(На фотографии ниже: Джеронимо и часть его людей во Флориде).
После рейда Наны, следующей апачской проблемой на Юго-Западе стал маленький, аскетического телосложения знахарь по имени Нок-эй-дель-клинне. Это был человек ростом в пять футов и шесть дюймов, весивший всего 125 фунтов. Цвет его кожи был настолько светлым, что он казался почти белым. Еще в 1871 году, он, в качестве врачевателя-травника был включен в небольшую делегацию апачей из 26 человек, которая ездила Вашингтон. По прибытии домой, он хвалился не только большой серебряной медалью, которую вручил ему сам президент, но и завораживал своих слушателей удивительными историями о Востоке и сосредоточенном там могуществе. Конечно, его слушатели не могли понять все эти вещи. Вскоре мистик был отправлен в школу в Санта-Фе. Там он поглотил библию, но так почти ничего не понял из христианской доктрины. Особенно на него произвел впечатление эпизод, связанный с Воскресением, и когда он возвратился к своему народу, то задумался о роли Христа в собственных медитациях. Периодически он уходил в горы, где молился и размышлял о религии. За десять лет он стал широко известен как целитель и мистик, но опасным его не считали. При этом, он не оставлял и земные заботы: согласно сообщению, он стал одним из первых скаутов-апачей генерала Крука, но затем попал под дурное влияние Джеронимо.
Как бы там ни было, но он оставался неотесанной деревенщиной, мечтателем, желающим ввести собственный образ мыслей в подсознание его людей, пробуждая в них страстную к нему преданность, а также доверие. К июню 1881 года его викиап центром возрождения типичных апачских собраний, и власть, опасаясь волнений, которые, в итоге, достигли своей кульминации в увлечении танцем призрака, повсеместно охватившим северные резервации, начиная с 1888 года, наконец, проявила интерес к нему. Нок-эй-дель-клинне, как и другие пророки до и после него, сконцентрировался на воскресении мертвых и возвращения былых лучших времен. Он обучил своих последователей специфическому танцу, в котором имело место сакральная еда - ходдентин, и обещал вернуть к жизни двоих вождей (Дьябло и Педро), недавно убитых. Это послужило причиной возникновения невиданного до этого эмоционального возбуждения больших масс людей.
Тиффани, агент в Сан-Карлос, чьим делом было, как отметил генерал Карр, находиться в курсе всего происходящего в резервации и наблюдать за настроениями среди индейцев, и, по-необходимости, бить тревогу, вызвал к себе нескольких предводителей и начал увещевать их за происходящее. Однако волнение нарастало, и вместе с ним росла напряженность среди белых Аризоны. 1 августа произошло большое собрание последователей знахаря в Карризо-Крик, в восемнадцати милях от форта Апачи, и лейтенант Круз, как командир роты А индейских скаутов, посылает Сэма Боумена, сержанта скаутов, понаблюдать за происходящим. Тот вернулся крайне взволнованным, что ему было вообще несвойственно, и сказал Крузу, что он уезжает. Нэт Ноублс, главный погонщик в обозе, позже сообщил, что Боумен сказал ему, что такой тип танца всегда означает проблемы, и что он не хочет в это впутываться. Когда апачи переместили свое собрание ближе к форту Апачи, Круз лично отправился понаблюдать за действом. Он так это описал: «Когда я смотрел на раскачивания сосредоточенных на танце фигур, которые двигались под звуки барабанов так, как будто были заведенными механизмами, я удивлялся не этому, а единению между племенами и отдельными людьми, всегда до этого испытывавшими друг к другу крайнюю неприязнь».
Пророк – так Нок-эй-дель-клинни начали называть – переместил собрание в Сибекью, на расстояние в 46 миль от форта. Скауты, до сего времени остававшиеся лояльными, теперь прониклись диким энтузиазмом. Они потребовали отпустить их посмотреть на танец. Они опоздали к назначенному сроку их возврата, и когда пришли, то были усталыми, злыми, непокорными, в общем непригодными к службе, а также они ворчали, что эта страна принадлежит индейцам, а не белым. Тиффани послал индейских полицейских остановить знахаря, но они вернулись без своего оружия и ходили мрачные около агентства. Когда Тиффани наложил запрет на посещение собрания, сотни индейцев без разрешения покинули Сан-Карлос, и тогда он приказал полиции вернуть их, но безрезультатно. Белые теперь считали, что перемещение собрания имеет военную природу, и что готовится общий мятеж апачей. 6 августа Карр телеграфировал Уилкоксу, что Мечтатель говорит индейцам, что их мертвые вожди не вернутся, пока белые здесь на их земле, и когда белых не будет, то мертвые возвратятся, и случится это, когда созреет кукуруза. Спустя много лет Круз писал, что Пророк и другие придумывали видения покойных индейцев, которые якобы говорили им, что с белым человеком нужно жить в мире. Он также писал, что их «фракции интерпретировали сон так, как им было удобно». Немногие из них были за мир, и, разумеется, фракция войны интересовала армию больше.
