Среди последствий нынешнего экономического кризиса – резкое падение оборотов международной торговли. О причинах этого и перспективах торгово-экономических отношений с зарубежными странами в интервью ET рассказал Алексей ПОРТАНСКИЙ, профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН.
ДЕКАБРЯ 2015 13:51
– Россия столкнулась с беспрецедентным падением импорта – почти на 40% по итогам 10 месяцев. Что стало причиной: режим санкций – контрсанкций, экономический кризис или череда геополитических конфликтов?
– Первопричина, конечно же, в том, что в связи с падением цен на нефть в стране попросту стало меньше денег. В результате пришлось сократить закупки за рубежом. Благодаря этому мы сохранили приличное положительное сальдо торгового баланса, то есть – средства на критически важный импорт: лекарства, медоборудование, комплектующие, запчасти.
В программе импортозамещения «Газпрома» написано, что для его разработки необходимо оборудование четырех компаний, из которых три – американские, и одна – норвежская. Ни слова о китайских или российских
– Удалось ли на этом фоне добиться каких-то успехов в импортозамещении?
– Само по себе импортозамещение, призыв к которому прозвучал в начале осени прошлого года, – это один из вариантов внешнеэкономической политики государства. В современной истории он использовался с разной степенью эффективности, например, в странах Латинской Америки, Восточной Азии. Однако эта политика должна быть рассчитана на определенный период, и иметь конкретные задачи. Скажем, провести модернизацию каких-то отраслей и потом, по завершению этого периода, вернуться в международное разделение труда, но уже с возросшим экспортным потенциалом. Это нормальный подход. У нас же эта «волна» была запущена из других соображений – политических и идеологических, что в значительной степени исказило параметры и цели импортозамещения. В результате имеем серьезный перекос: в большинстве отраслей мы не можем заместить то, что получали по импорту. Россия встроена в международные производственные цепочки. В качестве примера можно привести самолет «Superjet 100», который предлагают полностью производить в России. Но проект изначально был интернациональный, там присутствуют европейские комплектующие, именно потому лайнер получил международную сертификацию. То есть, в случае реализации этой «инициативы» мы бы не смогли поставлять этот самолет как минимум в страны ЕС.
Импортозамещение нуждается в серьезных инвестициях. Например, в текстильной промышленности суммы исчисляются сотнями миллионов долларов, необходимых для закупки оборудования. В недавнем докладе Аналитического центра при правительстве говорилось, что введение контрсанкций обернулось продовольственной инфляцией, снижением конкуренции и качества продукции. Можно вспомнить и так называемую Морскую коллегию, которую проводил Дмитрий Рогозин в Санкт-Петербурге в июле. Там он прямым текстом сказал, что мы вбухали миллиарды рублей в импортозамещение, а результат – ноль. В судостроении 95% запчастей по-прежнему поступают по импорту. Так что импортозамещению надо вернуть экономическую основу, оно должно быть экономически просчитано. Иначе мы окажемся в проигрыше.
– Для каких сфер экономики сокращение импорта оказалось наиболее болезненным?
– Можно сказать, для всех. И для сектора продуктов питания: выбор сузился, а цены выросли. И для машиностроения: сокращение средств на приобретение современного оборудования усиливает технологическое отставание. Еще одно серьезное последствие западных санкций: стало невозможным приобретать некоторые виды высокотехнологичного оборудования для нефтегазодобычи. У нас есть ряд новых месторождений, таких, как например, Южно– Киринское газоконденсатное на Сахалине. Даже в программе импортозамещения «Газпрома» написано, что для его разработки необходимо оборудование четырех компаний, из которых три – американские, и одна – норвежская. Ни слова о китайских или российских.
– Как западные санкции и российские эмбарго соотносятся с нашим членством в ВТО?
