Предисловие от переводчика.
Привет читателям. Перед вами перевод книги бывшего международного президента одного из самых известных мотоклубов в мире, Mongols MC, Рубена «Дока» Кавазоса. Именно с этого клуба списан образ мотоклуба Mayans MC в нашумевшем сериале «Сыны Анархии». В конце лета 2018 года нас ждёт отдельный фильм о латиноамериканцах на огромных Харлеях с высоченными рулями. В книге Кавазос предлагает взглянуть на клуб со своей точки зрения, парня, который вырос в латиноамериканском гетто Лос-Анджелеса, а потом, пройдя через тюрьму, ставший байкером, а потом и пришедший к Монголам. Из книги вы узнаете, каким был этот клуб в начале, через что он прошёл, чтобы заслужить себе имя и что он представлял на момент 2008 года. Сразу хотел бы уточнить два момента. Во-первых, сразу скажу, что автор книги изгнан из клуба со статусом “out bad”, со всеми вытекающими последствиями, как и почему вы сможете прочесть в послесловии. Во-вторых, я не придерживаюсь никаких оценок относительно действий и поступков, о которых говорится в книге. Я только перевёл её, чтобы люди, не владеющие английским языком, могли узнать часть истории мирового мотодвижения. Этот перевод выполнен не на коммерческой основе, по моей собственной доброй воле, для свободного скачивания и чтения. Но если вы всё же решите поддержать проект финансово, вам сюда - https://vk.com/bikerslibrary
Налейте себе пивка, включите Металлику или что-то из рэпа под ритмы Мексики и погрузитесь в мир рокота Харлеевских моторов, поездок на многие тысячи километров по трассам Западного Побережья США в колонне.
Анатолий «Компас» Горелов, вольный байкер.
Лето 2017- февраль 2018.
1%.F.F.1%.
Respect Few Fear None
Рубен «Док» Кавазос
Международный президент,
Мотоклуб Mongols MC.
Моему сыну, «Рубену Младшему»,
Братьям Тринадцатого Чаптера,
И величайшей бойцовой силе в мотомире
Mongols MC.
Примечание автора.
Меня зовут Рубен Кавазос. Все зовут меня Док, так что вы можете звать так же. Мне пятьдесят один год и я являюсь национальным президентом – хотя можно даже сказать интернациональным президентом – мотоклуба Mongols. Нас называли самой жестокой мотобандой Америки и многими другими именами, которые являются не более, чем второсортной фантазией. У этих фантазий большая сила.
Но, правда, о Монголах в том, что мы не притворяемся, не отступаем. Мы не поджимаем хвосты. С гордостью могу сказать, как от имени Монгола, так и от имени Американца, что наши «цвета» не отступают. Мы стоим до конца. Когда на нас нападают, мы защищаем друг - друга и наше сообщество, и это делает нас мишенями по обе стороны закона, делая времена для некоторых слишком сложными. Есть вещи, которые я видел и делал в своей жизни, которые могут показаться вам невероятными. Я хочу рассказать вам о них и о себе. Прокатитесь немного со мной, а затем примите своё решение.
Утро в Америке.
Примерно в семь утра 19 Мая 2004 года, я проснулся от взрыва. Я только пришёл домой с работы радиотехнолога и смог уснуть в своём доме в Пико Ривера, на востоке Лос-Анджелеса, когда чудовищный БАБАХ! сотряс окна и весь дом. Я вскинулся на кровати и дал волю целой речи, состоявшей из мата, решив, что произошла утечка газа и что-то его подожгло. Я натянул какую-то одежду и сбежал вниз, к двери, махнув сыну, чтобы тот оставался на втором этаже. Я не знал, есть ли огонь или нет. Звук будто бы шёл от передней двери, так что я рывком открыл дверь, чтобы выяснить, какого чёрта творится.
Я тут же увидел с дюжину лазерных целеуказателей на своей груди. Потом заметил вереницу машин полиции, выстроившихся вдоль улицы, по диагонали тротуара и крадущихся парней за ними с пистолетами и винтовками. Красные точки от их оружия играли в салочки на моей груди.
Я показал им средний палец и захлопнул дверь.
Может, я бы и рассмеялся, не будь я столь зол – там была дюжина полицейских с тяжёлой артиллерией просто для того, чтобы задержать меня и моего двадцатисемилетнего сына? Быть может, следует принять это, как знак уважения, но я не склонен так думать.
Я вернулся к Рубену Младшему и сказал ему: «За нами пришли. Сиди спокойно, а я посмотрю, что я могу сделать» Он знает жизнь, так что он кивнул и вернулся в комнату. К счастью, мой брат Эл, который живёт с нами, в то время отсутствовал. Я взял телефон, чтобы позвонить одному из своих братьев Монголов, чтобы организовать наш выход из заключения, так как всё к тому шло. Полиция частенько нас давит, так что часть взносов уходит на залог и правоохранительную помощь, кроме того, нам всегда есть к кому обратиться за помощью.
