Д.Л. МОРДОВЦЕВ О ВЛИЯНИИ КРЕПОСТНОГО ПРАВА НА МОРАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА




А.С. Майорова

 

 

Наши современные представления о причинах отмены крепостного права, о характере законодательных актов, с помощью которых была проведена эта реформа, и о ее значении в истории народа и государства могут быть достаточно обоснованными лишь в том случае, если обратиться к изучению источников XIX в. К их числу следует отнести не только делопроизводственную документацию, но и публицистику, а также труды историков дореформенного и пореформенного периода. Примечательно то, что русская историческая наука в 50-60-х годах XIX в. отразила самые актуальные вопросы, связанные с положением крестьянства и с негативными сторонами крепостнической системы. Конечно, эти вопросы и ранее волновали русское общество, русских историков. Но только тогда, когда правительство начало вплотную заниматься подготовкой крестьянской реформы, появилась возможность обсуждения тем, которые прежде находились под запретом. Одна из таких тем - история крестьянских восстаний (и особенно - восстания под предводительством Е. Пугачева).

Именно тогда были опубликованы документы о Пугачевском и Разинском восстаниях и появились новые исследования на эту тему (следует вспомнить, что «История пугачевского бунта» А.С. Пушкина, которая увидела свет в 1834 г., оставалась к тому времени единственной работой о восстании). Пожалуй, первым сочинением из серии трудов о народных движениях, вышедших в 1850-е годы, была монография Н.И. Костомарова «Бунт Стеньки Разина» (1858). Кстати,

она была написана в Саратове, где ее автор в течение восьми лет, с июля 1848 г. по август 1856 г., отбывал ссылку, к которой был приговорен за участие в Кирилло-Мефодиевском обществе [1, с. 32].

В период пребывания в Саратове историк занимался не только изучением восстания Степана Разина. Его внимание привлекал и датой знаменитый бунт — Пугачевское восстание. Материалы о нем он собирал в Саратове одновременно с написанием монографии о Степане Разине. Но осуществить этот замысел можно было только при условии ознакомления с документами, которые хранились в столичных архивах. «Мне объявили, - пишет Костомаров, - что не дадут в архиве бумаг, будто бы они запечатаны, хотя я сам видел их распечатанными» [1, с. 32]. Он понял, что ему не удастся написать полноценный труд о Пугачевском восстании. Но Костомаров встретил в Саратове исследователя, который смог заняться изучением этой проблемы и написать в дальнейшем не одну, а несколько работ об эпохе пугачевщины. Это был Д.Л. Мордовцев, впоследствии очень известный журналист и историк.

Его знакомство с Костомаровым в Саратове произошло в то время, когда он начинал свою служебную карьеру и одновременно занимался литературным трудом, проявляя склонность к историческим исследованиям. Он не был саратовцем по рождению, но жил в городе с 14-летнего возраста, окончил здешнюю гимназию и после завершения курса в Петербургском университете снова вернулся сюда в 1854 г. [2, с. 33]. Тогда и состоялось его знакомство с Н.И. Костомаровым. Знаменитый историк оценил по достоинству талант и общественные взгляды Мордовцева и отдал ему документы о событиях Пугачевского восстания, собранные им во время пребывания в Саратове [1, с. 32]. Мордовцев с успехом использовал эти материалы для написания целой серии очерков и монографий. С его именем связаны значительные достижения в изучении этого сложнейшего явления русской истории. Правда, восстание под предводительством Пугачева не было единственной темой в его творчестве. Его исторические исследования, многочисленные историко-литературные произведения, публицистические очерки были широко известны русским читателям во второй половине XIX - начале XX в.

Конечно, не только архивные документы, собранные Н.И. Костомаровым, послужили основой исследований Д.Л. Мордовцева о восстании Пугачева. Его труды на эту тему, так же как и работы других авторов, стали возможны благодаря публикации источников, ранее не доступных историкам. В период подготовки крестьянской реформы в 1858-1859 гг. был опубликован крупный комплекс документов о Пугачевском восстании в «Чтениях Общества истории и древностей российских». Важнейшим результатом этого достижения археографии стало появление основательных исследований по данной проблеме.

