Логинова О.П.
(Данная статья является дополненным вариантом статей, напечатанных в «Вестнике архивиста Кубани» г. Краснодар 2018 г. № 13 и сборнике статей Одиннадцатых научных чтений, посвященных дню славянской письменности и культуры «Межконфессиональный диалог и культура общения в политкультурном пространстве республики Адыгея» АРИГИ г. Майкоп 2018 г.)
Православие являлось верой подавляющей части казачества. Оно было естественной, органичной составляющей, вплетенной в жизнь казака. И сопровождало всю его жизнь – от рождения до последнего вздоха.
С заселения новых станиц 24, 25,26, 27 (позднее переименованных соответственно в 22, 23, 24,25) полков Кубанского казачьего войска начинается в этих местах новая страница православия. В 1871 г. эти станицы вошли во вновь организованный Майкопский уезд. В 1888 году вместо уездов Кубанская область была разделена на 7 отделов, в том числе Майкопский. С 1924 по 1930 – Майкопский округ. В наши дни территория бывшего Майкопского отдела включает в себя часть республики Адыгеи, Апшеронский, Белореченский, Мостовской районы и отдельные станицы других районов Краснодарского края.
При заселении отдела в 1860-х годах переселенцы везли семейные иконы, которые значились первыми в списках небогатого имущества. Так в 1863 году в описях казаков из Черниговской губернии числятся: у семейства Борщ А.В. - 4 иконы, семейство Чайки Д.А. - 6 икон [1 л.509], Силенка Я.М. - 4 иконы [1 л.501].
На новых местах зачастую первые обряды проводились полковыми священниками регулярных частей Кавказской армии. Но в скором времени прибывали в новые станицы священники и причетники. И если у черноморских казаков существовал обычай выбирать священников из своей среды, то Закубанским духовенством были в основном выходцы центральных губернии России. В октябре 1862 г. священник о. Евмений Петровский был назначен в укрепление Майкоп благочинным церквей вновь населяемого 25 полка, с последующим переводом в ст. Ханскую, в которой был расположен штаб этого полка. «Тяжела и хлопотлива была служба молодого благочинного, в особенности на первых порах. Устройство храмов для богослужения, сначала в виде часовень и молитвенных домов, приобретение необходимой церковной утвари, постоянные поездки для закладок, освящений кое-как построенных помещений для богослужения» [2 лл.217-220].
Для устройства молитвенных домов собирали деньги всей станицей. Так рапортами наказному атаману 3 августа и 5 сентября 1862 года полковое правление 8 бригады сообщало, что жители станиц Ханской и Кужорской испрашивают ходатайства о разрешении им устроить в своих станицах молитвенные дома своими средствами. Причем в ст. Ханской уже «на этот предмет заготовлен лес». На эти рапорты следует резолюция «предписать произвести постройку молитвенных домов под наблюдением станичных правителей по получении на то согласия от главного священника Кавказской армии» [3 лл.275, 287].
Командиром 26 полка ККВ подполковником Старосельским в начале 1865 г. в Императорской художественной академии г. Санкт-Петербурга были заказаны для улучшения скудного убранства новых молитвенных домов и церквей полка 52 иконы. Вице-президент академии князь Гагарин согласился принять заказ по недорогой цене. В июле 1866 г. 52 образа для 26 полка были отправлены из Санкт-Петербурга и в Екатеринодаре получены приемщиком полка [4 л.1].
Духовенство разделяло со своим приходом все тяготы и лишения переселения. Материальное положение станичного духовенства было настолько тяжелым, что приходилось обращаться в войсковое правительство с прошениями о помощи. Ст. Ширванской о. Николаевский в 1867 году пишет, что «пришел в крайнюю нищету - по случаю скотского падежа в 1864 году лишился скота и в том же году чрез пожар своего дома, не получаю от жителей станицы помощи при настоящей необыкновенной бедности их» [5 л. 251]. В новых станицах была высокая болезненность. По этой причине священник ст. Самурской Соколов сообщает, что «болезнь вследствие самых грустных климатических и гигиенических условий разорило мое семейство до крайности, чрез это хозяйство мое пришло в совершенный упадок, находясь в такой станице, которая не может ни в чем оказать мне помощь» [5 л. 315].
Священник М. Воинцев в статье «Быт духовенства из-за Кубани» описывает тяжелое положение Закубанского духовенства, сетует на то, что трудно осуществлять пастырское, нравственное влияние священника на своих прихожан из-за материальной зависимости от них [6 л.98].
