Огромную композиционную роль в «Слове о полку Игореве» играет плач Ярославны. Она обращается с мольбою к языческим божествам с просьбой спасти её любимого мужа. Плач Ярославны представляет в «Слове…» такую же самостоятельную картину, созданную творчеством автора, как и сон Святослава с его Золотым Словом. Все события автор поставил в своем произведении под высший порядок сверхъестественных явлений. Наяву, в степи, знамением солнца небо предостерегало Игоря от его безумного предприятия, но он его не послушал и через то навлек столько бед на себя и всю Русскую землю. Далее следует таинственное откровение Святославу в его видениях о несчастной участи Игоря и бесславии Киевской Руси, откровение, заставившее его обратиться ко всем князьям за помощью. Не сила и оружия, но лишь плач или точнее, молитва Ярославны, устроит спасение Игоря и радость Русской земли.
Таково внутреннее отношение плача Ярославны к предыдущим частям «Слова…».
Ярославна изображается здесь в образе зегзицы или кукушки, как и в народном песнетворчестве изображается всякая горюющая женщина.
А) Моление к Ветру.
Ярославна рано плачетъ в Путивле,
На городской стене приговаривая.
Это поправка, которую автор повторяет пред каждым молением.
Ветры называются внуками Стрибога‑и потому не удивительно, если здесь Ярославна, обращаясь к Ветру, называет его Господином.
Моление это имеет характер жалобного к нему воззвания, за что он так к ней не милосерд и за что он так жестоко ее наказывает, подвергал таким опасностям её милого друга, и тем самым он лишал её радости.
О, Ветеръ, Ветрило!
Почто, господине, так упорно воешь
Зачем несешь ты
На своихъ легкихъ крыльяхъ.
Хиновскихъ стрелковъ
На воиновъ лады моей
Или тебе мало веять вверху под облаками, Лелея корабли на синем море
Почто, Господине, развеялъ ты
Мое радование по ковыль травъ?
Б) Моление к Днепру.
Ярославна плачетъ в Путивле граде,
На городской стене приговаривая:
О, Днепръ Словутичъ!
Она величает его сыном некоего Словуты, быть может, Великана, от которого народная вера производила рождение Днепра, как объясняет она появление и других рек.
В своем молитвенном к нему обращении Ярославна указывает на его могущество:
Ты пробилъ, говоритъ, каменные горы
Сквозь землю Половецкую.
Нужно видеть каменные утесы, которые торчат в порогах из-под воды, чтобы чувствовать величие силы, разрушившей встретившейся ей на пути каменные горы, остатками которых служат эти утесы. Эти утесы дают понимать, какую страшную борьбу вела некогда река с каменными горами.
Далее, она указывает на его благость:
Ты, говоритъ, лелеял на себя Святослава насады
До полку Кобякова.
Она вспоминает одержанную незадолго перед тем победу над половцами великим князем Святославом Киевским вместе с другими князьями, когда Днепр благоприятствовал своими волнами плаванию их насадов и когда они пять дней, по сказанию летописи, искали варваров за Днепром.
Прилелей же, о Господинъ, мою ладу ко мне,
Чтобы не слала я рано к нему слез на море.
В) Моление к Солнцу.
Ярославна рано плачетъ в Путивле, На стене городской приговаривая:
О, светлое и пресветлое Солнце!
Она называет его, также как и Ветер, Господином и выражает пред ним жалобное воззвание, зачем оно так немилосердно к воинам её, обезоруживая их зноем и безводьем на поле брани.
Ты для всех тепло,
И для всех красно;
Почто же, Господине.
Простерло ты свой знойный лучъ
На воинов лады моей
В безводной степи
От насилья не могут стрелять, отъ натуги и стрелы вынимать,
Нуждою их луки свело,
Истомой их тулы заткнуло!
