РУДОЛЬФ ШТАЙНЕР
его существо и развитие, а также отражение связи между египетскими мифами и современной культурой
Цикл из II лекций. Штутгарт. Август 1908.
Перевод с немецкого
Библиотечный №105
Лекция 1
Связь между древним Египтом и культурой наших дней
Штутгарт, 4 августа 1908 г.
Дорогие друзья! Прежде всего хочется сказать вам, каким глубоким удовлетворением исполняет меня возможность на этот раз говорить с вами о предметах, касающихся антропософии, в ряде связных бесед. Конечно, значение и отдельных лекций может быть очень велико. Но более важно, особенно для всякого желающего глубже войти в эту область, прослушать целый законченный цикл. Только при таких условиях можно говорить определеннее о некоторых вопросах, дать им истинное освещение, разъяснить их смысл, тогда как иначе легко создать о них совершенно ложное представление. Ибо в настоящее время даже наиболее подготовленные часто с трудом лишь могут принять большинство из наших положений. Здесь нужна не только добрая воля и ум, но в гораздо большей степени то, что мы также и на языке оккультизма — в более глубоком смысле — можем назвать терпением. Восприняв новую идею, нужно спокойно ждать, пока вновь образовавшаяся цепь представлений даст понимание таких явлений, которые вначале были восприняты нами лишь как указание, как беглый намек, и поверить которым порою было очень трудно. В сегодняшней лекции будут указаны лишь основные черты нашего курса, причем самого курса мы еще не коснемся, но постараемся разобраться в вопросах, о которых пойдет речь в ближайшие дни. Ибо тема, взятая нами, исключительно широка и глубока по своему объему: «Вселенная, Земля и Человек», другими словами, общий очерк всего известного нам о мире зримом и незримом.
Мы должны направить свои чувства в беспредельные дали космоса, чтобы истинно и правильно понять слово «Вселенная». Слово «Земля» приводит нас к той сцене, к той арене, на которой живет и движется все человечество, на которой мы должны жить и действовать и задачи и цели которой мы должны постичь. И, наконец, слово «Человек» обращает нас к тому, что мистики всех времен разумели, употребляя выражение: «Познай самого себя, о человек!» В нашей теме есть еще подзаголовок, обусловливаемый в своем содержании ее обширностью и значением. Занимаясь раскрытием связи между далекой дохристианской культурой и культурой современной, мы убеждаемся в существовании скрытых таинственных сил, управляющих судьбами человека. В истории человечества, от времен древнего Египта и до наших дней, можно указать на три большие культурные эпохи, различающиеся между собою по задачам и исканиям человека, его этической устремленности и жизнепониманию. Первая из них — Египет. Оккультное содержание этого слова охватывает собою многовековую культуру древности, географически занимавшую северо-восток Африки и берега Нила и продлившую свое существование вплоть до 8 века до Р.Х. За ней следует культура греко-латинская, включившая в себя как поражающий совершенством своего культа красоты греческий народ, так и носителя суровой силы и законности Рим. Тогда же имело место величайшее событие нашей земной эволюции — явление Христа Иисуса. За этим следует эпоха, в которой мы живем.
Наша задача теперь состоит в том, чтобы раскрыть таинственную связь, соединяющую нас с древним Египтом.
Тогда были заложены как бы зерна в недра начавшего свое развитие человечества, которые, пролежав спокойно во время греко-латинского периода, дали теперь свои чудесные, своеобразные ростки. Многие мысли и чувствования нашего времени, многие стремления и переживания наших современников ведут свое начало именно оттуда и не могут быть поняты иначе. Припомните устройство телеграфа. Помимо внешних проволок, идущих от одного аппарата к другому, между ними существует еще другая связь. Концы проволок опускаются в землю, которая и является в данном случае проводником, связывающим эти проволоки между собой. Сила, действующая через землю, невидима и неощутима для внешнего наблюдателя и заключена как бы в ней самой. Нечто подобное повторяется и в истории. Мы видим внешние нити исторического процесса и можем здесь указать их непрерывность со времен древнего Египта. Но, помимо этой внешней истории, дающей как бы картину внешних проводов телеграфа, существует другая, скрытая, которая говорит нам о загадочных силах, действующих на нас непосредственно из того мира, и объясняет нам множество фактов, которым без того суждено было бы остаться непонятными.
