Версия 1
(автор - Рауль Смыр, 1995 г.)
Граждане судьи! Граждане присяжные заседатели!
Когда нам говорят о каком-либо деянии словами нынешних оппонентов, когда нам кажется, что оно направлено против целой нации и обдумано с какой-то дьявольской злобой, когда жертвой его преподносят народ, подвергнутый насилиям и жестокостям, каждый из нас, возмущённый, становится на сторону обиженных. И чем больше в нас благородных чувств, тем легче создастся в нас предубеждение, тем более ослепляет нас негодование. Эти роковые предубеждения, возникающие при рассказах о возмутительных поступках, погубивших столько невинных людей, эти роковые предубеждения, окружающие Максимилиана Робеспьера, заставляют осознать, что я не имею права осуждать их.
Когда суд вверил мне защиту этого человека, я позволил себе подумать о том, о чём теперь вспоминаю с горьким сожалением. Мне, - думал я, - мне защищать этого человека? Нет! Моё пламенное желание было бы стать его обвинителем, защитником оскорбленных, и я считал бы счастливым тот день, когда добился бы обвинения Робеспьера!
Да, я думал так! Непристойно, жестоко! Но потом я понял, граждане присяжные заседатели, что не имел права оттолкнуть от себя человека, не выслушав его, что долг, долг адвоката обязывал меня выслушать прежде, чем осуждать. Я подчинился этому долгу и, узнав всё, разобрав всё, и, всё взвесив, приступил к исполнению другого долга перед вами, перед обществом.
Я защищаю этого гражданина, несправедливо преследуемого могущественной кликой тиранов, несправедливо осужденного слепыми страстями. И я обращаюсь к вам, граждане судьи и граждане присяжные заседатели! Пусть отстранятся от вашего высокого места те предубеждения, которые окружали вас в среде здешнего общества!
Деятельность Робеспьера была тем более трудной и тем более достойной похвал, что он хотел постепенно очистить революционное движение от эксцессов, не ослабляя его. Даже когда народ заблуждался в своих правах, он не хотел ослаблять и порочить его энергию. Предостерегать неразумных и бить по негодяям, но не подавлять необходимого порыва Революции и народа - какая сложная, быть может, неразрешимая задача, которую, во всяком случае, можно было решить, только обладая величайшей моральной силой, необычайно проницательным умом и уверенностью в своей правоте. Человека, которого нельзя купить, во все времена можно было продать.
Когда-то я жестоко ошибался, но теперь боюсь, чтобы ещё более жестоко, ужасно не ошиблись вы. Dixi - я высказался.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО ЗАЩИТЫ
Версия 2
(автор - Ольга Ларионова, 1995 г.)
Уважаемые граждане судьи! Уважаемые граждане присяжные заседатели!
Я призываю вас не делать поспешных суждений и не идти на поводу толпы, которая знает, что незачем обагрять кровью свои руки, когда за тебя это могут сделать другие.
Мы судим человека, всё преступление которого состоит в том, что он стал колыбелью свободы.
Помните ли вы, в чём его обвиняют? В разжигании кровавого террора, в уничтожении своих соратников и, наконец, в гибели страны. Ну, разве это не смешно? О каком крахе страны можно говорить, когда он буквально из пепла возрождал уничтоженную жирондистами былую мощь Франции? Руками Робеспьера поднималась промышленность, благодаря ему были отменены феодальные повинности и смягчён голод в городах, а неприятель покидал пределы страны. Скажите, чего большего может желать народ?! Робеспьер никогда не обманывал народ. Он не давал пустых обещаний, как это делали его предшественники.
Моего подзащитного обвиняют в терроре, который, прошу заметить, не им был начат, и неим закончен. Более нелепого обвинения я не слышала. Думаю, что все собравшиеся в зале согласятся со мной, если я скажу, что Робеспьер сам стал жертвой террора. А иначе и быть не могло. Ведь вся Франция жаждала террора и упивалась им. Запах крови действовал, как дурман.
Робеспьеру незачем склонять перед потомками голову. Он более чем невиновен; он - лакомая жертва в руках тех, кто, подобно римской черни, за хлеб и зрелища поступается всем и поступается тем легче, если в жертву приносятся не свои, а чужие права, не свои, а чужие карманы.
Именем Робеспьера спекулировали везде, где только можно. Устраивает Фуше в Лионе бойню - прикрывается Робеспьером. Поднимаются на гильотину невиновные - опять Робеспьер - кровопийца. И таких примеров бесчисленное множество. Немые свидетели этого позора Франции - сохранившиеся документы.
А эти хорошо разыгранные спектакли, где по замыслу режиссеров ему отводилась роль главного действующего лица? Вспомним хотя бы дело «красных рубах» или культ Верховного Существа.
Жалко, что сегодня в зале нет господина Фукье - Тенвиля; он бы поведал нам весьма любопытные факты этих дел.
Говоря о злодеяниях Робеспьера, гражданин прокурор забыл упомянуть весьма важную деталь. Дело в том, что в самый разгар террора моим подзащитным было подписано 12 постановлений, из которых только одно касалось смертной казни, в то время как так называемые «доброжелатели» народа за девять недель отправили на гильотину столько людей, сколько едва бы набралось за предшествующие 14 месяцев. Так кто же в этом виноват?
Вы говорите, что Робеспьер убивал своих единомышленников, а я вам говорю, что это не так. Они сами себя пожирали. Да, Робеспьер не скрывал своего желания покончить с недостойными агентами. Поэтому он и внёс в Конвент программу борьбы с террористами, угнетателями невинных.
Его ошибка была в том, что он не назвал их имен, и это был серьезный политический просчет. Он всё ещё надеялся на честность игры.
И вот теперь эти люди выступают в качестве обвинителей. Они - те самые, кто всяческими ухищрениями и вероломством рвались к власти, используя и очерняя имя Робеспьера, прозванного «Неподкупным».
Да, Робеспьер виноват. Ибо невозможно править и не брать на себя никакой ответственности. И поверьте, что эта вина лежит на его плечах, как тяжкий крест. Ведь он верил в то, что творил, но не те люди оказались рядом с ним, и в этом его трагедия.
Уважаемые граждане присяжные заседатели, гражданин судья! Я прошу Вас ещё раз взвесить всё услышанное и увиденное и вынести единственно правильный приговор. Я требую оправдания Робеспьера!