Но звука не было. Вместо этого на линии была полиции. Они закричали, «СКОЛЬКО ВАС В ДОМЕ? ВЫЙТИ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!» Я сказал им идти нахуй и повесил трубку. Поднял снова, но там всё ещё была полиция. Вновь повесил трубку и попытался подумать.
Я знал по своему опыту, что всего скорее, дом они окружили. Взрыв, как я позднее понял, шёл от того, что они называют светошумовой гранаты, которую они кинули в сторону Хуча, моего пса, чтобы он держался подальше. Такие гранаты очень шумят и светят, но осколков от них нет. Затем они бы оцепили забор полностью, чтобы нельзя было пройти. Как только они бы были готовы, то они бы выбили дверь тараном. Если бы дошло то этого, я был готов защищать себя. Так как я никогда не знаю, что может на меня накинуться, я всегда хорошо вооружён.
Рубен Младший спустился посмотреть, что происходит и тогда я понял, что придётся сдаваться. Я не хотел, чтобы что-то случилось с моим мальчиком. Я спокойно сказал ему, что мы окружены и что лучшее, что мы можем сделать, смириться, пока мы не сможем получить помощи. «Принеси одежду» сказал я, «похоже, мы побудем взаперти какое-то время»
Может, хоть теперь мне скажут, в чём причина нападения на мой дом. Честно говоря, я понятия не имел. Будучи главой клуба, особенно после всех негативных освещений в СМИ о нас, я был под микроскопом. Велось наблюдение за моим домом, за мной постоянно следили и телефоны прослушивались. Я был бы полным дураком соверши я в таких обстоятельствах нечто противоправное. Я и не был – ни дураком, ни правонарушителем. Я не поэтому состою в Mongols MC, да и существует Mongols MC не для этого.
Я поднял телефон снова и сказал, что мы выйдем. «СКОЛЬКО ВАС ВНУТРИ?» сказали они, будто записывали. Полагаю, они очень боялись, что там целая банда, готовая в них стрелять. Я повесил трубку, не ответив ни слова. Когда Рубен Младший был готов, я взял его с собой к передней двери, открыл её и подождал.
«РУКИ НА ГОЛОВЫ!»
Мы ничего не сказали. Я, разумеется, не собирался поднимать свои руки, как плохой парень в фильме Роя Роджерса. Но они всё кричали, так что руку я всё же поднял. Чтобы показать средний палец. К счастью, нервных там не было, и мы с Рубеном Младшим вышли на улицу.
По большей части, там были агенты АТО, из-за чего я решил, что они будут искать нелегальное оружие или наркотики. Это меня не особенно волновало. В доме наркотиков не было, потому что я их не принимаю, а всё моё оружие было легально и зарегистрировано. Я не собираюсь вас убеждать, будто я Белоснежка. В моей жизни были наркотики и я люблю оружие. Я люблю стрелять, мне нравится его вид, и я не премину им воспользоваться в случае самозащиты. Но и в форте я не жил. У меня был милый двухэтажный дом с четырьмя спальнями и бассейном и джакузи. Кто-то даже говорил о пальмах. Это было явно не место для выдерживания осады.
Агенты АТО сказали нам, что мы арестованы, одели на нас наручники, а затем вновь ввели нас в дом. Меня усадили на диван в гостиной, а Рубена Младшего отвели на кухню на следующие девять часов, в течение которых они перевернули весь дом вверх дном. Через какое-то время я спросил одного из агентов, есть ли у них ордер. Он кинул его мне в лицо. Там было сказано, что они имеют право обыскать дом и конфисковать любые документы, оружие, бутылки с таблетками и так далее. Также им разрешали забрать любую наличность и ювелирные украшения, если их сумма более тысячи долларов.
Вот, что это означает по сути: Предположим, у меня там было при себе четыре сотни долларов. На мне золотые часы и пара колец. У Эла триста долларов в прикроватной тумбочке. Двести пятьдесят долларов у Рубена Младшего и красивый браслет, который он собирался подарить своей девушке. Он стоит полторы сотни. В кухне у нас банка для мелочи, примерно на шестьдесят долларов. Вскоре они начинают говорить, что «Мы конфисковали на несколько тысяч долларов наличности и ценностей в резиденции Кавазос». Каждое, из которых, у них и останутся. В качестве «улики». Преступление они придумают позже.
Как бы то ни было, они разрывают весь дом, смотрят под ковры, разглядывают каждый клочок бумаги, пока я там сижу. Всё сижу, сижу и сижу. Я в полной ярости, да, но держу себя под контролем. Так бывает, когда ты на прицеле у полиции, как практически все Монголы, постоянно. Мы учимся подавлять злость и адреналин и просто ждать. Это часть наших жизней. Это было частью моей жизни с самого детства.