Но шло время, постепенно станицы обживались, налаживалась и жизнь станичных священников. У обществ появлялась возможность для их поддержки. И они своими приговорами постанавливают: в 1872 году ст. Баракаевской, Псеменской, Баговской, пос. Царского построить для причта дома, нанимать в услужение вестового, в 1873 г. пос. Севастопольского: выдавать приходскому священнику в ежегодное пособие 100 рублей и построить для него приличный дом, в 1975 г. ст. Абадзехской: построить для приходского священника дом в 4-х комнатах, с кухнею и сараем, и давать вестового в услужение [7 л.78].
В юртах станиц были нарезаны церковные и причтовые земельные участки. Церковные 300 десятин, доход от сдачи которых в аренду шел на содержание церквей. И причтовые участки на содержание причта в размере священнику 2, дьякону 1 ½ и причетнику 1 казачий душевой надел, которые не могли продаваться, передаваться по наследству и пользоваться ими могло только служащее в приходе духовенство.
Обеспечение этими участками в Майкопском отделе имело сложную историю. В 1888 г. начальник Кубанской области пишет атаману Майкопского отдела: «Что касается участков для церковных причтов, то таковые не назначались ввиду тех соображений, что станичными обществами будут беспрепятственно предоставлены духовенству в пользование участки. Между тем на деле оказалось, что с одной стороны священно-церковно-служители приносят мне жалобы о лишении их станичными обществами пользования землею, с другой стороны общества жалуются на захват духовенством излишней земли» [8 л.181].
Так были поданы прошения священниками ст. Ярославской А. Широгоровым в октябре 1886 г. и ст. Бжедуховской С. Шамраем в октябре 1889 г. [8 с.137, с. 301] на выделение им обществами неудобных участков. Интересна резолюция начальника Кубанской области на такое прошение: «Должно остаться без последствий в отношении данного причта, как находящегося в зависимости от станичного общества» [8 л.371].
Возникали вопросы и о размерах причтовых участков. Священник ст. Белореченской П. Успенский в июне 1885 г. просит дорезать 40 десятин удобной земли недоданной для пользования священнослужителями [8 л.107]. Священник ст. Ширванской Ф. Ждановский в мае 1886 г. пишет, что «участок земли, отведенный для пользования причта, не имеет законной пропорции 99 десятин, следуемой по положению, в нем находится только 50 десятин» [8 л.125]. При этом не всегда учитывается, что 99 десятин следует из расчета душевого казачьего надела в 20 десятин, тогда как в разных станицах его величина не была одинаковой. В ст. Ханской, например, в 1899 г. этот надел составлял не 20, а 13 десятин удобной и неудобной земли [8 л.265].
Атаман Майкопского отдела в марте 1889 года рапортует начальнику области: «В одних станицах отдела причты обеспечены земельными наделами, в других же, станичные общества заявили, что по случаю не размежевания земель они сами не знают, сколько именно придется земли на душевой пай, поэтому впредь до генерального размежевания церковные причты пользуются в последних станицах по прежнему землею в 99 десятин, отведенными в 1869 г.».
Кроме этих земель в некоторых станицах в пользование церкви поступали потомственные казачьи участки, отписанные по духовному завещанию. В ст. Бжедуховской три таких пая в 21 десятину были отписаны Илларионом Клитным, Харченко и Герасимом Богучарским [9 л.137].
Постепенно строились церкви на замену временным молитвенным домам. Представление о ходе подобного строительства можно получить из разрешения на новую церковь в 1879 г. в ст. Курджипской: «Чтобы постройка производилась на средства прихожан под наблюдением инженера Гарина по утвержденному строительным отделением Кубанского областного правления проекту. Для распоряжений по сей стройке образован строительный комитет из приходского священника, церковного старосты и избранных обществом прихожан казаков Михаила Родителева, Кирилла Салахова и Димитрия Рыжкина» [10 л.418].
Всем миром приобреталось и наживалось церковное имущество. Этому способствовала существующая традиция жертвовать в храм. По завещанию екатеринодарского полковника И.С. Чумакова в 1875 г. было назначено по 15 рублей на снабжение книгами библиотек при 16 церквях, в т.ч. Тверской, Ширванской, Самурской, Прусской, Курджипской, Баговской, Баракаевской, Севастопольской, Абадзехской [7 л.105].
Ст. Келермесской церковный староста казак Дмитрий Стрекозов пожертвовал в церковь «сребровызлащенный крест ценою в 300 рублей» [7 л.233].
Пос. Темнолесского церковный староста казак Авраамий Кононов при помощи благодетелей из прихода пожертвовал в приходскую церковь колокол в 25 пудов ценой 450 рублей [11 л.812].
