Метафора как средство речевой выразительности

Метафору можно рассматривать не только как стилистическое средство и как средство номинации, но и как способ создания языковой картины мира, как выражение менталитета говорящего, так или иначе связанного с внешним и внутренним настроем человека. Метафора, как лингвистическая универсалия, рассматривается не только как образное средство в языке художественной литературы, но и как новый концепт за счет использования “буквального” значения выражения и сопутствующих ему ассоциаций в когнитивной обработке нового знания при его концептуализации” [Метафора... 4].

Об этом свидетельствуют многочисленные исследования, осуществленные в этом направлении в последние годы [Опарина, Скляревская, Роль..., Теория метафоры]. Новый подход к изучению метафоры позволил расширить сферу ее распространения во всех языковых стилях – в научной речи, в публицистике, в разговорной речи. На практике метафору рассматривают также в русле функциональной стилистики, определяющей ее функционирование как языковое средство, обслуживающее различные сферы человеческой деятельности и соотносящейся с разными формами общественного сознания. Употребление метафоры в каждом функциональном стиле зависит в конечном итоге от определяющей данный стиль черты, специфической для него и выделенной на основе коммуникативных требований этого стиля. Для публицистического стиля – это сочетание понятийной и эмоционально-образной составляющих языкового средства. Метафору как языковое средство в целом можно определить как перенос наименования, заключающийся в том, что слово, обозначающее какой-либо класс предметов, явлений, действий или признаков, употребляется для обозначения объектов, принадлежащих к другому классу [Арутюнова]. Основой метафоричности является вторичная номинация, квалифицируемая в лингвистике “как асимметрия словесного знака, в основе которой лежит отсутствие соответствия между планом выражения и планом содержания, их изоморфизм” [Голышева 12]. Метафоричность связывается также с коммуникативной направленностью словесного знака, с его прагматическим осуществлением. Интерпретация метафоричности с функционально-стилистической точки зрения позволяет представить ее в прямой зависимости от экстралингвистических факторов, обусловливающих функциональную сущность стиля.

Метафора, содействуя выполнению основной функции публицистического стиля – воздействующей – является специфической принадлежностью данного стиля. В силу динамического характера ПС наблюдается тенденция к вымиранию неактуальных метафор и к созданию и употреблению новых, релевантных общественно-политическим процессам, происходящим в каждом обществе и находящим отражение в масс-медиа. Посттоталитарные общества являются благоприятной почвой для развития этого процесса, который характерен и для русского и для болгарского языков. Многие традиционно употребляющиеся в публицистике метафоры потеряли свою узуальность (вахта труда, рубежи пятилетки, биография поколений), но другие сохранились и употребляются в новых сочетаниях и контекстах: рус.- политический сезон, общественная атмосфера президентской кампании, деловой климат; болг. – политически сезон, климат на доверие, бизнесклимат, зората на демокрацията (утро демократии). Разумеется, коренное изменение в наличии различных типов метафор в публицистике не произошло, но наблюдается некоторое обновление и дистрибуцию языковых средств, а также появление новых текстов, на фоне которых проявляется ее действие.

Данный языковой феномен не является спорадическим явлением в публицистике. Слова-метафоры и метафорические сочетания составляют значительные по объему тематические группы. Материал позволил выделить следующие группы метафор в публицистике: 1) антропоморфная метафора, 2) зооморфная метафора, 3) “транспортная” метафора, 4) “военная” метафора, 5) “медицинская” метафора, 6) “культурная” метафора, 7) “научная” метафора, 8) “метеорологическая” метафора, 9) “спортивная” метафора, 10) “предметная” метафора, 11) метафора “образов множества”.