К середине вечера, они наконец сдались, не найдя ничего «криминального». Они заполнили целые коробки с моими документами и всем, что имелось у меня с символикой Монголов. Один из них подошёл и спокойно сказал, будто мы о погоде говорили, «Скажи, где лежит наличка, и всё будет легче» Я ничего не ответил, даже цветастой фразы, которая была на уме. Нет смысла делать всё хуже, сказал я себе. Этому ты тоже учишься, не говорить ничего. Что бы ты ни сказал, копы найдут способ давить этим же на тебя, переспрашивая и угрожая, пытаясь выведать ещё что-то. Ничего не скажешь и ничего у них не будет.
Открыв каждую дверь и каждый шкаф, он собрали примерно двадцать пять сотен долларов в общей сумме, часть из которых принадлежала клубу, часть моих, часть Эла и часть Рубена Младшего. Это было конфисковано наряду с примерно пятнадцатью единицами оружия, каждое зарегистрировано и легально, включая дробовик, четыре мелкокалиберных винтовки Мини-14, четыре пистолета 45 калибра, пару девятикалиберных, охотничью винтовку 30-6, винтовку 22 калибра, и один похожий на ТЕК-9 (который был бы не легален), но им не являлся. Я же говорил, мне нравится оружие.
Затем один из агентов АТО сказал подчинённому «Проверь байки» Это значило проверить регистрационные номера трёх Харлеев в гараже, моего, Рубена Младшего и Эла – убедиться, не находятся ли они в списке краденных ТС. Один из агентов уже смотрел номера и проверил их, так что он сказал «Они чисты» Первый агент АТО сказал, глядя на меня, «Мне плевать, вызывай Отдел Угонов». Так что приехали двое сотрудников и снова перепроверили мотоциклы, которые вновь оказались чисты. В любом случае мотоциклы они забрали. Я наблюдал, как они воспользовались моим собственным телефоном, чтобы вызвать эвакуатор и забрать наши Харлеи.
Тогда и лишь тогда, они отвезли нас в полицейский участок Пасадены, где была оперативная база АТО. Ну теперь-то, думал я, мы поймём наконец, какого хуя тут происходит.
Я не был готов к тому, что увидел там. Полицейские машины были выстроены в ряд на целый квартал. В каждой сидело по Монголу сзади в наручниках. Было порядка тридцати машин, а поскольку они боялись вводить нас в участок всех одновременно, всех держали на улице. В то же время, все местные копы из Пасадены пытались показать свою крутость АТО. Они выглядели как дети, играющие в казаки-разбойники. В один момент, патрульный Калифорнийской ДПС, старший инспектор, подошёл ко мне и Рубену, наклонился и прошептал «Великолепная команда из отца и сына»
Если это и должно было меня разозлить, то я не собирался доставлять ему такого удовольствия, тем более в присутствии Рубена Младшего. Я был по правде взбешён, ведь мой сын, чьё дело было совершенно чисто, запомнит это до конца своих дней. Ещё чуть более двух часов мы ждали. После этого, меня увели в комнату для допросов и сказали сесть за стол напротив пары агентов АТО и двух заместителей шерифов.
После долгой тишины, один из Федералов заговорил. «Не хочешь с нами поговорить, Док?»
«О чём?» спросил я.
«Об угонах»
Угонах? Я всё ещё не имел понятия, о чём идёт речью «Мне нечего сказать вам об этом или о чём-то ещё» Нужно быть полным идиотом, чтобы сказать что-либо этим ребятам. Спросите Марту Стюарт – её адвокаты ей то же самое говорили. Но в нашем случае всё ещё хуже. Если ты им что-то скажешь, что угодно, они найдут способ перевернуть всё так, чтобы ты был в чём-то виновен. Именно так там и происходило.
Меня посадили в камеру с некоторыми другими Монголами, и там я выяснил, в чём же дело. К нам был внедрён федеральный агент, конкретно из АТО по имени Билли Квин. Мы знали его как Билли Сэнт Джон, он написал позднее свою книгу о работе под прикрытием в нашем клубе. Позднее я ещё буду говорить о нём и его книге, но этот рейд был результатом двухгодичного шпионажа за нами[1]. Он много времени провёл, выспрашивая каждого встречного Монгола, не мог бы тот достать ему наркотики или нелегальное оружие, а также вызнавал, откуда мотоциклы. Полиция пыталась доказать, что мы крадём мотоциклы и затем полностью переделываем их до неузнаваемости. Они пытались обвинить Монголов в своего рода заговоре с целью кражи транспортных средств в национальном масштабе. В то время очень малое количество запчастей для мотоциклов имели свои идентификационные номера, так что их было трудно отследить, а копам нужны были целые процедуры, чтобы понять, украдена ли деталь.