В конце 50-х - начале 60-х годов XIX в. не только восстания под предводительством Разина и Пугачева привлекали внимание историков. Тема «народных возмущений» в целом оказалась в то время притягательной для наиболее вдумчивых исследователей. Так, С.М Соловьев опубликовал в 1860 г. в «Русском вестнике» очерки «Рассказы из русской истории». Их сюжеты относятся к эпохе Петра I — в них повествуется о событиях в Астрахани в 1698 г. (отголосок стрелецкого бунта в Москве), восстании Булавина, измене Мазепы и настроениях в среде украинского казачества перед Полтавской битвой [3, с. 269-402].

Именно в 1860—1862 гг. в журналах вышли первые статьи и очерки Д.Л. Мордовцева о разбойниках на Волге в XVIII в. и о самозванцах — предшественниках Пугачева [4—6]. Затем отдельным изданием в Петербурге были опубликованы сборники его монографий и очерков «Самозванцы и понизовая вольница» (1867, в 2 т.) и «Политические движения русского народа» (1871, в 2 т.). В первом из них на основании архивных документов освещается «история разбоев», происходивших в Нижнем Поволжье в 1775—1778 гг., то есть непосредственно после восстания Пугачева. Во втором помещены три монографии о пугачевщине и несколько очерков о разбойничьих атаманах более позднего времени.

Интерес к истории Пугачевского восстания проявлял не только Мордовцев. В 1865 г. появилась монография П.К. Щебальского «Начало и характер Пугачевщины» [7]. У автора этой работы был своеобразный взгляд на причины популярности, которой пользовался Пугачев в среде простого народа и в особенности у казаков. Он полагал, что существование на территории, где распространилось восстание, двух центров раскола - в Нижегородской губернии и на Иргизах - объясняет и необычайный размах движения, и успех самого его предводителя. П.К. Щебальский писал, что старообрядчество заключает «в самой сущности своей условия сопротивления как вообще действиям правительства, утратившего, по понятиям сектаторов (сектантов. - А.М.), старинное православие, так и формам жизни, слагавшейся в обновленной, послепетровской России» [7, с. 479]. По его мнению, старообрядческие «братства» предоставляли возможность для многих категорий людей жить вне закона. Пугачев, по словам Щебальского, со времени его пребывания на территории Изюмского полка и первых контактов со старообрядцами, находился «почти исключительно между раскольниками до самого того времени, когда он является во главе мятежа» [7, с. 504]

В качестве рецензии на труд Щебальского Д.Л. Мордовцев опубликовал обширный очерк «Пугачевщина», в котором изложил свои взгляды на причины и сущность крупнейшего народного восстания [8]. Он не согласен видеть в этой тяжелой драме результаты «беспокойного состояния умов яицкого войска» (таково было мнение А.С. Пушкина) или попыток раскольников отомстить за притеснения со стороны правительства и «таинственных интриг», как полагал Щебальский. Мордовцев ищет причины социальный потрясений гораздо глубже. По его мнению, «пугачевщина со всеми ее последствиями была порождением всей России, неизбежным плодом темной стороны тысячелетней жизни русского народа и результатом ненормального состояния всего тогдашнего ее государственного строя» [8, с. 302]. Под «темной стороной», конечно, автор подразумевает крепостное право. Можно сказать, что эти суждения Мордовцева предвосхищают взгляды отечественных историков XX в., которые рассматривали все крупные народные движения XVII-XVIII вв. как проявления борьбы крестьянства против крепостного права.

Изучая вопрос о причинах восстания, Д.Л. Мордовцев считает необходимым охарактеризовать состояние России непосредственно перед началом выступления казаков на Яике. Привлекая самые разнообразные источники, он создает яркую картину, которая завершается авторским замечанием: «Недовольных было больше, чем войска в полках императрицы» [8, с. 306]. Относительно описания русской действительности, которое было дано Д.Л. Мордовцевым, можно сказать, что он изображает кризис русского общества во второй половине XVIII в. При этом создается впечатление, что и в отдельных деталях, и в целом он соотносил эту картину с современным ему состоянием России, то есть состоянием в пореформенную эпоху. Вот одно из авторских обобщений: «Публикование фальшивых манифестов, бунты, вспышки в самых темных углах России, повсеместные разбои... движение в народе и предчувствие чего-то недоброго в передовых людях государства, выразившееся горькою ирониею в литературе...» [8, с. 320]. Картина кризиса столетней давности у Мордовцева соотносится с современностью. Возможно, он хотел сделать «предупреждение» тем, в чьих руках была власть.

