ПРАВДА О РУССКОЙ ИНКВИЗИЦИИ
Родилась в 1976 году в Ленинграде. В июне 1999 года окончила исторический факультет СПбГУ по кафедре источниковедения истории России. Дипломную работу «Колдовские дела второй половины 18 века как источник информации» защитила на отлично. С сентября 1999 года является аспиранткой Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Татьяна, почему именно дела о колдовстве и ворожбе привлекли ваше внимание и стали объектом изучения?
Т.М.: Сразу уточню: я изучаю не колдовство и заговоры - этим занимаются этнографы и фольклористы - а судебно-следственные дела по обвинению в волшебстве, богоотступничестве и суеверии, как специфическое культурное явление, существовавшее в России примерно с 16 по 19 век, его корни и особенности развития, а также взаимоотношения трех участвующих сторон: жертвы, судьи и доносчика. Меня привлекла новизна, малоизученность темы - здесь есть над чем поработать.
В самом деле, публикаций на эту тему практически нет. Откуда же вы брали информацию?
Т.М.: Непосредственно из описей Российского Государственного Исторического архива, фонда Святейшего Синода. А предшественники у меня все же были. Вообще о колдовстве, народной медицине, заговорах пишут много, но с точки зрения фольклористики. Первыми именно о следственных делах писали юристы В.Б. Антонович, работавший в Киевском архиве, и Н.Н. Покровский - но это лишь несколько публикаций почти тридцатилетней давности.
Ваша работа будет иметь продолжение?
Т.М.: В кандидатской диссертации. К тому же готовятся к выходу в свет две мои статьи на эту тему: одна в сборнике «Университетский вестник», другая, на английском языке, скорее всего появится в Германии. За рубежом, особенно в Америке, очень интересуются данными исследованиями.
Ну, разумеется: у них там тоже колдунов не жаловали...
Т.М.: Да, с той разницей, что в России последнее сожжение на костре произошло в 1736 году, за пять лет до отмены смертной казни, а в Европе продолжали сжигать вплоть до 19 века. Дело в том, что на западе не существовало разницы между колдуном и еретиком, а у нас она существовала: за ересь и за колдовство карали по-разному. К тому же православный Святейший Синод подходил к вынесению смертного приговора более умно и тактично; даже если светские власти требовали сожжения, он старался заменить его ссылкой или епитимьей. Но главное отличие: преследование сверху (властями) и преследование снизу (общиной) у нас в России практически не пересекались, а на западе, с его законопослушными гражданами это происходило постоянно и приводило к кошмарным последствиям. Вспомните хотя бы фильм «Иствикские ведьмы», в основе которого лежат реальные события конца 17 века - тогда судили целый округ! У нас был похожий случай, так называемый «Лухский эпизод», тоже 17 век. В городе Лух разыгралась эпидемия кликушества, и напуганные люди обратились к властям с просьбой найти и наказать виновных. К следствию были привлечены все горожане, исключая только грудных младенцев. Сожгли столько народу, что горожане испугались еще больше...
Думаю, после этого они предпочитали обходиться с колдунами без помощи властей..
Т.М.: Преследование снизу или самосуд общины, надо сказать, был более жесток и сохранился вплоть до появления колхозов. Подозреваемых в ворожбе, наведении порчи забивали камнями, кольями, сжигали, топили - так называемое «купание ведьм». Чаще всего расправы происходили в период засухи, мора, внезапного падежа скота, неурожая. Власти преследовали самосуд: полагалось сечь плетьми зачинщиков - да кто ж их потом найдет?
Какие наказания за колдовство предусматривали светские и церковные власти?
Т.М.: Приговоры по делам выносились в соответствии с каноническим правом и указами, действовавшими в Российской империи. Сначала это была Славянская Кормчая, в которую вошли правила и постановления, касающиеся вопросов о колдовстве и чародеянии; в петровское время появились Воинский Артикул, Морской Устав и Духовный Регламент, строго запрещавшие идолопоклонство, чародейство и чернокнижество. Еще более суровый указ в 1731 году издала Анна Иоановна - под него мог попасть любой деревенский ведун. Именно по этому указу был осужден на смерть симбирский знахарь Яков Яров, последний сожженный в России чародей. В царствование императрицы Елизаветы отменили смертную казнь, и произошел переворот в судебном законодательстве по вопросу о колдунах: их стали преследовать более за обман, мошенничество, суеверие и невежество, нежели за чародейство.
Обычно на виновного налагалась шестилетняя епитимья - церковное покаяние, лишение причастия, обязанность по воскресным дням и праздникам стоять отдельно в притворе или возле церкви и бить поклоны. Ссылали в монастырь - на несколько месяцев, лет, а то и пожизненно. Заставляли «излечивать невежество»: изучать Библию, Катехизис. Применялись физические наказания: кнутом, батогами. Священников лишали сана, ссылали и налагали покаяние.
И священников обвиняли в ворожбе?
Т.М.: В 17 и первой половине 18 века имели место политические колдовские процессы. Дворяне обвиняли друг друга в наведении порчи на царя и приближенных - своеобразный вид политической борьбы. Вторая половина 18 века - время Просвещения; изменилось отношение властей к колдовству, изменились и действующие лица судебных процессов. Встречаются в основном три типа дел: помещик обвиняет дворового, внутрисемейное дело (муж обвиняет жену, свекор - невестку) и священник обвиняет священника. Дело в том, что в те времена сократилось количество «рабочих мест» для духовных лиц, за них шла настоящая борьба, и обвинение в колдовстве являлось действенным способом «освободить для себя место», свести счеты.