Р.О. Якобсон признавал единение языческих и христианских элементов в «Слове». Он считал, что «плач Ярославны – иносказательное обращение к христианскому Богу, к Святой Троице; мифологическая триада «небо – воздух – земля» могла получить в «песни» об Игоревом походе христианское осмысление»[10]
В.В. Кусков, признавая, что «плач Ярославны – это прежде всего мольба, заклинание, обращенные к силам природы: ветру, Днепру, тресветлому солнцу», настаивал на библейской основе этого «заклинания»: «При этом в обращениях Ярославны не трудно обнаружить, правда, в преображенном уже виде, ряд поэтических образов, восходящих не к славянскому язычеству, а к Псалтири и учительной литературе. В «Слове» – «мало ли ти бяшеть горе под облакы веяти <…>», «чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крильцю <…>». В псалме 103: «Полагая облакы в нисхождение свое, ходяи на еотлу ветръную…», <…>, «И възыде на херовим и лете на крилу ветьнюю». В «Слове о полку Игореве»: «Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси! Чему, господине, простре горячую свою лучю на лады вои в поле безводне жаждею им лучи съпряже, тугою им тули затче» [11].
Двоеверие автора
К началу XII века на Руси окончательно сложилось двоеверие, дожившее и до наших дней, ибо в сознании народа остатки древнейших языческих верований мирно уживаются с глубокой преданностью православной религии. В нынешнем веке славяноведы узнали о «Велесовой книге», представляющей собой перевод священных текстов новгородских волхвов IX века. В ней рассказана древнейшая история славян и других народов. До нас она дошла в виде деревянных дощечек с непонятными знаками, трудно поддающимися расшифровке. К сожалению, от единственного в мире священного текста славянской религии мало что сохранилось, но ценность «Велесовой книги» несоизмерима. Она разрешает давний спор о происхождении славян, восстанавливает целый ряд прежде неведомых языческих богов, которым поклонялись наши предки. Что такое двоеверие? Простое соединение двух вер вряд ли возможно, к тому же христианство в ХII веке, как и в последующее время активно боролось с язычеством с её проявлениями в народе. Язычество, как система верований существовало наряду с христианством. Обсуждая церковные обличения с ХII по ХVII век мы замечаем, что в них осуждается не вера в языческих богов, а исполнение языческих обрядов. А это далеко не одно и тоже. Языческий обряд не далеко в ХII веке, но и гораздо позже продолжает жить в народе независимо от самого язычества: он приобретает игровую, развлекательную и эстетическую функцию; обрядовая песнь становится фактом эстетического сознания в большей степени, чем религиозного. Именно этим приключениям языческого обряда в сферу народной эстетики и малоосознанного суеверия и объясняется, с одной стороны, его живучесть (в отдельных случаях вплоть до ХХ века), а с другой – легкость, с которой он вступает в связь с обрядовой стороной христианской религии. Такое переключение языческой обрядности не могла совершаться в конце Х – начале ХI века, когда связь между языческим обрядом и языческой религией как религией, противостоящей христианстве, ощущалась слишком сильно. Оно стало реальным фактом начиная с периода феодальной раздробленности, когда христианизация населения сделала большие успехи. На наш взгляд, в таких подходах существует одно бесспорное суждение об авторе «Слова». Он – «отнюдь не язычник» (Д.С. Лихачев). Причем автор, по Е.В. Барсову, был христианин и «упоминает о звоне церковном, о заутрене и храме святой Богородицы Пирогощей в Киеве». Но этот исследователь обоснованно возражал против безоговорочного заявления Всеволода Миллера: «создатель «Слова» христианин, не признающий языческих богов и упоминающий их имена с таким же намерением, как поэты XVII в. говорили об Аполлоне, Диане, Парнасе и т.п.»[12]. Е.В. Барсов подчеркивал, что для автора «поэзия вымысла не совсем потеряла свое значение». На лицо близость его к языческим верованиям, сочувствие к преданиям эпической старины.
Существует предположение, высказанное К.С. Аксаковым, что создатель «Слова» был выходцем из греков, от которых мы приняли христианскую веру. Исключить такую возможность нельзя. И не следует забывать также о том, что ко времени создания поэмы христианство уже существовало на Руси в течение двух веков. Сопоставив различные точки зрения, мы убеждаемся в том, что автор оставался христианином, и всем существом принадлежал язычеству, хотя и не верил в славянских языческих божеств.
Совет Ф.И. Буслаева осмысленно изучать древнюю поэму в контексте исторической эпохи двуеверия помог нам прийти к выводу о первозначности языческих корней в нем, а также о тесной взаимосвязанности их с христианскими мотивами.
