Спать пришлось на полу -- так шуму меньше, если ворочаться. К тому же матрас, взятый когда-то давно в одном из опустевших магазинов, выглядел не то что жалко, он оставался просто до жути измазан в пыли неизвестно сколько времени, вся же его материя протерлась грязью. Находка для любителя антисанитарии.
Он раз за разом прокручивал в голове все моменты дня. Их было очень много, потому всё это казалось ненастоящим. Нападение нонов, подземные хождения и то… Воспоминание с людьми.
Его переполняло странное горькое чувство, накатывающее по вечерам. Страх за уже произошедшие вещи. Случилось и не вернуть. Словно возвращение к проигранному спору или игре, когда у тебя были все карты на руках.
Глядя на руки, старик всё не мог понять: неужели то было только каким-то наваждением? Ему ведь не привиделись собственные движения, реакция того певца. И запахи, и звуки. Кто была та девушка в белом? Что она сказала? Он напряг память, пытаясь припомнить больше деталей, однако от него ускользало всё больше и больше, пока не осталось ничего кроме музыки. Та скоро тоже принялась замирать в разуме, словно музыканты сбавляли темп с каждым разом все больше, покуда не слились в кривыми звучаниями с дикими завываниями за окнами.
Сквозь всё то постороннее вокруг он слушал казалось бы беззвучное пламя, припустив голову на матрас. Возможно, он сошел с ума, даже не заметив этого занятного изменения в себе, но это шипение керосиновой лампы ему казалось все равно более реальным, чем все, случившееся за день.
Его слух уловил нечто чужое, неправильное. Услышанное нарисовало образ ломающихся черных ветвей да так, что его пробило на дрожь и до боли знакомую вспышку холода от спины до ног. Нечто из повторяющегося сна уже рыскало где-то рядом. Нервный глоток опустил слюну вниз по иссохшей глотке.
В рюкзаке он живо нащупал и явил миру широкий цветной футляр сантиметров двадцать в длину. Когда крышка была снята, было видно даже в потемках, что на дне лежит убранный в бумагу предмет. Картер развернул его. Абсолютно черный предмет, отдаленно напоминающий своей формой кисть руки или лист липы,; он не блестел словно кусочек подлинного мрака. Изъяв его из упаковки, он поднес черный силуэт к тонкому лучу света, пробивающегося из-под колпака лампы. Клинок был непрогляден, а свет вяз в его толще как в смоле.
Что-то громко шмыгнуло по лестнице наверх.
“Черт, оно здесь.”
Сорвав жаркий заслон, отбросил с грохотом его в сторону и очень быстро приложил лезвие к лампе. Огонь жалобно попытался отстраниться, обогнуть что-то чужеродное. Черный осколок безжалостно пожирал его, втягивая в свое нутро, до тех пор, пока полностью не погасил. Темный клинок в руках старика будто бы благодарно засиял голубым пламенем из всех своих трещин. В сиянии он показал свой неровный, вспученный как расплавленная стеклянная глазурь образ.
“Вылезай, дрянь”, — подумал он сердито.
Он смотрел на эту заставленную дверь и прямо чуял за ней кого-то. Пускай оно и могло слышать его, но ведь это сумасшедший дом, тут многие звуки поддельные. И, будто вторя его мыслям, этажом выше заработало радио.
“Всем доброе утро! Сейчас 7:30 утра и сегодня с вами Тед Флетчер, и могу вас заверить — погодка вас ждет в этот день неприятная. Берите зонты, друзья…!”
Тварь забарабанила ногами по лестнице куда-то наверх. Картер тихо выдохнул. Уже возжелав снова зажечь лампу, но тут же с досадой припомнил, что поторопился и не отделил огня от самого устройства, а потому вместо нее на полу лежала горсть черного песка, пропитанная не сгоревшим керосином. Прикинув, что с этим можно сделать, Картер все же удовлетворенно угукнул, а после сел на пол напротив двери, сжимая в руках орудие, мерцающее ярким синеватым пламенем. Свет от него то еле касался вещей вокруг, то уверенно ложился на них. В глазах старика и очках, отражаясь, он будто раздувал давно потухшую искру, согревая не столько тело, сколько остатки души.
