Версия 3
(автор – Андрей Ермолаев, 1999 г.)
В начале своего выступления хотелось бы сразу же отметить, что главной задачей, которую я перед собой ставлю, не является любыми способами обелить Робеспьера. Моя цель – это, прежде всего, попытаться понять содержание событий Великой французской революции. Но это не значит, что я пренебрег обязанностями адвоката Робеспьера, возложенными на меня. Разобравшись в событиях, которые произошли во Франции в известный период, я понял сам и постараюсь сейчас доказать это вам, что Робеспьер не виновен в той трагедии, которую мы называем якобинским террором. Вы спросите меня, а кто же виновен? Я отвечу - народные массы. Те санкюлоты, которые лишь изредка появляются на страницах наших учебников. (Но, смею заметить, в самые острые моменты).
Есть такая область знания – психология масс, или толп, которая, как и любой раздел психологии, является молодой наукой. Может быть поэтому, а может по другой причине, большинство историков игнорируют ее теоретические построения и вообще обходятся без них. Между тем, именно она позволила выявить и описать то, что другие науки упускали – некую реальность, которую они продолжают не замечать, считая её непостижимой. В свою очередь, психология толп позволяет нам увидеть эту реальность в событиях Французской революции.
Основным понятием психологии толп является термин «масса». Масса – это временная совокупность равных, анонимных и схожих между собой людей, в недрах которой идеи и эмоции каждого имеют тенденцию выражаться спонтанно. Толпа, масса – это социальное животное, сорвавшееся с цепи. Моральные запреты сметаются вместе с подчинением рассудку. Социальная иерархия ослабляет своё влияние. Люди выплескивают, зачастую в жестоких действиях, свои страсти и грёзы. Это неукротимая слепая сила, которая в состоянии преодолеть любые препятствия, сдвинуть горы или уничтожить творения столетий. В целом эти феномены психологии масс ускользают от историков, которые принимают их за вторичные элементы, не оставляющие никакого видимого следа. А на самом деле их роль огромна.
Теперь давайте с вами вернёмся к событиям, предшествующим революции и террору. Каково главное содержание социально-экономического развития Франции в этот период? Прежде всего, это крах под упорным натиском капитала старого докапиталистического режима. Дал трещины и начал разваливаться устойчивый мир семьи, соседских отношений, сёл. В своем падении он увлёк за собой традиционные религиозные и политические устои, а также духовные ценности. Вырванные из разных мест, из своей почвы люди, собранные в нестабильные городские конгломераты, становились массой. В то время «чернь» выходит на улицу не для того, чтобы чествовать какого-нибудь святого заступника, участвовать в карнавалах или устраивать жакерию: она борется со своими хозяевами, освистывает патронов и требует положенного. «Чернь» выходит не только в знак протеста, но с совершенно определенной целью. Она предполагает, что власти будут восприимчивы к её волнениям и немедленно пойдут на какие-нибудь уступки.
Кризис политики Людовика XVI дал трещину, в которую прорвалось недовольство и возмущение угнетенных народных масс. С первой половины 1789 г. нарастают выступления крестьян в деревне и рабочих в городах. Уже король первым вынужден был пойти на уступки толпе, что выразилось в созыве Генеральных Штатов, но то, что мы называем Революцией, уже началось, и остановиться ей было суждено не скоро. На волне кишащей толпы, поднявшейся, как поток морского прилива, и с протяжным воем влекомой стихийными порывами, после событий 13-14 июля 1789 г. пришли к власти конституционалисты - монархисты (фельяны). И Мирабо произносит слова: «Мы здесь по воле народа и оставим наши места, только уступая силе штыков». Не понимая, что он не управляет Революцией, что она развивается сама по себе.
Конституционалисты - монархисты, придя к власти, сразу же стали проводить политику остановки революции на благоприятном для них этапе. Это выразилось и в Декларации прав человека и гражданина, и в аграрном законодательстве, и в законе Ле Шапелье, и в Конституции 1791 г., и в расстреле толпы на Марсовом поле.
В то время оппозицией фельянам в Законодательном собрании были жирондисты. Они и пришли к власти на той же волне, которая смела фельянов 10 августа 1792 г. Единственным отличием от дня взятия Бастилии было то, что на этот раз та же самая волна была намного выше. Никто не мог направлять действия народа - толпы. Санкюлотская масса уже с первого начального этапа революции оказывала своим участием решающее влияние на её ход, толкала её вперед. Камилл Демулен писал по поводу событий 10 августа 1792 г.: «Мой друг Дантон, милостью пушек, стал министром юстиции». Пришла очередь жирондистов выполнять требования толпы, и когда эти требования вышли за рамки того, на что могли пойти жирондисты, последние стали проводить политику сдерживания Революции, и это неизбежно должно было сбросить жирондистов в пропасть контрреволюции. Вся социальная политика Жиронды сводилась к тому, чтобы противопоставить толпе штыки.
Недовольство политикой Жиронды нарастало. Очень характерны в этом отношении слова Ролана по поводу необходимости войны за естественные границы: «Приходится отправлять тысячи людей так далеко, как только их могут занести ноги; в противном случае они вернулись бы и перерезали нам горло».
Восстание 31 мая-2 июня 1793 г. привело к власти якобинцев во главе с Робеспьером. Главной движущей силой восстания стала Коммуна Парижа, состоявшая из санкюлотских вождей и впервые заявившая о себе 10 августа 1792 г. Основной составляющей Коммуны были так называемый «бешеные» во главе с Жаком Ру и Жаном Варле. За «бешеными» был незримый инстинкт толпы 14 июля 1789 г. и толпы 10 августа 1792 г. Якобинцы, перешедшие в наступление, имели за собой поддержку агитаторов, замешанных во всех прежних восстаниях, постоянных вождей голодной толпы. Так же, как и их предшественники, якобинцы вставали вслед за уже пришедшей в движение массой и подготавливали её в определенном направлении; никогда их влияние не превосходило этот предел. Разделяя власть возмущать толпу, они не обладали силой управлять ею. Настал их черед удовлетворять требования толпы и пытаться остановить Революцию. Решив радикально с точки зрения фельянов и жирондистов аграрный вопрос, якобинское правительство не пошло на ультрарадикальные уравнительные требования «бешеных».
Теперь я попрошу вас выслушать следующие слова с максимальной степенью внимания, так как мы подошли к тому моменту, где я попытаюсь осветить ту роль, которую сыграл Робеспьер во Французской революции. Якобинское правительство не шло на уступки, а радикализм масс и не думал утихать. Пьяная от свободы Франция была готова переступить ту черту, которая отделяет порядок от анархии. Французы XVIII в., бесспорно, устремлялись к власти, они нисколько не дорожили свободой, их идол – равенство. Между тем, равенство и деспотизм соединены тысячами уз. Толпы ниспровергают основы демократии. Ведь демократические идеалы, придуманные меньшинством и для меньшинства, какими бы абсолютными достоинствами они не обладали, препятствуют формированию стабильного политического режима. Правительства, так неудачно названные сбалансированными, представляют собой не что иное, как кратчайший путь к анархии. И именно для того, чтобы избежать беспорядка, нужен деспот.
Толпе необходим деспот, и толпа родила для самой себя вождя - Робеспьера, который постепенно, благодаря своей тирании, добился от толпы покорности, какой не добилось ни одно правительство. Тип героя, которого любят толпы, всегда будет типом Цезаря. Его блеск соблазняет их, его авторитет им импонирует, а его меч внушает страх.