если дают, нужно брать», он мог приспособиться к чему угодно и волновал его лишь один вопрос «зачем?». Зачем этот итальянец привел его в свой дом и почему не убил сразу? Если прояснить столь важную неясность, то жить станет в разы легче.
А пока, присматриваясь к обоим сожителям, Фрэнсис имел возможность посмотреть на еще одного человека. Их совместную фотографию он всегда носил с собой и почти всегда находил время подержать ее в руках хотя бы несколько секунд. Сам понимал, что ведет себя как глупая героиня, не менее глупого дамского романа, но вот уже который год не мог перестать грезить о своем друге детства, что грызет сейчас гранит медицинской науки. И пугало его не столь это чувство, сколько осознание, что воспылал он не к девчонке одногодке, не к женщине постарше, а к парню, такому же мужчине, как и он сам.
От наблюдательного Дэвида это не ускользнуло и уже на следующий день их знакомства он совсем не навязчиво, но начал интересоваться измятой фотографией, что раз за разом мелькала в руках у Миллера.
— Кто на ней?
— Не твое дело, — рука Фрэнсиса переместилась к карману джинс, пряча там фото. Мальчишка так и не смог разглядеть кто на ней изображен и оно к лучшему. Сложно будет объяснить восьмилетнему пацану почему один парень тоскливо разглядывает фотографию другого.
|
|
— Твоя подружка?
Слово-то какое подобрал. Похоже, сынок убийцы решил поиграть в психолога.
— Вроде того.
Крепкая видно психика. Любая грубость будто сквозь него проходит, никаких детских истерик, капризов или обид. Этого мальчишку вообще можно разозлить?
Через пару часов стало понятно, что можно. Явился подельник его папаши, с очередным указанием свыше. От кого «свыше» до сих пор не ясно. Тем не менее, мальцу этот мужик не понравился сразу, наверное, потому что первое, что он сделал по прибытию, это хорошенько втащил огрызнувшемуся Фрэнсису Миллеру.
А мальчишка… он сшиб его с ног. В свои восемь лет просто и играючи пнул здорового бугая по суставу и тот, скорее всего, от неожиданности, но рухнул вниз. Подгнивающие полы неприятно заскрипели, приняв на себя вес опешившего громилы, и вместе со скрипом раздался чудовищный грохот, словно в полу вот-вот образуется дыра.
Однако, как бы смешно это не выглядело, но чертов бугай быстро поднялся, испепеляя ненавидящим взглядом ребенка. На Миллера ему было уже плевать, его гордость извалял в грязи не наглый подросток, а всего лишь мальчишка, который и до полового созревания еще не дорос.
Под руку слишком удачно подвернулся деревянный стул, который моментально взметнулся вверх, рассекая воздух. Мальчишка не сдвинулся с места, лишь бессознательно отворачиваясь и вскидывая руку в ожидании удара, да и Миллер сработал машинально, практически не задумываясь о действиях — мгновение и он оказался между мужчиной и мальчиком, с силой обхватывая ребенка руками и прижимая того к себе. Ткань белой рубашки зашелестела, а твердый лоб неприятно уперся в ребра. Фрэнсис зажмурил глаза в предвкушении удара, чувствуя, как напрягаются мышцы прижатого к нему тела.
|
|
Но боли не последовало.
— Совсем ополоумел? — Раздался за спиной злобный голос, — не поднимай руку на моего сына!
Миллер обернулся, цепляя взглядом нависший над собой стул и перехваченное запястье итальянца, что хмурил черные брови. Примирительно подняв вторую ладонь, тот высвободился из тисков, медленно опуская злополучный стул на пол.
— Остынь, Моретти, — мягкая интонация выдавала итальяшку с головой. Возможно, он не был трусом, но Алессандро Моретти справедливо побаивался даже с учетом, что в их маленькой команде именно он самый импульсивный гангстер, почти всегда таскающий с собой пушку и не имеющий понятия, как можно решать дела без нее, — твой щенок сам напросился. Достойная тебе смена подрастает, того и гляди укусит.
— Он без повода не кусает, а вот я — запросто.
— Семейка… — пробормотал итальянец, переключая внимание на Миллера и буровя того пронзительным темным взглядом.
Фрэнсис разомкнул руки, выпуская паренька из крепких объятий и одновременно стараясь не поддерживать с ним зрительный контакт. И зачем только на рожон полез…
Гребаный итальянец гребаным стулом мог повредить ему позвоночник.
— Как уже сказал — ты поедешь со мной, — слишком удачно раздался громкий голос итальянца, с едва заметным акцентом. Он заставил Миллера развернуться.
|
|
— Как уже ответил — иди ты на хрен, сморчок кучерявый.