Нок-эй-дель-кллини отказался от приглашения Тиффани прибыть в Сан-Карлос на встречу с генералом Карром, и 15 августа последний получил телеграмму от агента, в которой тот сообщал, что имеет желание арестовать Пророка или убить его, или то и другое вместе. Карр посоветовался со своими офицерами и некоторыми скаутами, которых он считал стопроцентно лояльными, а также с определенными гражданскими, и когда знахарь отказался прийти на встречу с ним, решился на выступление «с силами, которые я смог собрать, чтобы арестовать его». 29 августа, в понедельник, он покинул форт во главе 117 человек: 5 офицеров, врач, 79 солдат, 23 скаута, проводник Джордж Харли, или Харрли, переводчик Ноублс и с ним пять помощников, сын Карра по имени Кларк пятнадцати лет, и девять человек гражданских, поименного списка которых просто нет в природе.
В первый день марша они покрыли почти 29 миль и расположились лагерем в ущелье возле Карризо-Крик. Боеприпасы, которых было припасено на две-три недели, хранились подальше от индейских скаутов, а их оружие находилось в штабе. Карр считал, что скаутам не стоит доверять из-за их подверженности влиянию знахаря. После ужина боеприпасы были скаутам розданы, так как, дословно: «Я должен был рискнуть, ведь они являлись привлеченными на службу солдатами моей команды, и я не смог бы найти знахаря без них. Также, я считал, что если они неверны, то лучше пусть это проявится не в форте, где много женщин и детей. Я собрал их вокруг своей палатки и провел с ними продолжительную беседу, сказав им, что послал знахарю сообщение с приглашением посетить меня, чтобы обсудить его слова о том, что якобы белые покинут страну, когда созреет кукуруза, а он не пришел. Сержант Мос пытался, как подобает мужчине, защитить своего друга, но, наконец, осознал то, что когда между друзьями возникают разногласия, они должны садиться и говорить друг с другом». Карр сказал им, что теперь он собирается сам к нему, чтобы доставить в форт: «Я не хочу его ранить, лишь довести до него, что он должен приходить сам, когда за ним посылают», - и добавил, что белые не собираются никуда уходить из страны. Мос, в свою очередь, сказал, что он мог бы сходить к Нок-эй-дель-клинни и сообщить ему, что белые идут, и Карр согласился с ним. Мос немедленно поехал вперед. С войсками остался Чопау, другой сержант, и теперь он должен был вести Карра к Пророку.
30 августа, около двух часов дня, колонна вступила в широкую долину Сибекью. Карр вспоминал: «Приятная на вид открытая местность, с деревьями на речном берегу, заросшим травой и имевшим беспорядочно разбросанные пятна небольших покосов и кукурузных полей, - так это было тогда. Эта равнина лежала между двумя параллельными горными гребнями - низкими, состоявшими из обнаженных глинистых пород и песка, с вкраплениями мескита и других кустарников. Кое-где были разбросаны персиковые сады. Продвинувшись примерно на две мили вдоль Сибекью-Крик, мы обнаружили разветвленную тропу, одна ветка которой вела к Верде и была проложена непосредственно через долину, а другая шла вкось вдоль долины. Я приказал лейтенанту Крузу идти по более прямому маршруту. Нок-эй-дель-клинни жил в двух-трех милях выше брода Верде. Я думаю, что индейцы, возможно, были готовы сражаться на речном перекате, и пришли в замешательство, когда я пошел вверх по долине. Затем появился вождь по имени Санчес. Его лицо сплошь было закрашено красной краской, что для этого племени не означало войну, и ехал он на хорошем пони. Он пожал мне руку и через переводчика сказал, что он направляется домой, и поехал вдоль нашей колонны в самый ее зад, несомненно, пересчитывая нас. Я не должен был выказать ни малейшего недоверия. Когда мы достигли брода, скауты пожелали, чтобы я расположился лагерем на этой стороне, но я сказал им, что преодолел большое расстояние для того, чтобы встретиться со знахарем, и хочу сделать это до отдыха».
Круз дожидался прибытия Карра в жилище Пророка, которое было сделано из веток, покрытых брезентом. Кавалерия подъехала и выстроилась в линию, лицом к викиапу -длинная шеренга загорелых солдат, настороженно сидевших на их калифорнийских лошадях.