Правда, не всегда оговорщику удавалось остаться безнаказанным, как например в деле попа Василия из села Погорелово. Дьячок Петр Стефанов донес в духовную консисторию, что «был у попа Василия Алексеева в доме и углядел на полке где образа писаное скорописью на лоскутке приворотное к совокуплению блудодеяния на имя Василия с Марфою письмо». Поп и дьячок, в кандалах, с письмом были отосланы в губернскую канцелярию для следствия. По приговору поп Василий был лишен сана и «ему остригли волосы на голове и бороде». Но в ходе дальнейшего следствия выяснилось, что злополучное письмо неизвестно кем и когда написано, а дьячок, бывший с попом Василием в ссоре, совершил ложный донос. Синод приказал дьячка отправить на каторгу, а попа Василия, осужденного «весьма неправильно и крайне обидно», оправдать, возвратить в сан и определить на прежнее место службы. Наказаны были также лица, проводившие обыск в доме попа за то, что объявили волшебными найденные там белила, румяна, «инбирь и дикой перец астраханский», а местная духовная консистория подверглась взысканию.
Западная инквизиция славилась своей изобретательностью в области пыток, применявшихся при допросах. Как обстояли дела у нас?
Т.М.: Наша инквизиция не додумалась до таких «технических чудес», как западная. Существовало три вида допроса: по душе - откровенная беседа со следователем; с уговорами - то есть, с угрозами; и с пристрастием - с применением пыток. Подследственных в этом случае били плетьми, палками; в первой половине 18 века применяли дыбу.
Кроме приворотных писем, какие улики могли считаться «магическими»?
Т.М.: Травники, гадательные книжки, «волшебные тетрадки», суеверные письма, апокрифическая литература - например, «Сон Богородицы». Такие тексты носили при себе и читали для того, «чтобы было всегда хорошо». Часто на экспертизу попадали «приворотные зелья», порошки, сушеные травы и насекомые, которые, за редким исключением, ни на что не годились.
В самом деле, сплошное мошенничество. А как же любимые народом рассказы о настоящих ведьмах, способных свести человека в могилу?
Т.М.: Кстати, замечу: в России, в противоположность Западной Европе, самостоятельный, сильный колдун - всегда мужчина. Колдующие женщины пользовались обычно чужими колдовскими средствами или чужой помощью. Существовали своего рода профессиональные колдуны, т.е. люди, которые занимались этим регулярно, иногда за плату, пользовались авторитетом и имели свой круг клиентов. Колдуны пытались воздействовать на власти, помещиков, с целью снискать расположение, занимались любовной магией, гаданием, отысканием вора или пропавших вещей, лечением, наводили и снимали порчу. Насколько успешно - история умалчивает.
Было бы интересно услышать подробнее о конкретных процессах..
Т.М.: Вот типичный пример дела, когда обвиняемый и обвинитель - члены одной семьи. На Домну Егорову, жительницу города Дмитрова, донес муж, объявив в консистории, что 7 января 1747 года «усмотрел за женой непотребство», будто бы она губила его и его родителей волшебством. Колдовство Домны заключалось в том, что она клала крест под пяту, отрекаясь от Бога и мира, и, «оторвав лоскут от подола нечистой своей рубахи и вымыв его в воде, тою водой, в квас налив, их поила». Кроме того, она положила руку на грудь его брата Федора и тому от этого «приключилась диавольскою силою скорбь».
В течение года Домна находилась под следствием: на первом допросе она подтвердила все возводимые на нее обвинения, на втором стала отпираться и говорить, что вовсе не колдовала. Позже она призналась, что жаловалась матери на неблагосклонность мужа и его семьи, и мать ее привела некую Василису Прохорову, которая и провела вышеописанный колдовской обряд, заверив Домну, что теперь домашние будут ее любить. Но вскоре, мучимая совестью Домна повинилась во всем свекру, а тот рассказал обо всем мужу, который сразу же подал донос. О брате своего мужа Федоре она показала, что «на грудь ему оперлась не для ворожбы, а помышляя.. что это муж ее спит», т.е. попросту обозналась. Также она созналась, что на первом допросе оговорила себя, боясь побоев от свекра, «понеже бита была неоднократно смертно».
Хотя «волшебница» обвинялась «в отвержении ею креста святого и попрании его», Синод учел ее признание в том, что она «учинила то по прельщению и научению Василисы Прохоровой, желая чрез то, чтоб к ней домашние были добры» и приговорил Домну Егорову к церковному покаянию.
В 1800 году крестьянка Василиса Павлова напоила своего мужа Галактиона каким-то наговоренным вином для того, чтобы он любил ее, но муж от этого вина умер. Подсудимую наказали плетьми и отослали в монастырь на покаяние на полгода, после чего возвратили домой, определив ей шестилетнюю епитимью.
А вот любопытное дело 1744 года: «О появлении в доме вдовы Ирины Коневой нечистого духа». Начал дело «о нечистом духе невидимом, но говорящим человеческим голосом» приходский священник. В дело вмешалась Провинциальная Канцелярия; по произведенному ею расследованию выяснилось, что здесь имеет место не чародейство и волшебство, а «обман и затейство малых ребят». Виновными в распускании слуха оказались несколько крестьян и сама вдова; с пыток все они показали, что по уговору между собой «научили малолетних ребят уходить в подполье» и когда будут приходить посторонние, называться «кикимора Дарья Семенова дочь». Никакого злого умысла, кроме «затейства и смущения народа» у них не было. За произведенный соблазн затейники «биты кнутом; ребята за малолетством - батогами».