Поскольку мы таким не занимаемся, по крайней мере, не как клуб, они предприняли попытку впутать нас в совершение преступлений. Вот что у них было на меня. У меня был доход от сотрудничества с хромирования в мастерской в Санта Анне. Хромирование очень важно при кастомайзинге Харлея. Хром сам по себе становится громким заявлением. Как в случае с фарфоровыми статуэтками или классическими машинами, превосходство в деталях. Ты начинаешь хромировать детали своего байка, которые не были хромированы в заводском исполнении, а когда ты их все собираешь, то байк говорит сам за себя. Я много раз так желал, когда перестраивал один из своих байков, возил всё к другу, у которого была хромировочная мастерская в Санта Ана.
Бизнес моего друга был довольно медленным, так что он предложил не сделку. Он знал, что я был главой мотоклуба Монголов, и сказал, что если я увеличу его трудовой фронт, то он будет половину денег отдавать мне. Он будет делать работу с большой скидкой для братьев. Я сказал ему, что если для братьев будет скидка, то мне не надо денег. Он ответил, что это здорово и что для меня хромирование будет бесплатным. Это звучало как отличная сделка – для меня, для него и для моих братьев. Я начал советовать Монголам отправлять детали ему через меня. Все были счастливы.
Я начал регулярно ездить туда и обратно от дома до его мастерской, забирая и отвозя разные хромированные детали. Однажды Билли Квин зашёл и оставил переднюю вилку на хромирование. Меня не было дома, так что с ним говорил Рубен Младший. Рубен сложил деталь в угол коридора, где я складывал детали для следующей поездки в мастерскую. Через несколько недель, когда всё было закончено, я вернул деталь Билли. Он заплатил за работу, поблагодарил меня за услугу и я думал, что на это всё.
На самом же деле, Билли принёс вилку, которая, как копы знали, была краденой. Согласно полиции, из-за того, что я отвёз её на хромирование, это делало меня торговцем краденым. Это как если бы я владел автосервисом и вы привезли бы мне Вольксваген и попросили починить КПП. Я сделал бы свою работу, вы увезли бы машину, а затем арестовали бы меня за то, что машина была краденой. Неужели вы думаете, что каждый автосервис имеет доступ к базе угонов, с которой они сверяются, прежде, чем взяться за работу? Неужто я проверял бы у своих братьев Монголов «А эта деталь краденая? А та?» Нет, конечно. Вы можете себе представить, как бы они отреагировали, вздумай я так сделать. Так что если бы я сказал этим агентам АТО, что я не имел дела с крадеными запчастями, что было чистой правдой, то они могли бы выставить меня лжецом в суде. Если бы федералы верно разыграли свои карты, то они могли бы раздуть крупномасштабный скандал о воровстве мотоциклов.
Позднее тем же вечером они загрузили меня и дюжину других Монголов, включая Рубена, в фургон и отвезли в окружную тюрьму. Там нас зарегистрировали и поместили в раздельные камеры, пока один из наших ребят снаружи не дозвонился до поручителя и за нас не внесли залог, который есть у Монголов как раз для таких случаев. Как только я вышел, я сделал несколько звонков и выяснил, что Рубена Младшего отказались выпускать под залог! Это было абсолютным безумием. Лишь убийцы и растлители малолетних не получают свободу под залог. Я позвонил Джону Чикконе, одному из федералов, чьё имя мне назвали в ходе допроса (Если вы читали книгу Билли Квина, вы знаете, что Чикконе отвечал за начало внедрения Билли Квина)
«Это Док.» сказал я ему. «Ты знаешь, кто я такой?»
«Я знаю тебя» сказал он «В чём дело, Рубен?»
«Ты знаешь, в чём» сказал я «Твои люди сделали большую ошибку. Почему мой сын не выпущен под залог?»
Последовала долгая пауза. Когда Чикконе наконец заговорил, он звучал, как игрок в покер, вытянувший четыре туза. «Ты хочешь, чтобы я помог ему, Рубен?»
«Ты знаешь, что это так»
«В ты нам ничего не скажешь?»
Так вот в чём было дело. Должно быть, они хотели, чтобы я назвал им некоторые имена. Они могли меня от всего освободить, если бы я с ними сотрудничал. Я отказался. «Я уже говорил раньше. Я с вами говорить не стану. Это итоговое решение»
«Ты уверен, Рубен?»
«Ты меня знаешь. Что в моём прошлом даёт тебе повод думать, будто я кого-то сдам? После всего, через что я прошёл, что наводит тебя на мысль, что я передумаю сейчас?» Больше молчания. «А теперь поговори со мной и скажи мне, почему вы удерживаете Рубена, зная, что обвинений против него нет»
Я слышал, что Чикконе с силой положил трубку на стол. Через несколько минут он вернулся. «Ты прав» сказал он, «это ошибка».