Моретти коснулся кулаком потрескавшихся губ, сдерживая рвущийся наружу смешок. А парень-то осмелел в неволе. Из мрачного молчуна превратился в язвительного проныру, которого хлебом не корми, дай над кем-нибудь поиронизировать всласть. Он бы словил очередную затрещину, если бы Моретти не шагнул вперед, закрывая собой вновь разъярившегося подельника.
— Один влиятельный человек хочет видеть тебя.
— Я не хочу.
— Твои желания никого не волнуют.
— Почему он должен уходить? — Вмешался в диалог Дэвид, простым вопросом ставя отца в тупик. Этот проклятый Сартори должен был по-тихому забрать пацана, само собой не ставя в известность Дэвида. Но по-тихому у придурка как обычно не вышло.
— Передержка закончилась. Пора вернуть зверька законному владельцу.
— Он не хочет, оставь его в покое.
— А жить в моем доме он хочет? Жду не дождусь, когда смогу избавиться от вас обоих.
«А он ждет не дождется, когда твоя рожа перестанет мелькать перед глазами изо дня в день», — Миллер почти сказал это вслух.
Странно, что у такого отца уродился такой сын. Они не жили вместе, дело в воспитании? Рано или поздно гены возьмут свое, и маленький Моретти станет таким же безразличным к страданиям и безжалостным к жертвам, как и большой?
Любопытно уже то, кем этот пацан воспринимает своего папашу. Возможно вором, аферистом и нарушителем порядка, но явно не убийцей. По его мнению, Моретти может похищать людей, однако не убивать их.
И все же при сравнении дом Моретти может оказаться не таким уж плохим вариантом. К кому они хотят отвезти его? Воображение рисует реальные перспективы быть накаченным наркотой и проданным в какое-нибудь заведение для извращенцев всех мастей. На свете не так уж мало похотливых мужиков, готовых совать свой член в любое отверстие, независимо от возраста и пола.
Этого он боится больше всего. Лучше сдохнуть, чем ложиться под каждого похотливого козла, не имеющего за душой ничего кроме денег.
— В этом наши желания совпадают, — наконец заговорил Фрэнсис, попытавшись шагнуть навстречу чертовым душегубам. На улице больше шансов сбежать, да и бессмысленно оттягивать неизбежное, Моретти все равно не станет кормить лишний рот, от которого никакой практической пользы.
Но и эта попытка не увенчалась успехом — рубашка оттянулась назад, слегка сдавливая грудь и живот, когда в ее ткань впились цепкие пальцы. Юный Дэвид удержал Миллера на месте, не прилагая к этому практически никаких усилий. Удивление — вот почему Фрэнсис не вырвался сразу, быстро поворачивая голову к ребенку.
Встретившись с растерянными глазами, тут же отвернулся, на несколько мгновений замирая на месте. Теперь этот малец считает себя по гроб жизни обязанным? Вот уж увольте.
— Чего тебе, мелкий?
— Куда ты идешь?
Похоже, на встречу со своей блядской судьбой.
— Твой папаша не сказал тебе кто я? — Недобрый взгляд Моретти сложно было игнорировать.
— Нет.
— Сын человека, на которого он работает, — на автомате соврал Миллер, не сумев придумать чего получше. Если не угомонить, мальчишка так и будет приставать, а ему совсем не обязательно вмешиваться в делишки отца. Для них он слишком юн и не испорчен. И хоть время может это в легкую подправить, не хочется становиться первопричиной его малюсенького шага на скользкую дорожку.
— С сыном работодателя так не обращаются.
— Я был очень плохим, непослушным мальчиком, — лукаво улыбнулся Миллер, — меня следовало наказать.
Он присел на корточки, в порыве какой-то неясной нежности ероша темные волосы мальчишки. Карие глаза пристально сверлили лицо Фрэнсиса, а он впервые за все время смог разглядеть их красоту и выразительность.
— Мы еще встретимся?
— Это вряд ли.
Поднявшись, Миллер прошагал к Моретти и тот аккуратно обхватил его предплечье, выводя на улицу. Входную дверь он запер прямо перед носом сына, молча поворачивая в замке ключ.
— Хоть на улицу иногда его выводи… — подал голос Фрэнсис, оборачиваясь на запертую дверь, — людям нужен свежий воздух, тупица.
— Скоро его заберет мать. И не лезь не в свое дело.
Остается надеяться, что его мать лучше отца.
— Так куда вы меня тащите?
— Сам все узнаешь.
