Критика политической экономии 12 глава

Если мы пока отвлечемся от превращения прибавочной стои­мости в добавочный капитал, то капитал, равный 100 талерам, который в процессе производства произвел бы 4% прибавочной стоимости на весь капитал, в первом случае был бы воспроизве­ден 4 раза и в конце года дал бы 16% прибавочной стоимости. Капитал был бы в конце года равен 116 талерам. Получилось бы то же самое, как если бы капитал, равный 400 талерам, совершил один оборот за год при тех же 4% прибавочной стои­мости. В отношении годового производства товаров и стоимостей прибавочная стоимость [при четырех оборотах в год] учетвери­лась бы. Во втором случае капитал в 100 талеров создал бы только 12% прибавочной стоимости, и в конце года совокуп­ный капитал был бы равен 112 талерам. Что касается годового продукта — как в отношении стоимостей, так и в отношении потребительных стоимостей, — то различие здесь еще значи­тельнее. В первом случае, например, при капитале в 100 тале­ров превращено в сапоги на 400 талеров кожи, а во втором случае — только на 300 талеров.

Увеличение совокупной стоимости капитала поэтому опре­деляется длительностью фазы производства, — которую мы здесь пока еще отождествляем с рабочим временем, — помно­женной на число оборотов, или возобновлений этой производ­ственной фазы в течение данного промежутка времени. Если бы обороты определялись только длительностью фазы производ­ства, то увеличение совокупной стоимости просто определялось бы числом фаз производства, содержащихся в данном проме­жутке времени; иначе говоря, обороты абсолютно определялись бы самим временем производства. Это был бы максимум увели­чения стоимости. Отсюда ясно, что рассматриваемое абсолютно время обращения представляет собой вычет из максимума увеличения стоимости, уменьшает абсолютное увеличение сто­имости. Поэтому невозможно, чтобы какая бы то ни было ско­рость обращения, или какое бы то ни было сокращение времени обращения могли привести к большему увеличению стоимости, чем то увеличение стоимости, которое дано самой фазой про­изводства. Тем максимумом, который могла бы дать скорость обращения, если бы она возросла до оо, было бы превращение времени обращения в нуль, т. е. его самоустранение. Поэтому время обращения не может быть положительным моментом, созидающим стоимость, так как его устранение — обращение без времени обращения — означало бы максимум увеличения стоимости, его отрицание было бы равносильно наивысшему утверждению производительности капитала. {Производитель­ность капитала как капитала представляет собой не произво­дительную силу, увеличивающую количество потребительных стоимостей, а его способность создавать стоимости; ту степень, в которой он производит стоимость.} Общая производитель­ность капитала равняется длительности одной фазы произ­водства, помноженной на число ее повторений за определенный период. А число этих повторений определяется временем обра­щения.

Предположим, что капитал в 100 талеров совершает за год 4 оборота, т. е. 4 раза осуществляет процесс производства. Тогда, если прибавочная стоимость каждый раз составляет 5%, то прибавочная стоимость, созданная к концу года, была бы равна 20 талерам для капитала в 100 талеров; с другой стороны, для капитала в 400 талеров, который совершает один оборот в год при той же процентной норме, она тоже была бы равна 20 талерам. Таким образом, капитал в 100 талеров при 4 оборотах в год дает 20% прибыли, в то время как вчетверо больший капитал при одном обороте дает только 5% прибыли. (При ближайшем рассмотрении тотчас выяснится, что приба­вочная стоимость здесь совершенно одинакова.) Таким обра­зом, величина капитала, по-видимому, может быть заменена скоростью обращения, а скорость обращения — величиной ка­питала. Отсюда получается видимость того, что время обраще­ния само по себе производительно. Поэтому, воспользовав­шись данным примером, необходимо выяснить этот вопрос.

