КРИТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ 4 глава

Однако посредством скорости обращения этот коэффициент определяется не в положительном, а в отрицательном смысле. Иными словами, если бы скорость обращения была абсолют­ной, т. е. если бы процесс производства вовсе не прерывался обращением, то этот коэффициент был бы наивысшим. Если, например, реальные условия производства пшеницы в данной стране допускают лишь один урожай, то никакая скорость обра­щения не приведет к двум урожаям. Но если произойдет задержка в обращении, если фермер не сможет вовремя про­дать пшеницу, с тем чтобы, например, снова нанять рабочих, то производство приостановится. Максимальная величина коэффициента процесса производства или процесса возрастания стоимости в течение данного промежутка времени определяется абсолютной продолжительностью самой [V—30] фазы производ­ства. После того как завершается обращение, капитал в состоя­нии возобновить свой процесс производства. Таким образом, если бы обращение не вызывало никаких перерывов, если бы скорость обращения была абсолютной, а его продолжительность равна нулю, т. е. если бы обращение не занимало времени, то это было бы лишь то же самое, как если бы капитал имел возможность возобновить свой процесс производства непосредственно после его завершения; иными словами, обращение не существовало бы в качестве предела, обусловливающего производство, а пов­торение процесса производства внутри определенного проме­жутка времени зависело бы абсолютно от продолжительности процесса производства, совпадало бы с этой продолжитель­ностью.

Следовательно, если бы уровень развития промышленности позволял капиталу в 100 ф. ст. за 4 месяца производить х фун­тов пряжи, то процесс производства можно было бы с тем же самым капиталом возобновлять только 3 раза в год, производить в год только 3 х фунтов пряжи. Никакая скорость обраще­ния не могла бы превысить эту трехкратность годового воспро­изводства данного капитала, или, точнее, превысить трехкрат­ность повторения процесса возрастания его стоимости. Это могло бы произойти только вследствие возрастания производи­тельных сил. Время обращения само по себе не является произво­дительной силой капитала, а представляет собой ограничение его производительной силы, вытекающее из природы капи­тала как меновой стоимости. Прохождение [капитала] через различные фазы обращения выступает здесь как предел произ­водства, предел, полагаемый специфической природой самого капитала. Все, что может произойти вследствие ускорения и сокращения времени обращения — процесса обращения, — сво­дится к уменьшению того предела, который положен природой капитала. Например, в земледелии данные природой границы повторяемости процесса производства совпадают с продолжи­тельностью одного цикла фазы производства. Положенный ка­питалом предел представляет собой не то время, которое про­текает от посева до жатвы, а то, которое протекает от жатвы до превращения урожая в деньги и обратного превращения денег, например, скажем, в средства для найма труда. Фокусники обращения, воображающие, будто скоростью обращения можно добиться еще чего-то иного, помимо сокращения положенных самим капиталом препятствий для воспроизводства капитала, находятся на ложном пути.

(Конечно, еще безрассуднее те фокусники обращения, ко­торые воображают, будто при помощи кредитных учреждений и кредитных выдумок, сводящих на нет длительность времени обращения, можно устранить не только задержку, перерыв в процессе производства, который требуется для превращения готового продукта в капитал, но сделать излишним и самый капитал, на который обменивается производительный капитал; иными словами, производить на основе меновой стоимости и вместе с тем желать устранить при помощи колдовства необхо­димые на этой основе условия производства.)

Максимум того, что кредит может достигнуть в этом отноше­нии, — в отношении только обращения, — это сохранить непре­рывность процесса производства, если в наличии имеются все остальные условия этой непрерывности, т. е. если действительно существует тот капитал, с которым надо произвести обмен, и т. д.

В процессе обращения положено, что условием возрастания стоимости капитала в процессе производства, условием экс­плуатации труда капиталом является превращение капитала в деньги, или обмен капитала на капитал (ибо с теперешней точки зрения мы еще во всех пунктах обращения имеем только труд или капитал) в качестве предела для обмена капитала на труд и vice versa[x].