«Исправь её»
«Исправлю»
«Как скоро?»
Он повесил трубку. С этим я сделать ничего не мог, только ждать. Я вернулся домой и через 24 часа после его ареста, мы получили Рубена на свободе под залог.
Через несколько месяцев все мы должны были предстать перед судом присяжных для допроса и рассмотрения нашего случая под параметры Акта РИКО. Моим ответом было отсутствие такового. Я сослался на Пятую Поправку, как мне и посоветовал адвокат[2]. Когда меня в итоге всё же отпустили, я вышел на свободу прямо из зала суда. У них ничего не было ни на меня, ни на него, обвинения сняли.
Тогда мы начали говорить с моими братьями о произошедшем и о том, каково ощущать, что мы выиграли дело. Из чистой гордости от того, что мы – Монголы, мы все выехали на дорогу. Мы хотели показать миру, что мы всё ещё на свободе. Мы появились в наших обычных местах, а люди, видя нас, говорили «Что вы тут делаете? Мы думали, вас закрыли» Мы ездили группами по десять, иногда больше, иногда и целыми чаптерами, демонстрируя свои «цвета» в Пасадене, Сан Диего и в Централ Вэлли. Те Монголы, чьи жилеты были конфискованы (таких хватало), носили футболки со знаками клуба. Те, чьи мотоциклы ещё были у федералов, ехали с нами рядом в машинах. Мы побывали во всех наших местах, клубах, барах и тусовались всю ночь. Большую часть времени я провёл в Пико, где меня приветствовали объятьями и аплодисментами мои парни и бесплатная выпивка от владельцев баров.
Эй, слушайте, я в курсе, что не все Монголы святые. Если бы я пытался это так выставить, я был бы не лучше копов. Но они желают, чтобы общество воспринимало каждого Монгола брутальным, безумным преступником или наркоманом. Есть и хорошие копы, я готов это сказать даже здесь. Проблема в том, что за нами обычно приходят плохие.
Как и у любого гражданина Америки, у Монгола есть право защищать себя. Человек с Уолл Стрит или управленец с Бульвара Уилшир защищает себя – не так, как мы, но теми же способами, которые были бы равно деструктивны для вас или меня. Разумеется, имеется некая степень мачо, которая связана с Монголами, но если этого нет на Уолл Стрит, то я не знаю, где есть. Наши миры очень различны, во многом, но уважения в них является основой. Если бизнесмен теряет уважение людей, с которыми он работает, то у него ничего не получится. Он даже может потерять работу. Но его мир предлагает поддержку и возможности, которых не существует в восточном Лос-Анджелесе.
Если Монгол потеряет уважение окружающих его людей, он может и умереть. А в моём мире, если ты позволяешь закону диктовать тебе, как жить и что делать, то ты теряешь уважение. Это истинно в любом случае, Монгол вы или нет. Итак, мы противоречим закону и это делает нас целью; это заставляет нас защищаться и требовать уважения, пока мы это делаем. Это отделяет нас от обычного парня, идущего по улице, а именно этого не выносят полиция и федералы.
Присяжные так и не поддержали дело, но это не остановило АТО. Через несколько месяцев дело вернулось к жизни, но на этот раз всех нас обвинили в получении краденой собственности. Видите ли, федералы тратят так много времени и денег на эти операции под прикрытием, что они хотят показывать результаты. Я хочу сказать, агент ФБР сказал нам, что они раскручивали это дело три года. Билли тусовался с Монголами примерно год, нося провод для прослушки и записи разговоров. В любом случае, на суде Билли всё говорил о краденых мотоциклах, которые он доставлял в мастерскую, с которой я работал, включая записи разговоров, которые он сделал, нося на себе микрофон и пытаясь собрать улики.
Он утверждал, что когда он положил вилку в доме, он сказал Рубену Младшему, что это деталь от краденного байка и что Рубен сказал, что это не страшно. Он также заявил, что он проинформировал нас, что это краденая деталь. Мы попросили его доказать, что он такое говорил, чтобы мы услышали запись с того микрофона, что он носил. К сожалению для федералов и к счастью для меня, микрофон Билли почему-то «на работал» в день нашего разговора о вилке. Разумеется, свидетелей того разговора не оказалось, как и разговора с Рубеном. Многого из этого правоохранители не выжали. Естественно, все обвинения против Рубена Младшего, меня и большинства Монголов, которые оказались в деле, были сняты.
Я решил, что это конец, но через несколько месяцев я получил письмо о том, что мне следует явиться в Верховный суд в Уиттиер для ответа на обвинения во владении нелегальным оружием. Я уже тогда знал, что меня снова считают виновным, пока не докажу обратного. Вероятно, они говорили об одном из стволов, конфискованных федералами в ходе рейда, так что я собрал всю информацию об оружии в ближайшем оружейном магазине и проверил их. Они все были легальны, даже тот, что выглядел как ТЕК-9. У него не было ни одного рабочего свойства, которое сделало бы его нелегальным. А потом я узнал, что оружие, которое они указали в качестве изъятого у меня вовсе таковым не являлось! Они подставили туда названия разных пушек, которые были не легальны.