Карр сообщил знахарю через Харли о причине своего прихода. Это было сказано в присутствии столпившихся вокруг знахаря других индейцев на их языке, так что все там должны были понять смысл сказанного. Там собралось от пятнадцати до двадцати индейских мужчин, кроме скаутов. Знахарь начал извиняться за то, что он проигнорировал приглашение, объяснив это тем, что у него «как раз был пациент, но теперь он его вылечил и готов пойти со мной». Карр назначил сержанта Джона Макдональда и еще нескольких кавалеристов сопроводить Пророка, и сказал индейцу, что его застрелят, если он попытается сбежать, или если будет совершена попытка его освобождения. Нок-эй-дель-клинни улыбнулся в ответ и пообещал, что ничего такого не произойдет. Этот разговор проходил в присутствии других индейцев: «специально, чтобы успокоить их и сделать ситуацию благоприятной», - писал Карр.
Мос иногда встревал в разговор, объясняя это тем, что он не совсем улавливает смысл перевода Харли.
Круз писал позже: «Мы смотрели и слушали эту коллегию. Когда смысл ультиматума дошел до апачей, я всем своим существом ощутил нарастание напряженности в этой толпе - от индейца к индейцу. Думаю, что с этого момента столкновение стало неизбежным. Солдаты напряглись в их седлах. Они тоже почувствовали возникшее среди индейцев ожесточение». Вполне вероятно, что свою роль сыграл неправильный перевод. Через десять лет, Эл Сибер заявил в его интервью одной газете, что сражение в Сибекью было обусловлено неправильным переводом, так как переводчик плохо знал индейский язык. Самого Сибера, к сожалению, в Сибекью не оказалось. Сержант Мос и другие индейцы, видя нарастающий кризис, подъехали к Нок-эй-дель-клинни и начали его успокаивать, говоря так громко, чтобы его последователи слышали это. Круз вспоминал: «Я увидел, что они расслабляются, и вздохнул с облегчением».
Затем колонна повернула в форт Апачи. Карр и первый лейтенант Вильям Картер, его адъютант, находились впереди, за ними ехал капитан Эдмунд Хентиг, его команда из сорока шести солдат и вьючный обоз со снаряжением. Первый лейтенант Вильям Стэнтон и тридцать два кавалериста, а также скауты Круза, ждали знахаря, который должен был ехать с ними. Солдаты с Карром быстро скрылись за изгибом тропы, но второй отряд задержался, так как Пророк соизволил поесть перед дорогой. Стэнтон и Круз забеспокоились, и лейтенант, наконец, не выдержал и приказал Макдональду привести заключенного.
Круз писал: «Среди толпы наблюдающих за происходящим индейцев прошел шелест, напомнивший мне жужжание, которое издает гремучая змея». Когда они выехали, много хорошо вооруженных индейцев двинулись за ними. Круз ехал рядом со Стэнтоном.
Он сказал Стэнтону: «Получилось, что мы чуть ли не насильно его взяли. Похоже, будет драка».
Стэнтон ответил: «Я тоже так думаю. Я уже сказал, чтобы все без лишнего шума были предупреждены и подготовились».
Через несколько миль, Карр выбрал место для лагеря. Он писал: «Я послал за капитаном Хентигом, и мы поздравили друг друга с результатом, но я сказал, что довольно стыдно, идти со всей этой силой арестовывать одного маленького бедного индейца. Капитан Хентиг нахмурился и коротко ответил, что этот случай из категории много шума из ничего. Мы не спеша ехали впереди вместе, планируя размещение лагеря».
Вторая часть солдат пересекла поток, и вступила в расположение намеченного лагеря. Карр отправил охранников с арестантом внутрь загородки из седел и вьюков, и затем Круз подъехал к нему, чтобы выслушать дальнейшие распоряжения.
Он сказал: «Это выглядело как сильно покрытое окалиной, какое-то время, когда мы ехали. Те индейцы…».
Карр резко прервал его: «О чем вы говорите? Вы всегда выражаетесь словами, которые я не понимаю. Окалина! Окалина! Что это такое?».
Круз объяснил: «Хорошо. Индейцы выехали на тропу из каждого бокового ущелья. Они полностью обнажены и раскрашены для войны. Из-за этого мы со Стэнтоном были готовы к нападению в любую минуту».
Круз показал, где индейцы пересекли брод и направились к лагерю, и Карр приказал Хентигу - как дежурному офицеру – выяснить, в чём дело. Тот поехал к индейцам, размахивая своими руками и крича: «Юкашэй», - что означало - «уходите».