Ст. Псебайская из церковных сумм 309 рублей, с процентами 509 рублей, приобретены церковная утварь, ризница и книги для библиотеки [2 л.396].
Общество ст. Нефтяной пожертвовало 360 рублей на приобретение колокола для церкви, урядник ст. Абадзехской Василий Салов пожертвовал 40 рублей для приобретения напрестольного Евангелия в церковь ст. Нефтяной [12 л.91].
Жители ст. Сергиевской в 1888 г. пожертвовали в приходскую церковь гробницу для плащаницы ценой 110 рублей [12 л.122].
В церковь ст. Тверской поступили пожертвования: «от прихожан – икона преподобной княгини Анны Кашинской, в киоте – ценою в 52 руб., от казачек-вдов ст. Тверской иконы «Страдания Спасителя», в киоте стоимостью в 140 рублей и преподобного Серафима Саровского Чудотворца, в киоте 160 руб., от казака той же станицы Феодора Козуб и жены его Иулиании две металлических хоругви, ценою по 100 рублей и от нескольких благотворительниц два подсвечника, ценою в 30 рублей» [13 л.726].
Жизнь станичного духовенства была неразрывно связана с жизнью станичного казачьего общества и влияла на все области этой жизни, не ограничиваясь только службой в храме. И значительная связующая роль здесь принадлежала церковным советам во главе со старостами, избираемыми из самых уважаемых казаков на 3 года и утверждаемыми в Ставропольской консистории. В разные годы церковными старостами были: ст. Гиагинской - 1975 г. урядник Антон Головин, 1888 г. казак Никита Пенчуков, ст. Абадзехской – 1975 г. казак Дементий Ильин, ст. Кабардинской – 1875 г. приказный Усачев, 1882 г. урядник Никита Корниенко, 1910 г. казак Сила Попович, ст. Севастопольской 1883 г. казак Конон Кофанов, 1910 г. казак Исидор Жуков, ст. Бжедуховская – 1889 г. казак Демьян Тищенко, 1891 г. казак Епифан Брусенцов, 1910 г. урядник Дионисий Белый, 1913 г. Федор Чепак. Некоторые старосты находились в этой должности по несколько сроков. Так в 1887 году на третье 3-летие выбран урядник Граносов ст. Курджипской, казак Сергей Макаренко ст. Ширванской на третье, урядник Семен Соколенко ст. Черниговской на четвертое 3-летие. В 1888 году казак Иван Антонов ст. Ханской на шестое, а казак Василий Михайлец ст. Тверской на третье 3-летие. В 1891 г. казак Семен Алексеенко ст. Хадыженской на четвертое, приказный Василий Головко ст. Кубанской на пятое, урядник Тимофей Кравченко ст. Курджипской на второе 3-летие.
Большое влияние на развитие православия в Майкопском отделе оказала Свято-Михайловская Афонская пустынь, ставшая центром духовной жизни и местом паломничества. До начала строительства монастыря в сентябре 1873 года произошло событие, характеризующее духовные потребности населения и потребовавшее вмешательства архимандрита Германа и начальника Кубанской области генерал-лейтенанта Кармалина. Под Майкопом была предпринята попытка создания не разрешенного официально монастыря. В ноябре 1873 года носился слух о появлении в горе, за рекой Белой, против города Майкопа пещер с несколькими «труженниками».
Благочинный поручил сделать дознание священнику г. Майкопа С. Кучеровскому, которым было сообщено: «против г. Майкопа с юго-западной его стороны за рекой Белой в береговой горе сажень на 20 от уровня берега вверх прорыт подземный проход в рост человека шириной в 1 ½ аршина с углублением в гору примерно сажень на 10. На этом протяжении устроено три кругообразных пещеры, в которых имеются иконы, ручные кресты, книги религиозного содержания и горят лампады. Из пещер город весь ясно виден и окрестности его. Обитателей сих пещер до десяти человек, из которых частию жители города Майкопа: мещане Бондаренко, Поддубный, Резников, Берест, казак ст. Кужорской Иван Сапрыкин, частию сторонние лица. Называют они себя подвижниками ради спасения. Пещерные жители показываемым ими трудом сильно влияют на нравственное чувство простого класса обитателей города Майкопа, которые, не понимая и не уясняя себе той истины, законен ли труд пещерных жителей, считают их жизнь и труд спасительным подвигом и щедро приносят им свои пожертвования».