Общепризнанным является тот факт, что автор «Слова» настойчиво подчеркивает свое отрицательное отношение к половцам, постоянно прибегая к эпитету «погани». Следует отметить, что первоначальное значение слова было «сквернить, делать нечистым», в то же время в Киевской Руси словом «поганый» обозначали и «иноверного, неправославного, язычника, нехристианина».
Все рассмотренные нами примеры употребления постоянного этикета «поганый» в тексте «Слова» (первая публикация): поганыя плък Половецкыя; поганыи Половчине, поганыя головы Половецкыя; на поганыя погыбе; а погании съ всъхъ странъ прихождаху; а князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами; поганаго Кобяка; поганыхъ тльковинъ; поганыхъ саблями; кровь поганую; поганого кощея; подъ кликомъ поганыхъ; наводити поганыя на землю Рускую, убеждает в том, что в абсолютном большинстве случаев слово «поганый» имеет значение: «нехристианин».
Мифологические образы
Слово о полку Игореве содержит в себе мифологические образы. Наряду с художественными образами, созданными на языческой основе, в «Слове» широко представлены народнопоэтические. Думается, что опоэтизированные образы птиц (сокол, лебедь, ворон, галка, кукушка,…), животных (волк, лисица, тур,…) связанны с языческими верованиями. Сравнение героев с соколами – излюбленный приём автора, В народном творчестве сокол пользуется большим почетом. Часто герои превращаются в соколов, чтобы мгновенно преодолеть не мысленные расстояния, внезапно ударить врага, незаметно появиться перед красной девицей. Так и в «Слове», например, в сцене «бегство из плена» Игорь уподобляется соколу. Примечательно, что во время побега молчат «враждебные» Игорю пернатые – вороны, сороки, галки, зато стучат дятлы, распевают весёлые песни соловьи. Большое внимание уделено в «Слове» лебедям. Стадо лебедей – это вещие персты Бояна опускаемые на живые струны. После несчастного сражения Игоря мы видим Деву Обиду, символизирующую горе, пришедшее на русскую землю.
Четыре раза в «Слове» упомянут ворон-то с определением «чёрный», то «бусый» (серо-дымчатый). Этих птиц издавна считали зловещими, и автор, говоря о поражении русских, несколько раз упоминает воронов, усиливая настроения печали, а также вводит образ кукушки – символ скорби и тоски. По языческим верованиям, кукушка – вещая птица посвящённая богине весны у славянских племён. Она ведёт о наступлении лета, начале гроз и дождей, определяет долготу человеческой жизни и сроки брачных союзов. Кукушка прилетает горевать над умершими. Она – олицетворение невыносимой сердечной печали. Душу человеческую древние верования рисуют в образе кукушки.
Волк – одно из мифологизированных животных. По народным сказаниям, он является олицетворением чёрной тучи, заслоняющей солнце, и вообще темноты. Волком иногда оборачивался, по слову языческой старины, даже сам Перун, появляясь на земле.[13] Из четвероногих в «Слове» чаще всего (11 раз) упоминается именно «волк», обычно с определениями «серый» и «бусый».
Итак, изучение проблемы языческих корней в «Слове о полку Игореве» позволило совершенно иначе взглянуть на систему поэтических образов в памятнике и увидеть ее неповторимость, ее логическую стройность и завершенность, сообразную той культурной среде Средневековой Руси, которая взрастила автора «Слова».
В структуре поэтических образов «Слова» можно выделить три ряда художественных образов в зависимости от связи с язычеством:
1) наиболее выразительный и колоритный строй образов, явно воссозданный на основе мощного культурного слоя языческой Руси (Стрибожьи внуки, Даждьбожьи внуки, князь-колдун…);
2) опоэтизированные образы животных и птиц (кукушка, сокол, лебедь, ворон, галка, волк, лисица…) – самый представительный ряд образов;
3) таинственные, неразгаданные образы (Боян, Троян, Дева-Обида, Карна и Жля, Див(дивь)).
Христианские образы
Помимо языческих образов в слове присутствуют христианские образы. Существует версия об искусственности концовки «Слова», конечно же, не без оснований: впервые мы видим «уповающего на Бога» Игоря, далее – почему-то он обращается именно к Пирогощей, более того – звучит знаменитая «побарая за христьяны на поганые плъки!».