Капитал существует как капитал лишь постольку, поскольку он проходит через фазы обращения, через различные моменты своего превращения, с тем чтобы получить возможность возоб­новить процесс производства, а эти фазы представляют собой фазы увеличения стоимости капитала, — но вместе с тем, как мы видели [xi], — и фазы его обесценения. Пока капитал остается фиксированным в форме готового продукта, он не мо­жет функционировать в качестве капитала и является отри­цаемым капиталом. Соответственно этому приостанавливается процесс увеличения стоимости капитала, а его совершающая процесс стоимость отрицается. Таким образом, [пребывание капитала в сфере обращения] выступает как убыток для капи­тала, как относительное снижение его стоимости, ибо его стои­мость как раз и заключается в процессе увеличения стоимости. Иными словами, этот убыток капитала сводится к бесполезному Для него протеканию времени, в течение которого, если бы не наступил застой, капитал посредством обмена с живым трудом бы присвоить себе прибавочное рабочее время, чужой труд.

Представим себе теперь, что в отдельных отраслях производ­ства имеется множество капиталов, из которых все являются необходимыми (это выразилось бы в том, что если бы начался массовый отлив капитала из какой-нибудь отрасли производ­ства, то предложение продуктов этой отрасли упало бы ниже спроса, и поэтому рыночная цена поднялась бы выше естествен­ной цены), и что какая-нибудь отрасль производства требует, чтобы, например, капитал а дольше пребывал в форме обесце­нения своей стоимости, т. е. чтобы то время, в течение которого он проходит различные фазы обращения, было более продол­жительным, чем во всех других отраслях производства. В этом случае капитал а то меньшее количество новой стоимости, которое он мог бы создать, рассматривал бы как положитель­ный убыток, как если бы для производства той же самой стои­мости ему требовались соответственно большие издержки. Поэтому капитал а соответственно повысил бы меновую стои­мость своих продуктов по сравнению с другими капиталами, для того чтобы разделить с ними ту же самую норму прибыли. Но в действительности это могло бы произойти только путем переложения убытка с капитала а на другие капиталы. Если капитал а требует за свой продукт меновую стоимость, превы­шающую объективированный в нем труд, то [V—31] этот излишек он может получить лишь в том случае, если другие капиталы получат такую меновую стоимость, которая меньше действитель­ной стоимости их продуктов. Это значит, что те менее благо­приятные условия, при которых производил капитал а, соот­ветственно отражаются на всех капиталистах, которые с ним обмениваются, и таким образом установилась бы равная сред­няя прибыль. Однако сумма прибавочной стоимости, созданной всеми капиталами, вместе взятыми, уменьшилась бы в точном соответствии с меньшим возрастанием стоимости капитала а по сравнению с другими капиталами; только это уменьшение, вместо того чтобы выпасть на долю одного капитала а, стано­вится общим убытком, который несут в соответственных долях все капиталы.

Поэтому нет ничего комичнее представления (см., например, Рамсея[6]), будто помимо эксплуатации труда капитал состав­ляет самостоятельный, отделенный от труда источник созидания стоимости, так как распределение прибавочного труда среди капиталов производится пропорционально не тому прибавоч­ному рабочему времени, которое создано отдельным капиталом, а пропорционально совокупному прибавочному труду, создан­ному совокупностью капиталов, и поэтому на отдельный капи­тал может приходиться более значительное созидание стоимости, чем это непосредственно может быть объяснено его осо­бенной эксплуатацией рабочей силы [Arbeitskraft]. Но этот излишек [прибавочного труда] для одной стороны должен ком­пенсироваться уменьшением [прибавочного труда] для другой стороны. Ничего другого средняя [прибыль] вообще не означает. Вопрос о том, как отношение капитала к чужому капиталу, т. е. конкуренция капиталов, распределяет между ними прибавочную стоимость, очевидно, не имеет ничего общего с абсолютным количеством этой прибавочной стоимости. Поэтому не может быть ничего более абсурдного, чем заключить, что так как капитал заставляет компенсировать себя за свое исключительное время обращения, т. е. так как относительно менее значитель­ный прирост своей стоимости он исчисляет как положительное увеличение прироста стоимости, — то, если брать капиталы в их совокупности, капитал способен из ничего создавать нечто, превращать минус в плюс, из минуса прибавочного рабочего времени или минуса прибавочной стоимости делать плюс при­бавочной стоимости — и потому обладает неким мистическим, независимым от присвоения чужого труда источником созида­ния стоимости.