Возникает также и другой вопрос: если 100талеров совер­шают 4 оборота в год, принося каждый раз, предположим, 5%, то в начале второго оборота можно приступить к процессу производства со 105 талерами, а продукт составлял бы 110¹/₄ та­лера; капитал в начале третьего оборота был бы равен 110¹/₄ талера, а продукт — 115⁶¹/₈₀ талера; капитал в начале четвертого оборота составляет 115⁶¹/₈₀ талера, а в конце его — 121⁸⁸¹/₁₆₀₀ талера. Сами числа здесь роли не играют. Суть дела в том, что если капитал в 400 талеров совершает за год только один оборот при норме прибыли в 5%, то прибыль может быть равна только 20 талерам; напротив, если вчетверо меньший ка­питал совершает 4 оборота в год при той же норме прибыли, то его прибыль больше на 1 + ⁸⁸¹/₁₆₀₀ талера. Таким образом, выходит, что благодаря одному лишь моменту оборота — бла­годаря повторению, — т. е. благодаря моменту, определяемому временем обращения, или, вернее, благодаря моменту, опре­деляемому обращением, стоимость не только реализуется, но и абсолютно возрастает. Это также необходимо исследовать.

Время обращения выражает лишь скорость обращения; ско­рость обращения представляет собой лишь предел, образуемый обращением. Обращение без времени обращения — т. е. переход капитала из одной фазы в другую с той же скоростью, с какой совершается смена понятий — было бы максимумом, т. е. со­впадением возобновления процесса производства с его оконча­нием.

Акт обмена — а экономические операции, посредством которых совершается обращение, сводятся к ряду последовательных обменов, вплоть до того пункта, где капитал относится не как товар к деньгам или как деньги к товару, а как стоимость к своей специфической потребительной стоимости, к труду, — акт обмена стоимости в одной форме на стоимость в другой форме, денег на товар или товара на деньги (а это — моменты простого обращения), полагает стоимость одного товара в дру­гом товаре и таким путем реализует его как меновую стоимость; или же полагает товары в качестве эквивалентов. Следовательно, акт обмена потому полагает стоимости, что они предположены; он реализует определение объектов обмена как стоимостей. Но такой акт, который полагает товар в качестве стоимости, или, что то же самое, делает другой товар его эквивалентом, или, что опять то же самое, устанавливает равноценность обоих товаров, — очевидно, так же ничего не добавляет к самой стоимости, как знак ± не увеличивает и не уменьшает цифру, стоящую за ним.

Когда я беру 4 со знаком плюс или минус, то при этой операции 4, независимо от знаков, остается равным самому себе, а не превращается в 3 или в 5. Точно так же, если я [VI—24] меняю один фунт хлопка, стоящий 6 пенсов, на 6 пен­сов, то он положен как стоимость, и можно также сказать, что 6 пенсов положены как стоимость в одном фунте хлопка; иначе говоря, содержащееся в 6 пенсах рабочее время (здесь б пенсов рассматриваются как стоимость) теперь выражено в другой материализации того же самого рабочего времени. Но так как посредством акта обмена как фунт хлопка, так и 6 пенсов медью приравниваются к своей стоимости, то невозможно, чтобы в результате этого обмена количественно возросла стоимость будь то хлопка, будь то шести пенсов, будь то сумма их стоимостей. Будучи полаганием эквивалентов, обмен меняет лишь форму, реализует потенциально существующие стоимости, — если уго­дно, реализует цены. Полагание эквивалентов, например пола-гание в качестве эквивалентов товаров а и b, не может повысить стоимость товара а, так как это есть такой акт, посредством которого товар а приравнивается к своей собственной стоимо­сти, т. е. берется не как нечто неравное ей; он неравен ей только в отношении формы, поскольку прежде он не был положен как стоимость; вместе с тем это есть такой акт, посредством кото­рого стоимость товара а приравнивается к стоимости товара b, а стоимость товара b приравнивается к стоимости товара а. Сумма обмененных стоимостей равна стоимости товара а плюс стоимость товара b. Каждый из товаров остается равным своей собственной стоимости; следовательно, их сумма равна сумме их стоимостей. Поэтому обмен, как полагание эквивалентов, но своей природе не может увеличить ни сумму стоимостей, ни стоимость обмененных товаров. (То обстоятельство, что при обмене на труд дело обстоит иначе, объясняется тем, что потре­бительная стоимость труда сама создает стоимость, но это непо­средственно не связано с меновой стоимостью труда.)