Со стороны гражданской администрации после сбора сведений последовало указание начальника Майкопского уезда отдать их под надзор городской полиции, а также поручение городскому приставу «не дозволять им жить в пещерах и забить проход в пещеры их для отклонения появления туда этих лиц и к предупреждению образования из этих пещер пристанодержательства для воров и разбойников». В марте 1874 года настоятель Екатерино-Лебяжеской Николаевской пустыни отец Самуил предложил «тем подвижникам оставивши бесполезную пещерную работу, поместиться на всегдашнее жительство в Екатерино-Лебяжьей пустыни, где помещение для них готовое, церкви просторные и все нужное для подвижничества имеется с избытком. Такое их переселение навсегда заспокоило бы их и избавило от всяких недоразумений» [14 лл.29-33].
Во времена войн и бедствий через церкви прихожане оказывали поддержку нуждающимся. Так во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов при сборе пожертвования на «военные надобности и в пользу больных и раненных воинов» в Кавказскую духовную консисторию поступили следующие пожертвования: тюк вещей, собранный священником ст. Тульской Е. Покровским, 10 руб. от церкви ст. Губской, 14 руб. от церкви ст. Переправной, 25 руб. от церкви и прихожан ст. Гиагинской [10 лл.8, 9, 49].
Следует отметить роль духовенства Майкопского отдела в просвещении. Во многих станицах первыми учителями вновь открываемых училищ в 1862-1863 годах были местные священники: ст. Белореченская – о. Петр Кубанский, ст. Псефирская (Костромская) – о. Петр Петров, ст. Пшишская (Черниговская) – о. Успенский, ст. Егерухаевская (Тульская) – причетник Матвей Дроганов, ст. Нижнефарская (Ярославская) – причетник Иван Яковлев, ст. Габукаевская (Рязанская) – дьячок Персидский, ст. Махошевская – причетник Григорий Веселовский и др. [15 лл. 88, 91, 186, 89, 90]. Со временем преподавание в училищах перешло к учительскому составу, но наставниками Закона божия оставались в основном приходские священники.
В некоторых станицах кроме училищ дети могли получить начальное образование в церковно-приходских школах, где занятия проводили приходские священники, дьяконы, псаломщики. В основном для этих школ использовались церковные сторожки. На 1891 год в 15 благочинном округе было уже 6 таких школ: в ст. Ханской, открытой в 1886 г., ст. Белореченской 1889 г., г. Майкопе 1889 г., ст. Костромской 1887 г., ст. Ярославской 1889 г., с. Филипповке 1887 г. В 16 округе в ст. Черниговской, открытая в 1889 г. [12 л.299]. В 1897 г. Майкопским епархиальным советом была выражена благодарность священнику с. Натырбово Т. Демьянову «за труды по открытию во вновь образованном приходе сразу двух школ грамоты и обществу того же села за сочувственное отношение к делу просвещения своих детей в духе православной Церкви, выразившееся в отводе помещения для школы в здании станичного правления и снабжении классными и учебными принадлежностями обеих школ в достаточном количестве» [16 л.234].
Революция 1905-1906 годов не обошла стороной и Майкопский отдел. Духовенство продемонстрировало тесную связь со своими прихожанами и готовность поддержать их в моменты испытаний. Когда 2 Урупский конный полк отказался выполнять приказы, мотивируя тем, что казаки должны защищать Отечество от внешнего врага, а не выполнять полицейские функции и вернувшись в отдел, расположился в ст. Гиагинской. Чтобы принудить его к сдаче и во избежание возможного кровопролития, прибывшими частями Кубанского казачьего войска было сделано несколько предупредительных артиллерийских выстрелов по церковной колокольне, на которой был расположен наблюдательный пост.
При этом услышав звуки бомбардировки, в ст. Кужорской жители по набату собрались на площади и во главе с духовенством отправились в Гиагинскую. Ст. Дондуковской и сел. Царский Дар жители также были собраны набатом и во главе своего духовенства отправились на выручку урупцев, но возвратились обратно, узнав, что они сдались, дондуковцы дойдя до горы, а сел. Царский Дар на половине дороги. Почти все население, казачье и иногороднее, ст. Ханской пошло в Гиагинскую на защиту урупцев, вернулись с дороги, узнав, что «урупцы изъявили покорность» [17 л. 7]. В 1906 г. по обвинению в политической неблагонадежности были арестованы псаломщик ст. Белореченской Мефодий Ливанов и дьякон-псаломщик ст. Гиагинской Алексей Кристалевский [18 лл. 57, 61]
Первая мировая война принесла в жизнь лишения. Были учреждены попечительства призрения иногородних семейств нижних чинов, призванных на войну. Председателями в некоторых попечительствах были приходские священники: в 1916-1917 годах ст. Ханской священник Н. Киртаки, ст. Кужорской А. Власов, сел. Натырбово Т. Демьянов и др. [19 лл.221, 289, 305].