В предшествующей историографии и в трудах современников Мордовцева все социальные взрывы именовались бунтами. Но для саратовского историка и Пугачевское восстание, и самозванцы, и разбои на Волге - проявления воли народа, который не имел других возможностей выразить эту волю. Мордовцев не был склонен идеализировать народные движения. Содержание вводной статьи к сборнику «Политические движения русского народа» (вводная статья написана в 1870 г.) показывает, что он не закрывал глаза на «массовые преступления и массовые убийства», происходившие во время восстаний и в ходе разбоев. Тем не менее он полагал, что в изучаемый им период именно в «массовых и единичных народных движениях... по возможности сказывалось участие русского народа в политическом и гражданском росте русского государства» [9, с. I]. По мнению историка, «не конечная деморализация народа двигала его на массовые убийства и преступления, а неудачно сложившийся строй общественной жизни...» [9, с. III].

Очерк из второго тома «Политических движений русского народа» под названием: «Типы современной понизовой вольницы» опубликован в 1871 г. В нем рассказывается о разбойниках, действовавших на Нижней Волге уже в середине XIX в. Общеизвестно, что наличие в регионе многочисленного разбойного элемента было одной из его особенностей как в XVIII, так и в первой половине XIX в. Мордовцев, описывая современных ему представителей этого своеобразного сообщества - понизовой вольницы, стремится показать, что в их среде были люди очень разные по характерам, встречались даже личности самоотверженные и благородные, способные на подвиг.

Особый интерес для анализа взглядов Д.Л. Мордовцева на крепостное право представляет его книга очерков «Накануне воли», созданная в ближайшие годы после выхода в свет «Политических движений русского народа». Первая попытка публикации очерков «Накануне воли» относится к 1872 г., но тогда она была запрещена и появилась в печати гораздо позднее, в полном собрании сочинений Мордовцева, вышедшем в 1910-1914 гг. [10, с. 615]. Книга эта представляет собой одновременно и историческое исследование, и памятник общественной мысли конца 60-х - начала 70-х годов XIX в. В ней Мордовцев проанализировал обширный фактический материал и изложил свои выводы о настроениях в среде крепостного крестьянства, о нравственном состоянии крестьянской массы в 20-50-е годы XIX в., о том, что представляла собой «вольница» в эту эпоху. Автор следующим образом определял стоявшую перед ним задачу: исследовать события последних лет «борьбы русского народа с неблагоприятными историческими обстоятельствами и порывов вырваться на божий свет и на свободу, пока свобода сама не далась ему в руки...» [11, с. 375].

Книга была написана на основании материалов, главным образом, саратовских губернских учреждений. Кроме того, Мордовцев использовал публикации документов Министерства внутренних дел, что давало возможность делать широкие обобщения на всероссийском уровне. Эти обобщения свидетельствуют о том, что историк не видел в крестьянской массе в изученную им эпоху способности к активному сопротивлению, к вооруженной борьбе против социальной несправедливости. Данный вывод у Мордовцева подчеркивается сравнением морального состояния русского народа «во времена пугачевщины и понизовой вольницы» и «накануне воли».

Историк рассматривает предреформенный период в истории крестьянства как время упадка его моральных сил: «...мы находим в нем (в русском народе. - А.М.) страшную перемену. В прошлом веке в народе еще бродят силы, и он норовит их проявить то тем, то иным образом; накануне воли, напротив, он уже окончательно покорился своей участи, на все махнул рукой, он способен только на пассивную работу автоматов и на такое же пассивное неповиновение...» [11, с. 474]. Причина «страшной перемены» - именно крепостное право, которое, по выражению историка, ведет к «деморализации» крестьянства: «Молодое крестьянское поколение исторически, от генерации к генерации воспитывалось в ненависти к притеснителям, и деморализация народа доходила до ужасающих размеров» [11, с. 473]. По мнению Мордовцева, деморализация не означала «выработки преступных инстинктов в массе... напротив, все данные говорят в пользу народа, в пользу его терпеливости и безусловного повиновения законам необходимости» [11, с. 474].