До сих пор остается открытым вопрос: почему князь Игорь идет прикладываться к иконе Пирогощей Богоматери, в то время, как, согласно христианскому обычаю, Игорь мог обращаться с благодарственной молитвой непосредственно к Богу, либо к святому, в честь которого он был назван, либо к св. Георгию, покровителю и защитнику воинов. Возможно, обращение к Пирогощей Богоматери было в пору князя Игоря «знаковым», то есть эта икона как бы несла в себе универсальное значение, совмещающее все три названные достоинства. Как известно, первые издатели отождествили икону Пирогощую с иконой Владимирской Богородицы, находившейся с 1395 года в Москве, а до этого стоявшую во Владимирском соборе, куда ее перенес из Киева Андрей Боголюбский в 1160 г.[14]
Об иконе Пирогощей Богоматери мы узнаем из разных источников. На основании летописных сказаний (Лаврентьевской летописи под 1131 г., Ипатьевской летописи под 1132 г.) И. Малышевский в работе «О церкви и иконе под названием «Пирогощи», упоминаемых в летописях и в «Слове о полку Игореве», устанавливает, что в Киеве была Богородичная церковь Пирогощи, построенная между 1132–1136 г. Она заложена Мстиславом, сыном Владимира Мономаха, и окончена, по всей вероятности, братом Мстислава Ярополком.
Что же касается самой иконы, то И. Малышевский предполагал, что из Греции вывезены, были две иконы Пирогощей: одна осталась в Киеве, а другая вывезена во Владимир. В Никоновской летописи, между прочим, есть указание, что купец Пирогоща привез икону из Греции князю Георгию, то есть Юрию Суздальскому. Но эта запись как более поздняя не внушает доверия.
Интересно размышление И. Малышевского и по поводу названия иконы Пирогощи. Он высказывает несколько догадок и допускает, что Пирогощи произошло от греческого корня, означающего башню. В различных частях Царьграда существовали сооружения, известные под названием пиргов или башен. Но, с другой стороны, всякое имя, хотя бы перенесенное с чужого языка, всегда связывалось с какими-либо национально-бытовыми сторонами жизни. Исследователь считает, что оно произошло от трех корней: пир, пиро, гоща, т.е. пир-пира – рожь, мука, обед, гоща – гость купеческий. Обращаем внимание на то, что приведенные выше рассуждения – это просто догадки, вопрос остается открытым
Ряд исследователей преувеличивал религиозность поэмы «Слова о полку Игореве». П.П. Вяземский считал, что духовное направление всей «Песни» есть чисто христианское. Поражение Игоря он рассматривал как «грехопадение за страсти, губящие русскую жизнь», за увлечение «высокоумием, самонадеянностью и духом соревнования и за непокорность знамению».[15] Е.В. Барсов отмечал, что все исторические события «Слова» определяются воздействием верховных божественных сил.
Заключение
«Слово о полку Игореве» имеет большое значение для истории древнерусской литературы. Это произведение чудом сохранилось от исчезновения. Оно особенно ценно тем, что донесло до нас соединение двух различных вер: язычества и христианства. Именно «Слово…» является тем произведением, которое отразило мировоззрение наших далёких предков, представляющее собой причудливое переплетение мифологии и религии как различных способов интерпретации действительности. В «Слове…» проявляется то трепетное отношение к природе, к миру, которое так характерно для психологии язычника, но мифологические мотивы в этом произведении соседствуют с христианскими.
В своей работе, при помощи различных книг, статей, я сопоставил различные образы: мифологические и христианские, объяснил мифологические мотивы плача Ярославны. Целый ряд мест в «Слове о полку Игореве», несомненно, самым тесным образом соприкасается с народной поэзией, прежде всего в отношении приемов поэтического творчества: здесь мы встречаем и отрицательные сравнения, и типичные повторения, и употребление постоянных эпитетов, обычные в устной поэзии, ряд образов, одинаковых с образами фольклора, – словом, массу признаков, характерных для произведений народной лирики, (знаменитый «плач Ярославны» дает полную аналогию к заплачкам, причитаниям и т.д.).