Я явился в суд Уиттиера, но я также зашёл к окружному прокурору в офис и выяснил, который заместитель окружного прокурора ведёт дело. Я лишь хотел прямого и открытого разговора, и попытаться прекратить этот беспорядок. Я нашёл её стоявшей в коридоре и подошёл к ней, кое-что, чего правоохранители не любят. Я большой мужчина и, разумеется, многие люди верят во все байки, которые говорят о Монголах. Очевидно, что у меня не было намерения что-либо ей делать, кроме как поговорить как один человек с другим. Я пытался объяснить, что это всё большая ошибка, что всё оружие законно.
Прежде чем я успел углубиться в объяснения, она подняла руки, будто останавливала движение и заявила сильным и повышенным тоном, что для меня неприемлемо говорить с ней вне зала суда. Затем отвернулась и ушла, будто у неё не было на меня время. Я начал злиться и сказал: «Вы заинтересованы в правосудии или лишь в том, чтобы меня посадить? Проверьте оружие, которое у них. Это не те же, что были при задержании»
Позднее, в зале суда, она встала перед судьёй и попросила краткой задержки. Судья спросил о причине, и она пояснила, что ждёт звонка по телефону от оружейного эксперта Лос-анджелесского Полицейского Департамента для проверки верности обвинения. Я думал, что либо заместители – идиоты, либо они пытаются меня закрыть. Когда мы вновь собрались, она подошла к трибуне и едва слышным голосом сказала, что оружие и правда легально. Поэтому судья сняла с меня все обвинения. Прежде, чем судья смог уйти с места, я встал на ноги. «Ваша честь» сказал я «Я бы хотел получить назад своё оружие»
Сначала он не смог ответить, потому как один из сотрудников отдела удержания встал и сказал, что необходимы дополнительные баллистические тесты, чтобы доказать, что это оружие не переделывали в автоматическое-несмотря на то, что оно было у них уже месяцы. «Хорошо» сказал судья «но если оно легально, верните его господину Кавазосу как только закончите» С этим судья удалился в свою комнату.
Оружие мне так и не вернули.
Три полных года требовалось, чтобы забрать мои мотоциклы. Мне приходилось всё время звонить и заполнять формы, а затем звонить ещё и заполнять больше форм. Когда я, наконец, закончил всю бумажную работу для подачи в суд, чтобы получить свою собственность, они остановили меня в коридоре и сказали, что вернут мне байк, но не байки Рубена Младшего или моего брата. Я решил, что я проведу эти битвы в другой день, так что я вышел из суда и позвонил сыну, чтобы тот пригнал эвакуатор, чтобы доехать до стоянки, где хранились мотоциклы.
Но когда я добрался до стоянки сам, неожиданно из-за угла выскочил агент АТО и шесть машин с сиренами выехали сзади меня. Агент АТО проинформировал меня, что меня обвиняют в автоугоне – снова – и отправил меня в тюрьму Уиттиер. Это было то же обвинение, то же дело, но они смогли перевести его в другой суд, просто чтобы попытаться улучшить результат.
Рубен Младший был вновь арестован и допрошен, ничего не сказав, он вышел под залог. Дело не стало лучше, чем было, и к моменту, когда дошло до верховного суда, на этот раз в городе Эль Монте, его подбросили судье. Билли Квин тоже там был, стоял в стороне, окружённый охраной. Я подошёл к нему и охрана напряглась. Я сказал ему, «Ты ведь скучаешь по поездкам с нами, не так ли?»
Он ответил, «Да, скучаю»
Это второе дело было лишь способом для них сделать мою жизнь хуже. Думаю, они знали, что дело будет проиграно, но так, они смогли арестовать меня и Рубена Младшего дважды, заставить нас заплатить залог дважды, и заставить нас заплатить адвокатам дважды.
Видите ли, их не особенно интересует правосудие, может быть, за исключением той заместительницы ОП. Они хотят преуспеть в своей работе; хотят получить повышение. Если ты им не нравишься, они превратят твою жизнь в ад. Федералы пытались и всё ещё пытаются упрятать меня на пожизненное. Откуда я это знаю? Они так мне сказали. Неоднократно они говорили, «Мы посадим тебя за всё что ты и твои ребята делаете» Буди это так, моя жизнь была бы пикником. Большая часть Монголов никогда не совершают преступлений. Но федералы пытаются посадить меня за те дела, которых я не совершал. Не знаю, можно ли это назвать провокацией или как-то ещё, но таково правосудие для меня и моих братьев Монголов, а также многих людей в мире. Как же я могу это уважать?