Подобно тому как одна операция обмена не может увеличить стоимость обмененного, так этого не может сделать и сумма меновых сделок.

{Выяснить это совершенно необходимо, так как распределе­ние прибавочной стоимости между капиталами, расчет совокуп­ной прибавочной стоимости между отдельными капиталами — эта вторичная экономическая операция — вызывает такие яв­ления, которые в обычной политической экономии смеши­ваются с первичными операциями.}

Повторил ли я акт, не создающий стоимости, один раз или бесконечное множество раз, от этого повторения он не меняет свою природу. Повторение не создающего стоимость акта никогда не может стать актом, создающим стоимость. Напри­мер, ¹/₄ выражает определенную пропорцию. Если я превращу эту ¹/₄ в десятичную дробь, т. е. если я приравняю ее к 0,25, то изменится ее форма. При таком изменении формы сама вели­чина дроби остается той же самой. Точно так же, когда я пре­вращаю товар в форму денег или деньги в форму товара, стои­мость остается той же самой, но ее форма изменяется.

Итак, ясно, что обращение — так как оно сводится к ряду операций, представляющих собой обмен эквивалентов, — не мо­жет увеличивать стоимость обращающихся товаров. Поэтому если для осуществления этой операции требуется рабочее время, т. е. если для этого должны быть потреблены стоимости (ибо всякое потребление стоимостей сводится к потреблению рабочего времени или овеществленного рабочего времени, продуктов), если, следовательно, обращение вызывает издержки, а время обращения требует затрат рабочего времени, то это — вычет, относительное уменьшение обращающихся стоимостей, обесценение их в размере издержек обращения.

Если представить себе двух работников, обменивающихся друг с другом, рыбака и охотника, то время, которое оба они теряют на обмен, не дает ни рыбы, ни дичи, а представляет собой вычет из того времени, в течение которогооба они могут создавать стоимости, один — ловить рыбу, другой — охотиться, овеществляя свое рабочее время в какой-нибудь потребитель­ной стоимости. Если бы рыбак захотел вознаградить себя за этот убыток за счет охотника, потребовав себе больше дичи или отдав ему меньше рыбы, то тот с таким же правом мог бы посту­пить точно так же. Убыток был бы для них общим. Эти издержки обращения, издержки обмена могли бы представлять собой только вычет из совокупного производства обоих работников и совокупного созидания ими стоимостей. Если бы они пору­чили производить этот обмен третьему лицу С и, таким обра­зом, не теряли бы на это непосредственно рабочего времени, то каждый из них должен был бы отдавать посреднику С соот­ветственную, долю своего продукта. При этом они могли бы добиться лишь некоторого уменьшения убытка. Но если бы они работали как коллективные собственники, то имел бы место не обмен, а коллективное потребление. Поэтому издержки обмена отпали бы. Отпало бы не разделение труда [вообще], а разделение труда, основанное на обмене. Поэтому неправи­лен взгляд Дж. Ст. Милля на издержки обращения как на необходимую цену разделения труда [xxx]. Это лишь издержки стихийного разделения труда, основанного не на общности собственности, а на частной собственности.

Издержки обращения как таковые, т. е. вызванное операцией обмена, рядом меновых операций потребление рабочего вре­мени или овеществленного рабочего времени, стоимостей, пред­ставляют собой поэтому вычет либо из времени, затрачиваемого на производство, либо из стоимостей, созданных производством. Издержки обращения никогда не могут увеличить стоимость. Они принадлежат к числу faux frais de production [xxxi], и эти faux frais de production представляют собой имманентные издержки производства, основанного на капитале. Купеческое дело [Kaufmannsgeschäft], а еще больше денежное дело [Geldgeschäft] в собственном смысле — поскольку они именно тем и занимаются, что совершают операции обращения как такового, т. е., напри­мер, производят определение цен (измерение стоимостей и их исчисление), вообще осуществляют эти меновые операции в ка­честве функции, ставшей самостоятельной вследствие разделе­ния труда, воплощают в себе эту функцию совокупного про­цесса капитала — представляют собой всего лишь faux frais de production капитала. В той мере, в какой они уменьшают эти faux frais, они прибавляют нечто к производству, но не потому, что создают стоимость, а потому, что уменьшают отрицание созданных стоимостей. Если бы они выполняли только такие функции, то они всегда представляли бы лишь минимум указанных faux frais de production. Если они дают возможность производителям создавать больше стоимостей, чем это было бы возможно без такого разделения труда, и притом настолько больше, что после оплаты этой функции остается некоторый излишек, то фактически они увеличивают производство. Однако стоимости увеличились здесь не потому, что операции обра­щения создали стоимость, а потому, что они поглотили меньше стоимости, чем сделали бы это в ином случае. Но эти операции обращения представляют собой необходимое условие для про­изводства капитала.