Антропоморфная метафора, несомненно, наиболее разнообразна в силу того, что основным приемом познания является отождествление окружающего мира с человеком – человек находится в центре процесса познания. Данный тип метафоры представлен в публицистике в разнообразии явлений и ассоциаций, связанных с человеком. Среди них выделяются: а) профессия: болг. – архитектът на дейтънския мирен договор, бавачка на закъсали икономики (няня нуждающейся экономики); б) названия лиц – историзмы: рус. – партийные бонзы, болг. – фараон, фараонка (владельцы финансовых предприятий, обманувших своих вкладчиков), жрици на любовта, бели робини; в) социальные отношения: болг. – присъда на изборите (приговор выборов), рекет спрямо избирателите (рекет по отношению к избирателям); г) семейные отношения: болг. – развод с ДПС.

Группа зооморфной метафоры объединяет названия животных, птиц, насекомых, например: рус. – ястреб (Нетаньяху), акулы нефти и газа, хищная птица (о политике), болг. – западни акули, пеликани (политики, сильнее желающие получить деньги, чем править), “нощни пеперуди” (“ночные бабочки”), За нея казват, че е от типа на държавнички- пчелички (О ней говорят, что она представитель государственных деятелей-пчелок). Посредством метафоризации, на основе сходства по характеризующему признаку, созданы метафоры, обозначающие лиц политической и общественной жизни.

Традиционными в публицистике являются “военные” метафоры. Военные термины, метафоризуясь, обозначают общественные явления: рус. – аппаратная война, политический маневр, социальный взрыв, И прекрасно понимал, что фискальное ведомство – это самая что ни на есть передовая, словесные баталии; болг. – протестни акции, медийна атака, тежката артилерия на Министерския съвет, битки за съдебната власт, политическа битка, бутафорна борба с корупцията, взрив на туларемия, литературен десант, интервенция на борсата (интервенция на бирже), световният капитализъм е в състояние на обсада, ДПС (политическая партия) като ракетоносител, да не се форсира придвижването на концепцията. В болгарском языке наблюдается обновление метафорических сочетаний в связи с появлением новых фактов действительности: медийна атака, борба с корупцията, интервенция на борсата и некоторые другие. В обоих языках активизируется архаическая лексика с ироническим звучанием в метафорическом употреблении: Главное, чтобы у отечественных политиков появилась тема для словесных баталий; Без баталии. Тяхната участ просто вече е предрешена.

Большие оценочные возможности заложены в медицинской терминологии, употребляющейся в метафорическом значении в связи с конкретной семантикой терминов, представляющих реальности, близкие человеку. Общее значение, выраженное данными метафорами, - это негативная оценочность пороков и недостатков общества: рус. – ампутация (законопроекта), “доноры” (республики, края, регионы), бальзам (в значении слова), лихорадка (по поводу дела о подозреваемых в хищении), излечиться от “судорог” (о Британии), реанимироваться (о КПСС); болг. – болен (о партии СДС), диагноза (об экономике), опасна за държавния организъм доза, доларов допинг, заразата на сепаратизма, газова истерия, кръвопреливане от МВФ (переливание крови из МВФ), страда от явна юридическа недостатъчност, агония на съдебната система, рецепти за подпомагане на икономиката, Друг е въпросът дали Москва може да си позволи да преглътне и този горчив хап (проглотить горькую пилюлю), балканската чума (война в Косово). Особенность метафор, возникших на базе медицинских терминов, состоит в том, что они называют процессы и явления, имеющие преимущественно отрицательный статус и значение. Особенностью данных метафор является также их актуализированная сочетаемость. Такие известные в языке метафоры, как рус. – лихорадка, излечиться, ампутация; болг. – болен, диагноза, зараза, чума, рецепта и др. выступают в сочетаниях, отображающих новые ситуации, изменившееся видение мира, соответствующее новой общественной реальности. Например, словесное, а отсюда и реальное, окружение метафор рус. ампутация и болг. допинг следующие: Моему “ребенку” [законопроекту] собрались отрезать ноги, и, по мысли господ депутатов, я сам должен был проводить ампутацию (Итоги, 21.01.1997); Пази боже от стабилност, която се дължи на постъпващия с точността на швейцарски часовник доларов допинг от МВФ! (Дума, 28.04.1998)

Большинство метафор, основанных на терминологической лексике из области культуры, являются театральными терминами. Данная метафора не нова, она известна и воплощается в постулате “мир – театр, и люди в нем – актеры”. Реальные политические и общественные события ассоциируются с различными театральными жанрами: спектакль (переговоры в Израиле), шоу (выборы), карнавал (отражение информации в масс-медиа), пьеса (управление), театр (политика), драма (события в Косово), цирк (дискуссия в связи с МВФ), а актеры отождествляются с имеющими различный социальный статус лицами – это лидеры партий, политики, судьи, депутаты. Метафора не является оторванной от своего лексического окружения, но она связывается с новой ситуацией, создавая в ней концептосферу, ассоциирующую ее исходную реальность.

