- Я сделал, как вы просили, лорд Джон, - сказал Дансени, понизив голос, будто кто-то мог их подслушивать - хотя они были в библиотеке одни.
- Как я... А! - Грей с запозданием вспомнил свою просьбу о том, чтобы Джеймсу Фрейзеру дали возможность писать письма.
- Благодарю вас, сэр. Вы не знаете... каков был результат эксперимента?
Дансени кивнул, беспокойно наморщив свой узкий лоб.
- Он отправил несколько писем - кажется, всего десять. Как вы указали, я не открывал их, - выражение лица виконта показывало, что он считает это серьезной ошибкой, - но переписал адреса. Три были отправлены в какое-то место в Хайленде, к миссис Мюррей, два в Рим, а остальные во Францию. Я сохранил список имен... - он полез в ящик своего стола, но Грей жестом остановил его.
- Благодарю вас, сэр. Возможно позже. Получил ли он какие-либо ответы на эти послания?
- Да, несколько. - Дансени смотрел на него с выжидающим видом, но Грей только кивнул, не спрашивая подробностей.
Вопрос о затаившихся якобитах, который когда-то казался таким жизненно важным, теперь потускнел. Что сказала его мать? Не стоит ворошить прошлое. Так оно и есть, подумал он, настоящее - это все, что ему осталось.
Грей продолжил беседу с Дансени, демонстрируя свой интерес к делам Хелуотера, а затем выслушал местные сплетни от леди Дансени и Изабель, но на самом деле не обратил на них никакого внимания. Он заметил, что отношения между лордом и леди Дансени, по-видимому, восстановились - за чаепитием они сидели рядом, и их руки время от времени соприкасались над столом.
- Как поживает ваш внук? - спросил Грей в один из моментов, услышав долетевший сверху детский плач.
- О, просто прекрасно, - сияя, заверил его лорд Дансени.
- У бедняжки режутся зубки, - сказала леди Дансени, хотя и не выглядела слишком расстроенной страданиями своего внука. - Он наша отрада.
- У него шесть зубов, лорд Джон! - сообщила ему Изабель с видом человека, делящегося жизненно важной и захватывающей информацией.
- В самом деле? - вежливо заметил он. - Я поражен.
Грей думал, что трапеза никогда не закончится, но она закончилась, и ему наконец-то удалось сбежать в свою комнату. Однако он не остался там, а тихо спустился по задней лестнице и вышел. В конюшню.
****
Один из конюхов работал в загоне, но Грей коротким жестом отослал его прочь. Его не волновало, что кому-нибудь покажется странным его желание поговорить с Джейми Фрейзером наедине - во всяком случае, остальные конюхи давно привыкли к этому.
Фрейзер бросал сено в кормушки и едва взглянул на Грея, когда тот вошел в конюшню.
- Я закончу через минуту, - сказал он. - Полагаю, вы хотите поговорить о письмах.
- Нет, - ответил Грей. - Не об этом. Не сейчас, во всяком случае.
Фрейзер быстро взглянул на него, но Грей сделал ему знак продолжать, и он, пожав плечами, закончил свое дело, вернувшись лишь когда все ясли были заполнены.
- Вы можете поговорить со мной как мужчина с мужчиной? - спросил Грей без всякого вступления.
Фрейзер выглядел пораженным и, после секундного размышления, кивнул.
- Могу, - осторожно сказал он, и Грею пришло в голову, что Фрейзер решил, будто он пришел поговорить о Джениве.
- Это касается моих личных дел, - сказал Грей, - а не ваших.
- Неужели. - Фрейзер все еще был настороже, но напряженность в его глазах ослабла.
- Какие дела, сэр? И почему я?
- Почему вы? - Грей вздохнул и, сев на скамейку, предложил Фрейзеру сделать то же самое.
- Потому, мистер Фрейзер, что вы честный человек, и я верю, что вы честно выскажете свое мнение. И ещё потому, черт побери, что вы единственный человек в этом мире, с кем я могу говорить откровенно.