То время, которое капиталист теряет на обмен, не является, как таковое, вычетом из рабочего времени. Капиталистом, т. е. представителем капитала, персонифицированным капи­талом он является лишь в той мере, в какой он относится к труду как к чужому труду, присваивает себе чужое рабочее время и полагает его. Следовательно, издержки обращения, коль скоро они отнимают время у капиталиста, не существуют. Его время определяется как избыточное время: как нерабочее время, как время, не создающее стоимости, несмотря на то, что именно капитал реализует созданную стоимость. То обстоя­тельство, что рабочий вынужден работать в течение прибавоч­ного рабочего времени, тождественно с тем, что капиталисту не нужно работать и что, таким образом, его время опреде­ляется как нерабочее время, так что он не работает даже и в те­чение необходимого рабочего времени. Рабочий вынужден рабо­тать в течение прибавочного времени для того, чтобы получить возможность овеществить, реализовать, т. е. объективировать необходимое для своего воспроизводства рабочее время. Поэтому, с другой стороны, также и необходимое рабочее время капиталиста представляет собой свободное время, время, не тре­бующееся для поддержания непосредственного существования. Так как всякое свободное время есть время для свободного раз­вития, то капиталист узурпирует свободное время, созданное рабочими для общества, т. е. узурпирует цивилизацию, и Уэйд в этом смысле опять-таки прав, когда он отождествляет капи­тал и цивилизацию[xxxii].

Время обращения — поскольку оно отнимает время у ка­питалиста как такового — касается нас, с экономической точки зрения, столько же, как то время, которое он проводит со своей содержанкой. Если время — деньги, то, с точки зрения капитала, это относится только к чужому рабочему времени, которое, действительно, в самом собственном смысле слова представляет собой деньги капитала. В отношении капитала как такового время обращения лишь в том смысле может совпадать с рабочим временем, что оно прерывает то время, в течение кото­рого капитал может присваивать себе чужое рабочее время; причем ясно, что это относительное обесценение капитала не мо­жет увеличить, а может только уменьшить возрастание стои­мости капитала. Или же время обращения в том смысле совпа­дает с рабочим временем, что обращение требует от капитала затраты объективированного чужого рабочего времени, стои­мостей. [VI—25] (Например, если капитал должен платить какому-нибудь другому капиталу, который берет на себя эту функцию.) В обоих случаях время обращения принимается во внимание лишь в той мере, в какой оно представляет собой уничтожение, отрицание чужого рабочего времени, прерывает ли оно процесс присвоения капиталом этого чужого рабочего времени или заставляет капитал потребить часть созданных стоимостей для того, чтобы совершать операции обращения, т. е. для того, чтобы полагать себя как капитал. (Это следует строго отличать от личного потребления капиталиста.)

Время обращения принимается во внимание только в его отношении к времени производства капитала в качестве его предела или отрицания; но это время производства есть то время, в течение которого капитал присваивает себе чужой труд, обусловленное им чужое рабочее время. Происходит величайшая путаница, когда время, которое капиталист рас­ходует на обращение, рассматривают как время, создающее стоимость или даже прибавочную стоимость. У капитала как такового нет никакого рабочего времени помимо времени его производства. До капиталиста нам здесь нет абсолютно ника­кого дела, если только он не выступает как [персонифицирован­ный] капитал. Да и как капитал он функционирует только в том совокупном процессе [всех капиталов в их взаимодействии друг с другом], который нам предстоит рассмотреть. Иначе можно было бы вообразить еще, что капиталист может заста­вить компенсировать себя за то время, в течение которого он не зарабатывает денег как наемный рабочий другого капита­листа — или за то, что он теряет это время. Оно, дескать, принадлежит к числу издержек производства. То время, кото­рое он теряет или использует как капиталист, с этой точки зрения вообще представляет собой потерянное время, истра­ченное даром. Так называемое рабочее время капиталиста, которое, в отличие от рабочего времени рабочего, должно будто бы составлять основу его прибыли как особого рода заработной платы, — следует рассмотреть впоследствии.