Метафора “образы множества” также является весьма продуктивной в речи, в том числе в публицистике. Семантическую сущность данной метафоры представляет вербализованный обобщенный смысл множества, совокупности однородных предметов, явлений [Кретов, Лукьянова], типа вереница мыслей, рой воспоминаний, дождь аплодисментов, море цветов. В данной метафоре проявляются две тенденции, отмеченные в речи – тенденция к экспрессивности и тенденция к аналитизму, полностью релевантные требованиям публицистического стиля, в котором взаимодействуют две функции: воздействующая и информативная. Круг лексем, являющихся стержневыми при образовании данной метафоры, тематически ограничен – это названия природных явлений. В публицистике новизной отличаются зависимые слова, называющие современные реалии в общественной и политической жизни: рус. – всплеск активности, всплески разговоров, буря страстей, поток критики, шквал критики, взрыв эмоций, ворох проблем, поток статей, ручеек инвестиций, лавина издевательств, волна столкновений, урожай взрывов; болг. – дъжд от оставки, дъжд от рекорди, взрив на туларемия, буря от недоволство, вторият транш на уволнения.

Метафора “образы множества” создает динамику текста, образность, экспрессивность. Наряду с узуальными, идиоматизированными сочетаниями типа рус. – взрыв эмоций, ворох проблем, болг. – дъжд от рекорди, взрив на туларемия, буря от недоволство встречаются и другие, обладающие новизной и экспрессивностью: рус. – всплески разговоров, поток критики, ручеек инвестиций, струйка инвестиций, болг. – дъжд от оставки, вторият транш на уволнения.

В публицистической речи метафоры, возникшие на основе терминов, редко не получают оценочную окраску, даже выступая в качестве информативных единиц, они вносят в текст экспрессию и социально значимую оценку: рус. – инструмент внутриполитической борьбы, вершина айсберга общественного недовольства, бархатный накат демократической волны; болг. – бюджетна яма, вакуум на властта, поредният балон в приватизацията.

Особо следует обратить внимание на языковой феномен, регулярно встречающийся в публицистической речи, а именно – метафорическое употребление прилагательных-цветообозначений в сочетании с существительными или в функции субстантивата. Данный семантический прием является не новым в речи, ср. противопоставление “красные – белые”, частотное в русской речи в начале прошлого века. Этот прием получил дальнейшее развитие и является частотным и в болгарской публицистической речи. По отношению к употребллению данного сочетания в современном болгарском языке можно говорить даже о взрыве этого явления, главным образом в публицистике. Этому способствуют и экстралингвистические условия. Нам кажется, что в современных условиях данное явление более характерно для болгарской публицистики, чем для русской.

В болгарском языке наибольшей метафоризации подверглись прилагательные синий, красный и желтый. Этот процесс является прямым отражением общественно-политических процессов в Болгарии: с прилагательным синий семантически связываются явления, процессы, лица, имеющие отношение к Союзу демократических сил, с прилагательным красный связываются явления, процессы, лица, имеющие отношение к бывшей коммунистической партии и к Болгарской социалистический партии, прилагательное желтый употребляется в сочетаниях, имеющих отношение к вновь возникшему движению НДСВ (Национальное движение Симеон Второй), созданному вокруг бывшего царя.