Вот уже несколько минут в нос бьет запах чего-то жженого. Это отдаленно, но напоминает запах горелой человеческой плоти, от чего по коже начинают бегать мурашки. Оптимизма не добавляет и то, что на этот раз он видит заставленные автомобилями улицы квартала, по которому его ведут. Сюда его проволокли ночью и с закрытыми глазами, теперь же позволяют беспрепятственно пялиться по сторонам на крикливых итальянок, что лопочут на родном языке прямо с ветхих балконов, на темноволосых итальянцев, что проходят мимо и на представителей традиционной Америки, что пробуют на вкус здешние блюда.
Итальянский квартал Манхэттена пестрил многолюдностью, яркими вывесками на витринах и душистыми запахами специй. Остается набрать в грудь побольше воздуха, заорать погромче и привлечь внимание многочисленных людей. Не может же вся эта толпа быть заодно с преступниками, кто-то да отзовется.
— Надеюсь, ты голоден, — прервал ход его размышлений Моретти прямо перед тем, как Фрэнсис действительно втянул в легкие воздух, собираясь закричать настолько громко, насколько только сможет.
— Конечно же, голоден. Ту еду, которую ты мне давал и едой-то с натяжкой можно назвать.
— Вот и славно, — не повелся Алессандро, — босс забронировал для вас столик.
— Чего?..
Но его уже подтолкнули к двери какого-то помпезного на вид и не менее помпезного внутри ресторана. Само собой итальянского, с официантами итальянцами, гармонично подобранными цветами и тихой, приятной слуху музыкой. Странно, но не было ощущения жара и горячей пищи, от которой во влажном, жарком климате бросает в пот. Кожу обдало приятным холодком, проникшим сквозь тонкую ткань белой рубашки.
Людей было немного. Складывалось впечатление, что все присутствующие как-то связаны между собой, а через пару мгновений сомнения подтвердились — босс с телохранителями, расставленными так, чтобы закрывать его со всех возможных точек.
К чему такая напыщенность? Словно в этого мужика за центральным столиком действительно кто-то может внезапно пальнуть. Впрочем, одет он был, как говорится с иголочки. Модный итальяшка, сразу видно большая шишка в каком-нибудь бизнесе. В каком-нибудь незаконном.
— Приветствую, молодой человек, — и голос его такой глубокий, такой певучий, мелодичный, совершенно не пугающий.
Моретти насильно посадил опешившего Фрэнсиса на резной стул, а мужчина напротив приветственно кивнул и ему, и Сартори.
— Капо Мартинелли уже сообщил вам, что делать дальше?
Капо. Капореджиме? Тогда он думал, что не расслышал, а теперь четко осознает в какой глубокой заднице застрял. Итальянская мафия, серьезно, что ли? Он никогда не интересовался мафией и знаком с ней был лишь по фильмам, однако небезосновательно считал, что современность не оставила от нее и следа или по крайней мере загнала в глубокую яму кризиса. Сейчас не тридцатые годы, время величия мафии кануло в лету, разве не так?
— Сообщил, сэр! — Отчеканил Сартори, вроде бы даже втягивая живот от напряжения. Тупой ублюдок.
— Свободны.
И он в упор посмотрел на Миллера своими темными, почти черными глазами.
— Боишься?
— Нет…
Любопытство уже взяло свое, оставляя после страха лишь обеспокоенность.
— Похвально, — итальянец улыбнулся, приглаживая такие же черные, но покрытые легкой сединой волосы, — как твое имя?
— Фрэнсис.
— Настоящее.
— Фрэнсис, — упрямо повторил Миллер.
— Твое русское имя.
— Откуда вы знаете?
— Собрал о тебе сведения, ничего сложного. Так какое у тебя имя?
— Вы уже знаете, — нарвавшись на молчание, Миллер вздохнул, — Александр.
— Алессандро, — задумчиво произнес мужчина, — Моретти бы понравилось.
— Александр. Но мне нравится Фрэнсис.
— В тебе течет итальянская кровь, ты знаешь об этом?
— Знаю.
Мужчина перегнулся через стол, словно бы ощутимо впиваясь взглядом в собеседника. Вот теперь Миллеру стало действительно не по себе, как будто чужая челюсть надавила на его горло.
— А ты знаешь, что не хорошо бесчинствовать на моей территории? — Тон голоса понизился, вырываясь из глотки с легкой хрипотцой.
— Я… не делал ничего такого…
Итальянец вернулся на место, криво ухмыляясь. Он как собака, чувствует чужой страх.
— Ты вмешался в мой игорный бизнес, в кредитные махинации. В конце концов, ты прохвост, умудрился впарить парочке идиотов какой-то бесполезный порошок под видом кокса. Я всегда считал, что здешние нарики бесконечно тупые, но разборчивые твари, видно наркота окончательно сорвала им крышу, раз повелись на такого ребенка, как ты.