Карр так описал происшедшее потом: «Лейтенант Картер во главе скаутов направлялся в лагерь, когда второй сержант Дэд Шот сказал ему: «Здесь много муравейников». На что Картер ответил ему: «Тогда езжайте за них», и в этот момент скауты взяли их ружья наизготовку и зарядили их; передний индеец и Дэд Шот издали военный клич, и скауты, и все прочие, начали стрелять, первым же огнем убивая рядового Сондреггера и капитана Хентига; было видно, что скаут по имени Дэнди Билл (Круз называл его Джим Дэнди) и еще один индеец, стреляют в капитана. Рядовой Эдвард Ливингстон, денщик Хентига, в то же мгновение был убит восемью пулями, прошившими его тело в разных местах. Как только индейцы начали стрелять, рота D и все находившиеся в центре лагеря поехали назад, и индейцы укрылись у ручья в кустарнике, траве и за деревьями, и открыли убийственный огонь по лагерю. Сразу были убиты рядовые Вильям Миллер и Джон Салливан, и ранены рядовые Генри Бёд, Томас Форан и Людвиг Бейга (двое последних впоследствии умерли от ран). Капитан Стэнтон, во главе роты Е, был послан к ручью выбить оттуда стрелков. С началом стрельбы, знахарь упал на землю и стал ползти, очевидно, чтобы присоединиться к враждебным, тогда Макдональд - сам раненый в ногу – вместе с горнистом Вильямом Бенитесом, одновременно выстрелили в него, успокоив Пророка навсегда. Враги угнали около половины лошадей и мулов команды. Можно подумать, что я упустил возможность удержать моих лошадей в окрестности лагеря, но я пресек это в начале. Я знаю, что не дал бы им захватить нас врасплох и нанести любой вред, если бы скауты не оказались предателями. Перестрелка, во время которой мы сложили брустверы из тюков и камней, продолжалась дотемна. Моя палатка была пронизана множеством пуль, и один из ящиков с консервами в бруствере был изрешечен насквозь и банки вытекли.
Круз и сержант заметили пять наших животных, которые паслись приблизительно в двухстах ярдах от них. Они попытались к ним незаметно подобраться, но те поскакали в сторону враждебных, которые немедленно открыли ураганный огонь по паре смельчаков. Позже Круз признался, что он никогда в своей жизни не попадал под такой обстрел. Он оценил, что индейцев было триста сражающихся в самом начале, и к сумеркам их было уже около восьмисот. Он думал, что восемнадцать индейцев были убиты, включая шестерых мятежных скаутов. Он писал: «Я всегда думал, что если бы среди враждебных находился хотя бы один влиятельный лидер, они убили бы нас всех».
Другие не были столь категоричны. Многие считали, что индейцы не стремились форсировать события, просто они не хотели этого, и решили вплотную заняться решением проблемы, только, когда поняли как далеко они зашли. Крук позже писал: «Я открыл, к своему собственному удовлетворению, что индейцы были твердо убеждены в том, что это дело являлось следствием заранее обдуманной белыми солдатами атаки, и, я убежден, что любая попытка наказать кого-либо из индейских солдат за участие в этом, привела бы к войне. Я не сомневаюсь, ввиду моего знания индейцев и их страны, что если бы они стали воевать всерьез, ни один из наших солдат не ушел бы оттуда живым. Впоследствии они совершали ограбления возле форта Апачи, но это является само собой разумеющимся для индейцев, потерявших друзей и близких».
Севериано, бывший мексиканский пленник апачей, теперь считавшийся среди них чуть ли не предводителем, а также Нотцин, апач из группы Педро, услышав стрельбу, поспешили в форт Апачи, где распустили слух о том, что Карр и его команда уничтожены, и по всей стране распространилось сообщение о повторении истории с Кастером.
Ну а в Сибекью, тем временем, Карр спешил с подготовкой к отступлению оттуда. Он так это описал: «Я приказал вырыть широкую могилу внутри моей палатки. Тела были осторожно помечены. Когда всё было готово, я поблагодарил их за хорошую службу, и сказал, что память о них останется навсегда, и приказал протрубить вечернюю зарю. Это было пожелание им спокойного сна, а также указанием для индейцев, что мы ложимся спать. Почти через месяц мы возвратились туда и залпами отсалютовали над их могилой». Карр отрицал, что часть оружия, боеприпасов и чего- либо еще ценного было оставлено индейцам, хотя вьючных животных ему явно не хватало. В частности, он назвал лживым доклад, из которого явствовало, что он бросил на поле боя пять тысяч патронов, доставшихся, конечно, индейцам, но признал, что потерянные мулы были нагружены боезапасом в три тысячи патронов.
