Замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.
Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из рук у
Легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно
Размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было
Небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему
Подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза
Обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на
Воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая
арамейские слова:
-- Римского прокуратора называть -- игемон. Других слов не говорить.
Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он
перевел дыхание и ответил хрипло:
-- Я понял тебя. Не бей меня.
Через минуту он вновь стоял перед прокуратором.
Прозвучал тусклый больной голос:
-- Имя?
-- Мое? -- торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая
Готовность отвечать толково, не вызывать более гнева.
Прокуратор сказал негромко:
-- Мое -- мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое.
-- Иешуа, -- поспешно ответил арестант.
-- Прозвище есть?
-- Га-Ноцри.
-- Откуда ты родом?
-- Из города Гамалы, -- ответил арестант, головой показывая, что там,
Где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала.
-- Кто ты по крови?
-- Я точно не знаю, -- живо ответил арестованный, -- я не помню моих
Родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...
-- Где ты живешь постоянно?
-- У меня нет постоянного жилища, -- застенчиво ответил арестант, -- я
Путешествую из города в город.
-- Это можно выразить короче, одним словом -- бродяга, -- сказал
Прокуратор и спросил: -- Родные есть?
-- Нет никого. Я один в мире.
-- Знаешь ли грамоту?
-- Да.
-- Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?
-- Знаю. Греческий.
Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился
На арестованного. Другой глаз остался закрытым.
Пилат заговорил по-гречески:
-- Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он
заговорил по-гречески:
-- Я, доб... -- тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он
Едва не оговорился, -- я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать
Здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким
Столом и записывающего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять
Склонил ее к пергаменту.
-- Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают
Среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, -- говорил монотонно
прокуратор, -- а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно:
Подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.
-- Эти добрые люди, -- заговорил арестант и, торопливо прибавив: --
Игемон, -- продолжал: -- ничему не учились и все перепутали, что я говорил.
Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое
Время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.
Наступило молчание. Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на
Арестанта.
-- Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться
Сумасшедшим, разбойник, -- произнес Пилат мягко и монотонно, -- за тобою
Записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.
-- Нет, нет, игемон, -- весь напрягаясь в желании убедить, заговорил
Арестованный, -- ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно
Пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего
Из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради
свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
-- Кто такой? -- брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
-- Левий Матвей, -- охотно объяснил арестант, -- он был сборщиком
Податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом
Выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне
Неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя
Меня собакой, -- тут арестант усмехнулся, -- я лично не вижу ничего дурного
В этом звере, чтобы обижаться на это слово...
Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но
Не на арестованного, а на прокуратора.
--...однако, послушав меня, он стал смягчаться, -- продолжал Иешуа, --
Наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мной
Путешествовать...
Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил,
повернувшись всем туловищем к секретарю:
-- О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей,
вы слышите, бросил деньги на дорогу!