Начало...
В начале апреля 1986 года выделили нашей организации для садоводческих дел 8 гектаров земли возле Негорелого. По минским меркам недалеко — около 60 километров. Претендентов сразу же оказалось много, массово посыпались заявления. А так как на всех желающих участков могло не хватить, то даже бывшие ранее в дружеских отношениях сотрудники стали косо поглядывать друг на друга: "А вдруг он мне перейдет дорогу?"
С сельским хозяйством, если не считать сбора колосков на колхозном поле в школьные годы, я никогда не был связан и поэтому к возникшим вокруг дачных вопросов истерикам относился совершенно равнодушно. Денег на строительство у меня не было, машины тоже. Оценив, таким образом ситуацию, понял, что мне придется топать с рюкзаком за плечами от электрички 5 километров туда и столько же обратно. А если, не дай Бог, на этом огороде еще что-нибудь и вырастет, то на своих же плечах нужно будет переносить и весь урожай. Такая перспектива в мои почти 50 лет никакого энтузиазма не вызывала.
Но товарищи по работе настоятельно мне советовали: "Берите. Электричка есть, езды всего лишь час, а пройти 5 км по свежему воздуху для здоровья даже полезно. Через несколько лет вы и за 100 километров участок не найдете".
По простоте душевной о дачных проблемах у нас на работе я имел глупость рассказать жене. Обозвав меня недалеким человеком (литературный перевод автора), она категорично сказала: "Что тут думать? Надо брать — и все! Построимся как-нибудь".
На жеребьевку, когда номера на участки тянули, я принципиально не пошел. И работа срочная была, и становиться аграрником никакого настроения не было. Попросил одного нашего сотрудника: "Василий Терентьевич, у вас рука легкая, вытяните номерок за меня". Мне ведь в принципе все равно было, что достанется: пусто-пусто или перепадает что-нибудь. Рука у него действительно оказалась "легкой". На дачных участках мы оказались соседями.
Вот так и стал я обладателем аж 4 соток земли в садоводческом товариществе "Строитель". По чьему-то "высочайшему" повелению большей площади у нас почему-то не давали.
Жена, узнав о результатах жеребьевки и, видимо, решив, что со своими 4 сотками мы стали уже чуть ли не помещиками, тут же развила бурную деятельность. Через несколько дней весь стол на кухне был уставлен какими-то горшочками с хилыми зелеными саженцами, лежали стопками пакетики с семенами.
Посмотрев на эти хрупкие растения, я с сомнением покачал головой:
— И ты думаешь, что из них что-нибудь путное вырастет?
Отпор получил в ту же минуту:
— Много ты понимаешь! Это мне на работе опытные дачники дали. Рассада помидоров. "Бычье сердце" называется.
Ну ладно, "бычье" так "бычье".
И вот утром в первый выходной мая с лопатами наперевес, рюкзаком за плечами и "бычьими сердцами" в картонной коробке шли мы со станции Негорелое и, как нас сориентировали, пересекли Брестское шоссе, мимо кладбища двинулись в направлении видневшегося впереди леса.
Кооператив свой и участок кое-как нашли с помощью таких же первооткрывателей, как и мы. Панорама, скажу сразу, в целом открылась невеселая. С одной стороны болото, вывороченные пни и редкий ельник, с другой, правда, было повыше и посуше. Некоторые наиболее предприимчивые соседи, которым достались участки на возвышенности, уже успели обзавестись каким-то подобием бытовок и шалашей.
Нам досталась "золотая" середина. Слева сотки выходили на косогор, справа примыкали к болоту. Как потом оказалось, близость болота имела свои преимущества. Пока почти 3 года дачники сбрасывались на строительство водонапорной башни и устройство водопровода, у нас для полива грядок вода всегда была под рукой.
Земля, судя по всему, была бросовой. Колхоз там ничего не сеял, следов вспашки и близко не было видно. Все сплошь заросло пыреем. И только потом, когда начали копать первую грядку, я понял, какое это вредное растение. Корни уходят чуть ли не на метр в глубину, а тут еще многоопытная и разговорчивая соседка подлила масла в огонь. Оказывается, каждый корешок нужно обязательно вытащить, потому что пырей заглушит все, и никакого урожая не жди, а корни его, к сожалению, не гниют.