В половине третьего ночи команда выступила по направлению к форту Апачи, несколько позже прибыв туда - к огромному облегчению гражданских и других, находившихся там. А повсеместно рассеявшиеся группы апачей устроили резню в его окрестностях: к ним в засаду попали четыре мормона, и они их живьем сожгли, чуть ли не в пределах видимости из форта; затем, в восьми милях от форта они убили троих кавалеристов. На следующий день, когда люди копали могилу на кладбище, расположенном приблизительно в шестистах ярдах от форта, индейцы атаковали их, и затем преследовали их до форта, не являвшимся им в известном значении этого слова, а только представлявшим собой скопление разбросанных жилищ. Они осадили его, и это был один из очень редких случаев в истории запада, когда индейцы поступали подобным образом в отношении военного поста. Первый лейтенант Чарльз Гордон, из 6 кавалерийского полка, был серьезно ранен в ногу, и, рухнув на землю, глубокомысленно сказал: «Ну вот, я получил свое назначение и пулю в один и тот же день!»,- имея в виду, что после гибели Хентига, он стал командиром роты D.
В дальнейшем индейцы подожгли несколько построек, но были, в итоге, отогнаны от форта, и ночью большинство из них совсем покинули окрестности.
Индейские участники этого дела не оставили, к сожалению, никаких записей, выражающих их точку зрения, но Майк Бернс дал разъяснение этого инцидента как бы со стороны апачей. Он сообщил об умерших предводителях апачей, и что в лагере находился знахарь, который созвал людей, чтобы они танцевали ради воскрешения вождей, и этот танец длился почти месяц: «Какой-то смутьян сообщил индейскому агенту и командиру поста (форт Апачи), что индейцы в Сибекью созвали к себе всех остальных индейцев, чтобы совершить набег на солдат в форте Апачи. Агент и солдаты поверили этому, и послали несколько солдатских взводов в Сибекью арестовать там всех индейцев, занимавшихся танцами, а затем сопроводить их в форт, и особенно это касалось знахаря, для которого были взяты кандалы.
Однажды утром индейцы увидели приближавшуюся по дороге войсковую колонну. В ней, вероятно, было около девяносто солдат и около двадцати пяти апачских скаутов. Когда солдаты достигли лагеря, они сразу направились прямо к викиапу, где сидели знахарь и певец. На голове знахаря были орлиные перья, и его тело было разукрашено всевозможными красками, те же знаки отличия имелись у человека, который пел для танцовщиков. Большинство индейских мужчин сразу вышли из викиапа, забрали свои ружья и ушли в предгорья, а женщины и дети поднялись еще выше. В конце концов, в жилище никто не остался, кроме самого великого знахаря, солдаты зашли туда и вывели его наружу. Он предупредил молодых людей, чтобы они не стреляли ни в кого из солдат, сказав, что если они заберут его в форт, то лишь посадят на несколько месяцев в караулку, а может на год, но не убьют его, так как он не совершил ничего дурного. Он был отведен к скале и посажен там под охрану, и молодые индейцы попытались приблизиться к нему на достаточную дистанцию, чтобы можно было с ним говорить, но солдаты выхватили свои ружья и пистолеты, и три раза толпой наезжали на индейцев, отгоняя их обратно. На четвертый раз, индейцы разозлились и пошли прямо к знахарю, не обращая внимания на угрозы солдат, и перестреляли всех, кто был там, а затем побежали на холмы. Знахарь по-прежнему сидел возле скалы со своими женой и ребенком, и когда жена попыталась уговорить его подняться в холмы, куда ушли все остальные, он ей ответил, чтобы она уходила, но для него это бессмысленно, так как уже многие убиты, и теперь его всё равно убьют, куда бы он ни пошел, и уж лучше ему принять свою судьбу там, где он сейчас сидит. Затем появился солдат, спрятавшийся в груде седел, вытащил свой пистолет и выстрелил знахарю в голову, а жена в это время пыталась его остановить, обхватив рукой. Женщину и ребенка он не стал убивать.
Между тем, сестра этого знахаря, которая сидела на быстрой лошади, быстро собрала в большой табун вьючных мулов солдат и угнала их за холмы. Затем индейские мужчины подошли к мертвым солдатам и забрали их оружие, чтобы быть хорошо готовыми к войне. Двадцать пять скаутов апачей, которые были смелыми молодыми индейцами, и которые были хорошо вооружены и пользовались доверием правительства за их честность и надежность в качестве проводников для солдат, на этот раз повернулись против них, убив почти их всех. Индейцы забрали лошадей и вьючных мулов, нагруженных боеприпасами, и были готовы для войны. Некоторые индейские женщины спустились к лагерю солдат, и, обнаружив их там всех мертвыми, забрали с них всё».