Революционные события, сотрясшие Россию в 1917 г., стали началом коренных изменений всех сфер жизни, в том числе церкви. Духовенство не могло остаться в стороне от процессов, происходящих в их приходах. В результате полученных из Екатеринодара приказов во всех станицах Майкопского отдела в марте-апреле были избраны исполнительные комитеты, в состав некоторых из них вошли представители местных причтов: ст. Черниговской о. Григоревский, ст. Петропавловской дьякон Хлудеев, хутора Александровского о. Григорий Беляев, ст. Келермесской священники Александр Николаевич Бессонов, Павел Иванович Смирнов, Исидор Ефимович Криковцов и дьякон Иоанн Павлович Луган [20 лл.113,27,11,58].
Кризис власти, тяжело положение на фронте, трудноразрешимый вопрос о земле, двоевластие на местах, существование одновременно атаманства и исполкомов спровоцировало нестабильность на местах. Ряд конфликтов касался непосредственно положения церкви. В некоторых станицах у причтов отбираются или не оплачивается аренда земельных участков, объявляется о прекращении оплаты квартир для них. Совет депутатов объединенных хуторов при экономии Михайловской пустыни обращается с жалобой в областной комитет, сообщая, что Михайловская пустынь в экономии предоставила помещения комитету и училище открыто с их согласия, но с 1 сентября помещения эти находятся в самом плачевном состоянии, а помещений у экономии много. «Поэтому считаем, что монахи являются главным тормозом всему святому» [21 л. 106].
И в тоже время в других станицах на сходах, решающих сложные вопросы, председательство доверяют священникам, как умиротворяющей и уважаемой всеми сторонами силе. А отмена Временным правительством обязательного преподавания в школах Закона божия вызвало осуждение. Приговорами станичных сборов постановлялось: «Требуем, чтобы в народных школах с православными учащимися Закон божий был главным и обязательным предметом и преподавание его поручать священникам. Изгнание Закона божия из школ и лишение наших детей просвещения божественным учением о правде, братстве, любви, и помощи ближним считаем преступлением, а желание противников Закона божия показать свою либеральность оскорблением религиозных чувств народа» [22 л. 78].
Кризис власти и нерешенные глубокие противоречия вылились в кровопролитную гражданскую войну, расколовшую российское общество. С января по август 1918 года на территории Майкопского отдела устанавливается советская власть. Не везде отношение большевиков к церкви было одинаковое. «Некоторые населенные пункты остались вдали от проходящих вооруженных отрядов красноармейцев из-за своей удаленности от центральных транспортных узлов, и поэтому духовенство не претерпело никаких гонений. По этой причине, а также вследствие положительного отношения большевиков к церкви, духовенство в целом ряде станиц не пострадало, в числе которых: ст. Беслинеевская, ст. Курджипская, ст. Келермесская, ст. Самурская, ст. Дагестанская, ст. Даховская, ст. Ширванская». Но в это же время были ограблены «храмы Майкопа и ст. Апшеронской» [23 лл. 226-233].
Ст. Кужорской о. Власов провел два месяца в Майкопской тюрьме по обвинению в агитации против советской власти [24 л.18]. На митинге 6 февраля в ст. Тульской, созванном командированными из Майкопского совета для организации там советской власти, выяснилось, что «этой организации тормозят несколько человек, в том числе и священник Покровский, которые заявили, что в ст. Тульской не признают советскую власть, пока не падет власть атамана Кубанского казачьего войска Филимонова» [25 л.4]. А в ст. Нижегородской священник о. Петр Алейников в 1918 году возглавил станичный исполнительный комитет [26 л. 18].
Настоятель Михайло-Афонской пустыни архимандрит Антоний 21 января 1919 г. сообщает атаману Кубанской области, что «10 февраля 1918 г. большевистским правительством конфискована вся монастырская экономия, находящаяся в юрте ст. Гиагинской, все сельскохозяйственные машины и орудия, маслобойня, мельница, весь рогатый скот и косяк племенных лошадей. А в последнее нашествие на монастырь 26 августа 800 человек расположились ночевать в монастыре с пулеметами, произвели повальный обыск, грабили братские кельи и настоятельские покои. Искали оружие в храме и алтаре, похитили ценный архимандричий наперстный крест и ценные вещи с настоятельских покоев. Вывезли все хлебные запасы. Ни в чем не повинного 85-летнего дряхлого старца иеросхимонаха Виталия ударом ружейного приклада по голове убили наповал. Когда большевики убегали из Майкопского отдела, угнали весь рогатый скот из экономии, 12 пар быков с возами, 75 лошадей. Обитель потерпела убытков более 500 тыс. руб.» [27 лл.146-147].