В глазах Фрейзера снова появилась настороженность, но он прислонил вилы к стене, сел и произнес одну-единственную фразу:
- Что ж, говорите.
Грей повторял эти слова раз сто по пути из Лондона, стараясь сделать свой рассказ максимально лаконичным. Он не стал вдаваться в подробности, они были не нужны. Никаких дверных ручек.
- Такова моя проблема, - заключил он. - Я единственный свидетель. Без моих показаний он не будет ни обвинен, ни осужден. Если я солгу перед военным трибуналом, я потеряю собственную честь. Если нет - он потеряет свою жизнь или свободу.
Открыто рассказав обо всем, Грей почувствовал невероятное облегчение, и одновременно с острой болью вспомнил, что такое же чувство пришло к нему после того, как он рассказал Перси историю гибели своего отца. Таким образом, разговор принес больше пользы, чем часы размышлений - раскладывая все по полочкам для Фрейзера, он мысленно принял окончательное решение.
Фрейзер, слегка нахмурив свои рыжие брови, внимательно выслушал весь рассказ. Теперь он смотрел в землю, продолжая хмурится.
- Этот человек - ваш брат, ваш родственник, - наконец сказал он. - Но он ваша родня по закону, а не по крови. Что вы чувствуете к нему, кроме родственных обязательств? Сочувствие? Любовь?
В последнем слове не прозвучало ничего особенного - он понял, что Фрейзер имел в виду только любовь, которая существовала в семье. Грей поднялся со своего места и принялся беспокойно шагать взад и вперед.
- Не любовь, - наконец сказал он. - И не сочувствие.
Да, кое-что из этого осталось, но, в конце концов, всего этого было недостаточно, чтобы оказать на него давление.
- Тогда, может быть, долг чести?- тихо сказал Фрейзер. Он встал, заслоняя собой свет фонаря на стене конюшни.
- Да,- сказал Грей. - но как поступить по законам чести?
Фрейзер слегка пожал плечами, и Грей увидел блеск его рыжих волос, вспыхнувших в случайном луче света, падавшего сквозь щели в досках чердака у него над головой.
- У нас с вами разные понятия о долге и чести майор, - сказал он. - Для меня - для нас - на первом месте стоит честь нашей семьи. Я не могу допустить осуждения близкого родственника, независимо от того, какое преступление он совершил. Учтите, - добавил он, подняв бровь, - отвратительное преступление не останется безнаказанным. Но разбираться с этим человеком будет его вождь, его родственники, а не суд.
Грей замер, принимая неизбежное.
- Ясно, - медленно произнес он. Теперь Грей понял, что Фрейзер имел в виду под честью. В конце концов, это было просто, и облегчение от принятия решения затмило все мысли о трудностях, с которыми ему предстояло столкнуться.
- Это будет справедливо, но не сделает честь моей репутации. В конце концов - медленно произнес Грей, наконец, поняв это, - суть в том, что моя честь не позволит мне смотреть, как его повесят за преступление, в котором я виноват в той же степени, - и последствий которого мне удалось избежать благодаря простой случайности.
Фрейзер слегка напрягся.
- Преступление, в котором вы виноват в той же степени.
Он тщательно выговаривал слова, понимание - и отвращение - ясно слышалось в его голосе. Он остановился, явно не желая говорить дальше, но был не в состоянии оставить предмет обсуждения.
- Этот мужчина. Он не только ваш сводный брат, но он... ваш... -
Он нащупал слово.
- Ваш катамит [1]?
- Да, он был моим любовником.
Грей должен был почувствовать горечь при этих словах, но её не было. Грусть,- да, но больше всего облегчение от признания.
Фрейзер презрительно хмыкнул, и Грей в запальчивости обратился к нему:
- Вы не верите, что мужчины могут любить друг друга?
- Нет, - отрезал Фрейзер. - Не верю.
Он на секунду сжал зубы, а затем добавил, словно хотел быть честным до конца.
- Во всяком случае, не так. Любовь братьев, родных - да, конечно. Или воинов. Мы же говорили об этом.
- Спарта? Да.