***
Целый час рассыпался в прах. Стало пугающе тихо. Пусть ветра и угомонились, но по всему зданию где-то билось эхо событий прошлого. Оно то удалялось, то вновь было уже прямо за дверьми. Стояло, шептало и подглядывало в щели досок. Картер старался не думать об этом. Нельзя пускать в голову того, что тут происходит.
Зазвонил телефон. В его красной скругленной трубке никто точно не мог ждать ответа. Навязчиво и громко он просил подойти к себе, звал громко своим дребезжанием. Он был прямо перед ним. Он не мог звонить. Здесь ведь нет и намека на электричество. Картер медитативно задышал.
“Этого нет. Этого нет.”
Вдруг что-то встряхнуло комнату, и вся шаткая мебель разом свалилась со своих истерзанных временем и сыростью ног. Взлетевшая пыль волной обрушилась на свое новое место, но часть также оставалась парить в воздухе, делая его удушливым и грязным. Ошарашенно старик смотрел по сторонам. Бордовый в свете синего клинка телефон, свалившись и с тумбы под общий грохот и разбившись, тоже заткнулся. Снова тишина.
— Разве это правда? — заговорил знакомый женский голос из трубки. — Не ври себе, милый. Я так скучаю по тебе. Даже сейчас.... Ты же помнишь меня?
Он с ненавистью посмотрел на этот телефон. При падении у него треснул корпус, вывалив наружу искусственные внутренности. Что-то бегало в этих цветастых проводах схемах и оно говорило с ним.
“Галлюцинация. Я не верю.”
— Милый, он идет за тобой... — испуганно было брошено ему. — Ты должен бежать! Верь мне! — умоляюще просил голос. — Милый, прошу!
“Прочь из моей головы, чудовище.”
— Что с тобой стало? — безнадежно спросил голос. Послышались гудки.
Видение кончилось. Всё стало на свои места как и было. Целый старый телефон на тумбе, ни намека на недавний бедлам. Сумасшедший дом заговорил уже другими голосами и в другом месте. Картер уже не слушал, что творится вокруг. Он помнил этот голос спустя столько лет… Нет, ее больше нет.
Положив клинок себе меж ног, Картер вытащил перемотанный желтоватыми веревочкам сверток из своей куртки. Потянул за петельку. Размотал. Снял упаковочную бумагу.
Это было старое фото. Фото женщины с короткими светлыми волосами. Она улыбалась ему со снимка милой дугой губ. На черно-белом фото ее карие глаза казались совершенно бездонными. Он слабо подтянул уголки рта на постаревшем лице.
“Только ты настоящая.” — подумалось ему с падением одинокой капли.
Проклятьем или большим везением было оказаться в этом гнезде безумия? Никого ведь нет за дверьми только потому, что эти мини-спектакли разыгрываются повсюду, создавая неразбериху. Но иногда уже просто не хочется бежать. Хочется увидеться с теми, кого так давно потерял. Пускай они и призраки, пускай...
Ведомый незнакомым порывом он встал с колен и, пробираясь через завал, приблизился к дверям и со всей силы вдарил ладонью по ним. Короткий глухой звук разнесся по этажу. Снова громкое “бум” заставило слететь штукатурку у рамы прохода. Он вернулся обратно к сгоревшей лампе и чиркнул спичку.
Оно услышало. Сломя голову, оно прибежало к дверям и начало ломиться внутрь, разрывая доски на щепки, заглядывая своими смольными бусинами внутрь. Оно видело этот странный свет посреди комнаты и желало наброситься на него, клокоча пастью.
Дверь не выстояла и в конец развалилась на куски, впуская мерзкую тварь в чужие покои. Там вновь воцарилась тишина. Со стуками когтей на лапах оно пробиралось дальше, но внутри ничего не было. Так и было, пока оно не наткнулось на зияющую дыру в полу и яркий синий свет в глубине другой комнаты. Двигаясь на свет во мраке пролома, оно юркнуло головой вниз, протягивая ее на длинной шее. Что-то упало в углу.