С августа 1918 по март 1920 года возвращается власть Кубанского правительства. Отношение к церкви восстанавливается. Войсковой атаман отмечает, что «духовенство своими религиозными проповедями и богослужениями даже сильнее действует на психологию православных христиан, чем светские красноречивые ораторы» [27 л.123].
Но многие вопросы жизни духовенства не менялись в лучшую сторону. Из обращения Екатеринодарского епархиального совета в октябре 1919 г. к атаману ККВ: «Материальное положение всех епархиальных учреждений и всего духовенства очень печально. Краевое правительство не выделило обещанного ассигнования. По закону 2 сентября 1919 г. причтовые участки у Кубанского духовенства отобраны и оно, таким образом, лишилось главнейшего и притом единственно устойчивого источника своего содержания. Жалования оно не получает никакого. Квартирой в большинстве случаев не пользуется и существует на одни «доброхотные подаяния» - источник содержания совершенно недостаточный по своим размерам и унизительный для духовенства по виду и способу его получения» [28 л.1].
В феврале 1919 г. к атаману Кубанского казачьего войска обратилась настоятельница Тифлисского Скорбященского монастыря игуменья Анастасия. С провозглашением автокефалии Грузинской церкви и полным отделении Грузии от России она с 114 насельницами была изгнана из монастыря при помощи вооруженной милиции. Всё приобретенное трудами в течение 30 лет имущество было отобрано. Они остались совершенно без средств и только благодаря помощи американского консульства смогли выехать из Тифлиса. Судьба привела их в г. Майкоп, где им было выделено помещение 8 комнат на подворье Михайловского монастыря. Население встретило их очень радушно и высказало мнение, чтобы они устроили здесь женский монастырь, которых в Майкопском отделе не было ни одного. Единоверцы отдали им в полное и вечное владение свою церковь.
Бывший монастырь в Грузии с момента основания имел миссионерское значение и был рассадником просвещения. При монастыре были: учительская семинария, школа, в которой обучались 200 девочек на полном обеспечении монастыря, приют для детей воинов. Сестрами преподавались живопись, различные рукоделия, уход за пчелами и др. Были живописная, чеканная, вышивания золотом, серебром, гладью, переплетная мастерские.
Игуменья Анастасия высказала желание обосноваться в Кубанской области, более крепкой в православной вере, тем более что среди сестер много кубанских. В Майкопе город пошел им на встречу и предложил землю, но, к сожалению, в таком районе, где вследствие безводья и незначительности участка (3 десятины) монастырь не мог быть устроен.
Игуменья обращалась к атаману ККВ с просьбой о нарезке вблизи г. Майкопа участка земли для постройки монастыря, выделении из войсковых лесов 200 деревьев для постройки сестринского корпуса при единоверческой церкви, а также разрешения на сбор добровольных пожертвований для монастыря. В конце марта было получено разрешение на сбор пожертвований на строительство монастыря [29 л.19].
А в марте 1920 года в Майкопе окончательно установилась советская власть. Но поднявшееся бело-зеленое движение в отделе делало ее неустойчивой. Отряды бело-зеленых находили поддержку в станицах, которые характеризовались в сводках, как «сплошь контрреволюционные». Для подавления сопротивления осенью 1920 года были предприняты меры «красного террора». В рейде печально знаменитого отряда Петрова-Перепилицы разделил судьбу своих прихожан и был казнен вместе с ними благочинный 17 округа священник ст. Курджипской о. Иоанн Федоров, расстрелян церковный староста ст. Самурской Андрей Кобзарь. Известны факты эмиграции представителей духовенства, священник ст. Кужорской Афанасий Власов, сидевший в 1918 году в тюрьме, «бежал с белобандитами в 1920 году за границу» [30 л.94].
Существует упоминание, что в отряды бело-зеленых уходили и священники. В одном из донесений говорится, что 14.08.1921 г. был совершен налет отрядом бело-зеленых в 150 человек на Баговскую, Бессленеевскую и Губскую, которые забрали и сожгли все документы. Предводитель их Белов, пособник его бывший священник ст. Бессленеевской, который «будучи вооружен крестом, браунингом, шашкой и винтовкой, саморучно сек тов. С-ва в ст. Бессленеевской, который складал с того села в то время, когда они наскочили» [31 л.130].