Первая группа метафорических сочетаний с данными прилагательными выделяется на основе вычленения отличительного признака, имеющего прямое отношение к понятию о данном объекте, выражающего суть этого объекта. Это тематическая группа “руководство и его окружение”, представленная прилагательным в сочетании с существительным: синий – лидер, премиер, власт, кандидат, депутат, правителство, кабинет, политици, партии, парламентарна група, централа, членове, активисти, министри, управници (правящие круги), структури, мнозинство (большинство), редици (ряды), форум, партийни книжки (партбилет), конгрес; червен – депутат, партия, комсомол, провокатор; жълт – депутат, проект, чешмичка.

Другую группу формируют словосочетания с существительными, объединенными семантикой “симпатизирующие, действующие в пользу синих/красных/желтых”. Свободно образуются речевые номинации, в структуре которых присутствуют абстрактные и конкретные существительные: синя политика, синя идея, син електорат, син елит (элита), синя агитка (группка), синя симпатизантка, син градоначалник, синя директорка, червено минало (красное прошлое), червени общини (красные города), червена кооперация, червен кмет (мэр), жълт. Данные метафоры прошли через несколько осложненный процесс переносимости значения, основанный на общей для носителей болгарского языка когнитивной базе.

Существуют метафорические сочетания, ставшие узуальными, но не потерявшие экспрессивность и не превратившиеся в штампы: фабрика за илюзии, разкрояване на България, социално гето, вакуум на властта, политически чадър. Вариантностью характеризуется весьма частотное по употреблению метафорическое сочетание с существительным баница (пирог), ассоциирующееся с чем-либо целостным, которое делят на части для собственной выгоды: битка за парченцето от баницата (битва за кусок пирога), смучат от сладката държавна баница (сосать сладкий государственный пирог), балканската баница (балканский пирог).

Подытожив результаты анализа, можно сказать, что метафора в современной русской и болгарской публицистике, несомненно, развивает новые значения, находящиеся в прямой зависимости прежде всего от экстралингвистических факторов: общественно-политических условий, ментальности носителей языка, открытости посттоталитарных обществ к внешнему миру и осуществления межкультурной коммуникации. Некоторые метафоры становятся в такой степени специфичными и семантически связанными с человеком и его национальным, культурным, общественным и прочим опытом, что они могут превратиться в своего рода концепты в данной культуре и в данном обществе.

Метафора прочно вошла в публицистический ар­сенал активных средств воздействия на читателя. Утверждение Аристотеля: «Всего важнее — быть ис­кусным в метафорах, перенять их от другого нельзя; это — признак таланта»,— остается осново­полагающим принципом художественного творче­ства и одним из критериев мастерства писателя и журналиста.

Метафора — перенесение наименования с одного объекта (предмета, лица, явления) на другой, сход­ный с первым в каком-либо отношении.

Исследование метафоры становится тотальным. Изучаются ее стилистические возможности, семан­тика и функции, закономерности метафоризации, устройство метафорического знака. Так, В. Г. Гак, го­воря о метафоре в языке, отмечает ее универсаль­ность, проявляющуюся в «пространстве и во вре­мени, в структуре языка и функционировании. Она присуща всем языкам во все эпохи, она охватывает разные аспекты языка и обнаруживается во всех его функциональных разновидностях». По мнению Арутюновой Н. Д., метафора служит тем орудием мысли, при помощи которого нам удается достигнуть самых отдаленных участков нашего кон­цептуального поля. Лакофф Д. и Джонсон М. утверждают, что метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не толь­ко в языке, но и в мышлении и действии. Современная когнитивная лингвистика считает ме­тафору не тропом, призванным украсить речь и сде­лать образ более понятным, а формой мышления. В коммуникативной деятельности метафора — важное средство воздействия на интеллект, чувства и волю адресата.

Рассмотрим основные особенности публици­стической метафоры. Публицистическая метафора (как и художественная) представляет собой употре­бление автором определенного слова, переосмыс­ленного на базе образно-ассоциативного подобия, которое возникает в результате субъективного впе­чатления, ощущения, эмоционального восприятия. Это, с одной стороны, отражение реального мира и объективного знания о нем, закрепленного в язы­ке, а с другой — способ создания индивидуального, образного мира журналиста. Ассоциативность, вы­зываемая метафорическим употреблением слова, помогает более ярко представить описываемую журналистом реальность.