Тот способ, которым капиталисты среди всего прочего исчисляют свою долю в прибавочной стоимости, — не только посредством прибавочного рабочего времени, которое они при­вели в действие, но и соответственно тому времени, в течение которого их капитал как таковой не работал, т. е. бездейство­вал, находился в фазе обесценения, — конечно, ни на йоту не изменяет той суммы прибавочной стоимости, которой капита­листы располагают для дележа между собой.

Сама эта сумма не может возрасти из-за того, что она меньше той, какой она была бы, если бы капитал а, вместо того чтобы находиться в бездействии, создавал бы прибавочную стоимость, т. е. из-за того, что капитал а создал за то же самое время меньшую прибавочную стоимость, чем другие капиталы. Это бездействие компенсируется капиталу а только в том случае, если оно с неизбежностью вытекает из условий данной особой отрасли производства и поэтому в отношении капитала вообще представляется как затруднение возрастания стоимости, как необходимый предел возрастания его стоимости вообще. Разделе­ние труда оставляет этот предел только как предел процесса производства этого особенного капитала. Если рассматривать процесс производства как руководимый капиталом вообще, то это есть всеобщий предел возрастания его стоимости. Если иметь в виду, что производит лишь сам труд, то все превышающие [нор­му] авансы, в которых он нуждается во время использования этого труда для увеличения стоимости капитала, предста­вятся тем, чем они являются — вычетами из прибавочной стои­мости.

Обращение может создавать стоимость лишь в той мере, в какой оно требует нового применения чужого труда помимо труда, потребленного непосредственно в процессе производства. Это то же самое, как если бы на самый процесс производ­ства непосредственно требовалось бы больше необходимого труда. Только действительные издержки обращения повы­шают стоимость продукта, но уменьшают прибавочную стои­мость.

В той мере, в какой обращение капитала (продукт и т. д.) выражает не только фазы, необходимые для возобновления процесса производства, это обращение (см. пример Шторха[7]) не образует никакого момента производства, рассматриваемого в его совокупности, — поэтому оно не является таким обраще­нием, которое полагается производством, и если оно связано с издержками, то это faux frais [xii] производства. Издержки обра­щения вообще, т. е. издержки производства в процессе обраще­ния, поскольку они касаются только экономических моментов обращения в собственном смысле (доставка продукта на рынок придает продукту новую потребительную стоимость), следует рассматривать как вычеты из прибавочной стоимости, т.е. как увеличение необходимого труда по отношению к прибавоч­ному труду.

Непрерывность производства предполагает необходимость снятия времени обращения. Если его нельзя снять, то должно пройти некоторое время между различными метаморфозами, через которые должен пройти капитал; время его обращения должно являться вычетом из времени его производства. С другой стороны, природа капитала предполагает, что капитал проходит через различные фазы обращения, и притом не в представлении, где одно понятие переходит в другое с быстротой мысли, вне времени, а в качестве состояний, отделенных друг от друга во времени. Капитал некоторое время должен быть личинкой, куколкой, прежде чем он сможет летать мотыльком. Следова­тельно, вытекающие из самой природы капитала условия его производства противоречат друг другу. Противоречие это может быть снято и преодолено лишь [V—32] двояким образом (если только не предположить, что все капиталы работают по взаим­ному заказу и что поэтому продукт всегда непосредственно представляет собой деньги — представление, которое противоречит природе капитала, а потому и практике крупной про­мышленности):