В биографии «Слова о полку Игореве» выделяют три этапа: период, близкий ко времени его создания, когда конкретное содержание вызывало интерес к недавним событиям и тревожные ощущения; в последующие столетия «Слово» побуждало к литературнохудожественному подражанию и в стилистике, и в подходе к историческим явлениям с широким и пространственным, и временным кругозором (ведь «Слово» – памятник глубокой историкофилософской мысли!). После издания «Слова» наступил период восприятия и оценки его в контексте развития и художественной литературы (отечественной, а затем и всемирной), и наших представлений об истории и культуре Древней Руси и в то же время в контексте развития и научной мысли, и специальных методик гуманитарных наук, тем более что сразу же раздались голоса скептиков, полагавших, что это имитация более позднего времени. Среди писавших о «Слове» специально, не говоря уже о характеристиках, упоминаниях «Слова» в трудах более широкой тематики, имена едва ли не всех видных филологовславистов – начиная еще с первой половины XIX в. (А.X. Востокова, С.П. Шевырева, И.И. Срезневского, Ф.И. Буслаева) до фундаментальных трудов по истории «русского литературного языка старшего периода» С.П. Обнорского (в 1930–40е годы), Л.А. Булаховского и других, – вплоть до наших дней
Таким образом, можно сделать вывод что «Слово о полку Игореве» внесло свой вклад в историю русского народа, в нём уникально отразились особые отличительные признаки древних славян. «Слово о полку Игореве» своеобразный кладезь русской мысли, это стало заметно при выявлении мифологических образов. Надо сказать, что до сих пор многое в «Слове» является спорным, вызывает затруднения даже у известных исследователей и при этом интерес к этому произведению не пропадает, а возрастает с наибольшей силой.
Список использованной литературы
1. Барсов Е.В. «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси / М.: Унив. тип. (М. Катков) Т. 1 – 1887.
2. Барсов Е.В. «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси / М.: Унив. тип. (М. Катков) Т. 2 – 1887.
3. Барсов Е.В. «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси / М.: Унив. тип. (М. Катков) Т. 3 – 1889.
4. Вяземский П.П. «Замечания на Слово о полку Игореве» / Статьи из «Временника московского общества истории древностей». За 1851 и 1853 гг. – СПб.: Тип. и хромолит. А. Траншеля. 1877.
5. Вяземский П.П. «Слово о полку Игореве: Исследование о вариантах / – СПб.: Тип. и хромолит. А. Траншаля.
6. Каллаш В.В. «Несколько догадок и соображений по поводу «Слова о полку Игореве»»./ – М.:Типо-лит. А.В. Васильева. 1990.
7. Миллер В.Ф. «Взгляд на Слово о полку Игореве» / М. Тип. Ф.Б. Миллера. 1877.
8. Творогов Л.А. Примерный облик первоначального текста «Слова о полку Игореве». Тезисы докладов в клубе редакции газеты «Советская Сибирь»./ Новосибирск 1944.
9. Потебня А.А. «Слово о полку Игореве». Текст и примечания. Из «Филологических записок» Воронеж, 1878.
10. Мифы народов мира – Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980, 1982. Т. 1–2.
11. Кусков В.В. Связь поэтической образности «Слова о полку Игореве» с памятниками церковной и дидактической письменности XI–XII вв. // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI–XVII вв. 1989 г.
12. Головенченко Ф.М. «Слово о полку Игореве» Историко-литературный и библиографический справочник. М., издательство МГПИ им. В.И. Ленина, 1955 г.
13. Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР. Л.; М., 1969.
14. Сперанский М.Н. История древней русской литературы. Спб., 2002 г.
15. Хрестоматия по древней русской литературе. // Составил Н.К. Гудзий. – М.: Аспект. Пресс, 2004.
16. Щеглов Г.В. Арчер В. Словарь античности (около 3600 статей). // Москва АСТ*Астрель, 2006.
17. Щеглов Г.В. Арчер В. Мифологический словарь (около 1800 статей) // Москва АСТ*Астрель – Транзиткнига. 2006.
18. Ерёмин И.П. Литература древней Руси. // Издательство «Наука» Москва-Ленинград. 1966.
19. Древнерусская литература ХI – ХVII вв. Учебное пособие. // под редакцией В. И. Коровина. Москва. Владес, 2003.