Оно нырнуло всей своей некрупной тушкой внутрь. Четыре лапы так по-кошачьи мягко запружинили при падении, но воздух здесь уже пропитался пылью, бьющей по чутью твари. Скрип позади неё, и что-то горячее вонзается прямо в шею темному существу, заставляя его с громким воплем биться в агонии и рваться наружу. Прочь от опасности прямо в дыру наверху. Оно схватилось когтями за верхний край, но что-то уволокло вниз.
Картер вылез из вмонтированного в стену шкафа и отряхнулся. Из глубин дыры слабо пробивался уже зеленый свет, а где-то внизу отвратительно хрустело.
— Ты же не думаешь, что я не знаю о тебе? — пророкотало нечто снизу. — Я бы не хотел допустить твоего непонимания ситуации. Сейчас. — несмотря на то, что голос шел снизу, он раздавался одновременно будто и отовсюду. — Ты можешь попробовать убежать, мое задание, до тех пор, покуда я не успел тебя увидеть. — голос с рычащего обратился в тон светского джентльмена.
— Почему не прикончишь? — вместе с паром выдавил из себя Картер.
— Ты напомнил мне, кем я был... Но ты ведь не помнишь, кем был я? Войди в лабиринт. Убей минотавра... Не позволь нам забрать тебя… — последние слова оно прорычало, теряя маску разумности. — Беги... И ни за что не оборачивайся…
События быстро понеслись. Кадр. Выскальзывание из квартиры. Кадр. Огромная мертвая туша, смотрящая прямо на тебя за дверьми внизу. И бег.
Страх повелевал им, заставив оставить все собранные вещи там и бежать в уже предстарческие годы так быстро, как только можно. Быть может, это был тот самый Сборщик. Исполнил ровно то, что пообещал, и нашел. И уже не отпустит. Всего лишь играется как с какой-то полузадушенной мышью, которая все пытается спастись стоит коту лживо отвести свое внимание от нее. На этот раз всё уже предрешено.
Картеру виделось будто в темноте дрожали дома, покрытые сплошь и рядом этой черной дрянью, стекающей в лозы прямо на улицы, распространяясь и сплетаясь между собой. Машины, мимо которых он бежал, тоже были в этом представителе местной флоры. Вся обивка, вся конструкция была в похожа на один черный силуэт.
“Черное. Черное. Черное. Как же достал этот цвет…”
Пускай Картер не поворачивался, но он чувствовал на своей шкуре чужое пристальное внимание. Где-то неподалеку эти зеленые жадные глаза сверлили его и чего-то жаждали. Не крови и не плоти. Им требовалось что-то другое.
В беге, несмотря на невыносимо холодный воздух, ударявший прямо в лицо, он думал и вспоминал те кошмары, что предпочел забыть и оставить место для новых…
Оставалось всего метров пятьсот и он вне черты это жуткого места. Вон уже вдали под густотой слез, выбитых холодом, виднеется въезд, умащенный разношерстными машинами. Ещё дальше – собор.
Без оглядки, без шанса на отдых он мчался, жмясь к зданиям. Любой случайной кармашек в здании сейчас будет кстати. Но он споткнулся и завалился за одну из машин. Зажав рот рукой, он сопел, и рефлекторно его грудь вздымалась ради глотка воздуха.
Он лежал и внимательно слушал. Если повезло, то ничего не подаст голоса кроме ветра. За обнажившимся шумом, прочих звуков не было. Тишина звенела как роса на паутине.
Полминуты миновало. Минута. Он не шевелился. Еле-еле дышал, чувствуя как подпирает в горле и на языке железом. Хотелось раскашляться.
Сзади, где-то вдалеке от него пошатнулась машина. Снова ничего. От нехватки воздуха сердце сильно трепалось в груди и билось, оглушая и принуждая дышать хоть немного чаще. Он сглотнул. Боязно было двигаться или пытаться осмотреться. Неприятное ощущение чужого взгляда не покидало.