Прежде всего — кредит: мнимый покупатель В — т. е. такой покупатель, который, действительно, платит, но в действи­тельности не покупает — опосредствует для капиталиста А превращение его продукта в деньги. Но сам В оплачивается только после того, как капиталист С купит продукт капита­листа А. Дает ли кредитор В капиталисту А деньги на покупку труда или на приобретение сырья и орудия труда, до того как капиталист А и то, и другое смог бы возместить из продажи сво­его продукта, — ничего не меняет в этом деле. Au fond[xiii] креди­тор В, согласно нашему предположению, должен предоставить капиталисту А как то, так и другое, — т. е. все условия про­изводства (однако эти последние представляют теперь большую стоимость, чем та первоначальная стоимость, с которой капи­талист А начал процесс производства). В этом случае капитал b замещает капитал а, но стоимость обоих капиталов возрастает не одновременно. Капиталист В занимает теперь место капи­талиста А, т. е. капитал а бездействует до тех пор, пока он не будет обменен на капитал с. Капитал а закреплен в продукте капиталиста А, который превратил свой продукт в капитал b.

[Г) БУРЖУАЗНЫЕ ТЕОРИИ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ И ПРИБЫЛИ]

[1) НЕПОНИМАНИЕ РИКАРДО И ДРУГИМИ БУРЖУАЗНЫМИ ЭКОНОМИСТАМИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ. СМЕШЕНИЕ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ С ПРИБЫЛЬЮ]

Абсолютная путаница у экономистов относительно рикардов-ского определения стоимости рабочим временем — путаница, основанная на одном коренном недостатке рикардовского ана­лиза, — весьма наглядно проявляется у г-на Рамсея. После того как Рамсей предварительно сделал следующий нелепый вывод из того влияния, которое время обращения капиталов оказы­вает на относительное возрастание их стоимости, т. е. на их относительное участие в совокупной прибавочной стоимости:

«Это показывает, как капитал может регулировать стоимость неза­висимо от труда» {Ramsay, George. An Essay on the Distribution of Wealth. Edinburgh, 1836, стр. 43),

или:

«Капитал есть источник стоимости, не зависящий от труда» (там же, стр. 55),—

после этого Рамсей говорит буквально следующее:

«Оборотный капитал» (фонд жизненных средств) «всегда будет применять больше труда, чем было прежде затрачено на него самого. Ибо если оы он не мог применять больше труда, чем было прежде затрачено на него самого, то какую выгоду мог бы получить владелец от его применения как такового?» (там же, Стр. 49).

«Предположим, что имеются два капитала одинаковой стоимости, каждый из которых произведен трудом 100 рабочих, работающих в течение данного времени, причем один из них является целиком оборотным капи­талом, а другой — целиком основным и, допустим, состоит из вина, поставленного для выдерживания. Так вот, оборотный капитал, созданный трудом 100 рабочих, приведет в движение 150 рабочих. Следовательно, продукт в конце будущего года будет в этом случае результатом труда 150 рабочих. Но все же этот продукт не будет стоить больше чем вино в конце того же периода, хотя над ним работало только 100 рабочих» (стр. 50). «Или станут утверждать, что то количество труда, которое может применять какой-либо оборотный капитал, всего лишь равно тому труду, который прежде был затрачен на его производство? Это означало бы, что стоимость затраченного капитала равняется стоимости продукта» (стр. 52).