Теперь перейдем к разбору особенностей трех названных выше культур и коснемся их вначале лишь в самых общих чертах. В Египте наше внимание прежде всего приковывают пирамиды и загадочный образ Сфинкса — получеловека, полуживотного. Греция поражает нас законченностью и красотой своих храмов, а также совершенством, достигнутым ею в области пластических искусств. Вспомним образы Зевса, Деметры, Аполлона, в лице которых грек поклонялся идеальной в своей внешней законченности человеческой форме. В Риме мы невольно останавливаемся перед величественными, задрапированными в тогу фигурами героев-полубогов. Какое чувство вызывают они в нас? Не кажется ли нам, что это те же боги Греции, ожившие, сошедшие с пьедестала к нам на землю и принявшие форму человека? Огромная внутренняя сила заключается в этих мощных фигурах. Сравнив чувства и настроения грека и римлянина, мы сразу ощутим всю их разницу. Грек, будь то спартанец или афинянин и т.д., прежде всего сознает себя членом своей общины, своего «polis’ а». Он находится во власти сил, порожденных общим духом этого «полиса». Для нас, антропософов, эта «групповая душа» не может быть пустой абстракцией. Подобно невидимому для внешнего глаза духовному облаку окутывает она весь город. Это облако представляет собою как бы физическое тело особого незримого духовного существа. Грек никогда не останавливается на себе самом. Он всегда обращается к чему-то, что над ним, выше его. Напротив, римлянин весь проникнут сознанием своей индивидуальности, своего личного достоинства. Недаром главным плодом римской культуры было создание гражданского права. В Риме человек учился чувствовать себя отдельной личностью, римским гражданином, а не только органической частью одного общего целого. Он ярко сознавал свое человеческое достоинство. Останавливаясь на самом себе, он первый признает в человеке высшее выражение того, что может воплотиться на Земле. В этот момент действительно то духовное начало, которое до тех пор как бы парило над землей, спускается на Землю. Само Божество принимает на себя плоть человека — в лице Христа Иисуса.
Это событие имело место не сразу. Оно подготовлялось задолго вперед, и поразителен тот процесс, которым египетская культура переходит и сливается с греко-латинской. Моисей, получив поручение привести свой народ к «Единому Богу», спрашивает: «Что должен я ответить на вопрос, кто посылает тебя?» Тогда Бог отвечает: «Скажи тем, к которым Я тебя посылаю, что тебя послал “Я есмь”». «Я есмь» — таково название единого Божества, еще обитающего в надземных высях, не сошедшего на план физический и с ним не слитого. Голос, говорящий Моисею «Я есмь» и доносящийся до него из высей Неба, принадлежит Тому, Кто позднее сойдет к нам во плоти как Христос. Тогда Он сделается зримым для всех, раньше же Он являлся лишь посвященным, пребывая в мирах незримых. Постепенно, вместе с ростом человеческого сознания, Божество сходило все ниже и ниже, пока в римскую эпоху не открылось все великое значение физического плана, вся необходимость проявления на плане материальном. Из этого нового сознания человека вырос целый ряд глубоких явлений культуры. Храмы Египта и его пирамиды превратились в романскую церковь. С шестого века появляется крест с изображением распятого на нем Христа. Вместе с тем в общем потоке христианства все больше и больше растет образ Богоматери, мистерии которой бесконечно глубоки. Припомним себе его таким, каким нам его дал Рафаэль в своей Сикстинской Мадонне. Не напрасно художник окружил Пресвятую Деву множеством витающих в облаках прелестных младенцев-ангелов. Всякому достаточно чуткому и восприимчивому наблюдателю станет ясно, что эта картина являет собою нечто превышающее простое человеческое понимание. Ангелы, окружающие Мадонну, говорят о глубоком таинственном чуде. Возникает сознание, что дитя, находящееся на руках Божественной матери, не могло родиться обычным путем. Оно является нам лишь концентрацией, лишь кристаллизацией разлитого по всей картине и не имеющего внешней формы духовного начала. Кроме того, глядя на нее, мы невольно обращаемся мысленно к другой матери — к божественной Изиде с младенцем Горусом на руках. И она также была матерью-девой: Горус родился от луча света, упавшего на нее от Осириса.