Примечательно то, что в глазах автора книги эта пассивность и «деморализация» — безусловное зло не только для народа, но и для государства. Он пишет; что «деморализация» шла в направлении «самом безотрадном для народа и государства: народ терял чувство человечности, он становился рабом в полном смысле слова... на все акты его деятельности легла какая-то безнадежная апатия...». Мордовцев подчеркивает: «Такая народная деморализация страшнее для государства, чем если бы народ известным давлением был вызываем на протесты, на вспышки, на бунты» [11, с. 474]. Пафос этих высказываний историка вполне понятен - ведь он, как и многие его современники, размышлял над причинами поражения России в Крымской войне 1853-1856 гг. Напрашивалось сравнение с событиями эпохи Екатерины II, когда страна вышла победительницей из двух войн с Турцией, несмотря на тяжелейшие внутренние потрясения, наиболее мощным из которых было восстание Пугачева. Вывод для историка, который специально изучал время пугачевщины, напрашивался сам собой: отсутствие у народа моральных сил, способности к сопротивлению влечет за собой падение военного потенциала государства.

Особого внимания заслуживает оценка, данная Д.Л. Мордовцевым «понизовой вольнице» предреформенного периода и первого десятилетия после крестьянской реформы. Д.Л. Мордовцев в рассматриваемой книге проводит грань между «эпической первобытной вольницей» ХVӀӀӀ в. и тем, что представляли собой «простые разбойники» следующего столетия. Историк подчеркивает: «В большинстве случаев все это продукты крепостничества» [11, с. 546]. При этом он описывает «порядок» возникновения разбойничьих шаек в XIX в., которые «воссоздавали из себя если не первообраз, то подобие исторической понизовой вольницы». К разбойникам приставали крестьяне, которых помещики сдавали в рекруты или ссылали в Сибирь, «большею частью, беспокойных из них, вредных, ходоков по отысканию воли... или просто таких, которых... было выгодно или желательно удалить из вотчины». Они, «обращаясь в дезертиров или бегло-ссыльных, являлись обыкновенно на родину» и создавали шайки, «первым делом» которых было «мщение тем, кто был виновен в их несчастье» [11, с. 546—547].

Особенностью разбойничьих шаек XIX в. Мордовцев считал то, что они были порождением крепостнических порядков, то есть следствием распространения дворянского землевладения на территории Саратовской губернии. Автор книги не напоминает своим читателям о том, что было хорошо известно его современникам: если к середине XIX в. губернию можно было назвать помещичьей, то в XVIII в. Саратовское Поволжье еще не было регионом, где дворянские имения составляли сплошные массивы земель. В соответствии с этим и «понизовая вольница» формировалась из других социальных элементов, чем в XIX в., и «разбои» носили иной характер. Разбойники в XVIII в. грабили караваны судов на Волге и богатых купцов на сухопутных дорогах, они вступали в сражения с воинскими командами и в большинстве случаев выходили победителями. О них писал Д.Л. Мордовцев в своих более ранних трудах, на основании документов архивов саратовских и астраханских учреждений.

В книге «Накануне воли» он стремится подчеркнуть, что в пору господства крепостного права в Саратовской губернии распространение разбойничьих шаек как основной формы мести крестьян вызывало новые акты жестокости со стороны помещиков. «Крестьяне мстили помещикам разбоем за их жестокость, - пишет Мордовцев, - помещики, с своей стороны, мстили крестьянам кнутом, плетьми и Сибирью...». При этом чем безжалостнее были помещики, «тем ожесточеннее становились некоторые, более энергичные личности из крестьян и становились бичом всего населения — и помещиков, и непомещиков» [11, с. 546-547]. Следует обратить внимание еще на одно наблюдение Мордовцева - относительно разбойничьих шаек, которые продолжали существовать и после крестьянской реформы. Автор книги характеризует их как «историческое видоизменение «понизовой вольницы» и пишет; что они являются «почти исключительно продуктом и органическим наследием крепостной России» [11, с. 595]. Таким образом, «вольница» XIX в. как в предреформенную эпоху, так и после отмены крепостного права, по мнению Мордовцем, не представляла явления столь масштабного и опасного для государственной власти, каким была «историческая понизовая вольница».