Здесь налицо большая путаница в отношении того труда, который затрачивается на капитал, и того труда, который будет применен капиталом. Капитал, обмениваемый на рабочую силу, или фонд жизненных средств, — а его Рамсей называет здесь оборотным капиталом, — никак не может применить больше труда, чем было на него затрачено. (Обратное воздействие развития производительных сил на имеющийся в наличии капитал нас еще здесь не касается.) Но на капитал было затра­чено больше труда, чем было за труд заплачено — прибавочный труд, который превратился в прибавочную стоимость и при­бавочный продукт, что дает капиталу возможность возобновить в более широком масштабе эту выгодную сделку, в которой все преимущества находятся на одной стороне. Капитал имеет возможность применять больше нового живого труда потому, что во время процесса производства было затрачено некото­рое количество свежего труда сверх того накопленного труда, из которого капитал состоял до начала процесса производ­ства.

Г-н Рамсей, по-видимому, воображает, что если капитал является продуктом 20 рабочих дней (необходимого и приба­вочного времени вместе), то этот продукт 20 рабочих дней может применить 30 рабочих дней. Но это вовсе не так. Предположим, что на продукт было затрачено 10 необходимых рабочих дней и 10 прибавочных рабочих дней. Таким образом, прибавочная стоимость равна 10 прибавочным рабочим дням. Снова обменяв последние на сырье, орудие и труд, капиталист может при помощи прибавочного продукта опять привести в движение новый необходимый труд. Соль не в том, что капиталист при­менил больше рабочего времени, чем его содержится в продукте, а в том, что прибавочное время, которое ему ничего не стоит, он снова обменивает на необходимое рабочее время, — т. е. как раз в том, что капиталист применяет все рабочее время, затра­ченное на продукт, тогда как оплатил он только часть этого труда. Вывод г-на Рамсея, что если бы количество труда, при­меняемое каким-либо оборотным капиталом, не превышало количество труда, затраченного на этот капитал прежде, то стоимость затраченного капитала равнялась бы стоимости про­дукта, т. е. не получилось бы никакой прибавочной стои­мости, — был бы правилен лишь в том случае, если бы коли­чество труда, затраченного на капитал, оплачивалось полностью, т. е. если бы капитал не присваивал себе части труда без экви­валента.

Такого рода недоразумения, возникающие на почве непра­вильного понимания теории Рикардо, вытекают, очевидно, из того, что сам Рикардо не уяснил себе процесса [капиталистиче­ского производства], да в качестве буржуа и не был способен его понять. Понимание этого процесса равносильно утвержде­нию, что капитал не только является, как полагает А. Смит, распоряжением чужим трудом, — в том смысле, в каком тако­вым является всякая меновая стоимость, так как она дает своему владельцу покупательную силу, — но и представляет собой силу, присваивающую себе чужой труд без обмена, без эквивалента, однако под видом обмена. Возражая А. Смиту и другим, впадающим в ту же самую ошибку относительно стоимости, определяемой трудом, и стоимости, определяемой ценой труда (заработной платой), Рикардо не может сказать ничего иного, кроме того, что посредством продукта одинакового количества труда можно приводить в движение то большее, то меньшее количество живого труда, т. е. он рассматривает про­дукт труда в его отношении к рабочему только как потребитель­ную стоимость, — рассматривает только ту часть продукта, которая необходима рабочему для существования в качестве рабочего. Но отчего получается так, что рабочий при обмене вдруг представляет только потребительную стоимость или извлекает из обмена только потребительную стоимость, — это Для Рикардо совершенно неясно, как показывает уже его [V—33] аргументация, направленная против А. Смита, аргументация, основанная всегда только на отдельных примерах, а не на вы­яснении всеобщей сути дела.