Это также было «Непорочным Зачатием», и здесь еще раз перед нами открывается единство прошлого с настоящим... Но пойдем дальше. Перед нами готический собор с его удивительными арками и башнями, с кружевом его резьбы. Припомним, как совершалось богослужение того времени, представим себе все влияние на души молящихся обстановки этого храма с его разноцветными окнами, проникая сквозь которые солнечные лучи принимали самые удивительные оттенки, создавали поразительные световые картины. Прибавим сюда звуки музыки, которая под рукою искусных, обладавших всей мудростью познания мастеров воспроизводила и дополняла эти чудесные сверкающие сочетания красок. Священнослужитель постоянно повторял о том, что, подобно солнечному лучу, проникающему сквозь цветные стекла окон, божественный свет проникает в душу верующего. Слыша их, молящиеся невольно от мысли о бесконечном разнообразии преломления света в стекле приходили к другой, более глубокой и широкой идее о бесконечном многообразии души человеческой. Создавалось настроение, лежавшее в основе готического храма, передавалась его идея, то, что составляло его душу и дух. Но вернемся назад, к пирамидам, этим своеобразным созданиям человеческой архитектоники. Нужно большое напряжение ума, чтобы разгадать, что они хотят нам сказать. Только постепенно постигаем мы заключенную в них загадку мира, земли и человека. Они отразили в себе религиозные воззрения своего времени. Посмотрим, в чем состоят эти воззрения и что передавал народу египетский жрец в картинах своих богослужений. В них заключалась глубокая мудрость, связанная непосредственно с традицией, идущей из глубины веков. И египетский мудрец, встретившись с Солоном, мог с полным правом сказать: «О вы, греки, всю жизнь вы остаетесь детьми; в ваших юных душах не обитает предвечная мудрость». Он хотел этим указать на древнее происхождение своих познаний. Откуда же шли они?
Чтобы понять это, надо знать, что нашему современному человечеству предшествовало другое, обитавшее на материке, покрытом теперь Атлантическим океаном. После великой атлантической катастрофы все знание тогдашнего человечества было перенесено на восток через Европу, где остались следы этой древней мудрости, наши северные мифы. Таким образов древнеиндийская и персидская культуры были принесены в Азию из Атлантиды. Египетская, хотя и была, казалось, движением назад, из Азии, но все же, в общем, и она возникла в направлении миграции с Запада на Восток — из Атлантиды в Африку. Что же заключала в себе эта мудрость, о которой египетский жрец говорил как о старинной традиции? Нам станет ясно, в чем она состояла, если мы в самых общих чертах сравним культуру Атлантиды с культурой наших дней. Тогда человек был наделен смутным ясновидением. Он видел существ, которые и теперь его окружают, но которые для него уже незримы. Тогда же это созерцание их было нормальным состоянием. Спутниками и друзьями человека были не только животные, растения и минералы, но и высшие божественно-духовные существа. День и ночь не различались так резко между собою. Теперь, возвращаясь по утрам со своим астральным телом и “Я” в свое физическое тело, человек видит вокруг себя только предметы внешнего физического мира. А вечером, покидая его, он входит в мир мрака и темноты. Тогда же все было иначе. «Засыпая», человек вступал в мир духовных существ, которых он «видел» подобно тому, как он видит теперь предметы физического мира. Вотан, Бальдур, Зевс и другие — все это не создания фантазии, а действительные существа, которые не приняли физического образа, а имели одно (невидимое) эфирное тело. Итак, когда вечером атлант покидал свое физическое тело, он входил в мир эфирных существ, просыпаясь же утром, он возвращался в тот физический мир реальностей, который теперь для нас единственно существует. Обращаясь к обыкновенным людям и говоря им об этих божественных образах, посвященный того времени говорил не о чем-то совершенно неизвестном, чуждом для своих слушателей. Он только называл по именам существ, всем уже знакомых и близких.