Да эти, с позволения сказать, нарики снаркоманились до такой степени, что превратились в полных амеб. Ни мозгов, ни самоуважения, ни денег. Им нужна была только доза, срочно, позарез, и Миллер предоставил желаемое по цене намного ниже цены дилеров.
Даже вспоминать смешно, честное слово.
— Я…
— Ты просто делал то, что получается лучше всего, — закончил за него итальянец, — поверь, малыш далеко не каждый может виртуозно и с легкостью дурить головы людей, у тебя же это в крови.
— И это хорошо?..
— Это дар, — рассмеялся собственным словам мужчина, — или как минимум очень полезный для нашей сферы деятельности навык.
Какого черта? Он никоим образом не относится к их сфере деятельности.
— Ты частенько пытаешься вмешаться в расследование недавнего убийства.
И об этом знает. Старый хрен.
— Мой тебе совет — держись подальше от полиции. Рычагов воздействия на них у тебя нет, узнают о столь продуктивных делишках на улице, закроют, не посмотрев на возраст.
Если бы те гады работали как надо, причин вмешиваться в их работу не было бы и вовсе.
— Благодарю за заботу, — осторожно вымолвил Фрэнсис, наблюдая за реакцией мужчины. Тот продолжал добродушно ухмыляться, создавая вокруг себя ауру благодушия. Но что-то подсказывало, что напускная доброжелательность может испариться в любой миг и лицо грациозного итальянца исказится в зверином оскале.
— Для того чтобы подобраться к убийце недостаточно быть обаятельным прохвостом, важно иметь возможность дергать за нужные ниточки.
— Это работа полиции.
— Нет, это твое личное дело. Всему миру плевать.
Фрэнсис осмотрелся по сторонам, стараясь сделать это как можно незаметнее. Посетителей здесь нет вообще, арендован весь зал. И выхода нет, его перекрывает телохранитель. Хоть оборись, хоть оббегайся, пока этот итальянец сам не захочет его отпустить, Миллер не выйдет за территорию ресторана. А вот захочет ли — слишком наболевший вопрос.
— Чего вы от меня хотите?
— Наши отношения ограничатся тем, что ты отработаешь долг. Будешь делать все то, к чему привык, но на этот раз с официального позволения и с куда большим размахом.
Что за театральная щедрость? Если этот человек действительно связан с мафией, то остается лишь недоумевать, потому что Фрэнсис всегда считал мафиози грубыми, жестокими типами. Итальянец мог подсадить его на иглу, включить в деятельность сферы секс услуг, да мало ли, что еще можно придумать. Но он щедро дарует свободу действий, не издеваясь ни морально, ни физически.
К столу приблизилась официантка, грациозными движениями расставляя перед посетителями блюда. Обедали они молча, однако Миллер, погруженный в собственные мысли не редко ловил на себе заинтересованный взгляд. На него молчание давило и казалось неловким, итальянец же напротив выглядел всем довольным, отлично проводящим время человеком.
— Надеюсь не против десерта?
Официантка вернулась, забирая посуду и расставляя новые блюда.
— Вовсе нет…
— Так как ты ребенок, мне захотелось заказать тебе сладенького.
Миллер опустил взгляд к тирамису. Он не ребенок и не в восторге от сладкого.
— Не смотри на все с таким удивлением. Что-то не устраивает?
— Не рассчитывал на столь радушный прием…
Мужчина улыбнулся, на этот раз, оголяя белые, ровные зубы.
— Мы не дикари, мы мафия, сынок — аристократия преступного мира.
А вот Фрэнсис внутренне напрягся, судорожно прокручивая в голове только что брошенную фразу. Не ошибся, значит — мафия. Интересные они ребята, жестокость переплетается с хорошими манерами и лоском.
Аристократия преступного мира довольно скоро сыграла на его слабости. Миллер ни на секунду не усомнился — во всем происходящем есть подвох. И в том, что мафия спустила ему все прегрешения на тормозах и в ее подачках. На одних только финансовых махинациях он заработал столько, сколько не держал в руках за всю жизнь. А после заботливый дон перекинул его на наркоторговлю, наблюдая и проверяя, как Миллер поведет дела связанные с наркотиками. Но и тут все пошло гладко, мошенничество ли, наркотики, юный Фрэнсис на всем мог сделать деньги — быстро и играючи.
Одно огорчало — мафия его не привлекала. Больше всего на свете его привлекала месть, по крайней мере, так казалось первое время. Но вскоре у Миллера обнаружилась еще одна слабость — школьный друг, о котором он никогда не говорил, но похоже, часто думал. За ним и раньше это замечалось, на девиц Фрэнсис обращал мало внимания, раз за разом заглядываясь на крепких мужчин, но, не предпринимая при этом ни единой попытки взаимодействия с теми. Однако, на человека, чье фото всегда носил с собой, Миллер смотрел иначе, возможно с меньшей долей похоти, возможно, просто с большим трепетом во взгляде.