Важное наблюдение Мордовцева, высказанное в книге очерков «Накануне воли», относится к тому положению, которое сложилось в среде крестьянства после отмены крепостного права Он указывает на то, что в пореформенный период бывшие крепостные крестьяне утратили общность сословных интересов. Гораздо большее значение, чем прежде, приобрело разделение крестьянства по имущественному положению. Кроме того, выходцы из крестьянской среды получили возможность участвовать в судебных органах и органах земского самоуправления. Эти новые явления отмечены Мордовцевым в заключительных строках книги «Накануне воли», где Мордовцев пишет о том, что, просматривая списки земских гласных, мировых судей, избирателей и гласных городских обществ и присяжных заседателей (имеются в виду списки конца 60-х - начала 70-х гг.), он постоянно встречал крестьянские фамилии. На выборных должностях оказались люди, чьи отцы и деды выступали действующими лицами в драматических событиях, описанных в архивных документах, которые использовал историк для своей книги «Накануне воли». Предки современных земских деятелей, подчеркивает ДЛ. Мордовцев, до отмены крепостного права подвергались тяжелым наказаниями издевательствам за попытки протестовать против своего бесправного положения [11, с. 603].

Выводы Д.Л. Мордовцева о настроениях крестьянства Нижнего Поволжья в последние десятилетия перед реформой, о влиянии отмены крепостного права на социальную обстановку в губернии в первое пореформенное десятилетие, о характере «вольницы» в ту эпоху были вполне справедливы. Об этом свидетельствуют результаты «хождения в народ», осуществленного народническими организациями. Крестьяне в своей массе не откликнулись на пропаганду молодых революционеров. Конечно, книга Мордовцева «Накануне воли» и сделанные им выводы были предназначены не только для радикально настроенной молодежи. Это сочинение должно было заставить задуматься многих современников, принимавших активное участие в общественной жизни страны. Она была очень актуальной для своего времени, и автор стремился донести ее содержание до читателей. Он сделал первую попытку опубликовать ее в журнале «Дело» в 1872 г., но тогда она была запрещена. Вторая попытка ее публикации, уже отдельным изданием в 1889 г., тоже окончилась плачевно - весь тираж был конфискован цензурой и сожжен. Как уже отмечалось, она стала доступной для читателя только в полном собрании сочинений Мордовцева, вышедшем в 1910-1914 гг. [10, с. 615].

Почему же эта книга знаменитого историка так долго находилась под запретом? Ведь в ней не содержалось никаких высказываний, которые можно было бы истолковать как критику крестьянской реформы или как критику правительственной политики в целом. Скорее наоборот; автор выражает удовлетворение результатами всех реформ 1860-х годов. В самом начале книги он подчеркивает, что именно законы, изданные правительством, смогли решить судьбу народа, а сам он был бессилен в борьбе с несправедливыми порядками. В заключение, как уже отмечалось, Мордовцев указывает на участие в земских органах и в судах детей и внуков крестьян, которые «заседают... за одним столом» с детьми и внуками своих прежних владельцев. Напоминая о пытках, которым подвергались «ходоки по отысканию воли», автор книги заканчивает свое сочинение оптимистическим высказыванием: «...Значит, и тою, и другою стороною забыты старые несчастья — потому что это действительно были обоюдные несчастья и той, и другой стороны - теперь обе стороны дружно и честно работают для общего дела. Все забыто - и слава богу». Правда, тут же Мордовцев добавляет: «Ничего не должна забывать только история, хотя она еще менее злопамятна, чем люди» [11, с. 603].