Воспоминание об этих древних знаниях перешло на восток и здесь сложилось в твердое, непоколебимое убеждение что в человеке живет, помимо его тела, начало духовное и вечное, что смерть есть отделение этого вечного начала, удаление его из тела. Священник сообщал это народу в различных многочисленных образах, которые не были для слушателей пустой абстракцией и которые они непосредственно переживали. Войдем в эти переживания египтянина. Он говорил себе: «Передо мною лежит труп, прах человека, бывшего когда-то носителем души, индивидуального “Я”. Из старых преданий, из переживаний моих отцов я знаю, что и со смертью не все уничтожается, что остается нечто, переходящее в другие миры. Это «нечто» не исполнило бы своего назначения, если бы, живя в тех мирах, оно совершенно оторвалось от физического тела умершего. Между духовным и физическим должна существовать некая связь, как бы особая магнетическая сила, которая постоянно призывает его обратно на землю». Антропософия учит нас, что человек проходит через перевоплощения; мы знаем, что умерший человек, пока он пребывает в Камалоке, все еще остается связан со своим физическим телом; что силы, привязывающие его к земле, не позволяют ему тотчас же подняться в область Девакана. Но мы теперь мыслим абстракциями, и для нас все это одни теории. В древнем же Египте это жило как предание, и египтянин был полной противоположностью теоретику-мыслителю. Он хотел «видеть» путь, которым душа после смерти идет в высшие миры, затем ему нужно было это воспроизвести внешне, и он строил пирамиды как символ пути, которым движется душа, частью еще связанная с телом, но поднимающаяся все выше и выше. На архитектуре пирамид отразилась идея единства души и тела. Со своими таинственными формами она является нам как бы Камалокой, она как бы олицетворяет собой душу, покинувшую тело и стремящуюся ввысь. Но в атлантическую эпоху человек видел вокруг себя еще многое, закрытое для него теперь. Его эфирное тело не было так плотно связано с физическим, как теперь, оно далеко выходило за его пределы. У животных это еще осталось. Для ясновидящего эфирная голова, например лошади, представляет собою очень своеобразное светящееся тело... А если бы вы могли видеть, какой чудный образ окружает хобот слона! Не так сильно, но подобно этому выглядела тогда и эфирная голова человека. Затем постепенно ее размеры все уменьшались, пока, наконец, теперь она почти совпадает с физической своей оболочкой. Но зато тогда голова физического тела, только отчасти сливавшаяся с головою эфирного тела и имевшая вне себя еще многое, что теперь вошло внутрь, была мало похожа на обыкновенную человеческую голову. Она тогда только как бы слагалась, сохраняя следы прежнего животного состояния. Как же выглядел атлант при дневном свете? Его сильно покатый лоб и далеко выступающая челюсть очень напоминали животное. Но когда он засыпал, то взгляд его встречал не эти подобные животным формы, а яркие образы, гораздо более прекрасные, чем нынешние эфирные тела. Кроме того, он мог оглянуться в еще более отдаленное прошлое, когда человек внешне был еще ближе к животному, а его эфирное тело далеко превосходило по своей красоте все наши видимые образы.
Как же можно было символически передать все это? Каким образом священник мог сообщить народу следующую мысль: «В атлантическую эпоху души в бодрственном состоянии видели человека в образе животного; во время же сна их зрению открывалась поразительно прекрасная человеческая форма». Пластическим выражением этой мысли и был сфинкс.
Следуя дальше, мы приходим к греческому храму. Понять его может только тот, кто ощущает присутствие невидимых сил, наполняющих собою всякое пространство. Греки знали об этой внутренней жизни пространства. И всякий, кто только станет изучать пространство с точки зрения духовного знания, увидит в нем нечто большее, чем ту отвлеченную пустоту, о которой обычно говорят наши математики и физики. Для такого наблюдателя пространство представляется как нечто сложное, состоящее из целого ряда самых разнообразных линий сил, идущих вверх и вниз, и вправо и влево по всем направлениям, прямых, кривых и ломаных. Можно чувствовать пространство, и можно проникнуть в него чувством. И тот, кто обладает таким чутьем, поймет, каким образом древние мастера умели так естественно и верно располагать парящие в воздухе фигуры ангелов на своих картинах. В Сикстинской Мадонне ангелы поддерживаются в пространстве взаимным притяжением, подобно небесным сферам. Совсем не то впечатление производит, например, картина Беклина «Пьета». Мы не отрицаем всех ее достоинств, но всякий, сохранивший чувство пространства, глядя на ее фигуры, невольно испытает опасение, что все они вот-вот должны упасть, потеряв свое равновесие. Дело в том, что старые мастера еще обладали ясновидением, которое теперь окончательно исчезло. Когда искусство еще сохраняло традиции оккультизма, художники знали о силах, взаимно действующих в пространстве. К числу их принадлежат и строители древних греческих храмов. Они ничего не придумывали от себя, но считались с этими силами и сообразно с ними вели свою постройку. Их работа состояла, следовательно, только в том, что они придавали внешнюю форму тому, что эзотерически уже существовало. Поэтому греческий храм являлся материальным выражением действующих в пространстве сил. Это — выкристаллизовавшееся представление о живущих в пространстве силах. Последствия такого факта были очень велики. Благодаря этой внешней форме духовно-божественные силы получили возможность проявляться в мире физическом. И далеко не выдумкой было утверждение, что божество сходило в такой храм, чтобы встречаться с людьми на физическом плане. В этом состоит тайна греческого храма. Бог обитал в нем. Всякий, обладавший чувством пространства, сознавал, что храм не оставался пустым, если даже кругом на далекое расстояние не было ни одной человеческой души.