На священников шлются донесения: август 1921 г. – в ст. Дагестанской священник в церкви агитирует против устраиваемых воскресников, ссылаясь на то, что «бедствия посылаются Богом за то, что вы слушаетесь коммунистов и ходите работать в воскресенье» [31 л.218]. Январь 1923 г. – «ведется противосоветская агитация священником ст. Нижегородской Пичугиным, благодаря которой был разложен комсомол, а также осложнилось отношение к РКПб. Пичугиным устраиваются тайные собрания с гражданами, на которых он агитирует против коммунистов. Материал о нем передан в Бюро юстиции» [32 лл.2,30,39].
В заключении Кубанского областного юридического подотдела 1921 г. отмечается, что религиозные общества не могут быть юридическими лицами, собственниками, не могут иметь домов, капиталов и т.п. Законодатель терпит эти общества постольку, поскольку их компетенция не заходит за вопросы культа [33 л.2]. На запрос Майкопского бюро юстиции в сентябре 1921 г. из областного центра следует разъяснение, что «с приступлением к проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства в полном объеме во всей Кубано-Черноморской области различные группы верующих, принимающие по договору церковное имущество, будут регистрироваться; до этого же времени религиозные общины, как совершенно частные организации, могут обходиться без регистрации [33 л.8].
К 1 сентября 1921 г. Майкопский отдельский отдел управления отчитывался, что им производился и производится сейчас учет священнослужителей в городе, церквей, молитвенных домов, подворий и проч. по отделу и городу. Им зарегистрированы все священнослужители от различных религиозных культов по отделу в количестве 199 человек [34 л.1]
В 1922 году в РФ в церквях и монастырях было проведено изъятие ценностей для помощи голодающим. Для этого в отделах и населенных пунктах Кубанской области были организованы специальные комиссии. На каждый храм, монастырь, часовню, мечеть составлялись отдельные описи с включением каждого предмета отдельно с указанием материала. При этом в обязательном порядке представлялась опись церковного имущества до 1917 года. В недельный срок местные советы должны были предоставить заверенные описи. На основании этих описей областной комиссией устанавливался очередной порядок производства работы: день и час. Причем в первую очередь подлежали изъятию ценности из наиболее богатых церквей и монастырей.
Краснодарская областная комиссия 22 марта 1922 года определила перечень существенных и необходимых предметов для совершения религиозных обрядов: «для однопрестольного храма: Ковчег, одно большое и два малых Евангелия, 2 напрестольных креста, одна Чаша, один дискос, одна Лжица, 2 тарелочки и 2 ковшика. Для двух и более - престольных храмов: 2 Ковчега, 2 больших и 4 малых Евангелия, 2 напрестольных креста, 2 Чаши, два дискоса, две Лжицы, три тарелочки и три кувшинчика. Сверх этого на каждого священника по Дароносице, кресту и кадилу» [35 л.21].
29 апреля 1922 г. из Майкопа сообщают, что «агитационно учетная работа по городу и трем станицам закончена, закончить изъятие к 1 мая невозможно, иначе возможны нежелательные явления» [35 л.93].В докладе о начале 13 мая изъятия ценностей Майкопская отдельская комиссия просит ввиду неясности инструкций телеграфировать: «серебряные оклады с Евангелия в случае замены снимаются или нет, можно ли оставлять оклад каждого напрестольного Евангелия в случае наличия Евангелий без всяких окладов, подлежат ли изъятию в армянской церкви напрестольное изображение голубя…» На что получают ответ, что «серебряный оклад с Евангелия можно оставить, если представят равное количество серебра, если нет, то снимается. Изображение голубя… изымаются» [35 лл.111-112].
15 июля 1922 г. поступает рапорт об окончании изъятия в отделе. В Майкопском отделе собрано 10 пудов 4 фунта 12 злотников (более 160 кг) серебра. 17 июля в Краснодаре приняты по описи: «62 серебряных креста вес 1 пуд 16 фунтов, разных риз с икон 1 пуд 15 фунтов, 28 кадил – 24 фунта, 24 дискоса – 15 фунта, 10 чаш – 24 фунта, 3 ковчега - 11 фунтов, разный серебряный лом как-то: рамы, углы, подножки и прочие украшения с евангелий, цепи от кадил и лампад, 3 георгиевских креста и прочий лом – 1 пуд 34 фунта и др…» [36 л.70].