Так прошло ещё полчаса. Снег под Картером таял, одежда промокала. Он время от времени закрывал глаза, но тут же видел рой других. Светящиеся зеленые по краям с белесыми как перегретый металл кляксы на месте зрачков. Сомнений почти не было: оно ждёт, пока ещё помнит о нём.
Вдруг он понял: это было другое чудище. Ноны едва ли способны настолько долго сохранять свою память. Не посчастливилось встретить ещё одного Сборщика в доме. Но о чём он говорил? Неужели они когда-то были знакомы? И что за минотавр? Какая-то тарабарщина. Странно было и то, что он предупредил его.
Ответы бы не появились сами собой, потому он закончил думать об этом до другого удобного случая.
Вдруг грохочущий, полный боли и ненависти рык пронёсся над улицей. Видения скоро прекратились.
Обождав ещё пару минут, он встал и, не оборачиваясь, ушёл в ночь искать другой ночлег.
Глава 6,...среди обломков истории…
Тяжело выдохнув, он всё же отвалил от себя серый давно истлевший за годы под солнцем и дождями поддон. Ночь миновала, идти было безопаснее, а вчерашняя стычка у Форта более может не занимать внимание. Конечно, были мысли и догадки были, почему именно в тот день и час ноны организовано не обошли стороной его, но домыслы и паранойя по-прежнему оставались недостижимой роскошью полной безопасности. Маршрут требовалось перестроить: движение под землёй больше не представлялось возможным из-за засевшего в канализации Сборщика, а в окрестностях может сидеть в засаде встреченный в доме монстр.
Сборщики были преимущественно территориальным созданиями и не заходили на границы прочих Сборщиков, однако могли мигрировать на свободные пространства. Возможно, вчерашняя встреча случилась с постояльцем дома, которого потревожили, разрушив потолок прямо над его логовом и приведя туда чужака. Что достоверно заставило его не атаковать Картера – всё такая же бредовая загадка как и речь монстра.
Картер размялся, похрустывая суставами рук и ног. Они замерзли за часы проведенные в одном положении во время сухой вьюги. Правда, позволить себе бежать дальше любого скудного укрытия ночью подобно непреднамеренному самоубийству. Пальцы нехотя двигались, мышцы терпимо болели. Можно было попытаться осмотреться через щели поддона.
Снаружи всё ещё мело. Снег летел, и за ним близстоящие здания казались серыми миражами. В такую погоду идти тяжело. Кусок галеты продолжал давать силы, но бестолковый тревожный сон отдыха не принёс, поэтому представить себе вылазку во время такого снегопада было затруднительно.
Он снял со спины рюкзак, неловко достал оттуда ещё одну часть разбитой галеты и принялся жевать безвкусный кусок собственноручно спеченных вместе муки и воды. Хранились они чрезвычайно долго и, в общем-то, только за это и ценились стариком.
Хотя здесь и удалось переждать ночь, оставаться долго на этом месте не давала погода, ещё не так давно не свойственная для этих мест. Температура время от времени падала ниже минус двадцати, однако, к счастью, нормальная установилась немного выше минус десяти. Но со вчерашнего дня всё сильно испортилось вопреки установленному прогнозу на три дня. Создавалось впечатление, что именно в эти дни вся математика, статистика и физика решили подвести своего адепта, поставив в совершенно глупое положение. Ко всему прочему дела ухудшались состоянием самого Картера. Длительная изоляция сильно изменила его. Равно как и погода зимой, его мышление шло от плохого к ругательному и обратно, что и приводило, порой, к импульсивным решениям вопреки всем трезвым убеждениям, сохраняющим в безопасности.
Наконец, он узнал местность по призрачным силуэтам. Левее от его позиции должен был находиться собор, откуда можно было бы разведать местность и на недолгий срок остановиться.
Водрузив вещи на плечи, покинул привал и, пригнувшись, медленно пошёл в сторону собора, вглядываясь в снежное марево.