Переходя к романской церкви с ее криптами, мы делаем еще шаг вперед. Пирамида изображала путь человеческой души после смерти; греческий храм являл собою душу божества, сошедшую в мир людей; романская же церковь приняла форму креста с распятым на нем телом Спасителя. Человечество поднялось до более высокой ступени сознания. Пирамида олицетворяет собою привязанность к земному, Камалоку; крест же говорит о победе над физическим, над смертью.
Перейдем к готическому собору; он не закончен, если в нем нет молящихся. Чтобы воспринять его во всей полноте, нужно слить воздушные стрелки и резные арки его башен со сложенными руками молящихся, с их молитвами, возносящимися в вышину. Чувство, переживаемое здесь, было чувством креста, победившего жизнь, чувством духовной победы над смертью. Это было торжество самого тела, сознавшего себя победителем над злом уже здесь, на Земле, и в себе же самом. Идеей готического храма была душа, одержавшая победу уже в теле. Греческий храм — это тело божества, отдельное от мира. Готический же храм вызывает мысль о некоем общении. Это не «храм», это «собор». Слово «Dom » выражает то же, что частица «Tum » в словах Menschtum, Volkstum. Она же лежит в основе русского слова «дума». «Tum » есть нечто собирательное, обозначающее целое, составленное из отдельных частей. Таким образом, мы видим, как с течением времени растет, развивается человеческая мысль и все ближе подходит к событиям наших дней. Как и всегда, развитие здесь не ограничивается одними поверхностными слоями. Оно идет в глубину, где совершается незримая работа, благодаря которой устанавливается связь с древним Египтом.
Эту лекцию мы закончим одним примером, который даст нам первое указание на эту непрерывную таинственную связь настоящего с прошлым. Что такое представляет собой наш современный материализм? Попытаемся дать его характеристику. Человек нашего времени окончательно утерял всякую гармонию между знанием и верой. Он не видит ничего духовного и признает только физически видимую реальность. Для него назначение жизни оканчивается вместе со смертью. Весь человек исчерпывается трупом, обращающимся в прах. Никаких духовных сущностей для него нет и быть не может. Возможно ли, чтобы такое воззрение развилось из семян, заложенных в эпоху, в которой вера в загробную жизнь господствовала над умами людей? Да, это возможно, и вот почему. Эволюция человечества отличается от развития в царстве животном или растительном своей свободой. Там из определенного семени или зародыша всякий раз вырастает нечто в точности схожее. В царстве человека все происходит совершенно иначе. Души людей, которые теперь не могут подняться ни до чего духовного, являются перевоплощением душ древних римлян, греков и египтян. И все, что живет в нашей душе, является результатом того, что было воспринято ими. Представим же себе внутренний мир древнего египтянина, представим себе его душу, путем пирамиды идущую ввысь после смерти, и его тело, закованное в виде мумии внизу. Такое положение вещей имеет огромное оккультное значение. Душа египтянина принуждена была вечно оглядываться назад, благодаря чему бесплотная, свободная мысль делалась связанной с материей. Постоянная необходимость для души чувствовать свою связь с оставленным на земле телом заставляла выше ценить его реальность, чем это отвечало фактам. Душа непрестанно оглядывалась назад, на свою мумию. Мысль о физической форме укреплялась этим частым повторением, становилась как бы телесной, переходила в следующее воплощение, и в наше время это выражается в полном подчинении человека этой внешней форме. Материализм, таким образом, является плодом бальзамирования трупов. Из этого отдельного примера скрытой связи всего духовносуществующего мы можем вывести по аналогии непрерывность целых культур, переходящих одна в другую посредством целой сети оккультных путей.