Грей невесело улыбнулся. Однажды ночью они сражались в битве при Фермопилах, используя солонки, игральные кости и запонки на карте, нацарапанной углем на крышке стола в его комнатах в тюрьме Ардсмуир. Это был один из вечеров их дружбы.
- Любовь Леонида к своим людям, их любовь друг к другу как к братьям по оружию. Да, это вполне реально. Но чтобы... чтобы использовать человека таким образом... - Фрейзер сделал возмущенный жест.
- Вы правда так думаете?
Кровь Грея забурлила, он почувствовал жар в груди.
- Я знаю, вы читали Платона. И полагаю, что вы, будучи образованным человеком, слышали о Священном отряде Фив. [2] Верно?
Лицо Фрейзера окаменело, и, несмотря на тусклый свет, Грей увидел, что он тоже покраснел.
- Да, - коротко ответил он.
- Любовники, - сказал Грей, внезапно осознав, что он невероятно зол.
- Все воины. Все любовники. Каждый воин со своим возлюбленным. Кто бросит своего любимого или подведет его в час опасности?
Он пристально посмотрел на Фрейзера.
- И что вы скажете на это, мистер Фрейзер?
Глаза шотландца стали совсем черными.
- Единственное, что я могу сказать, - произнес он, скупо роняя слова, - то, что только мужчины, лишенные способности обладать женщиной, или трусы, которые их боятся, должны прибегать к таким откровенным непристойностям, чтобы удовлетворить свою похоть. И как же вы можете в то же самое время говорить о чести... Если хотите знать, меня просто наизнанку выворачивает. И что вы на это скажете, милорд?
- Я скажу, что я говорил не о непристойной похоти - и если вы желаете говорить о таких вещах, позвольте мне заметить, что я видел гораздо более грубые непристойности, которые мужчины творили с женщинам, и вы тоже такое видели. Мы оба сражались на войне.Я сказал: "любовь". И как вы думаете, что такое любовь, если она предназначена только для мужчин, которых привлекают женщины?
Скулы Фрейзера покрылись красными пятнами.
- Я любил свою жену больше самой жизни и знаю, что любовь - это божий дар. Вы осмеливаетесь сказать мне, что чувства э - э - извращенца, который не может иметь дело с женщинами как мужчина, но жеманничает и преследует беззащитных мальчиков, - что это любовь?
- Вы обвиняете меня в том, что я охочусь на мальчиков? - Пальцы Грея сжались над рукоятью кинжала.
- Хочу сказать вам, сэр, что если бы вы были вооружены, вы бы ответили мне за это прямо здесь и сейчас.
Фрейзер глубоко дышал через нос, его грудь вздымалась.
- Нападай на меня, черт с тобой, - презрительно сказал он. - Вооружен ты или нет, ты не сможешь меня одолеть.
- Вы думаете, нет? Я скажу вам, - произнес Грей, изо всех сил стараясь сдержать ярость в голосе так, чтобы звук его не был громче шепота:
- Я скажу вам, сэр, если бы я взял вас в свою постель - я мог бы заставить вас кричать. И клянусь Богом, я это сделаю.
Позже Грей попытается вспомнить, что тогда произошло. Неужели он сдвинулся, рефлексы и тренировки сделали свое дело и пробились сквозь туман ярости, который его ослепил? Или это дернулся Фрейзер, когда остатки разума заставили его отклониться от цели за ту долю секунды, пока он заносил свой кулак?
Как он ни старался, ответа не было. Грей не помнил ничего, кроме сотрясения от удара, когда кулак Фрейзера врезался в доски в дюйме от его головы, и волны горячего дыхания, обрушившегося на его лицо. Осталось ощущение близкого присутствия тела Фрейзера рядом с ним и впечатление какой-то неминуемой гибели.
Затем он оказался снаружи, и захлебываясь, глотал воздух, ничего не видя вокруг, ослепленный лучами заходящего солнца. Грей потерял чувство равновесия и ориентации, он спотыкался и в поисках опоры схватился за какую-то деталь фермерского инвентаря.