– Прежде всего термин «эмбарго» здесь не очень удачен. В международной практике он используется в отношении экспорта. Например, «отменили эмбарго на экспорт». А что касается импорта, то здесь используется термин «запрет» – banonimport. С членством в ВТО все это соотносится плохо. И санкции Запада, и наши контрсанкции противоречат духу, букве и базовым принципам ВТО, предполагающим свободный, недискриминационный доступ на рынки предсказуемость торгового режима, снижение торговых барьеров, разрешение торговых конфликтов путем консультаций и переговоров. При этом ВТО – организация неполитическая, она избегает политических коллизий. Благодаря этому ее членами являются порой страны– антагонисты, например, Индия и Пакистан.
В рассматриваемом нами случае речь идет о «санкциях со стороны отдельных стран». Кстати, их не следует называть «международными», выражаясь юридическим языком. Подобное понятие применимо лишь к санкциям, которые объявляются резолюциями Совета безопасности ООН или же решением международного трибунала в Гааге. Де– факто все понимают, что любая страна имеет право прервать экономические связи с другой страной по политическим соображениям. Но тут-то и возникает фундаментальное противоречие с принципами ВТО. Может ли ВТО решить этот вопрос? Нет, поскольку она не вмешивается в политику. В противном случае организации грозит «взрыв» изнутри. Санкции – это исключительные меры, к которым члены ВТО прибегают в особых обстоятельствах, связанных с политическими событиями. На сей счет в ВТО есть так называемая 21-я статья ГАТТ, которая является своего рода «лазейкой». Она содержит исключения «по соображениям национальной безопасности», позволяющие закрывать свои рынки, нарушая правила ВТО. Во все времена государства, объявляющие санкции, неизменно ссылались на эту статью. И каждая сторона по-своему отстаивает свою правоту. Так, в нынешней ситуации ЕС заявляет, что Москва причастна к военному конфликту на Украине, который может распространиться на Европу и далее вводит санкции, ссылаясь на 2-ю статью ГАТТ. Мы, со своей стороны, в ответ объявляем контрсанкции.
Когда экономика находится в таком состоянии, как сегодня, то и от членства в ВТО мы получить ничего не можем
– Уместно ли сейчас задаваться вопросом о целесообразности членства в ВТО?
– Сегодня, с учетом нашего внутреннего экономического кризиса, фактор членства в ВТО уже не является первостепенным. Конечно, есть политические спекулянты, которые стараются свалить на него значительную часть наших бед в экономике. Но дело совсем в другом – наша нынешняя экономическая модель изжила себя. Когда экономика находится в таком состоянии, как сегодня, то и от членства в ВТО мы получить ничего не можем. Когда мы присоединялись к ВТО, то рассчитывали на получение через определенное время значительных выгод от членства от этой организации при условии, что мы модернизируем свою экономику, станем производить конкурентоспособные товары с высокой добавленной стоимостью и наш экспорт сможет завоевывать новые рынки. Но Россия пока не движется в этом направлении, а значит, не может рассчитывать на получение серьезных преимуществ от членства в ВТО. Возьмем, к примеру, такой популярный современный показатель развитости национальной экономики, как участие в глобальных цепях добавленной стоимости. Существует суммарный индекс, который измеряет участие страны в цепях добавленной стоимости. Так вот, по нему мы ниже Белоруссии. У нее 69%, у нас – 48%.
– Может ли наша страна реально заменить потерю традиционных рынков прорывами на других направлениях –скажем, торговлей со странами БРИКС?
– На самом деле здесь возникает целый ряд проблем. Когда разрываются налаженные торговые связи, новый поставщик практически всегда будет дороже. Увеличивается плечо поставки. Новому продавцу грех не воспользоваться ситуацией, он может и цену на товар поднять. Кроме того, не факт, что качество будет тем же самым. Это мы видим на примере сыров: наш камамбер, который производится в Краснодарском крае, стоит 1400 рублей за килограмм – то есть, в три– четыре раза дороже, чем аналогичный сыр во Франции или Испании.