Закончим эту лекцию указанием на те вопросы, которые будут предметом нашего курса. Прежде всего мы направим свой взор в те высшие миры, которые были когда-то открыты древнеегипетским мудрецам. Затем остановимся на существе, задачах и назначении самого человека и здесь увидим, каким образом можно понять их, признав факт единства прошлого с настоящим и умерших культурных эпох — с современной эпохой.
Лекция 2
Мудрость древних времен и новая апокалиптическая мудрость
Штутгарт, 5 августа 1908 г.
Лучше всего можно подойти к нашей теме путем сопоставления двух противоположных начал, лежащих в основе всех вещей, — начал душевно-духовного и физически-материального. Попытаемся же сделать это, разобравшись в одном явлении, загадочном для современного человека, с которым мы встречаемся, исследуя нравы и обычаи древнего Египта. Это так называемый «сон в храме», стоящий в непосредственной связи с тою особенностью во взглядах древних, согласно которой мудрость мистерий и врачебное искусство представляли собою одно неразрывное целое. Современный человек может иметь только слабое представление о господствовавшем тогда убеждении о внутренней связи между мудростью и здоровьем; и задачей антропософского движения будет снова вернуть это утраченное сознание. Чтобы как следует понять смысл и значение «сна в храме», возобновим в своем воображении тот божественный образ, о котором мы говорили в прошлой лекции: образ Изиды-матери с младенцем Горусом на руках. На храмах этой богини стояла надпись «Я та, что всегда была, есть и буду; моего покрывала не может поднять никто из смертных». Египтяне видели в Изиде источник целительной силы, дающей здоровье; от нее жрецы получали свои медицинские познания. Чудесные предания говорили о ней даже и на исходе древности; будучи в духовных областях, пребывая среди бессмертных, Изида особенно пеклась о здоровье людей и покровительствовала науке врачевания. Такие предания звучат для нас чем-то таинственным и непонятным.
Разберемся же сначала в том, что такое был этот «сон в храме», употреблявшийся тогда как целебное средство. К помощи лекарств прибегали вообще очень редко, чаще же всего больного приносили в храм и там погружали его в особого рода сон, похожий на сомнамбулическое состояние; спящий мог иметь не только хаотичные сны, но и созерцать целые ряды связных видений. Ему открывался духовный мир, и он мог видеть эфирные образы. Жрецы обладали искусством управлять этими эфирными сновидениями и направлять их. Они вызывали по своей воле тот или иной образ, который точно по волшебству открывался духовному зрению больного. Ранее, во времена Атлантиды, боги постоянно являли себя человеку. Жрец открывал душе больного этот сияющий образ, и это могло произойти только во время сна, когда сознание внешнего мира угасало. Если бы не было этого временного угасания, то не было бы и возможности доступа к душе человека тем целительным силам, которые приносили ему эти сновидения; жрецы придавали этой «жизни во сне» такое направление, что она могла восстановить нарушенное здоровье больного. Таким образом, «сон в храме» имел очень большое жизненное значение. Вполне понятно теперь, почему искусство врачевания требовало высшей степени мудрости от человека и открывалось только посвященным. Они одни обладали способностью проникать в недоступный для простого смертного духовный мир и оттуда направлять действие одной духовной сущности на другую. Вот каким образом сложилось представление, соединившее вместе мудрость и здоровье. Указанная выше возможность для человека подниматься до высот духовного мира заключает в себе нечто, укрепляющее здоровье, и было бы очень хорошо, если бы она могла вернуться снова. Тогда стали бы понятны и смысл и задачи Антропософии. Ибо миссия ее состоит в том, чтобы снова открыть человеку тот мир, откуда он пришел на Землю. Хотя в будущем и не возобновится прежний обычай погружения больного в сомнамбулический сон и человек навсегда сохранит свое бодрственное сознание, но он сможет другим путем принимать в себя силы, изгоняющие болезнь, так как, достигнув высшей мудрости, откроет себе доступ в область духа. Теперь же все, о чем только что говорилось, глубоко скрыто и доступно лишь немногим. Но всякий, кто задумывается над вопросом о происхождении болезней и о средствах их излечения, легко согласится с тем, что они зависят от глубоких