Молодо-зелено, даже старый дон семьи Сальваторе знал этот взгляд. Так он смотрел на одну девицу в юности, на другую в зрелом возрасте, да и в свои нынешние года умудрился засмотреться на третью зазнобу. Звали ее Кэрол, а фамилию она носила Миллер. Ох, и предприимчивая была бабенка, быстро записалась в любовницы, а потом и в дамы сердца главы мафиозной семьи. Любить он ее любил, сильно любил, страстно и с такой же страстью отдал приказ на ее убийство, когда действия Кэрол Миллер вышли из-под всякого контроля. Она умерла, а вот ее приемыш остался жив, попав по какой-то судьбоносной случайности на улицы, принадлежавшие Сальваторе. Тот никогда не искал с ним встречи и вначале просто заинтересовался столь интересным стечением обстоятельств, но мальчишка оказался чем-то на нее похож, и это растопило сердце старого мафиози. Он захотел оставить его при себе, естественно не только за красивые глаза. Однако проблема оставалась прежней — Фрэнсис не хотел, все время пытаясь соскочить и выйти из их нечестного бизнеса.
Пришлось надавить на найденные слабости. Сначала на безрезультатность в расследовании смерти матери, а потом и на чувства к бывшему однокласснику. Сработал каждый из вариантов, одержимый Миллер глотку был готов перегрызть убийце и в то же время сгорал от любви к будущему медицинскому работнику. Его потерять он боялся больше всего, поэтому ощетинивался сразу, лишь заслышав намеки о возможном наезде мафии на семью друга. Но одновременно со злостью на Сальваторе в нем зарождалось противоположное чувство — он видел возможность. Будь никем и не добейся ничего, будь частью мафии и используй ее ресурсы для собственных благ. Выбор действительно не из легких.
Он был сделан в день, когда Сальваторе заставил Фрэнсиса пройти один из обрядов посвящения и совершить первое убийство в угоду семьи. На квартире у провинившегося мафиози, который слишком неосмотрительно грабанул кассу мафии и решил скрыться, разыгралась настоящая трагедия. Его подружку застрели сразу — девица словила пулю в собственной ванне, не успев выскользнуть из воды. С тем, что ей еще свезло она бы, наверняка, не согласилась, но быстрая смерть лучше долгой и мучительной.
Обычно Сальваторе привык действовать по-другому — он бы до смерти замучил девчонку прямо на глазах у ее благоверного, а после выбил дух и из него самого. Физические страдания приправленные изрядной долей моральных всегда самые сильные. Но не в этот раз. Сейчас важен был не столько сам должник, сколько Фрэнсис Миллер получивший приказ решить его судьбу.
Пистолет ему не дали, просто втолкнули в маленькую комнатушку к трясущемуся и почти скулящему мафиози, а в руку вложили какую-то ржавую трубу, чья шершавая поверхность начала неприятно тереться о ладонь.
Пульс участился, ударами отдаваясь в висках, пальцы нервно сжали ржавый металл, а глаза расширились глядя на вжавшегося в стену человека, что не двигался с места, находясь на мушке у стоящих позади Миллера.
Что ни говори, а застрелить его было бы легче. Пушка оставит на руках запах пороха, а не следы человеческой крови.
— Я не стану…
Да его сюда насильно притащили, чего они ожидают, принуждая человека к убийству?
— Давай, малыш, — Сальваторе с трудом удержался от смеха, — не разочаровывай папочку.
— Я же сказал, что не стану!
Фрэнсис развернулся, откидывая в сторону трубу.
— Не истери, негодник. Ты мне должен, отрабатывай свой долг.
— Я вернул все с избытком и больше не намерен в этом участвовать.
Темные глаза в обрамление не менее темных ресниц сузились, а на лице Сальваторе отразилось явное ехидство.
— Глупости не говори, от мафии никто так просто не уходит. Либо ты с нами, малыш, либо я отловлю твоего ненаглядного дружка, отвезу его на скотобойню, на крюк подвешу за хребет и заставлю тебя наблюдать за его агонией.
Миллер сжал челюсть, действительно слыша, как скрипят собственные зубы, ногти меж тем, больно впились в обе ладони.
— Дайте мне пушку…
— Нет. Бери трубу и выбивай из ублюдка дурь.
Сделав несколько шагов к откатившейся к стене трубе, Фрэнсис замер, буровя ее паническим взглядом.
— Поторапливайся не то найду кого порасторопнее, а тебя в утиль придется сдать.