Есть и другие соображения. Наши санитарные инстанции уже не один год работают в Индии с тем, чтобы договориться о поставках в Россию буйволятины – взамен мяса из Европы и Австралии. Но по поводу буйволятины никак не удается не то что договориться, а определить безопасные условия. Дело в том, что в Индии корова – священное животное, надзор над их миграцией не очень строгий, в отличие, скажем, от Бразилии. Поэтому и ветеринарный контроль очень затруднен. Отдельная тема – китайские овощи и фрукты. По ряду наименований их предлагается довольно много, но, по мнению некоторых специалистов, к ним надо относиться осторожно, поскольку они выращены со значительным превышением норм применения пестицидов и химикатов. Китайцы зачастую на экспорт производят продукцию, которая у них не для внутреннего потребления не пригодна.
– Как Россия относиться к созданию Транс - тихоокеанского партнерства (ТТП) – зоны свободной торговли для полутора десятков государств во главе с США, на долю которых приходится почти 30% мирового товарооборота?
– У нас не раз звучали негативные оценки ТТП. Но проект ТТП имеет твердую экономическую основу, которую можно описать мыслью из Карла Маркса о стремлении капитала к максимальной прибыли и завоеванию новых рынков. Транс– Тихоокеанское партнерство как раз выражает собой стремление к новым рынкам и к снижению торговых барьеров. Стандарты, прописанные в тексте соглашения по ТТП – это настоящий прорыв в торговых нормах. Они значительно обогнали нормы ВТО по степени либерализации и по степени включенности новых секторов, таких как охрана окружающей среды, инвестиции. Речь идет о соглашении нового типа, которое удалось выработать путем очень сложных переговоров. Как же можно с ходу, не изучив содержание, утверждать, что Транс– Тихоокеанское партнерство будет вредить ВТО? Здесь нам неплохо бы брать пример с Китая. Еще до того, как соглашение по ТТП было достигнуто, президент Обама заявил, что Соединенные Штаты не дадут Китаю писать правила для торговли в регионе и в мире. Тем не менее китайское руководство сумело скрыть обиду, заявив, что будет искать возможности сотрудничества с ТТП.
– В послании Федеральному собранию президент Владимир Путин предложил проработать вопрос о возможном партнерстве между ЕАЭС и странами АСЕАН и ШОС. Насколько такой альянс реален?
– Теоретически это было бы, конечно, хорошо. Но внутри ЕАЭС масса противоречий. Что касается стран АСЕАН, то часть из них уже участвует в ТТП, а часть – в другом нарождающемся блоке – Региональном всеобъемлющем экономическом партнерстве (РВЭП), где главную скрипку играет Китай. Ксожалению нет сейчас возможности выстроить некое мощное партнерство, которое по потенциалу было бы соизмеримо с ТТП. Поэтому логично было бы искать пути взаимодействия с данным партнерством. Это будет непросто, но иначе нельзя. У нас, кстати, уже есть маленькие «окошки» в виде соглашения о зоне свободной торговли между ЕАЭС и Вьетнамом, который вошел в ТТП. Их надо постепенно использовать, и конечно, планировать и разрабатывать более глубокие формы взаимодействия с ТТП на основе своих национальных интересов.
Беседовали Дмитрий Докучаев и Георгий Степанов
Портанский Алексей Павлович – профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН. Работал на Иновещании Гостелерадио СССР, в газете «Известия». С 1992 года стал экспертом по вопросам взаимоотношений России с ЕС, Парижским и Лондонским клубами кредиторов, МВФ, МБРР, ГАТТ/ВТО, ОЭСР. С июля 2001 г. возглавил Информационное бюро по присоединению России ко Всемирной торговой организации. Член экспертного совета Комитета Госдумы РФ по экономической политике, инновационному развитию и предпринимательству; член Правления Ассоциации европейских исследований (Москва), член Международного института Прессы (Вена).