внутренних причин. Если мы возьмем какую-нибудь данную болезнь, то сейчас же станет ясно, что разные люди требуют разных средств помощи и разно реагируют на них. Особенно важно различие в духовном облике больного. Так, например, для человека, много и охотно работавшего в области математики, возможны и нужны совсем иные приемы лечения, чем для того, кто математикой никогда не занимался. Такой факт указывает нам на загадочную связь между духовной жизнью человека и состоянием его здоровья. Конечно, нельзя утверждать, что математическое мышление вылечивает само по себе. Но мы должны усвоить себе раз и навсегда, что совсем иные методы лечения применяли к больному, привыкшему воспринимать отвлеченные истины математики, чем к тому, который к этому не привык. Возьмем случай, когда два человека больны одной и той же болезнью. Один ничего не хочет знать о математике, другой весь проникнут ею. Тогда вполне возможно, что первый будет излечен, второй же окажется неспособным к выздоровлению. Можно утверждать, что такой факт постоянно повторяется в жизни, — он вполне реален. Другой пример: перед нами стоят двое: атеист и человек глубоко верующий. Снова может оказаться, что при одинаковом заболевании мы вылечиваем одного и не сможем оказать никакой помощи другому. Большинство людей нашего времени найдет такие случаи невозможными, абсурдными. А между тем это так, и зависит от большей или меньшей способности больного к отвлеченному мышлению. Действительно, подумайте, как различны должны быть двое людей, из которых один любит и знает математику, другой же относится к ней с непреодолимым отвращением. Весь духовный склад таких людей должен быть различен. «Я хочу иметь дело только с впечатлениями моих внешних чувств. С меня этого вполне достаточно», — говорит последний. А между тем, для духовной природы человека очень полезно, если он живет в представлениях, которые нельзя «увидеть», «осязать». Потому-то хорошо, когда кто-нибудь много живет в религиозных представлениях. Тогда он имеет дело с явлениями неощутимыми, неосязаемыми. Все это подтверждается примерами самой жизни. Остановимся хотя бы на педагогике и возьмем простое представление: 3х3=9. Полезнее всего, если дети усваивают его себе лишенным всякого чувственного содержания, и наоборот, очень вредно, чтобы они слишком долгое время помножали 3 боба на 3 боба. Лучше всего, как первоначальное пособие, прибегать к помощи 10 пальцев ребенка, а потом прямо перейти к отвлеченному понятию: 3 х 3=9. Но как раз педагогика и служит ярким доказательством того, как далеко наша жизнь отошла от истины. Разве не переполнены наши школы всевозможными пособиями, на которых с помощью различных деревянных и металлических приспособлений и фигур дети глазами воспринимают такие отвлеченные понятия, как деление, умножение. Конечно, это удобно; но тот, кто станет утверждать, что это соответствует здравой педагогике, не имеет никакого представления о настоящем, опирающемся на истинные силы духа, искусстве воспитания. И в случае заболевания, повторяю, гораздо труднее иметь дело с человеком, которого с детства питали чувственными представлениями, чем такого, который привык жить в мире отвлеченных идей. Поэтому-то старинная традиция и несла в себе столько различных математических фигур, формул и символов. Помимо всего остального, это служило средством, которое отрывало человека от чувственного мира и переносило его в духовный мир. Но здесь нужно уменье подойти к предмету. Если я поставлю перед собой треугольник и буду просто его созерцать, — в этом вряд ли будет какая-либо польза. Но если я буду видеть в нем символ триединства человеческого существа, такая мысль будет действовать благотворно на душу. Антропософия должна вести человека к созерцанию духовных реальностей. От того, что имеет место здесь, на Земле, она направляет наше внимание на события, происходившие на древних Сатурне, Солнце и Луне. Правда, вы не можете воспринять всего этого своим физическим зрением, осязать своим чувственным осязанием. Но если, помимо внешних чувств, вы подниметесь до тех событий, которые некогда имели место, то тем самым вы войдете в мир представлений, гармонизирующе и успокаивающе действующих на все ваше существо, как духовное, так и физическое. Поэтому Антропософия сделается великой целительницей, как она однажды уже была в руках египетских жрецов.