Получив такие наставления, мы с женой на грядке площадью 1 на 3 метра провозились почти до вечера, потом воткнули туда свои саженцы и, полив их болотной водой (благо рядом), с сознанием выполненного важного дела поплелись на электричку. Решили, что в следующую субботу приедем доделывать остальное.
Но судьба распорядилась иначе.
Вызов к министру.
11 мая где-то около 10 позвонил помощник министра:
— Вас срочно вызывает Артур Иосифович.
— А по какому вопросу?
— Он сам скажет.
Приезжаю в министерство, на всякий случай спрашиваю в приемной у секретарши:
— Кто у министра?
— Только Владилент Антонович (заместитель). Артур Иосифович сказал, чтобы вы сразу же заходили, как только приедете.
Зашел, поздоровались. Сел за приставной столик напротив Баранкова. Судя по всему, они уже обсудили часть вопросов, потому что при мне министр был краток и сухо спросил:
— Игорь Петрович, вам известно об аварии на Чернобыльской АЭС?
— Конечно.
— Так вот: правительством республики поручено организациям нашего министерства выполнить работы по дезактивации города Брагина и населенных пунктов района. В первую очередь нужно тщательно обустроить все колодцы, чтобы не допустить попадания в них радиоактивной пыли, снять соломенные и старые шиферные крыши с жилых домов и общественных зданий, накопивших много радиации, заменить заборы, а главное — положить асфальт на улицах, не имеющих твердого покрытия. Причем сделать все это нужно качественно и в максимально сжатые сроки. Все остальные указания вы получите на месте от руководства райисполкома и командира подразделений по гражданской обороне. Для выполнения этих работ привлекайте любые ремонтно- строительные организации республики, включая людей, материалы, технику. Где не будет хватать своих сил, обращайтесь непосредственно ко мне. Выезжаете вместе с Владилентом Антоновичем, на сборы даю вам 1 час. А вечером доложите мне из Брагина, как прибыли на место и начали организовывать работу. И хмуро спросил:
— Все понятно?
— Все, — отвечаю. — Хочу только уточнить, на какой срок выезжать?
— Думаю, что на неделю, может быть, дней на 10. Все будет видно на месте по обстановке. А теперь не тратьте зря времени и собирайтесь. Желаю успеха!
Вышли мы с заместителем министра в приемную, быстро договорились, что я заеду за ним, предварительно позвонив. Нужно еще дать время собраться Коле — шоферу, для которого эта командировка тоже будет полной неожиданностью.
Сказать, что данное министром поручение привело нас в большой восторг, значило бы покривить душой. Мы хорошо знали, что Брагинский район самый южный в Гомельской области. По прямой от Брагина до Припяти, где находится Чернобыльская АЭС, около 40 километров. Значит, это не курорт. Потом уже, спустя 5 лет, в газете "7 дней" за 21—27 октября были опубликованы данные, что мощность экспозиционной дозы гамма-излучения 30 апреля 1986 года составляла там 48 мР/ч. Для сравнения, в эти же дни в Гомеле 2,0—1,0, Мозыре — 1,0, Пинске — 0,75, Минске — 0,5—0,4. Так что Брагин в республике все время держал печальную пальму первенства. Но узнали мы об этом из печати намного позже — 5 лет спустя. А пока был конкретный приказ министра, и рассуждать особенно не приходилось. Его надо было выполнять.
По дороге домой забежал на работу предупредить главного инженера Бориса Александровича Маргайлика, что уезжаю недели на две в командировку, попросил его следить за всеми делами по комбинату и оперативно "раскручивать" все вопросы, если будут поступать звонки из Брагина.
По роду своей работы выезжать в командировки мне приходилось часто, поэтому портфель со всеми необходимыми принадлежностями всегда стоял в шкафу наготове. Оставалось только переодеться — не ехать же в выходном костюме и белой сорочке. В такую командировку можно одеться и поскромней.
Позвонил на работу жене и сказал, что срочно уезжаю.
- Куда?
- В Брагинский район. Там после аварии на ЧАЭС надо выполнять работы по дезактивации.
Вздохнула, но восприняла хоть и без восторга, но и без нытья. Короче, через час с небольшим выехали.