Очень часто к чистым издержкам обращения причисляют транспорт и т. д., поскольку он связан с торговлей. Поскольку торговля доставляет продукт на рынок, она придает ему новую форму. Правда, она изменяет только его пространственное бытие. Но способ изменения формы нас не касается. Торговля придает продукту новую потребительную стоимость (и это имеет силу [для торговли в целом] сверху донизу, вплоть до рознич­ного торговца, который развешивает, измеряет, упаковывает и таким путем придает продукту форму, пригодную для потреб­ления), а эта новая потребительная стоимость требует рабо­чего времени и, следовательно, одновременно является меновой стоимостью. Доставка на рынок относится к самому процессу производства. Продукт только тогда является товаром, только тогда находится в обращении, когда он находится на рынке.

[3) ШТОРХ ОБ ОБРАЩЕНИИ КАПИТАЛА.] ОБОРОТНЫЙ КАПИТАЛ КАК ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КАПИТАЛА. ГОД КАК МЕРА ОБОРОТОВ ОБОРОТНОГО КАПИТАЛА

{«В каждой отрасли промышленности предприниматели становятся продавцами продуктов, в то время как вся остальная нация, а часто даже и чужие нации являются покупателями этих продуктов... Постоянное, повторяющееся беспрерывно, движение оборотного капитала, уходящего от предпринимателя и возвращающегося к нему в своей первоначальной форме, можно сравнить с кругом, который им описывается; отсюда назва­ние оборотного, которое носит капитал, и название обращения — для его движения» (Storch. Cours d'économie politique. Tome I, Paris, 1823, стр. 404—405).

«В более широком смысле слова обращение охватывает движение всякого товара, который обменивается» (стр. 405). «Обращение происхо­дит посредством актов обмена... Со времени введения денег товары уже не обмениваются, а продаются» (стр. 405—406). «Для того чтобы товар находился в обращении, достаточно предложения... Богатство в обращении: товар» (стр. 407). «Торговля есть только часть обращения; торговля охватывает покупки и продажи, производимые только торговцами; обра­щение — покупки и продажи, производимые всеми предпринимателями и даже всеми... жителями» (стр. 408).

«Лишь до тех пор пока издержки обращения необходимы для того, чтобы довести товары до потребителя, обращение является реальным, и его стоимость увеличивает годовой продукт. С того момента, когда обра­щение переходит за этот предел, оно становится излишним и уже ничем не способствует обогащению нации» (стр. 409). «За последние годы мы видели примеры излишнего обращения в России, в Санкт-Петербурге. Застой внешней торговли побудил торговцев иным образом использовать свои бездействующие капиталы, и так как они уже не могли использовать их для импорта иностранных товаров и для экспорта отечественных това­ров, они решили извлечь прибыль путем покупки и перепродажи тех товаров, которые находились на месте. Огромные партии сахара, кофе, пеньки, железа и т. д. быстро переходили из рук в руки, и часто товар, не выходя со склада, двадцать раз менял собственника. Подобного рода обращение предоставляет торговцам все возможности для азартной игры, но в то время как оно обогащает одних, оно разоряет других, и националь­ное богатство на этом ничего не выигрывает. То же самое имеет место и в денежном обращении... Подобного рода излишнее обращение, кото­рое основано только на простом изменении цен, называют ажиотажем» (стр. 410—411). «Обращение выгодно обществу лишь в том случае, если оно необходимо для доставки товаров потребителю. Всякий окольный путь, всякая задержка, всякий промежуточный обмен, не являющийся абсолютно необходимым для достижения этой цели или не содействующий уменьшению издержек обращения, — вредят национальному богатству, на­прасно повышая цены товаров» (стр. 411).