***
Сильно повезло не встретить никак проблем ни по пути, ни внутри. Казалось, место не восприняло никаких изменений в мире и оставалось всё таким же островком надежды для несчастных. Он прошёлся вдоль скамеечных рядов, сел на одно из мест и о чём-то молчал. Спустя какое-то время встал и отправился на верхние этажи.
На самом верху ветер ужасно задувал и ничего не было видно, поэтому он решил спуститься и переждать вьюгу в одном из жилых помещений, где ему бы не грозило встретиться ни с одним из прежних обитателей города.
Там он разложил на полу карту, сверил, насколько отошёл от курса. До границы города было ещё далеко, идти было возможно только по проверенным тропам, что тратило время, но давало шанс выбраться отсюда в целости.
Ближе к обеду погода могла поутихнуть, и тогда бы получилось больше пройти в светлые часы. Усталость шумела в ушах. Он извлёк одеяло из рюкзака, улёгся на деревянном полу, укрылся и наконец уснул.
Глава 7. …найдется путь домой.
Сон был пустой, глубокий и долгий. Он встал, убрал вещи на место, и направился наверх.
Вьюга миновала, и пред ним предстал вид снегов, многоэтажные дома так сильно напоминали горы с шапками. Небо было всё ещё затянуто облаками, но, оценка освещенности говорила о времени, приближающемся к обеду. Он развернул карту, сделал несколько пометок. Свернул её и спустился.
Здесь, при всём желании, не получилось бы надолго задержаться -- банальная ограниченность продовольствия. Поэтому он собрал вещи и направился по проложенному маршруту.
***
В этих окрестностях в последний раз он бывал ещё, наверное, в прошлой жизни. Неизвестно, намеренно ли он вышел именно на эти улицы или инстинктивно, но разорванный ранее в пух и перья план говорил об очередной случайности.
Здесь не было ни единого нона. Полотно штиля. Волнение в Картере тоже куда-то исчезло, и он позволил себе помечтать об отложенных в историю днях.
Давно он жил здесь со своей семьёй, где-то в одном из этих домов. Он всё вспоминал и вспоминал. Даже впервые по-настоящему улыбнулся. Казалось, он слышал голос Хлои. Когда они жили здесь с Ребеккой, их дочь была совсем ребёнком. Ему самому было только двадцать два. Хорошее время.
Ребекка была просто очаровательна, когда они впервые встретились. Совсем юная, но внимательная и порядочная. Должно быть, ей было около шестнадцати. Самому Картеру было примерно столько же.
Замечтавшись, можно было даже забыть о всех сугробах и холодах вокруг и представить раннюю весну. Он закрыл глаза, рисуя в голове затертый временем образ. Её лицо. Лицо их дочери. Простые разговоры, смех и улыбки. В этих грёзах он охотно растворялся и неизвестно было, от тоски или счастья лились слёзы. Все прочитанные книги, все сочиненные дневники ткали нежное воображение, в котором находился светлый приют даже после лет в заточении. Наверное, только сейчас он просыпался ото сна и возвращался по-настоящему к жизни.
Если открыть глаза, наваждение исчезнет? Нет, дело здесь не в крепко или нет зажмуренных глазах. Он мечтал, тянулся к свету, сколько позволяли силы. Открой глаза и ничего не изменится. Как не уходят кошмары, так радость тем более никуда не испарится.
Уже несколько месяцев ему снился один и тот же сон. Сколько ужасный, столько и огорквелый. Но вот он идёт по той же улице из сна. И всё по-другому. Вспоминается совершенно иное. Безнадежность и слабость — куда-то прочь.
Таким ли честным был тот сон? В голову приходило, что сейчас, стоит открыть глаза, он окажется у дома, из которого всегда бежал.
Он мысленно перенес себя к двери, сдвинул ручку и вошёл. Медленно прошёлся по коридору.
Где-то далеко шуршали бумаги.
Он всё шел.
За светом лампы он точно увидел знакомый женский силуэт, склонившийся над письмом.
Подойдя, он обнял её и с глазами полными слёз улыбнулся.