Но если такое мировоззрение благотворно действует на душу и тело антропософа, то нас, пожалуй, спросят: значит все антропософы — люди абсолютно здоровые и между ними нет больных? На это мы ответим, что каждый отдельно взятый человек мало отвечает за свое здоровье. Большая часть причин, вызывающих болезни, лежит за пределами данного индивидуального существования. Вы можете иметь в данный момент самые правильные идеи и понятия, которые никогда не допустили бы вас заболеть, если бы все остальные условия были нормальны. Но в природе, есть силы, выходящие за пределы человеческой воли, — например, наследственность, влияние среды, окружения и т.д. Поэтому нас не должно смущать, если мы видим подверженного какой-нибудь тяжелой болезни человека, обладающего самой чистой, прекрасной душой. Настанет время, когда люди освободятся от внутренних причин, вызывающих болезни, когда останутся только внешние причины, но и они все больше будут парализоваться прогрессирующим искусством медицины, в антропософическом смысле слова. Таким образом, при правильном отношении «сон в храме» не представляет собой ничего загадочного, необъяснимого. Что же, собственно, оказывало такое благотворное действие на больного во время его целебного сна? Это были образы тех божественных существ, которых человек Атлантиды знал лицом к лицу, с которыми он встречался, выходя из своего физического тела и получая способность эфирного ясновидения.
Продолжая отступать все глубже в даль веков, мы подходим к той эпохе, когда человек только еще слагался и физически и духовно, когда он начинал вырабатывать свою индивидуальность такою, как она является теперь. Это Лемурийская эпоха. Лемурия — та часть суши, на которой жило тогда человечество, погибла среди страшных вулканических переворотов, в огне и пожарах. В ней-то человеку впервые открылось сознание его личного “Я”, и это было как бы поворотным пунктом его развития. Каким же путем подходит человек к сознанию своего индивидуального “Я”? Нам, с нашим современным мышлением, очень трудно представить себе человека времен Лемурии. Даже по внешнему виду он резко отличался от того, что мы видим теперь. Тело его было гораздо мягче, почти жидким. Кости и мускулы еще не определились. Размножение происходило совершенно иным путем. Человек жил тогда в областях надземных, которые представляли собой довольно плотную массу различных паров. В ней обитали тогдашние люди, подобно бесплотным духам, и в них проникали всякие внешние течения, возникавшие в окружающей среде. Человек имел вид как бы большого облака, постоянно меняющего свою форму, и отличался только немного большей определенностью своих очертаний. В Лемурийскую эпоху впервые появляется разделение на полы, и прежнее бесполое размножение заменяется половым. Но не забудем, что все это происходило многие миллионы лет тому назад.
Вместе с изменением способа размножения произошло первое облечение в плоть нашего индивидуального “Я”. До тех пор человек производил себе подобных, побуждаемый чисто внешними, почти механическими причинами, которые находились не в нем, а в окружающей его среде. В это время, когда человек еще не имел своего “Я”, когда он, обладая смутным ясновидением, как бы покоился в лоне Божества, его размножение было бесполым и бессознательным. Он не мог сказать о себе: «я существую», но замечал, что его действия данным образом влияют на окружающий мир, и этим только путем различал свое существование среди всего остального. Он говорил не «я есмь», но: «окружающее дает мне существование». Он жил в живом лоне живой Земли, и жизненные силы пронизывали его насквозь, вливаясь и изливаясь. Не было нездоровых сил, не было болезней, не было смерти, такой, как мы ее знаем теперь. И болезнь, и смерть пришли в мир только после обособления полов. Если сложившееся у нас представление обо всем сказанном верно, то мы должны сделать такое заключение: в Лемурийскую эпоху человеческое существо оплодотворялось не другим себе подобным существом, но, подобно нашему теперешнему дыханию, оно вбирало в себя оплодотворяющее начало из окружающей среды; в этом окружении находились силы, оплодотворявшие его и способствовавшие созданию нового существа. Древние египетские жрецы знали это и говорили: «чем глубже взор наш проникает в историю человеческого рода, тем больше мы приближаемся к тем временам, когда люди были свободны от боле