Газетные метафоры можно разделить на общеу­потребительные (тиражируемые журналистами) и на индивидуально-авторские.

Одной из характерных черт современной га­зетной публицистики является метафоризация терминов: «Характерной приметой многих совре­менных газетно-публицистических текстов явля­ется переносное употребление в них специальной научной, специальной профессиональной, воен­ной лексики, лексики, относящейся к спорту».

Специальная терминология оказывается прак­тически неисчерпаемым источником для новых, свежих, нештампованных способов речевого выра­жения. Многие узкопрофессиональные слова начи­нают использоваться как языковые метафоры.

Существует некоторое «недоверие» к газетным метафорам, источник которого коренится в проти­вопоставлении их художественным и оценке роли газетных метафор с позиций художественной речи, которая более приспособлена для функционирова­ния метафор.

По мнению одних авторов, метафора в газете не­редко проходит путь: метафора — штамп — ошибка. В этой универсальности как бы заложены объектив­ные условия для появления в газете, как пишет В. Г. Костомаров, «непродуманных стилистически, а ча­сто и логически неоправданных метафор». Называя их «бичом печатного слова», он считает, что они подтверждают мнение об утилитарности метафо­ры в газете, куда она привлекается в качестве экс­прессии, чтобы «перебить стандарт». В полемике с В. Г. Костомаровым А. В. Калинин признает, что у ху­дожественной литературы и газеты — разные задачи и функции. Но это не дает оснований «… принижать газетную метафору, низводить ее функцию до чисто утилитарной. Не так уж часто, но в газетах все же бывают метафоры яркие, интересные, помогающие читателю увидеть какие-то новые связи, через кото­рые раскрывается мир».

Позиция ученого возвращает метафорам в газете их естественную функцию — функцию художествен­ного познания. Именно ориентация на положитель­ные, удачные образы позволяет подойти к неудач­ным семантическим образованиям как к явлению необязательному и не столь уж неизбежному для газетной стилистики. Словесные неудачи надо рас­сматривать не как типичное для газеты явление, а как издержки.

Опасность штампа «таится не в самом повто­рении, например, метафор, а в их неоправдан­ном употреблении». По мнению И. Д. Бессарабовой, создание метафоры — это то же, что и поиски единственно подходящего, необходимого слова. Привнесение метафор, как и других тропов, во многом зависит от жанра и со­держания публикации, не каждая метафора подой­дет и к общей интонации текста. Метафора может остаться непонятой при нарушениях семантико- парадигматических, семантико-грамматических связях. Метафора чувствительна не только к сосед­ству с определяемым словом в прямом значении, но и с другой метафорой или метафорами.

Но, несмотря на это, метафоры активно исполь­зуются в газетной публицистике, увеличивая ин­формативную ценность сообщения с помощью ассо­циаций, вызываемых переносным употреблением слова, участвуя в важнейших функциях публици­стики — убеждения и эмоционального воздействия.

Метафора как одно из наиболее популярных средств художественной выразительности, помо­гает представить какое-то сложное понятие как относительно простое, новое — как хорошо извест­ное, абстрактное — как конкретное. Специфика газет предусматривает наличие тиражируемых метафор, но только от мастерства журналиста зависит то, чтобы «стандарт» не превратился в «ошибку». Надо стремиться, чтобы употребление метафор было продиктовано, прежде всего, не желанием оживить материал, а стремлением добиться эффективности печатного слова, его действенности. Вялые выра­жения, обтекаемые формулировки в языке газет просто неприемлемы, т. к. публицистика призвана активно вмешиваться в жизнь, формировать обще­ственное мнение.

Взгляды ученых на функциональные возмож­ности метафоры различны; специалисты называ­ют до пятнадцати ее функций.

Таким образом, параметры классификации ме­тафор определяются своеобразием планов содер­жания и выражения, зависимостью от контекста и функциональной спецификой метафорическо­го знакам