Его зрение прояснилось, глаза слезились - но он не видел ни загона, ни повозки, за колесо которой ухватился, ни дома и лужаек вдали. Единственное, что стояло у него перед глазами, было лицо Фрейзера в тот момент, когда он произнес - какой демон внушил ему эту мысль, эти слова? - "я мог бы заставить вас кричать".
О, Боже, Боже. Кому-то это удалось.
Желание нахлынуло на него с такой силой, словновсе кровеносные сосуды в глубине его живота внезапно полопались. Расплавленное и ужасное, оно заполнило Грея за несколько мгновений, настолько мощное, что он был не в силах ему противостоять. Он должен сблевать, или...
Задыхаясь, он рванул свою ширинку. Мгновение-другое отчаянного маструбирования, и все это вышло из него. Раскаяние и тоска, ярость и вожделение - и многое другое, что он не мог бы назвать даже под пытками, - все это стекало, как ртуть, по позвоночнику, густыми струйками извергалось между ног, и осушало его, словно проколотый винный мех.
У него подкосились ноги. Грей опустился на колени и стоял на них, покачиваясь с закрытыми глазами. Он не чувствовал ничего, кроме невероятного облегчения.
Через несколько минут - или часов - он стал различать солнце - расплывчатое темно-красное пятно на темном фоне своих закрытых век. Мгновение спустя он понял, что стоит на коленях на грязной земле двора с расстегнутыми бриджами, прижимаясь лбом к колесу телеги, и по-прежнему сжимает рукой свой член.
- О, Христос, - еле слышно сказал он самому себе.
Дверь в конюшню позади него по-прежнему была открыта, но из её темного зева не доносилось ни звука.
***
Он тотчас бы уехал, если бы не правила хорошего тона. Грей сидел за прощальным ужином с Дансени, автоматически поддерживая беседу, не слыша ни слова, а затем поднялся наверх предупредить Тома, чтобы тот собирался.
Том уже начал это делать, чутко следя за настроением своего патрона. Когда Грей открыл дверь, Том оторвал взгляд от сложенных вещей, и его лицо выразило тревогу, настолько явную, что это вывело Грея из состояния глубокой отрешенности, в котором он пребывал после дневных событий.
- В чём дело, Том?
- Ах... ничего, милорд. Просто я подумал, что это снова он.
- Он?
- Этот здоровенный шотландец, конюх по имени Алекс. Он только что был здесь.
Том сглотнул, мужественно подавляя остатки того, что явно было немалым потрясением.
- Что, здесь?
Конюх никогда не войдет в дом, если только его не вызовет лорд Дансени, чтобы отчитаться за какой-либо серьезный проступок. Тем более, Фрейзер - прислуга ужасно его боялась, и он получил приказ никогда не покидать пределы кухни, где он обычно ел.
- Да, милорд. Всего несколько минут назад. Я даже не слышал, как открылась дверь. Просто поднял голову от работы а он уже здесь. Он меня жутко перепугал!
- Представляю себе. Он сказал, какого черта ему нужно?
Грей предполагал, что Фрейзер все-таки решил его убить и пришел осуществить задуманное.Он не был уверен, что ему все равно.
По словам Тома, шотландец ничего не сказал. Просто возник из ниоткуда, прошел мимо него, как призрак, положил листок бумаги на стол и снова вышел, бесшумно, как и появился.
- Вот здесь, милорд. - Том кивнул на стол и вновь сглотнул. - Мне не хотелось это трогать.
На столе действительно лежала мятая бумажка - неровный квадрик, оторванный от какого-то большего листа. Грей взял его осторожно, как будто он мог взорваться.
Это был грязный кусочек бумаги, покрытый прозрачными масляными пятнами, с резким запахом, видимо раньше в него заворачивали рыбу.
"Из чего же он сделал чернила,"- подумал Грей, и с любопытством провел пальцем по бумаге. Краска сразу же размазалась и осталась у него на коже. Свечная сажа, смешанная с водой.
Записка была короткой и без подписи.
"Я считаю, что ваша светлость гоняется за диким гусём. " [3]
- Что ж, большое спасибо за ваше мнение, мистер Фрейзер! - пробормотал Грей, и, скатав бумажку в комок, сунул ее в карман.