Пальцы прикоснулись к холодному металлу, а взгляд Миллера переметнулся к вжавшемуся в стену человеку. Как загнанный в угол зверь, боится, но в отчаянье скалит зубы.
Первый удар трубой пришелся ему в предплечье — не сильный и практически безболезненный, от чего мафиози скривил губы в нервной ухмылке, зажимая ладонью место ушиба.
— И это все, малыш? — Украшенная массивным перстнем кисть взметнулась вверх, отдавая немой приказ, и телохранители по обе стороны от хозяина опустили пушки вниз, — даже ублюдку, которого ты только что ударил смешно.
На новый удар ублюдок ответил — коли в него не собираются стрелять незачем терпеть побои какого-то мелкого засранца. Кулак врезался Миллеру в челюсть, до крови разбивая губу и ударяясь костяшками о зубы, чьи нервные окончания отреагировали на все резкой болью. Следом короткие пальцы молодого итальянца сцепили подростка за воротник, потянув вниз и хорошенько приложив о колено лицом. Кровь из разбитого носа затекла в приоткрытый рот, струями совалась с подбородка, впитываясь в ткань одежды, однако не успев толком опомниться, Миллер заработал третий удар — кулаком в живот. Рухнул на пол, хватая ртом воздух, а потом ощущая пинок — снова в область живота.
Из-за звона в ушах выстрел прозвучал для него приглушенно, да только вой и шипение раненого человека Фрэнсис услышал отчетливо, приоткрыл глаза, лишь подтверждая свою догадку. В наглого мафиози таки пальнули, не позволяя и дальше избивать «мучителя». Кровь пульсирующими толчками вытекала из его аккуратной раны в брюшной полости, а сам мужчина прислонился спиной к стене, удерживая равновесие.
Что-то не тянет он на умирающего. На замученного болью – да, но не на того, кто вот-вот испустит последний вздох. Похоже, меткий стрелок не задел внутренние органы.
— Он весь твой, Миллер. И как уже сказал — либо вы с милым сердцу дружочком, либо он. Даю тебе последнюю попытку не быть размазней.
Фрэнсис с трудом поднялся, скользя ладонями в собственной крови. Дрожащей рукой нащупал выпавшую трубу, взгляд не отрывая от полноватого итальяшки. Вот сейчас он был по настоящему зол, а боль лишь подливала масло в огонь уязвленной гордости.
— С чего ты вдруг решил, что можешь воровать у мафии, недоумок?..
Труба врезалась в живот, ударяясь прямо по ране, и мужчина с громким стоном согнулся, сквозь дымку перед глазами видя, как на пол хлещет кровь, что просачивалась между пальцами его руки.
Фрэнсис замахнулся сильнее, обрушая трубу на шею должника, сваливая его самого на пол, а следом попадая ступней по искаженному болью лицу. Он все бил и бил, с каждый разом вкладывая в удар больше силы. После попаданий в череп на ржавом металле оставались кровавые следы, а редкие ошметки крови пачкали лицо Миллера. Остановился он лишь тогда, когда почувствовал на ладонях теплую жижу. Ошарашенно распахнул глаза, видя результат своих трудов — раскуроченный череп и застывшая на лице мертвеца гримаса боли.
А затем раздались звонкие хлопки.
— Поздравляю, малыш. Ты преодолел свой страх.
Страха перед мертвецами у него не было никогда, да только это не значит, что он мог с легкостью убивать. Но даже чья-то смерть вошла в привычку после долгих лет взаимодействия с мафией. Жестокость воспринимается чем-то обыденным, если видеть ее каждый божий день. В конце концов, Сальваторе добился своего и втянул его в мафиозную структуру, делая полноправным членом организации. Пришлось договариваться с комиссией боссов, видеть недовольство на лицах собственных людей, но в конечном итоге Миллер занял свою нишу в итало-американской мафии. Он целиком и полностью принадлежал дону Сальваторе и даже комиссия даровала тому право регулировать вопросы связанные с Миллером на свое усмотрение. Сальваторе мог ударить домашнего любимца, приласкать его или убить – все, что угодно.
И все же многие ненавидели Миллера, видя, как тот продвигается наверх. Быть питомцем босса, но одновременно быть его любимым сыном — кто откажется от такого? Однако самому Фрэнсису было плевать. Прикармливает дон мафиозной семьи? Кормись себе во благо и не рыпайся.
Он был королем финансов, деньги в его руках множились и копились, поэтому Миллер всегда ждал возможности внедриться в подконтрольные финансовые компании. Там руки в крови марать не надо, разве что испачкаются, соприкасаясь с грязно заработанными купюрами. А пока частенько приходилось наблюдать, как семья расправляется со своими врагами. Мафия убивала, убивает и будет убивать. Особенно если ее глава вздорный, беспринципный и жестокий тип. Однажды Сальваторе решил повторить подвиг предшественника, поставил к стенке семь человек и приказал своим подручным расстрелять их из пулемета Томпсона. Пули пробивали кожу, рвали мышцы, крошили кости и все это средь бела дня, в День святого Валентина. Имитация событий минувших дней казалась Сальваторе забавной игрой, что-то типа реконструкции, но с реальными жертвами.
Ничего забавного в этом Миллер не находил, однако улыбался при каждой встречи с доном, поддерживая театральную игру в доброжелательность. Он все еще помнил о словах по поводу друга и все еще страстно желал отомстить за мать – все, что могло удержать его в мафии.
И даже сейчас, спустя столь лет, Фрэнсис разглядывал фотографию врача одной из городских клиник, делая глоток дешевого виски и смотря на мокрый асфальт сквозь стекло окна такого же дешевого отеля. Совсем недавно звонил Бейкер, предупреждая о заглохшей тачке и побуждая искать более-менее безопасное место.
Выманить со склада мафию оказалось плевым делом. Они и сами не ожидали, что все сложится настолько хорошо. Что охранять блудливого доктора останутся всего несколько человек, с которыми Бейкер в итоге расправился за считанные минуты.
Вспыльчивый Сальваторе, наверняка, сейчас рвет и мечет.
Но, несмотря на бушующую внутри злость, Сальваторе точно так же смотрел в окно, попивая куда более дорогой алкоголь. Он улыбался глядя на то, как на улице моросит легкий, почти незаметный дождь.
— Мартинелли… — обратился к подручному, что был на складе вместе с тем корейцем, но упустил его, подчинившись приказу самого дона Сальваторе.
— Да?
— Нужно найти одного врача.
— Того самого? — Нахмурился итальянец, уязвленный собственной ошибкой.
— Нет, другого. Дружка нашего Фрэнсиса.
Повисло продолжительное молчание.
— Будет исполнено.
Дверь за спиной быстро захлопнулась, а мужчина сделал еще один бесшумный глоток.
— Видит Бог, я этого не хотел.
Примечание к части
Капореджиме, капо, или капитан — глава «команды», или «боевой группы» (состоящей из «солдат»), который несет ответственность за один или несколько видов криминальной деятельности в определенном районе города и ежемесячно отдаёт боссу часть доходов, получаемых с этой деятельности («засылает долю»).
Комиссия — высший орган американской мафии, занимается мирным урегулированием конфликтов между семьями.
Бойня в День святого Валентина — название, которое получила расправа итальянских мафиози из группировки Аль Капоне с членами конкурирующей ирландской группировки Багса Морана, в результате которой было застрелено семь человек. Произошла в Чикаго 14 февраля 1929 года, во время действия «сухого закона» в США.
Моя любовь - это ты
— Простудишься, — Тэ Иль поднял голову, едва только уловив ласкающий слух голос. Искривил уголок рта, вдохнув теплый аромат кофейных зерен. Бейкер протягивал воду или свежесваренный кофе на выбор, словно бы на полном серьезе не понимая, что именно сейчас будет предпочтительнее для доктора Пака.
— Будешь лечить меня, если простужусь? — Тонкие пальцы обхватили кружку с кофе, с которой сорвалось вниз несколько холодных капель. Дождь моросит вот уже третий час, иной раз, попадая вместе с ветром прямо в лицо и неприятно пощипывая раны на коже.
— Непременно, — а присевший рядом Дэвид, зажмурился не столько от мороси дождя, сколько от света видавшей виды придорожной вывески, которая мерцала, то ярко, то тускло, а порой и вовсе треща, предвещала короткое замыкание.
К вечеру они смогли доехать лишь до одиноко возвышающегося на развилке дорог супермаркета, после чего пикап издал страдальческий рев и снова встал, правда, на этот раз, прямо посреди пустой дороги. Непосредственно во время скорой покупки, денег практически не было, поэтому на машину пришлось поскупиться, вместе с этим на веру принимая слова продавца подержанных тачек о респектабельности его «ласточки». Теперь же становилось совершенно ясно, что эта «ласточка», не то что летать не может, но и по земле передвигается с определенными трудностями.
— То, что ты не отвечаешь на шутки, я давно понял, однако до сих пор продолжаю пытаться…
— Мне действительно придется лечить тебя, какие тут шутки?
Фыркнув Тэ Иль, отпил кофе, ощущая нарастающее внутри тепло. И не только от дрянного, по сути, кофе. В который раз он ловит себя на мысли, что принимает от Бейкера любую вещь или слово, начиная потом прокручивать и лелеять эту мелочь в своей голове.