В 1922 году с созданием в Москве группы обновленческого движения «Живая церковь» и Высшего церковного управления (ВЦУ), политикой которых была ликвидация конфронтации церкви с советским государством, произошел раскол в православии. Драматично проходило в феврале-марте 1923 года принятие обновленчества в Майкопском отделе. Первоначально под давлением прибывших из Краснодара священников-обновленцев майкопское духовенство, «скрепя сердце», дало свое согласие присоединиться и подчиниться «Живой церкви» и ВЦУ, но затем, подчиняясь голосу совести, и после неоднократных обсуждений, нашло невозможным это присоединение, и на собрании духовенства 19 февраля 1923 года вынесло постановление признать Живую церковь ересью.
20 февраля в Майкопе прошло собрание граждан, созванное по инициативе духовенства с участием церковных советов. В составе собравшихся были в основном мужчины старики, приблизительно 600 человек. Помещение сторожки оказалось мало, поэтому было решено перейти в помещение церкви. Вопрос один – отношение к «Живой церкви». Группа «Живой церкви» называлась самозванцами, не уполномоченной и не избранной, сама себя объявившей правительницей христианской религии. Собрание поддерживало выступления криками: «Верно», «Согласны» и «В какой вере родились, в такой и помрем» и т.п. Из представителей церковных советов своей речью выделился представитель Покровской церкви Сидоров, который предложил организовать союз православных христиан. Собрание приняло резолюцию, предложенную «с чистой совестью перед богом и ими пасомых прихожан» духовенством г. Майкопа, под которой были собраны подписи всех членов церковных советов.
Вслед за этим по инициативе приехавшей из Краснодара миссии 1 марта 1923 года состоялось собрание духовенства и членов церковных советов г. Майкопа с участием населения. На нем отсутствовало большинство членов церковных советов, не было ни одного члена совета Александровской церкви, которые были отчасти заменены рядовыми мирянами. Такая же замена была сделана и по другим приходам (Покровский и др.). Собрание вообще было немногочисленно – около 300 человек, преимущественно женщины. Миссия имела целью своего приезда «ликвидировать недоразумение, вызванное в городе».
Собравшимся было объявлено, что настоящее собрание разрешено гражданской властью с условием участия в прениях только духовенства и членов церковных советов, так же и право голоса в принятии того или иного постановления может быть дано только им. При этом заявлении среди собравшихся пронесся гул ропотов. Выступавшие объясняли собравшимся, что «видя разлад и шум, нарушающий общий порядок жизни, «гражданская власть была вынуждена вмешаться, существовавшая в то время в центре группа передового духовенства – группа Живой церкви – вошла в соглашение с властью, и мир был восстановлен».
Призывалось признать постановление 20 февраля ошибочным. Резолюция о подчиненности Краснодарскому Епархиальному Управлению и признании ВЦУ была принята вяло, с натяжкой. К приезжим отношение было явно враждебное, и только умелый подход к делу привел к указанной резолюции. В конце собрания поднялся шум, посыпались упреки и дерзости в адрес членов миссии. Чтобы восстановить порядок, члены президиума встали и запели молебен Богородице, при этом шум и крики стихли постепенно к концу молитвы. На объявление о времени службы в церквях представителем краснодарской миссии, какой-то женский голос крикнул: «Слушайте сами вашу службу» [37 лл. 6, 7].
Через месяц в сводке фиксируется: «духовенство ничем себя не проявило – отмечается неустойчивость в связи с признанием духовенства г. Майкопа ВЦУ, но в корне настроение духовенства далеко не симпатизирующее церковному обновленческому движению. Из контр-революционной деятельности можно отметить попа ст. Нефтяной, который среди детей ведет агитацию против компартии, говоря, что течение «Живой Церкви» выдумано коммунистами с целью разрушить христианскую церковь и др. В ст. Гиагинской в связи с незначительным количеством граждан, подписавшихся под договором гражданской власти с церковью (около 40 человек), духовенство решило провести перепись «православных христиан», что и было начато без уведомления о том Исполкома, который узнав, немедленно прекратил перепись. Наряду с подобным шатким положением христианской церкви отмечается рост сект, которые этим положением умело пользуются» [37 л.20].
Надо отметить, что новая власть имела в своем распоряжении целых ряд антирелигиозных мер, арсенал которых от пропаганды до репрессий широко использовала. Если еще в 1920 году красноармейцы, недавние крестьяне, хоронили своих погибших в почетном месте – церковной ограде (ст. Апшеронская), то в 1923 году в Краснодаре было принято постановление о запрещении подобного явления. Также было принят запрет на сбор населения с помощью набата церковных колоколов, существовавший в России с древних времен.
Антирелигиозная пропаганда стала одним из важнейших направлений идеологической работы среди населения. Передача регистрации актов о рождении, браке и смерти из ведения церкви государственным ЗАГСам, постоянное негативное освещение церковного вопроса