-Ты успеешь уложиться к завтрашнему утру, Том?
- О, я буду готов через четверть часа, милорд! - с горячностью заверил его Том, и Грей невольно улыбнулся.
- Я думаю, утром будет удобнее.
Но он пролежал без сна всю ночь, наблюдая за тем, как ранняя осенняя луна, большая и золотая, вставала над конюшнями и поднималась к звездам, постепенно становясь маленькой и бледной, проплывала над домом, пока наконец не исчезла из виду.
***
Впрочем, он получил свой ответ - или один из них. Перси не умрет и не проведет остаток своей жизни в тюрьме, если Грей сумеет этому помешать. Это было решено. Грей также решил, что он не станет лгать перед военным судом. Не будет - потому что не сможет. Таким образом, он должен найти иной путь.
Как именно он собирался это сделать, ему пока еще не было ясно. Но, рассматривая все обстоятельства, Грей обнаружил, что ему постоянно приходит на ум его визит к капитану Бейтсу в Ньюгейт - и благодаря этим воспоминаниям у него начали возникать контуры некой идеи. Тот факт, что идея была явно безумной, не особенно его беспокоил. Все волнения по поводу состояния его собственного рассудка остались в далёком прошлом.
Однако, занимаясь разработкой своего нового плана, он должен был решить и другой вопрос.
Увидев короткое послание Фрейзера, Грей в первый момент решил, что это просто издевательская попытка отделаться от него. И, учитывая обстоятельства их последней встречи, был готов к этому.
Но тот ужасный разговор невозможно было стереть из памяти - поскольку во время него Грей получил ответ, касающийся его сомнений по поводу Перси.
И всякий раз, когда воспоминание о нем возникало в памяти Грея, перед ним тут же всплывало лицо Джейми Фрейзера. Гневное - и ужасно беззащитное в тот последний миг.
Эта записка не была насмешкой. Фрейзер вполне был способен насмехаться над ним - на самом деле, он поступал так постоянно, - но издевательство не могло скрыть того, что Грей видел на лице Фрейзера. Никто из них не хотел этого, но никто не мог отрицать реальность того, что произошло между ними.
Грей ничуть не сомневался в том, что они будут стараться полностью избегать друг друга, чтобы воспоминания о сказанном в конюшне поскорее исчезли, и ко времени его следующего возвращения в Хелуотер они, возможно, снова смогут вежливо разговаривать, оба осознавая, - но не признавая - минувшие моменты жестокого откровения. Но Фрейзер не стал его полностью игнорировать. Грей отлично понимал, почему мужчина решил оставить записку вместо того, чтобы переговорить с ним - сам он не был готов беседовать один на один с Фрейзером, только не так скоро.
Он сказал Фрейзеру, что ценит его мнение как честного человека, и это было правдой. Грей не знал никого более честного - и настолько же безжалостного. Что привело его к неизбежному выводу - Фрейзер, скорее всего, дал ему то, о чем он просил. Он просто не понимал, что это значит, черт побери.
Грей не мог вернуться в Хелуотер - не было времени, даже если бы решил, что это чем-то ему поможет. Но он знал еще одного человека, который хорошо знал Джейми Фрейзера. В четверг Грей пошел на ужин к Бадлу, [4] зная, что там будет Гарри Кворри.
- Я нашел кольцо, Гарри, - без предисловий сказал Грей, садясь рядом с Кворри в курительной, где его друг наслаждался послеобеденной сигарой.
- Оно похоже на твое.
- Что, это? - Кворри взглянул на свою руку - он носил только одно кольцо, с масонским символом.
- Точно, - ответил Грей. - Я нашел такое же. Хотел спросить, не знаешь ли ты, чье оно.
Кворри нахмурился, затем его лицо прояснилось.
- Должно быть, Симингтона, - сказал он, с видом фокусника, вытаскивающего разноцветные платки из рукава. - Он говорил, что потерял своё, но это было несколько месяцев назад! Ты хочешь сказать, что оно все это время было у тебя?