Несмотря на имеющиеся несоответствия, этот отчет в определенных моментах сходится с версией белых, за исключением представления фактов так, как это видели индейцы. Очевидно, что Нок-эй-дель-клинни был почитаем апачами, чье сознание было поглощено его учением и устремлениями. Белые, в силу их эгоизма, не понимали этого, и не распознали того обстоятельства, что индейцы могли получить эмоциональный заряд не только через страсть к насилию над белыми. В результате произошла кровопролитная трагедия. Кроме того, Уилкокс, командующий департаментом Аризона, остался, настолько недоволен итогом дела в Сибекью, что выдвинул обвинения против Карра, хотя, возможно, причиной тому могло быть и что-то другое. Как бы там ни было, но он обвинил Карра в небрежном исполнении воинского долга. По его мнению, это заключалось в следующем: разделение им команды, что подвергло её большому и ненужному риску по возвращении из викиапа Пророка; беспечность во время обустройства лагеря и неспособность принятия необходимых мер предосторожности, в результате чего произошла катастрофа, и, наконец, вооружение индейских скаутов сомнительной лояльности и привлечение их к походу.
Карр, в ответ, потребовал проведение суда для расследования обвинений, и этот суд, под председательством Хатча, рассмотрев дело, решил, что Карр выбрал место для лагеря согласно здравому смыслу и принял соответствующие меры предосторожности, а также мудро поступил в вопросе выбора индейских скаутов; но он был виновен в том, что допустил разрыв между колоннами, и это несмотря на наличие кустарников и другие субъективные причины. Он являлся ответственным лицом за всю кампанию, а значит, ему следовало быть более предусмотрительным.
Конфликт не завершился атакой на форт Апачи и ограблениями в его окрестностях. Возле Плизант-Вэлли, примерно в тридцати милях от Сибекью, находилось ранчо Миддлтон – очень маленький покосившийся бревенчатый дом и отдельно стоявшие доильня, загон для скота и другие незначительные постройки. Там проживало большое и разраставшееся семейство Миддлтон. Миссис Миддлтон с ее детьми: Клифф, пяти лет; Делла, девяти лет; и Ли, семи лет, находились в доильне, когда индейцы внезапно открыли огонь. Она убежала в главную постройку. Хэтти Мидлтон сидел на крыльце между Джорджем Тернером и Генри Муди, и на его глазах они были убиты, а ему самому пулей вырвало клок волос, но он успел забежать в дом. Генри Миддлтон получил пулю над сердцем, но выжил. Другие члены семьи спаслись бегством. Никто из них не получил даже царапины. Индейцы забрали около семидесяти пяти лошадей и уехали, а семья под покровом ночи отправилась в Глоуб.
Позже суд придержался мнения, что ошибки были, но только в правильности принятии решений. Однако, президент Честер Артур, рассмотрев дело, остался недоволен состоянием дел в Аризоне, и приказал генералу армии должным образом предупредить Карра, что и было сделано.
Генерал Уилкокс, по получении сообщения о событиях в Сибекью, поспешил отправить дополнительные войска в область форт Апачи – Сан-Карлос. Теперь солдаты кишели повсюду. Это произвело на индейцев такое впечатление, что они быстро успокоились. 20 сентября добровольно сдались пятеро из предполагаемых бунтовщиков, и в течение следующих семи дней еще шестьдесят. Но далеко не все сдались: некоторые «бронкос» скрылись в глуши. 11 ноября пятеро сдавшихся были осуждены военно-полевым судом в форте Грант за мятеж, дезертирство и совершение убийств. Двое из них были с позором изгнаны со службы и приговорены к длительным срокам пребывания в тюрьме Алькатраз - в то время военной тюрьме. Другие трое: сержант Джим Дэнди, обвиненный в убийстве капитана Хентига, а также сержант Дид Шот и рядовой Скиппи - были приговорены к смертной казни через повешение. 3 марта 1882 года, в половине первого дня, скаутов вывели из камер и сопроводили к виселице, перед которой стояли навытяжку шеренги солдат….. Жена умерщвленного Дид Шота повесилась в тот же день.
ВОЙНА ЧИРИКАУА. ДЖЕРОНИМО.
«Дело» в Сибекью ввергло большую часть жителей Юго-Запада, и особенно тех, кто полагал, что с апачами уже покончено, в обычное напряженное тревожное состояние. В Сан-Карлос и другие места были разосланы войска. Генерал Уилкокс слал телеграммы на восток и запад о срочной присылке подкреплений, в результате чего в Аризону были отправлены одиннадцать отдельных воинских контингентов из Нью-Мексико и одиннадцать из Калифорнии, включая три артиллерийские батареи. В конце сентября все эти войска собрались вокруг резерваций, и апачи занервничали, а всегда крайне подозрительные чирикауа и уорм-спрингс вовсе находились в состоянии, близком к ужасу.