В то время никто, включая, пожалуй, и самого министра, не представлял масштабов загрязнения и всего объема работ, который придется выполнять. Ведь и ехали-то мы с замминистра с пустыми руками. За нами не тянулись автобусы с людьми, машины с материалами и техникой. По сути, ехали, как говорят военные, на рекогносцировку — оценку обстановки непосредственно на местности. Да и сроки производства работ, как потом выяснилось, поставлены нам были явно нереальные. По крайней мере вернулся я из Брагина не через неделю или две, как в начале предполагалось, а почти через три месяца.
Но пока по дороге до Гомеля мы не испытывали особой тревоги. "Перемывали кости" военным из ГО, что сами не могут справиться и втягивают гражданских строителей, а государство этих нахлебников содержит. Правда, переезжая в районе Рогачева через Днепр, обратили внимание на непривычно высокий для мая месяца уровень воды — пойма реки вся была затоплена, как будто не прошло весеннее половодье. Как потом нам рассказывали, на Киевском водохранилище специально ограничили сброс, чтобы не пустить массовым потоком насыщенную радиоактивными элементами воду дальше вниз по течению.
Миновав Гомель, свернули на Калинковичское шоссе, а затем налево, в сторону Хойников. Здесь уже наш оптимизм, вызванный хорошим солнечным днем, стал быстро угасать и перерастать в тревогу. Навстречу все чаще шли автобусы с детьми, грузовые машины со скотом, домашним имуществом, нагруженный до крыш личный транспорт. А в попутном направлении обгоняли поливомоечные машины, груженные стройматериалами "колхиды" и МАЗы, бензовозы, какую-то военную технику. Начали встречаться посты милиции, останавливающие для проверки документов. Да, видно, не так уж безоблачно обстояли дела на юге Гомельщины, как скромно преподносилось тогда в средствах массовой информации. Стали припоминать, кто и что читал за последнее время по вопросу аварии на ЧАЭС в прессе и что на этот счет говорит "вражеское" радио. Но информация в наших газетах была лаконичная и скупая, а радио "оттуда" никто из нас не догадался послушать. Больше всего сведений накапливалось по системе "ОБС" — одна баба сказала... Короче, не густо.
Остались справа Хойники, вот наконец и разворотное кольцо при въезде в Брагин. Полукругом стоит с десяток поливомоечных машин, с ними пост милиции. Опять проверка документов и традиционное: "Куда и зачем?" Предъявили командировки, удостоверения. Расспросили, где райисполком.
Въехали в город, заглядываем во дворы. Да нет, жители как будто есть, детей, правда, почти не видно. Вот и площадь перед исполкомом, заходим к председателю А.М.Прокопьеву. Доложили, кто, откуда и с какой целью направлены. Внимательно выслушал и сказал зайти к его заместителю по строительству:
— Он будет с вами заниматься постоянно, а мне, поверьте, по горло своих забот хватает. Эвакуация людей, вывоз скота, охрана отселенных деревень — всего не перечислишь. Да и по виду председателя было ясно, что приходится ему в эти дни нелегко — лицо было осунувшимся и усталым.
Пошли к зампреду Кустову. За столом сидел мужчина лет 30—35 в кепочке. Позже мы встречались с ним почти ежедневно, то в исполкоме, то на объектах, и он был в ней неизменно. Видно, боялся облысения от радиации, упорные слухи на этот счет ходили. Тут уже картина стала проясняться больше, чем в министерстве. Он объяснил, что непосредственно дезактивацией города и населенных пунктов района занимаются 3 полка гражданской обороны — Белорусский, Закавказский и Ростовский. Они же ведут и весь дозиметрический контроль. У строителей задача другая — заасфальтировать все улицы и дворы (а их в Брагине 1140), заменить крыши, накопившие сверхнормативные дозы радиации, и заборы, закрыть все колодцы от попадания радиоактивной пыли. Это для начала. Остальное будет видно по ходу дела. Командует всеми — военными и гражданскими — генерал Ушаков. Каждое утро в 8.00 — постановка задачи, в 8 вечера — отчет о выполнении. От республики контролирует ход работ зам.председателя Совета Министров А.А.Петров, но он бывает здесь реже, так как курирует всю область.