- Полагаю, что так, - извиняющим тоном произнес Грей. - Однажды я нашел кольцо в своем кармане - наверно, случайно поднял.
Грей сунул руку в карман и, слегка наклонившись, выложил все его содержимое на маленький столик между их кресел.
- Ты самая настоящая сорока, Грей, - сказал Кворри, осторожно копаясь в залежах. - Я удивляюсь, почему ты не строишь гнезда. Хотя нет, конечно, за тебя это делает Мелтон. Ради бога, это что, шпилька для подков?
- Только её часть. Я полагаю, что это можно выбросить, мистер Стивенс.
Грей передал металлический обломок стюарду, который принял его с таким видом, словно это был редкий и драгоценный предмет.
- Что это? - Гарри вытащил испачканный клочок бумаги и нахмурился, поводя носом. - Немного воняет.
- Ах, это. Ну -
- "Я считаю, что ваша светлость гоняется за диким гусём," - прочел Кворри. Он немного помолчал, затем посмотрел на Грея. - Где ты это взял?
- Получил от некого Джеймса Фрейзера, бывшего якобита.
Что-то в лице Кворри заставило Грея наклониться вперед.
- Это и в самом деле что-то значит, Гарри?
Кворри слегка втянул щеки, и огляделся вокруг, проверяя, что их не подслушивают. Видя это, мистер Стивенс тактично удалился, оставив их наедине.
- Фрейзер, - наконец произнес Кворри. - Некий Джеймс Фрейзер. Ну- ну.
Кворри был предшественником Грея на должности коменданта тюрьмы Ардсмуир и хорошо знал Джейми Фрейзера - достаточно хорошо, чтобы держать его в кандалах. Кворри размышлял, разглаживая край бумаги.
- Полагаю, ты тогда был ещё молод, - наконец сказал он. - И это выражение мало кто слышал даже во время восстания 45 года. Однако в Ирландии у Стюарта было - и как я полагаю, все ещё есть - определённое количество сторонников. И стоит особо отметить, что молодые ирландские дворяне, которые поддерживали Старшего Претендента, называли себя "дикими гусями".
Он поднял лукавый взгляд: - Ты случайно не ищешь ирландского якобита, Грей?
Ошеломленный Грей широко открыл глаза.
- Честно говоря, Гарри, понятия не имею, - сказал он. - Может быть.
Он вытащил кольцо Симингтона из кучки и протянул его Кворри.
- Проследишь, чтобы Симингтон по возвращении получил его назад?
- Конечно, - сказал Кворри, хмуро глядя на Грея.
- Но почему бы тебе самому не отдать ему кольцо?
- Я не знаю точно, где я буду в тот момент, Гарри. Возможно, в Ирландии - в погоне за диким гусем.
Грей сгреб оставшуюся мелочь обратно себе в карман и улыбнулся Кворри.
- Спасибо, Гарри. Наслаждайся своей сигарой.
***
[1] Англ. - catamite - мальчик на содержании у педераста - от латинского Catamitus - любимчик, и греческого Ganymedes. Ганимед - красивый юноша, виночерпий Юпитера, перенесенный им на Олимп. (здесь и далее примечания пер.)
[2] Sacred Band of Thebes - греч. Ιερός Λόχος τών Θηβών - Ierós Lóchos tón Thivón (Иерос лохос тон Фиван) - Священный отряд Фив (Беотия, Древняя Греция) был отрядом избранных воинов, состоящим из 150 пар состоящих в интимных отношениях мужчин, которые сформировали элитное подразделение фиванской армии в 4 веке до нашей эры.
[3] Игра слов. Англ. - to be in pursuit of a wild goose - буквально: охотиться на дикого гуся - означает гоняться за несбыточным.
[4] Boodle’s - второй после Уайта старейший лондонский клуб джентльменов, основанный в январе 1762 г. в доме № 50 на Пелл-Мел-стрит Джоном Петти-ФитцМорисом, лордом Шелбурном. Первоначально находился по соседству с таверной Уильяма Алмака. Поскольку дело происходит в 1758 г., данного клуба еще не существовало.