«Обращение является тем более производительным, чем быстрее оно совершается, т. е. чем меньше времени оно отнимает у предпринимателя для того, чтобы он мог сбыть готовый продукт, который он выносит на рынок, и чтобы его капитал вернулся к нему в его первоначальной форме» (стр. 411). «Предприниматель может возобновить производство лишь после того, как он продаст готовый продукт, а вырученные деньги употребит на покупку нового сырья и на новую заработную плату; следовательно, чем скорее обращение приводит к этим двум результатам, тем скорее он полу­чает возможность возобновить производство и тем больше продуктов дает его капитал в течение данного промежутка времени» (стр. 411—412). «На­ция, капитал которой обращается с быстротой, достаточной для того, чтобы несколько раз в год возвращаться к тому, кто впервые привел его в движе­ние, находится в том же положении, как земледелец в счастливом климате, который может в течение года снять с того же самого участка земли три или четыре урожая» (стр. 412—413). «Медленное обращение удорожает предметы потребления 1) косвенно, путем уменьшения той массы товаров, которая могла бы существовать; 2) непосредственно, так как пока продукт находится в обращении, его стоимость прогрессивно возрастает в резуль­тате рент с капитала, затраченного на его производство; чем медленнее совершается обращение, тем больше накопляются эти ренты, что без пользы повышает цену товара». «Средства для сокращения и ускорения обращения: 1) выделение класса работников, которые занимаются исклю­чительно торговлей; 2) удобный транспорт; 3) деньги; 4) кредит» (стр. 413).}

Простое обращение состояло из множества одновременных или последовательных актов обмена. Их единство, рассматри­ваемое как обращение, существовало, собственно говоря, только с точки зрения наблюдателя. (Обмен может быть случайным, и он носит более или менее такой характер там, где он огра­ничивается обменом излишков, а не охватывает процесс про­изводства в целом.) В обращении капитала мы имеем ряд меновых операций, меновых актов, каждый из которых представ­ляет по отношению к другим некоторый качественный момент, момент в воспроизводстве и возрастании капитала. Здесь имеет место система актов обмена, представляющая собой обмен веществ, поскольку рассматривается потребительная стоимость, и смену форм, поскольку рассматривается стоимость как тако­вая. Продукт относится к товару как потребительная стоимость к меновой стоимости; таким же образом товар относится к деньгам. Здесь один ряд достигает своей вершины. Деньги относятся к товару, в который они обратно превращаются, как меновая стоимость к потребительной стоимости; и тем более так деньги относятся к труду.

[VI—26] Поскольку капитал в каждый момент процесса сам представляет собой возможность своего перехода в другую, следующую фазу и, таким образом, возможность всего процесса, выражающего жизненный акт капитала, постольку каждый из этих моментов потенциально является капиталом — отсюда товарный капитал, денежный капитал — наряду с той стоимостью, которая полагает себя как капитал в процессе производства. Товар может представлять капитал, пока этот товар может превращаться в деньги и, следовательно, покупать наемный труд (прибавочный труд). Так обстоит дело со стороны формы, возникающей из обращения капитала. С вещественной стороны товар остается капиталом до тех пор, пока этот товар представляет собой сырье (в собственном смысле или полуфабрикат), орудие, жизненные средства для рабочих. Каждая из этих форм есть потенциальный капитал. Деньги, с одной стороны, представляют собой реализованный капитал, капитал в качестве реализованной стоимости. С этой стороны деньги (рассматриваемые как конечный пункт обращения, где они вместе с тем должны рассматриваться и как исходный пункт) являются капиталом κατ' έξοχήν[xxxiii]. А затем деньги являются опять-таки капиталом особенно в их отношении к процессу производства, поскольку они обмениваются на живой труд. При обмене денег на товар (новая покупка сырья и т. д.), производимом капиталистами, деньги, напротив, являются не капиталом, а средством обращения, всего лишь мимолетным опосредствованием, при помощи которого капиталист обменивает свой продукт на элементы, его образу­ющие.