Почему же получается, что доля рабочего в стоимости про­дукта определяется не стоимостью, а потребительной стои­мостью продукта, т. е. не затраченным на него рабочим време­нем, а его свойством сохранять живую рабочую силу? Если бы Рикардо объяснял это конкуренцией рабочих между собой, то на это следовало бы возразить то же самое, что сам он отвечает А. Смиту по поводу конкуренции между капиталистами: что хотя эта конкуренция и может выравнить уровень прибыли, сделать его одинаковым, но она ни в коем случае не создает величину этого уровня. Точно так же и конкуренция между рабочими могла бы снизить повышенную заработную плату и т. д., но общий уровень заработной платы, или, как говорит Рикардо, естественную цену заработной платы нельзя было бы объяснить, исходя из конкуренции между рабочими, а только исходя из первоначального отношения между капиталом и трудом. Вообще конкуренция, этот важный двигатель буржуаз­ной экономики, не устанавливает ее законы, а является их исполнителем. Поэтому неограниченная конкуренция не яв­ляется предпосылкой истинности экономических законов, а представляет собой следствие — ту форму проявления, в кото­рой реализуется их необходимость. Для экономистов, которые, подобно Рикардо, предполагают, что существует неограничен­ная конкуренция, эта предпосылка равносильна предпосылке о полной реальности и реализации буржуазных производствен­ных отношений в их differentia specifica[xiv]. Поэтому конкурен­ция не объясняет эти законы, она дает возможность их увидеть, но она их не создает.

Или же Рикардо говорит также, что издержки производства живого труда зависят от издержек производства по созданию стоимостей, необходимых для его воспроизводства. Если прежде он рассматривал продукт в его отношении к рабочему только как потребительную стоимость, то теперь он рассматривает рабочего в его отношении к продукту только как меновую стоимость. Тот исторический процесс, посредством которого возникает подобное отношение между продуктом и живым тру­дом, его совершенно не интересует. Но столь же неясен для него и тот способ, которым это отношение увековечивается. Для Рикардо капитал есть результат сбережения. Уже это говорит о том, что процесс возникновения и воспроизводства капитала ему непонятен. Рикардо поэтому считает также, что производство невозможно без капитала, хотя в то же время он считает вполне возможным капитал без земельной ренты. Различие между прибылью и прибавочной стоимостью для Рикардо не су­ществует, и это доказывает, что ему не ясна природа ни той, ни другой. Об этом свидетельствует уже тот метод, который он применяет с самого начала. Сначала Рикардо заставляет работ­ника обмениваться с работником, и их обмен в этом случае определяется посредством эквивалента, посредством рабочего времени, затраченного как тем, так и другим в процессе производства. Далее следует основная проблема его политиче­ской экономии: доказать, что это определение стоимости не ме­няется в результате накопления капиталов, т. е. в результате существования капитала.

Во-первых, Рикардо не догадывается о том, что его первич­ное природное отношение само есть не что иное, как отношение, абстрагированное от производства, основанного на капитале. Во-вторых, для Рикардо существует определенное количество объективированного рабочего времени, которое, впрочем, может возрастать, и он спрашивает себя, каким образом оно распре­деляется? Вопрос же заключается, скорее, в том, каким образом оно создается, а это как раз объясняется специфической при­родой отношения между капиталом и трудом или differentia specifica[xv] капитала. Действительно, в современной (рикардов­ской) политической экономии речь идет, как -это выразил Де Квинси, только о долях [в цене продукта], в то время как сово­купный продукт рассматривается как фиксированный, опреде­ляемый количеством затраченного на него труда, в соответствии с которым и устанавливается стоимость продукта. Поэтому Ри­кардо справедливо упрекали в том, что он не понимает приба­вочной стоимости, хотя его противники понимают ее еще меньше[xvi]. Капитал изображается присваивающим себе опре­деленную часть имеющейся в наличии стоимости труда (про­дукта), но создание этой стоимости, присваиваемой им сверх воспроизведенного капитала, не изображается в виде источника прибавочной стоимости. Это создание [прибавочной стоимости] совпадает с присвоением чужого труда без обмена и поэтому никогда не может быть ясно понято буржуазными экономи­стами.

Рамсей упрекает Рикардо в забвении того, что основной капитал, из которого состоит капитал помимо фонда жизнен­ных средств (у Рамсея сюда входит сырой материал наряду с орудием), вычитается из той суммы, которую должны поде­лить между собой капиталист и рабочий:

«Рикардо забывает, что весь продукт разлагается не только на зара­ботную плату и прибыль, но что одна часть необходима еще для возмеще­ния основного капитала» (цит. соч., стр. 174, примечание).