Я выучил первое правило своей жизни в жёстком виде. Потому татуировка на моей груди гласит «Respect few, fear none»[3]
Школа гладиаторов
Одним из уважаемых мною людей является мой отец, хотя, пусть и не намеренно, он отправил меня прямо в центр гладиаторской школы, которым был Восточный Лос-Анджелес. Его звали Альваро Кавазос и он прибыл в Соединённые Штаты из Мексики, чтобы найти работу. Родился я 28 декабря 1956 года, Окружном Госпитале Кук, Чикаго. Моей матерью была Линда Ромо, но они разошлись, когда мне было два года. Это всё, что я до сих пор знаю о ней. Я не уверен, были ли они формально женаты, но у них было два сына, я и Альваро младший, который был тремя годами старше. На нескольких фото, которые у меня есть, моя мать выглядит по средне-западному образу, в платье, с жемчужным ожерельем и на высоких каблуках. Будучи дочерью Германских/Ирландских/Испанских иммигрантов, живших в южном Техасе, вероятно, она росла во многом по правилам времени. Вероятно, связь с моим отцом была самой вызывающей вещью в её жизни. Я помню, что видел её лишь четыре раза. Полагаю, они ещё жива и живёт где-то в Техасе, но более этого я ничего не знаю.
Возможно, родился я в Чикаго, потому что была зима, и мой отец не мог зарабатывать сбором урожая на фермах или сбором мусора, чем он тоже занимался. Ранее мои родители приняли решение переехать в Техас, возле границы с Мексикой, где у моей матери ещё были родственники, которые могли помочь, я так думаю. Родители моего отца, Мексикано - Испанцы, тоже иммигранты, жили как раз через границу, в Нуэво -Ларедо, Мексика, так что это тоже было причиной туда уехать. В те дни переход границы был не таким большим делом. Ларэдо, Техас и Нуэво – Ларедо, Мексика, на самом деле были одним городом, так что люди пересекали границу ежедневно, иногда по многу раз за день. Никто не обыскивал.
В Техасе мы жили по большей части среди фермерств и ранчо. Мой отец работал в полях, одним из тех самых рабочих рук - гастарбайтеров[4], которые носят шляпы и ботинки, как ковбои. Примерно к моему пятому дню рождения, мой отец не смог найти приличной работы в Техасе или Нуэво – Ларедо или ещё где-либо рядом. Однажды он закинул меня и моего старшего брата на заднее сидение старого Бьюика – седана и повёз нас на запад, чтобы начать новые жизни в Лос-Анджелесе. Совершенно новые жизни.
Я хорошо помню ту поездку. Машина болталась на дороге как кофейные зёрна на сковороде, пока я сидел на большом сидении сзади, удобном как скамья в парке. В то время о кондиционерах никто даже не слышал, так что к жаре мы просто привыкали, но в этом не было веселья. Ночью мы все спали на столах для пикников, вероятно, в парках или точках отдыха.
У отца были ёмкости с водой на случаи, когда радиатор перегревался, что случалось почти постоянно. Из двигателя тоже галлонами вытекало масло, так что он останавливался на заправках и интересовался, есть ли у них отработанное масло, которое он мог бы взять бесплатно. Всё, что ему давали, он хранил рядом с водой на заднем сидении, так что вся машина воняла. Я помню, что думал, будто это будет длиться вечность, потому что мы постоянно останавливались, чтобы залить масло или дать двигателю остыть. Мой отец был как тот Бьюик, направленный в верном направлении, но не мог доехать далеко без усердной работы.
Я ненавидел это заднее сидение. Задние сидения лишь для двух типов людей – богачей и заключённых. Я помню, как в одном месте нас слева обогнал большой, шумный байк, быстрый, как ракета. Вот так и надо ездить, сказал я себе.
В один знойный день мы пересекли Аризону, что-то бухнуло под капотом и бьюик начал скрипеть, остановившись где-то между Финиксом и границей Калифорнии. Через некоторое время дружелюбный парень – латинос проехал мимо на эвакуаторе. Он притормозил и посмотрел, в чём дело. «Что-то снизу сломалось» сказал он. Отец сказал ему, что у него не хватит денег на починку, но парень всё - равно нас подцепил. Он отвёз нас в старый гараж, неподалёку, который выглядел, как ангар для самолёта. Он сказал, что заварит трещину забесплатно, но предупредил отца, что этого надолго не хватит. «До Калифорнии вы дотянете, но потом надо будет либо всё правильно починить, либо бросить машину»
Работа заняла дольше, чем думал мужчина и к ночи всё ещё не было закончено. Той ночью мы все спали в машине, закрытой в гараже. Утром мужчина вернулся и закончил работу. Когда мой отец снова его поблагодарил и сказал, что у него совсем нет денег, тот лишь пожал плечами и пожелал ему всего хорошего, а мы снова отправились в путь. Это что-то значило для меня. Это дало мне урок принадлежности к части братства, которое заботится о себе само.