Обращение не является для капитала всего лишь внешней операцией. Если капитал возникает только в процессе произ­водства, посредством которого стоимость увековечивается и возрастает, то в чистую форму стоимости — где стерлись как следы его становления, так и его специфическое бытие в виде потребительной стоимости — он вновь превращается только посредством первого акта обращения, в то время как повторе­ние процесса производства, т. е. жизненного процесса капи­тала, возможно только посредством второго акта обращения, который состоит в обмене денег на условия производства и образует введение к акту производства. Следовательно, обра­щение входит в понятие капитала. Если первоначально деньги или накопленный труд выступали как предпосылка до обмена со свободным трудом, но кажущаяся самостоятельность объек­тивного момента капитала по отношению к труду была снята и объективированный труд, существующий самостоятельно в виде стоимости, предстал во всех отношениях как продукт чужого труда, как отчужденный продукт самого труда, — то теперь капитал является лишь предпосылкой своего собственного обращения (капитал в качестве денег был предпосылкой своего становления капиталом, но капитал как результат стоимости, поглотившей и ассимилировавшей живой труд, выступал в качестве исходного пункта не обращения вообще, а обращения капитала), так что капитал существовал бы самостоятельно и безразлично также и без этого процесса. Но теперь движение тех метаморфозов, которые должен проделать капитал, яв­ляется условием самого процесса производства в такой же сте­пени, как и его результатом.

Поэтому в своей реальности капитал выступает как ряд оборотов в течение данного периода. Капитал уже не представ­ляет собой один оборот, один [период] обращения; он есть полагание оборотов, полагание всего процесса обращения. Само созидание им стоимости выступает как обусловленное обращением (а стоимость является капиталом только как увековечивающая себя и умножающая себя стоимость): 1) ка­чественно, так как капитал не может возобновить фазу про­изводства, не пройдя через фазу обращения; 2) количественно, так как масса стоимостей, создаваемых капиталом, зависит от числа его оборотов в течение данного периода; 3) так как, сле­довательно, время обращения в обоих отношениях является ограничивающим началом, пределом времени производства, и vice versa[xxxiv]. Поэтому капитал является по существу оборотным капиталом. Если в цехе, где осуществляется процесс произ­водства, капитал выступает как собственник и хозяин, то со стороны обращения он выступает как зависимый и обуслов­ленный общественной связью, которая, с той точки зрения, на которой мы теперь еще находимся, заставляет капитал всту­пать в процесс простого обращения и фигурировать попере­менно то как Т по отношению к Д, то как Д по отношению к Т.

Однако это обращение представляет собой туман, за кото­рым скрыт еще целый мир, мир взаимосвязей капитала, которые эту возникающую из обращения, из общественного общения собственность приковывают к общественному общению и ли­шают ее характера самодовлеющей собственности и независи­мости, присущей такого рода собственности. Перед нами уже открылись две перспективы на этот лежащий еще вдали мир: [во-первых] в том пункте, где обращение капитала выталкивает из кругооборота капитала положенную им в форме продукта и обращающуюся стоимость; и, во-вторых, в том пункте, где капитал втягивает из обращения в свой кругооборот какой-нибудь другой продукт; сам этот продукт капитал превращает в один из моментов своего бытия. Во втором пункте капитал предполагает производство, но не свое собственное непосред­ственное производство. В первом пункте капитал может пред­полагать производство, если его продукт сам является сырьем для другого производства; или же капитал может предполагать потребление, если он придал продукту законченную форму, пригодную для потребления. Ясно, что потребление не должно прямо входить в кругооборот капитала. Обращение капитала в собственном смысле, как мы увидим дальше, есть еще только обращение между различными деловыми людьми. Обращение между деловыми людьми и потребителями, тождественное с роз­ничной торговлей, представляет собой второй кругооборот, который не включен в непосредственную сферу обращения капи­тала и который капитал проходит после того, как им пройден первый кругооборот, и одновременно наряду с ним. Одновре­менность различных кругооборотов капитала, так же как и одновременность его различных определений, становится ясной только в том случае, если предположить наличие многих капи­талов. Таким же образом процесс жизни человека состоит в про­хождении им различных возрастов. Но вместе с тем все возрасты человека существуют бок о бок, будучи распределены между различными индивидами.