20. Лихачев Д.С. Великое наследие. // Москва 1975
21. Лихачёв Д.С. Слово о полку Игореве. // Историко-литературный очерк. М., Просвещение 1976.
22. Лихачёв Д.С. «Слово о полку Игореве» – героический пролог русской литературы. // М. Художественная литература 1967.
23. Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода (XI–XIII вв.) // М. Академия 2003.
24. Кусков В.В. История древнерусской литературы. // М. Высшая школа 1989.
25. Карамзин Н.М. История государства Российского. // М. ЭКСМО, 2002.
26. Афанасьев А.Н. «Поэтические воззрения славян на природу» М.: 1994
27. Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.
28. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: Русская народная поэзия. СПб, 1861. Т. 1
[1] Ф.М.Головенченко “Слово о полку Игореве” Историко-литературный и библиографический справочник. М., издательство МГПИ им. В.И.Ленина, 1955 г.
[2] Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, М., 1981. С. 421—431
[3] Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. СПб., 1865. Т. 1. С. 697
[4] Державин Н. С. «Троян» в «Слове о полку Игореве» // Сборник статей и исследований в области славянской филологии. М.; Л., 1941. С. 45 и
[5] Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: Русская народная поэзия. СПб., 1861. Т. 1. С. 385-391
[6] Топоров В. Н. Траэтаона // Мифы народов мира. Т. 2. С. 523-524
[7] Раевский Д. С. Очерки идеологии скифских племен. М., 1977. С. 81-86, 128
[8] Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970. С. 320-321.
[9] Уже бо, братiе, невесёлая година въстала; уже пустыни силу прикрыла! Въстала обида в силах Дажьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море; у Дону плещучи, упуди жирня времена.
[10] Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР. Л.; М., 1969. Т. 24. С. 32-34).
[11] Кусков В. В. Связь поэтической образности "Слова о полку Игореве" с памятниками церковной и дидактической письменности XI-XII вв. // "Слово о полку Игореве". Памятники литературы и искусства XI—XVII вв. С. 85).1989г
[12] Миллер В.Ф. «Взгляд на Слово о полку Игореве» / М.Тип. Ф.Б.Миллера. 1877г. С.77
[13] «Волк по своему хищному, разбойничьему нраву получил в народных преданиях значение враждебного демона. В его образе фантазия олицетворила нечистую силу ночного мрака, потемняющих небо туч и зимних туманов. Такое олицетворение стоит в тесной связи с верою в благодатные небесные стада, дарующие земле плодородие. Как обыкновенный, домашний скот имеет страшного врага в поедучем волке, так и небесные стада, выводимые богиней Утренней Зарею и весенним Перуном, должны были иметь своих мифических волков, представителей темной ночи и губительного влияния зимы. Первобытное, младенческое племя усматривало на небе свой пастушеский быт, во всей его житейской обстановке. Народная загадка: "Прийшла темнота пiд нашi ворота, питаэться лепети: чи дома понура?" - означает волка,
собаку и свинью. Слово темнота служит здесь метафорическим названием волка, как, наоборот, в следующих загадках слово волк принимается за метафору ночного мрака: «Пришел волк - весь народ умолк, ясен сокол пришел - весь народ пошел», т. е. с приходом волка-ночи люди предаются покою, а с прилетом ясного сокола - дня пробуждаются от сна и спешат на работы...»
.Афанасьев А. Н. «Поэтические воззрения славян на природу» стр.163 М.:1994
[14] «Образ Владимирской Богородицы, который ныне в Успенском Соборе в Москве возле царских врат на левой стороне в киоте. Его в древности Богородицею Пирогощею называли потому, что из Царя-града привезен был в Киев гостем, прозывавшемся Пирогощею. Великий князь Андрей Юрьевич Боголюбский в 1160 году взял сию Святую икону от отца в новопостроенный тогда на Клязьме город Владимир; в Москву же оная принесена в 1395 году, и с тех пор уже именуется Владимирскою. (Татищ. Том III. Стр.97 и 127 и в примечаниях стр. 437.)»// Слово о полку Игореве. Первое издание; примечание на 45 странице. 1800. CD-ROM.Электронная версия 2002 год. Ярославль.
[15] Барсов Е.В. «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси / М.: Унив.тип.(М.Катков) Т.1 -!887