Действительно, так как отношение овеществленного труда к живому труду, — которое следует выводить не из долей данного количества труда, а из полагания прибавочного тру­да, — Рикардо не рассматривает в его живом движении, а сле­довательно, не рассматривает также и соотношение между различными составными частями капитала, то у него получается видимость того, будто весь продукт делится на заработную плату и прибыль, так что воспроизводство самого капитала причисляется к прибыли.

Де Квинси следующим образом разъясняет теорию Рикардо:

«Если цена продукта равна 10 шиллингам, то заработная плата и при­быль, вместе взятые, не могут превышать 10 шиллингов. Не обстоит ли, однако, дело наоборот, не определяют ли цену заработная плата и прибыль, взятые вместе? Нет, это — старое, отжившее учение» (Th. De Quincey. The Logic of Political Economy. Edinburgh and London, 1844, стр. 204). «Новая политическая экономия показала, что цена всякого товара опре­деляется относительным количеством производящего его труда, и только им. Раз сама цена уже определена, она ipso facto[xvii] определяет тот фонд, из которого должны черпать свои особые доли и заработная плата, и при­быль» (там же).

Капитал выступает здесь не как полагающий прибавочную стоимость, т. е. прибавочный труд, а только как делающий вычеты из данного количества труда. То обстоятельство, что орудие и сырье присваивают себе эти доли, должно в таком случае вытекать из их потребительной стоимости в произ­водстве; при этом здесь предполагается нелепость, как будто сырье и орудие создают потребительную стоимость в результате их отделения от труда, ибо именно это отделение от труда превращает их в капитал. Если рассматривать сырье и орудие сами по себе, то они сами представляют собой труд, прошлый труд. Кроме того, это предположение противоречит здравому смыслу, так как капиталист прекрасно знает, что он причисляет заработную плату и прибыль к издержкам производства и соот­ветственно этому регулирует необходимую цену. Это противоре­чие между определением [стоимости] продукта относительным рабочим временем и ограничением суммы прибыли и заработной платы суммой этого рабочего времени — и реальным определением цены на практике получается только из-за того, что при­быль понимается не как производная, вторичная форма приба­вочной стоимости, в соответствии с тем, что капиталист пра­вильно считает своими издержками производства. Его прибыль проистекает попросту из того, что часть издержек производства ему ничего не стоит и, следовательно, не входит в его расходы, в его издержки производства.

[VI—1][xviii] «Всякое изменение, которым может быть нарушено сущест­вующее соотношение между заработной платой и прибылью, должно исходить от заработной платы» (Де Квинси, цит. соч., стр. 205).

Это верно лишь постольку, поскольку всякие изменения массы прибавочного труда должны быть выведены из изменения в соотношении между необходимым и прибавочным трудом. Но изменение в этом соотношении может произойти как в том случае, когда необходимый труд становится менее производи­тельным и поэтому на него приходится более значительная часть совокупного труда, так и в том случае, когда совокупный труд становится более производительным и, следовательно, необходимое рабочее время сокращается. Нелепо говорить, что эта производительная сила труда проистекает от заработной платы. Напротив, сокращение относительной заработной платы является ее результатом. Проистекает же это сокращение, во-первых, из присвоения капиталом роста производительных сил, происходящего благодаря разделению труда, благодаря торговле, доставляющей более дешевое сырье, благодаря разви­тию науки и т. д.; а, во-вторых, это увеличение производитель­ных сил, поскольку оно реализуется посредством применения более значительного капитала и т. д., должно рассматриваться как исходящее от капитала. Далее: прибыль и заработная плата, хотя они и определяются соотношением между необхо­димым и прибавочным трудом, с ними не совпадают, а являются лишь их вторичными формами.