Разумеется, когда ты вползаешь в Калифорнию на полумёртвом Бьюике, особого выбора, где жить, у тебя нет. Мой отец не пошёл к риелторам и купил себе собственность. Он пошёл к семье. Какое-то время мы жили сзади крошечного гаража, который мой отец снял у кузена, жившего в Сайпресс Парке, Мексиканском гетто в Лос-Анджелесе, который в те дни состоял, преимущественно из грязных дорог, свалок и магазинов выпивкой. По ночам я так часто слышал выстрелы, что думал, это фейерверки.
Мой отец усердно работал и всегда имел по две-три работы. Поначалу он работал на двух разных заправках одновременно, но что-то случилось, потому что я помню, как мы были в службе занятости населения, вскоре после того. Он искал работу, но ему приходилось брать меня и Эла с собой, ведь некому было за нами смотреть. Затем перед нами остановился тягач. Он прибыл из нового Центрального Южного завода Дженерал Моторс, который только открылся, и туда были нужны люди. Отец закинул нас с Элом туда и мы поехали туда. Заполнили формы и в тот же день получили работу. Там он проработал до конца своих дней, начав с ночного уборщика.
Днём он качал бензин на заправке на 26 Авеню, недалеко от нашего дома. Однажды я спросил его, могу ли и я работать когда-то на заводе Дженерал Моторс. «Сынок», ответил он «я бы с радостью, да боюсь, ты тут же попадёшь в тюрьму за убийство в первый же месяц работы, если тебе придётся работать с теми чёрными парнями, которые нас ненавидят. Дай-ка я тебе скажу кое-что, каждую ночь, когда им пора уходить, а нам заступать на работу, они нас обзывают чурками[5]» Я раньше не слышал этого слова, но знал, о чём он. Он знал, что я нечто вроде, «горячей головы» и я не потерплю насмешек и издевательств. Он хотел меня от этого уберечь. Он любил меня, а я его. По иронии жизни, через двадцать пять лет моим ближайшим сотрудником будет чернокожий, Тэд Николс.
Я поступил в Начальную Школу Лорето на Арройо Секо Авеню. В мой самый первый день там, ко мне подошёл парень с широкой улыбкой, выставив руки и сказал «Меня зовут Фейлмон и я саамы жёсткий тип в школе, так что у нас будут пру раундов, чтобы я этот факт подтвердил» Он не сказал мне ни когда или где это будет, но я знал, что однажды это случится. Он был пареньком не малого размера, с большими плечами и большими кулаками. Я уже был высоковат для своего возраста, но всё ещё очень тощим и не был уверен, что смогу его уложить. Я не был привыкшим к насилию, но и не боялся его.
Но боксирование не было единственным различием Восточного Лос-Анджелеса и Техаса. Я помню, как один парень упал во дворе Начальной Школы и «пустышки» или «красненькие», высыпались из его кармана. До того мы не знали ничего о такой жизни, пока не пересекли пустыню в Лос-Анджелес. Мы были обычными детьми.
Однажды после школы, Фейлмон ждал меня на улице и мы сошлись. Я получил несколько ударов, но и сам тоже нанёс парочку. Следующие две недели была одна драка за другой, но не я их начинал, а другие ребята. У меня был характер, но я не был хулиганом. Это были драки, когда ты либо дерёшься, либо теряешь уважение. Уважение для меня было очень важным. Как и для всех нас. У нас мало что было, но мы намеревались иметь хотя бы уважение. В этом мире, если ты за себя стоишь и дерёшься, люди будут тебя уважать. Если же нет, то ты в любом случае будешь получать. Лос-Анджелес был школой бойцов.
К моменту, когда я был, примерно, классе в четвёртом, мы выбрались из квартиры, в которой жили и переехали на Юлус Стрит, которая была в своём роде, знаменитой – своими бандами. Она была очень крутой, а мы были возле вершины[6]. Она выгладит как тихая Лос-Анджелесская улица, с маленькими Калифорнийскими бунгало, где может проскакивать небольшая зелёная лужайка на переднем дворе. Дома были один рядом с другим, вдоль узкой улицы. Наш несколько отличался, потому что там был полуподвал и дом был на деревянной раме. Там было две спальни и крыльцо сзади – ничего особенного, но и не помойка. Ванная была у заднего крыльца и зимними утрами было холодно, холоднее, чем в Техасе. Когда становилось по-настоящему холодно, мы разжигали плиту, чтобы согреться. Это всё, что мы могли сделать.
Я просыпался по утрам, если было что есть, я ел. Если нет, то нет. Иногда отец был дома, иногд