После сдачи Ху и его группы в январе 1880 года, практически все западные апачи, за исключением группы Викторио, были сконцентрированы в Сан-Карлосе. С 1876 года, с момента перемещения туда апачей из резервации Чирикауа, там не было никаких войск, но теперь по ее территории в разных направлениях передвигались войсковые колонны, и из-за этого многие из непокорных сибекью решили сдаться, но на чирикауа это произвело обратный эффект. Они несколько раз посещали Тиффани, чтобы удостовериться, что армия прибыла в резервацию не за тем, чтобы наказать их за прошлые налеты в Мексику. 20 сентября они еще раз послали к нему нескольких своих человек, чтобы узнать, почему так много солдат скопилось в агентстве. И Тиффани вновь заверил их, что все эти маневры направлены не против них, мирных индейцев никто не тронет, и они могут спокойно возвращаться домой. Обрадованные индейцы пожали ему руку и сделали так, как он им сказал. Затем, через неделю, без какой-то необходимости или причины, и без предупреждения, три кавалерийских роты галопом прискакали из Кэмп-Томас и развернулись в боевой порядок «прямо перед их неказистыми викиапами», - как сообщал позже Клам. Причина всё же выяснилась: пять дней назад, две группы апачей Белой Горы, которых возглавляли Джордж и Бонито, прибыли из субагентства Кэмп-Томас и расположились лагерем по соседству с дикими чирикауа. Эти двое подозревались в участии в деле Сибекью, и им было приказано сдаться; они подчинились, и были освобождены под честное слово, что не будут больше наносить любой вред. Теперь генерал Уилкокс решил, что их освобождение было глупым и опасным решением, и поэтому прислал кавалерию, чтобы та исправила ошибку и вновь взяла Джорджа и Бонито под стражу. В этот день раздавались пайки, и Эзра Хог - единственный белый (он являлся младшим агентом еще с 1875 года) - деловито распределял мясо, муку и другие продукты. Джордж и Бонито хотели получить свою долю, и поэтому сказали, что сдадутся сами, но несколько позже, однако майор Джеймс Биддл - командир солдат, заявил, что он не собирается их ждать. Он развернул войска и двинулся в толпу. Затем произошло неизбежное в таких случаях: увидев надвигающуюся на них массу враждебных солдат, большинство апачей Белой Горы побежали в лагерь своих соседей, где посеяли панику, следствием чего стало ночное бегство восьмидесяти четырех чирикауа во главе с Ху и Найче - сыном Кочиса. С ними были Джеронимо и Джордж. Ху и Джеронимо попытались склонить к побегу Локо, но тот отказался.
Никто не взял на себя ответственность за это бедствие. Военные утверждали, что индейцы сбежали по необъяснимой причине. Уилкокс оказался человеком с развитым воображением: он сказал, что это произошло из-за того, что власти резервации не помогли им вырыть оросительную канаву. Клам, конечно, во всем обвинил военных, и Хог вторил ему, говоря, что индейцы просто испугались солдат. Как бы там ни было, но, скорей всего, именно демонстративное развертывание солдат возбудило индейцев. Бурк так написал насчет этого: «Чирикауа, ведомые по жизни чем-то подобным «черту из табакерки», раз - и сунулись в агентство, - а теперь выкатились, страстно желающие того, чтобы им поверили, что они хотели жить с белыми в мире, но оказались не в состоянии этого сделать из-за отсутствия надлежащего питания. Когда они шли в резервацию, для них и их семей были обещаны достаточные пайки. Но затем у них возникли разногласия с агентом по поводу того, что, собственно, представляет собой паёк, и злобные индейцы были введены в заблуждение, что еды в них хватит на то, чтобы спасти их от голодной смерти. Нужно сказать, к чести агента, что он приложил достойное всяческой похвалы усилие, чтобы облегчить их страдания от голода, когда организовал среди них широкую раздачу псалтырей (различные церкви тогда поставляли это многим резервационным агентам в достаточном количестве). Упрямые чирикауа были просто не в состоянии снести обращение подобного рода».