Его утверждение, что все забыто, вряд ли можно понимать в буквальном смысле. Это было скорее пожелание, чем констатирование факта. Возможно, Мордовцев написал: «Все забыто», чтобы облегчить путь своей книги к читателю. Но запрет, наложенный на ее публикацию, стал еще одним свидетельством того, что память о крепостной неволе оставалась болезненным наследием и в 70-е, и в конце 80-х годов XIX в. В самом начале книги Д.Л. Мордовцев подчеркивает, что законы, изданные правительством, смогли решить судьбу народа, а сам он был бессилен в борьбе с несправедливыми порядками. Казалось бы, позиция автора, который характеризовал крестьянскую реформу и ее результаты как истинное благо для народа, должна бала открыть путь к ее публикации. Однако основное содержание книги могло вызывать только неприятие со стороны тех, кто стоял у власти.

Очерки из книги «Накануне воли», в которых цитированы или пересказаны архивные документы, поражают правдивостью описания отчаянного положения, в котором оказался русский народ к середине XIX в. В.С. Момот достаточно метко охарактеризовал содержание этого труда: «Со страниц книги встают страшные картины жестокости помещиков-крепостников и беззащитности крестьян перед ними» [10, с. 614]. Д.Л. Мордовцев настойчиво повторяет мысль о пагубном влиянии крепостного права не только на крестьян, но и на их владельцев, помещиков. Он подчеркивает, что крепостнические порядки развивали всевозможные пороки, моральные уродства в среде дворян. Основу повествования в книге «Накануне воли» составили тексты документов, в которых имена участников событий не были изменены. Дети и внуки жестоких душевладельцев, чьи поступки (их зачастую можно охарактеризовать как преступления) описаны в книге, в 1872 г. жили и здравствовали. Им не хотелось читать нелицеприятные отзывы о своих родственниках. Не желали вспоминать о крайних проявлениях бесчеловечности в эпоху крепостного права и многие политические деятели 1870-х годов. Вероятно, поэтому книга Мордовцева «Накануне воли» была опубликована спустя сорок лет после того, как была написана. В начале XX в., когда она вышла в свет, значительная часть выводов автора уже утратила свою актуальность.

Наблюдения и выводы Д.Л. Мордовцева, которые касаются положения крепостного крестьянства во второй половине XVIII - первой половине XIX в., следует признать вполне обоснованными. Он добросовестно изучал обширные комплексы разнообразных документов, а кроме того, он был современником, которому довелось видеть, в каком положении находились крестьяне в последние десятилетия перед отменой крепостного права и после его отмены. Поэтому современные историки не должны игнорировать произведения этого талантливого историка и неравнодушного публициста.

 

Библиографический список

1. Костомаров Н.И. Автобиография // Русская мысль. 1885. Кн. 6.

2. Момот В.С. Даниил Лукич Мордовцев: очерк жизни и творчества. Ростов н/Д, 1978.

3. Русский вестник. 1860. Т. 28.

4. МордовцевД.Л. Самозванец Ханин // Русский вестник. 1860. Т. 26. С. 319-330.

5. Мордовцев Д.Л. Понизовая вольница (материалы для истории народа) // Русское слово. 1860. Декабрь. С. 1-51.

6. Мордовцев Д.Л. Атаман Брагин и разбойник Зубакин // Русский вестник. 1862. Январь — февраль. С. 703—730.

7. Щебальский П.К. Начало и характер Пугачевщины // Русский вестник. 1865. Т. 5. С. 475-522, Т. 6. С. 52-108.

8. Мордовцев Д.Л. Пугачевщина. Начало и характер Пугачевщины: соч. П. Щебальского. Москва, 1865 // Вестник Европы. 1866. Т. 1, отд. 2. С. 301—372.

9. Мордовцев Д.Л. Политические движения русского народа. СПб., 1981. Т. 1.

10. Момот В. С. Писатель-демократ // Мордовцев Д.Л. Великий раскол: исторический роман; Накануне воли: архивные силуэты. Ростов н/Д, 1987.

11. Мордовцев Д.Л. Накануне воли // Мордовцев Д.Л. Великий раскол: исторический роман; Накануне воли: архивные силуэты. Ростов н/Д, 1987.

 

 

«Крестьянская реформа 1861 года и трансформация социально-экономической и политической системы в России. К 150-летию отмены крепостного права.», Саратов, 2011г.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-11-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: