Вступление Вяземского в должность генерал-прокурора совпало со многими важными реформами, проводимыми Екатериной II, Они коснулись как высших государственных органов, так и местных. В своей преобразовательской деятельности императрица рассчитывала опираться на своего генерал-прокурора. Она понимала, что не все, даже самые приближенные к трону сановники полностью одобряют ее политику и стоят за проведение реформ. Поэтому не случайно она писала Вяземскому в "секретнейшем наставлении", что генерал-прокурор должен пользоваться ее "совершенной доверенностью". С его помощью она хотела действовать против "наисильнейших" людей в государстве и Сенате, если бы им вздумалось выйти из дозволенных границ.
В царствование Екатерины II происходит резкое возвышение генерал-прокурора над другими должностными лицами и учреждениями. Он становится гораздо ближе к императрице, чем его предшественники, пускает все более глубокие корни практически во всех сферах деятельности.
Генерал-прокурор получает возможность существенно влиять на законодательную практику и весь ход управления. Екатерина II фактически сделала генерал-прокуратуру самостоятельным органом, действующим не только вместе с Сенатом, как это было ранее, но и помимо Сената.
Разделение Сената на департаменты в 1763 году еще более усилило власть генерал-прокурора. Теперь он стал руководителем целой коллегии обер-прокуроров, находившихся по одному при каждом департаменте (кроме Первого).
Как писал исследователь истории российской прокуратуры А. Градовский, "генерал-прокуратура явилась удачным дополнением личного начала к учреждениям коллегиальным ".
Н.Д. Чечулин также отмечал, что "возможная основательность, разносторонность и беспристрастие решений обеспечивались коллегиальностью обсуждения дел; необходимая быстрота и энергия в исполнении значительно выигрывали от того, что исполнителем являлось одно лицо".
В первые годы после разделения Сената на департаменты генерал-прокурор, кроме общего руководства органами прокуратуры, оставался при Первом департаменте, в котором были сосредоточены все важнейшие дела государственного управления.
Первому департаменту были подведомственны, в частности, дела "государственные и политические", а именно: "ведомости о числе народа", дела по ревизиям душ мужского пола, дела финансовые, в том числе сюда поступали все сведения о доходах и расходах, дела по герольдии, по Синоду, а также по важнейшим коллегиям: камер-, ревизион-, берг-, мануфактур-, коммерц-коллегии, штатс-конторе, по коллегии иностранных дел (с пограничными комиссиями и канцелярией опекунства иностранцев), дела по соляной и банковской конторам, по Тайной экспедиции, по монетному департаменту, по канцелярии конфискации, по магистратам и управлениям разными заводами.
Следовательно, на все решаемые в Сенате дела по этим ведомствам генерал-прокурор мог оказывать прямое влияние.
Генерал-прокурор был основным докладчиком от Сената перед императрицей. Он объявил в Общем собрании Сената все Высочайшие повеления для немедленного их исполнения и каждую неделю представлял Екатерине II копии с этих повелений с отметкой об исполнении.
Сами сенаторы относились к этой обязанности генерал-прокурора очень придирчиво. Сенатор И.В. Лопухин вспоминал такой случай. Из губернского магистрата в Московскую уголовную палату было внесено дело о поддельных векселях. Подозрение пало на двух знатных и богатых купцов, которых суд решил взять под стражу. Однако они скрылись от следствия и приехали в Петербург искать защиты у императрицы. Она приказала взять из Московской уголовной палаты дело для предварительного его рассмотрения. Именной указ об этом объявил в Сенате не Вяземский, а обер-прокурор Гагарин. Сенатор Лопухин категорически возражал против передачи дела, ссылаясь на то, что указ Государыни объявил не сам генерал-прокурор, а его помощник. Но большинство сенаторов все же не решились конфликтовать с прокурорской властью и приняли решение выслать дело в Петербург.
Вяземский, как и все его предшественники, оставался начальником Сенатской канцелярии. Канцелярии же департаментов находились в ведении обер-секретарей, работавших под непосредственным контролем и надзором обер-прокурора.
В канцеляриях, по обыкновению, всегда было много случайных людей, которые с прохладцей относились к службе, привыкли к праздности и безделью. Екатерина II предложила Вяземскому "переменить всех сумнительных и подо зрительных без пощады", что он и сделал. По вопросам более четкой работы канцелярии Вяземский издал свыше 25 приказов, в частности: о хранении служебной тайны, в котором грозил "жесточайшим наказанием" за неисполнение этого требования; о запрещении, под любым предлогом, брать из канцелярии дела на дом (чиновники частенько носили с собой различные дела); о том, чтобы все протоколы и другие документы, подготовленные для сенаторов, предварительно представлялись ему на просмотр (он всегда лично смотрел все эти бумаги). Вяземский вменил в обязанность всем служащим, чтобы они, отлучаясь из своих квартир, говорили домашним, куда идут, "дабы их можно было бы своевременно разыскать".
Помимо решения сложных государственных вопросов, генерал-прокурор был обременен большой текущей канцелярской работой: просмотром бумаг и писем, составлением различных предложений и "ордеров" обер-прокурорам и т.п. Когда вал канцелярщины захлестывал его, он обращался к Екатерине II, и она специальным указом освобождала его от этой работы и разрешала поручить кому-либо из обер-прокуроров ту часть канцелярских дел, которую он найдет возможным передать. Так, когда Вяземский был занят целыми днями в Комиссии по составлению проекта нового Уложения, Екатерина II издала указ, в котором отметила: "дозволить те дела, кои он не столь важными найдет, по рассмотрению своему, препоручить обер-прокурорам Сената, кому он рассудит, а они имеют по тем делам смотрение иметь и исполнение чинить на основании должности своей, его же, генерал-прокурора, о происшествии оных уведомлять".
Указом от 19 сентября 1774 года Екатерина II учредила должность обер-прокурора и при Первом департаменте Сената. С этого времени генерал-прокурор освобождался от текущей канцелярской работы по департаменту. На него было возложено "главное смотрение" в департаментах Сената за делами государственными и "интересными", то есть наиболее важными, а также ведение дел секретных и всех дел по Общему собранию Сената.
Тем не менее влияние генерал-прокурора на дела, рассматриваемые в департаментах, не ослабло. На любой департамент распространялась его власть, которая "в инструкции его предписана". Он имел возможность, "когда заблагорассудит, для дел важных и его объяснений требующих, приезжать в департаменты и в оных присутствовать".
Указ подтверждал сложившуюся практику, по которой все дела от Сената направлялись императрице исключительно через генерал-прокурора. "Поелику генерал-прокурор есть директор сенатской канцелярии, — говорилось в указе, — то все доклады, рапорты и мемории и словом все, что только Нашему, поднесению или докладу из Сената следует, имеет быть к Нам препровождено чрез генерал-прокурора на прежнем основании".
Вяземский мог опротестовать любое решение сенаторов и "остановить" его, передав все дело с сенатским мнением и своим рассуждением на усмотрение императрицы. Однако ему предлагалось в своих донесениях "поступать осторожно и рассмотрительно, дабы кому бесчестия не учинить". В случае неясного или сомнительного дела он обязан был доносить, только посоветовавшись "с кем заблагорассудится". При этом указывалось, чтобы "более недели в том не мешкать". Если же дело было ясное, то генерал-прокурор должен был немедленно доносить.
Широкие полномочия предоставлялись и помощникам генерал-прокурора. Обер-прокуроры вправе были, если находили нужным, даже единогласно принятое департаментом Сената решение "остановить" и перенести рассмотрение этого вопроса в Общее собрание. Здесь уже все зависело от генерал-прокурора, который мог поддержать своего помощника, если считал его действия обоснованными и правильными, либо отклонить его протест.
Вяземский занимался не только делами, относящимися к его должности генерал-прокурора. Постепенно, начиная с середины 60-х годов XVIII века, Екатерина II поручает ему ведение самых разнообразных дел. В 1765 году он был назначен начальником Межевой экспедиции; в 1767 году работает в Комиссии по составлению проекта нового Уложения; с 1769 года, на время войны с Турцией, при Высочайшем дворе стал действовать особый Совет, и Вяземский стал его членом. Начиная с 1771 года в руках Вяземского сосредоточилась вся финансовая отчетность по Синоду и губернскому управлению. До 1781 года он исполнял обязанности Государственного казначея и был директором ассигнационного банка со всеми его конторами. По финансовым вопросам к нему шло очень много поручений императрицы. В сентябре 1764 года она писала Вяземскому: "Князь Александр Алексеевич. Прикажите в конную гвардию обменять пять тысяч рублей медных денег на серебреные, понеже к ним вексель пришол на такую сумму от офицера, который послан для покупки лошадей; а на медные оны много потеряют, и то не мешкав, понеже вексель".
С 1780 года Вяземский стал заведовать всеми денежными делами за границей.
Екатерина II поручала ему работы по осушению болот под Петербургом, строительство Фонтанки, Екатерининского канала, городового вала и театра, а также "водяные работы" в Риге, почтовое дело. С 1789 года он управлял экспедицией о государственных доходах.
И это только перечень основных обязанностей, легших на плечи генерал-прокурора Вяземского.
Таким образом, Вяземский в царствование Екатерины П руководил финансами, государственным хозяйством и всем внутренним управлением, сохраняя при этом свою роль главного блюстителя законов.
Н.В. Муравьев в книге "Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности" писал об этом периоде генерал-прокуратуры: "Значение генерал-прокурора постоянно возрастало, сфера деятельности его расширялась включением в нее все новых и новых обязанностей и дел, так что к концу царствования Екатерины генерал-прокурор уже стал во главе всей внутренней администрации и управлял разнообразнейшими ее отраслями, получая на свое имя большую часть высочайших указов и повелений, которые лишь для соблюдения формы объявлялись через Сенат".
Другой исследователь истории прокуратуры Н.Д. Чечулин писал, что генерал-прокурор "оказался во главе целого ряда отдельных отраслей управления, благодаря чему к нему должны были все чаще и чаще обращаться президенты коллегий, генерал-губернаторы, губернаторы и другие представители власти".
Об этом же писал и М.В. Клочков в "Журнале Министерства юстиции" № 4 за 1912 год: "Таким образом, круг деятельности генерал-прокурора, совпадавший раньше с кругом деятельности Сената, получил свой особый радиус и выходил из той плоскости, которая предназначена была для Сената. Генерал-прокурор отделился от Сената, встал ближе к Государыне, его власть принимала министерский характер. Время Екатерины II заложило прочный фундамент для должности генерал-прокурора, который возвысился среди других, сановников, освободился от прямого воздействия на него Сената, забрал нити управления в свои руки и, будучи постоянным докладчиком по делам перед Государыней, частыми беседами с нею укреплял свое влияние на дела. Только фавориты затмевали генерал-прокурора".
Все прокуроры работали под контролем и наблюдением генерал-прокурора Вяземского. Это относилось в равной мере как к обер-прокурорам Сената, так и к прокурорам коллегий, контор, губерний.
Хотя обер-прокуроры были вполне самостоятельны в решении дел, относящихся к их департаментам, генерал-прокурор Вяземский решительно пресекал любые попытки выйти за дозволенные им полномочия.
В этом отношении характерен такой случай. Екатерина II в декабре 1763 года установила штат в шестом департаменте Сената в количестве 53 человек, в том числе: один обер-секретарь, три секретаря, восемь канцеляристов и т.п. Однако в марте 1764 года обер-прокурор департамента Камынин обратился с рапортом к Вяземскому, в котором писал, что "по множеству в том департаменте нерешенных и впредь вступаемых дел оным штатным числом исправиться невозможно". Он просил ввести дополнительно в штат канцелярии департамента 29 человек, в том числе еще одного обер-секретаря и трех секретарей. В ответ Вяземский написал, что и из других департаментов были такие же предложения, но разрешения Екатерины II на увеличение штатов "не последовало". Он предложил "исправляться прежним" числом чиновников.
После этого генерал-прокурор получил от Камынина рапорт о том, что "неотступная к нему от челобитчиков по имеющимся делам просьба" понудила его в департаменте "употребить в должности второго обер-секретаря и секретарей разных членов к тому способных ".
Такое своеволие не осталось без последствий. Вяземский тут же написал рапорт Екатерине II, которая распорядилась о том, чтобы "держаться Нами конфирмованного штата, а впредь господину Камынину мимо команды подобных предложений не делать".
Все перемещения обер-прокуроров департамента делались Вяземским только с согласия императрицы. 27 августа 1764 года она писала генерал-прокурору: "Отпустите к Москве Соймонова, а покамест означю в третьем департаменте обер-прокурора, то велите оную должность править графу Федору Орлову".
Наиболее важные доклады императрице, например о подборе прокуроров в коллегии и губернии, генерал-прокурор Вяземский подписывал вместе со своими помощниками, обер-прокурорами.
Сложными были отношения Вяземского с обер-прокурором Святейшего Синода. В свое время генерал-прокурор Трубецкой почти полностью подчинил себе синодского прокурора. Однако в дальнейшем положение несколько изменилось.
Политика Екатерины II была направлена на то, чтобы Синод не вышел из сферы ее влияния, особенно четко это проявилось в вопросе о монастырских вотчинах. Смелый голос ростовского митрополита Арсения Мациевича, решительно восставшего против политики Екатерины и ее попыток лишить церковь громадных материальных средств, испугал императрицу. Арсений Мациевич оказался в Тайной экспедиции. Сама же она открыто заговорила о своем бесповоротном решении передать все монастырские вотчины в государственное имущество и создала для этих целей специальную комиссию. Членов Синода она называла не иначе, как "государственным и особами".
Для того, чтобы проводить свою политику в Синоде, она назначала нужных ей обер-прокуроров Синода. В июне 1763 года этот пост занял Иван Иванович Мелиссино.
Спустя два месяца она издала указ о назначении за обер-прокурорский стол (то есть помощником Мелиссино) одного из своих любимцев, восходящего фаворита камер-юнкера Григория Потемкина, дав ему подробную инструкцию. Однако он фактически к своим обязанностям не приступил.
С одной стороны, императрица подтвердила право обер-прокурора Синода непосредственно сноситься с верховной властью по делам церковного управления. С другой стороны, полной самостоятельности не предоставляла. Так, в 1763 году она издала указ, в котором писала: " Указы наши словесные принимать повелеваем от членов Святейшего Синода, от генерал-прокурора и обер-прокурора синодского, от дежурных генерал-адъютантов и от правящего Нашим кабинетом".
Кроме того, обер-прокурор Синода не вправе был смотреть за решениями Синода по финансовым вопросам. Эти обязанности лежали на генерал-прокуроре.
В 1768 году Екатерина II вместо Мелиссино назначила обер-прокурором Синода бригадира Петра Петровича Чебышева. Это назначение — лишнее подтверждение того, что императрица стремилась полностью подчинить себе орган духовного управления.
Чебышев принадлежал к тем свободомыслящим людям, которые вполне усвоили философские взгляды на религию, не только не имевшие ничего общего с воззрениями самих членов Синода, но и прямо противоположные им. Тот факт, что обер-прокурор Синода был человек, открыто заявлявший о своих атеистических взглядах, говорит о том, в какое положение поставила императрица высшее церковное учреждение, которое должно было мириться с этим. К тому же он, по отзывам современников, был груб и невоздержан.
Спустя несколько лет Екатерина II заменила его Акчуриным, который уже не принадлежал к когорте религиозных вольнодумцев. С его назначением Екатерина сочла возможным возвратить обер-прокурору Синода право следить за финансовой деятельностью синодальных членов. 28 мая 1781 года она пишет по этому поводу Вяземскому: "Мы находим пристойным, чтоб все при Синоде Нашем денежные расходы ведены были под наблюдением синодального обер-прокурора, а в конторе синодской под смотрением тамошнего прокурора".
Однако и при этом обер-прокурор Синода и прокурор синодской конторы должны были все ведомости представлять генерал-прокурору и получать его "резолюцию", поступая в переписке с ним так же, как и сенатский обер-прокурор.
Отношения Вяземского с обер-прокурорами Синода И.Н. Аполлосом и А.И. Мусиным-Пушкиным, занимавшим этот пост после увольнения Акчурина, строились на той же основе.
Генерал-прокурор Вяземский, будучи достаточно дальновидным политиком, старался окружить себя талантливыми и инициативными чиновниками, способными самостоятельно принимать решения, умевшими грамотно и быстро составить нужные бумаги, подготовить доклады и т.п. Некоторые из них достигли высоких государственных постов. При его канцелярии, в частности, служил Г.Р. Державин, впоследствии ставший сенатором и генерал-прокурором. Первое время молодой поэт пользовался большим доверием Вяземского, часто бывал у него дома, читал ему свои стихи, играл с ним в карты. Охлаждение Вяземского к Державину наступило после того, когда поэт написал оду "Фелица". Генерал-прокурор усмотрел в ней сатиру на себя и обиделся. Со своей стороны и Державин весьма нелицеприятно отзывался о Вяземском.
Под началом Вяземского служили также А.И. Васильев, ставший первым русским министром финансов, А.В. Храповицкий, занявший пост статс-секретаря Екатерины II, автор интересных "Записок" и др.