— В самом деле? Раз так, то я не прочь добавить к синякам еще и простуду.
Правда ирония в том, что здравый смысл упрямо талдычит — Бейкер ломанется к своему ненаглядному Миллеру будь ты хоть болен, хоть при смерти. Фрэнсис Миллер всегда в приоритете, даже с условием, что Дэвид приехал на тот склад и теперь всячески отпаивает и согревает свою «ношу».
— И что ты только в нем нашел… — слова слетели с языка незапланированно, еще до того, как он успел их обдумать.
— В кофе?..
Тэ Иль разразился настолько заразительным смехом, что сидевший рядом Бейкер почти улыбнулся, приклеивая к нему завороженный взгляд. Доктор Пак часто смеется, особенно, когда речь заходит об их отношениях с Фрэнсисом Миллером. Странно то, что сейчас ни о самом Фрэнсисе, ни об отношениях с ним речи не было.
На крыльцо спустилась Карэн, всем видом продемонстрировав недовольство новой поломкой автомобиля и нарушив чужое уединение, присаживаясь рядом. Мигающий свет вывески ударил ей в глаза, а скользкие ступеньки едва не лишили равновесия, от чего настроение только ухудшилось. Почему они вообще вынуждены ехать за этим Миллером? Если федералы намерены защищать ее, то начинать стоит прямо сейчас. Но пока рядом лишь один целый, невредимый покровитель — Дэвид Бейкер. Однако и тот больше стремится не шишек из мафии закрыть, а забрать откуда-то Миллера, между прочим, одного из этих самых шишек.
— Кассир уже вызвал такси, нужно подождать.
— Подождем.
— Насколько смог запомнить, вы пожелали нам оставить вас в покое и дать посмотреть хотя бы телевизор, — ненавязчиво заметил Тэ Иль.
Она и правда неплохо устроилась вместе с молоденьким кассиром, пялясь в его переносной телик.
— Почти по всем каналам крутят какую-то ерунду про похищение.
— Похищение? — Посмотрел на нее Бейкер.
— Всего пару часов назад какого-то врача похитили прямо у дверей клиники, у всех на виду. Камеры все записали, надо же быть такими профанами.
— Или показушниками, — задумчиво пробормотал Тэ Иль, ловя на себе вопросительный взгляд, — случай, конечно, вопиющий, но не настолько, чтобы мусолить эту новость по всем каналам. Кто был этот врач?
— Хирург какой-то…
— Хирургов почти всех знаю. Какая клиника?
— Не помню названия, — стоило доктору насмешливо фыркнуть, и она нахмурила идеально прямой нос, — фамилию помню — Сент-Джон.
Бейкеру показалось, что от лица доктора вся кровь отлила, настолько он побледнел, почти до смертельной синевы. Внутри же все сжалось, а сердце застыло в изумлении и испуге.
— Что случилось? — Протянув руку, Дэвид коснулся его плеча, не добиваясь даже малейшей реакции.
— Остин?..
— Да, — непонимающе подтвердила женщина, так же вглядываясь в лицо схожее цветом с белым полотном.
Тэ Иль вдруг почувствовал, что на него наваливается нечто тяжелое, темное. Почти пробуждающее в теле дрожь. Какое-то «странное» похищение и ажиотаж вокруг него в раз обрели смысл и значимость. Миллер готов был поклясться, что после предупреждения его дружок свалил из страны со всеми пожитками. Он и самого доктора Пака в этом уверил. А нет, Остин Сент-Джон решил проигнорировать напутствия и не просто не уехал, а имел глупость появиться на работе…
Длинные пальцы аккуратно сжали его плечо, выводя из транса. И отмерев, Тэ Иль сфокусировался на взволнованном лице Бейкера. Но контакт продлился недолго — через миг доктор Пак вскочил на ноги, наступая старыми, найденными в пикапе ботинками на мокрые, прилипшие к асфальту листья.
— Это все из-за него… позвони Миллеру!
— Зачем?..
— К черту его пошли, не то закончишь так же, как и этот недальновидный Сент-Джон!
Отставив бутылку с водой, Бейкер поднялся следом, возвышаясь над паникующим корейцем и снова опуская на его плечи руки. Раскосые глаза расширись, а взгляд опять сосредоточился на молодом лице.
— Я не пойму, если ты не объяснишь, — не зная, как еще успокоить, он резко потянул его к себе, прижимая и ощущая напряженные мышцы, — успокойся, — провел ладонью по черным, гладким волосам, наклоняясь к самому уху.
Бейкер действительно не ожидал, но вместо того, чтобы попытаться отстраниться, Тэ Иль вжался в него еще сильнее, крепко обхватывая торс руками. Настолько крепко, что даже дышать стало трудно.