Арьергард убегающих индейцев столкнулся с солдатами возле Сидар-Спрингс - на землях ранчо к западу от гор Пиналеньос, где-то на шестнадцатой миле на дороге из Кэмп-Грант в Кэмп-Томас. Миссис Маулдс - жена хозяина ранчо - заперлась в каменном доме вместе с двумя работниками. Оттуда они наблюдали, как индейцы яростно атакуют фургонный караван, возвращавшийся из Тусона. Они убили её мужа и еще шесть мужчин, а потом приступили к обшариванию фургонов. Их веселое времяпрепровождение было прервано прибытием на место действа солдат: роты G из первого кавалерийского полка; рот A и F из шестого кавалерийского полка; отдельного взвода из восьмого пехотного полка; и роты D, состоявшей из индейских скаутов. Эти внушительные силы находились под личным командованием генерала Уилкокса. Войска с ходу атаковали индейцев, но те быстро исчезли в скалах и оттуда начали посылать насмешки в сторону солдат. Белые попытались заблокировать враждебных, но только потеряли убитыми сержанта, двух солдат, и столько же ранеными, при этом они не имели ни малейшего понятия об индейских потерях. На ночь глядя, индейцы стремительно атаковали позиции солдат, произведя, в общей сложности, семь залпов подряд, одновременно со стрельбой перемещаясь вперед до тех пор, пока некоторые из солдат не оказались в десяти футах перед ними. Это были отвлекающие действия, позволившие другим оторваться от белых вместе с женщинами, детьми и скотом. Ночью индейцы перерезали горла своих собак и закрасили своих светлых лошадей, а затем ускользнули в Мексику, по пути своровав лошадей у Генри Хукера на сумму в 20000 долларов. Теперь Юго-Западу вновь стоило готовиться к отражению набегов. Также было неизбежно, что молодые мужчины из резервации, влекомые возможностью пограбить, станут сбегать на юг к диким индейцам, а эти южные их друзья всеми правдами и неправдами будут их заманивать на тропу войны. Первичной их целью стали люди из группы Локо и уцелевшие воины из Охо-Кальенте, которые совсем недавно следовали за Викторио. Но Локо не был расположен к содействию им. Индивидуалистов апачей трудно было свести к общему знаменателю. Генерал Поуп думал о них как о несчастной, жестокой расе - безжалостной, вероломной и совсем негодной, - но Крук, который знал их намного лучше, и другие, считали их незаурядными людьми. Вероятно, такое расхождение во мнениях зависело от того, кто и что видел. Там действительно были жестокие, лживые апачи, такие же, как белые, но были и люди, среди тех и других, которые были честны, справедливы и мудры.
Локо был военным человеком, но он был и мудрым человеком, и благодаря этому своему качеству он не видел в войнах с белыми никакого будущего для своего народа. Можно удивляться тому, а что же он разглядел хорошего в повседневной резервационной жизни, но люди в возрасте отличаются от молодых людей, а Локо был уже пожилым человеком. Он лишился глаза в борьбе с медведем гризли, но, несмотря на полученное уродство, его лицо не было недоброжелательным, и такая его внешность не вводила в заблуждение того, кто с ним сталкивался. У апачей имелись более яркие лидеры, но мало кто из них имел большее влияние, чем он; удостаивался большего внимания на совете; был более уважаем как красными людьми, так и белыми. Локо не присоединился к Ху и Найче в сентябрьском побеге, и мысль о семистах апачах чирикауа и уорм-спрингс, оставшихся в резервации, не давала покоя их независимым соплеменникам в Сьерра-Мадре.
В середине января 1882 года посыльные с юга проникли в лагерь Локо, находившийся в миле от субагентства, которое, в свою очередь, находилось в 18 милях от Сан-Карлоса - между резервацией и Кэмп-Томас. Они сообщили, что пришли от Ху и Найче, и что через сорок дней сюда придут воины, чтобы увести с собой в Сьерра-Мадре Локо и его людей. Локо только что-то пробурчал в ответ на их слова, и больше ничего не сказал. Говорили другие. В середине февраля Эл Сибер узнал об этом случае. Он, лейтенант Джон (Бо) Блэйк и десят скаутов отправились в горы Драгуна на поиски враждебных, но никого не нашли.
Тиффани рассмеялся в ответ на сообщение о контактах между резервационными индейцами и индейцами из Мексики, и телеграфировал генералу Уилкоксу, что он уверен, что полностью контролирует агентство апачей. Но, чтобы подстраховаться, генерал послал на границу две кавалерийские роты, а всем постам и командирам приказал быть особо бдительными. Полковник Джордж Александр Форсайт - знаменитый борец с индейцами - находился в Нью-Мексико во главе шести рот четвертого кавалерийского полка, патрулируя Южную Тихоокеанскую Железную Дорогу на её отрезке из Сипар в Лордсбург. Сибер с отрядом скаутов в конце марта обследовали Пик Стейн на границе между Аризоной и Нью-Мексико, и нашли там следы враждебных, но оказалось, что уже поздно. Сибер обнаружил следы чирикауа, которые пришли из Мексики, чтобы заставить апачей уорм-спрингс покинуть Сан-Карлос. Он не успел предупредить Уилкокса до побега, который случился 18-го апреля. Налетчики, возглавляемые Чато, Чиуауа, Найче и, возможно, Джеронимо - всего восемь человек - разрезали телеграфный провод к западу от субагентства и, пока не тр