Теперь в основном все прояснилось.
Посоветовались с Баранковым о плане дальнейших действий и доложили министру, что намерены завтра же собирать рабочих со всех трестов, не дожидаясь планового целевого выделения материалов, взять то, что у нас есть в наличии, прикомандировать необходимую технику.
Одобрив в основном наши планы, министр опять, как и утром в министерстве, снова подчеркнул:
— Вообще-то, имея в комбинате более 14 тысяч работающих, вы должны справиться собственными силами. Но если чего-то не будет хватать — докладывайте.
Темнело, надо было подумать о ночлеге. Оно, конечно, переспать можно было бы и в машине, благо тепло на улице, но после длинной дороги по жаре хотелось отдохнуть, как всем нормальным людям. Оказывается, под жилье для приезжих отвели детский сад. Пошли туда. Все хорошо, постели есть, только кровати детские, короткие, ноги наружу до колен вылазят. Наконец сообразили, сдвинули 4 вместе и легли поперек. Получилось не так комфортно, как дома, но вполне приемлемо, спать можно.
3. Вперед, работяги!
Утром пошли на свой первый штаб. Генерал Ушаков внешне полностью соответствовал генеральскому званию — высокий, широкоплечий, голос громкий, натренированный на отдаче приказов. Нам сразу же была поставлена задача: немедленно приступить к асфальтированию улиц и замене крыш. Ну, последнее — дело не сложное, рабочие и материалы прибудут со дня на день, а вот с асфальтированием положение обстояло намного хуже. Ближайшие наши асфальтно-бетонные заводы находились в Гомеле и Мозыре — то есть за 100—140 километров. Как такую массу асфальта перевезти? И второе: мотокатки у нас были тихоходные и предназначались в основном для ремонтно-восстановительных работ, но никак не для асфальтирования километров дорог и улиц. Решили с зам. министра срочно вызвать на совет начальников управлений Колеснева М.И. и Макаренко В.А. И точно, худшие наши опасения подтвердились. Асфальта они могут поставить суммарно до 800 тонн в смену, а вот уложить его своими мотокатками и половину вряд ли удастся. Нужен высокопроизводительный асфальтоукладчик, как у дорожников, типа немецкого "Фогеля". Ну и, конечно, в достаточном количестве транспорт для подвозки асфальта и гранитного отсева на подсыпку дорог.
Мы явно приуныли. С транспортом вопрос разрешимый, а вот "Фогель" — это проблема серьезная. Дело в том, что в министерстве их только 2 и оба работают в Минске. И заполучить такую технику из столицы, когда вопросы благоустройства города всегда находятся под неусыпным оком горисполкома, надежды почти никакой. Надо попытаться решать через министра. Владилент Антонович позвонил, тоже, наверное, в душе не сильно рассчитывая на успех, обрисовал обстановку. Министр никаких векселей не дал, но сказал, что займется лично. И к нашей радости и удивлению к концу следующего дня главный механик министерства позвонил, что "Фогель" через сутки будет отправлен. А еще через день он уже стоял на центральной улице Брагина.
Транспорт вначале был "узким" местом. Мощностей гомельского и мозырского автохозяйств не хватало — все таки сказывались и объемы, и дальность перевозок. Обратились в Минавтотранс. Через несколько дней были прикомандированы специальные автопоезда из Витебска и Гродно, и конвейер на асфальтных работах стал уверенно набирать темпы. Но все равно подняться свыше 750—800 тонн в сутки мы не могли. Для увеличения производства асфальтобетона нужно было решать вопрос строительства еще одного асфальтного узла. Смонтировали его монтажники Жлобинского и Гомельского дорожно-строительных управлений в рекордно короткий срок: начатый с нуля в конце мая, к 25 июня он уже стал выпускать продукцию. В итоге суточную норму укладки асфальта мы увеличили более чем в 2 раза — начав с 500 тонн в сутки, довели производительность до 1200.
Спасал нас, конечно, "Фогель". Что ни говори, а хорошая эта машина. Практически всю поступающую асфальтовую смесь он легко "проглатывал" один, т.к. на дворы и тротуары уходило немного — тонн 100—150. Работали, правда, до девяти вечера. Но все таки, несмотря на большой объем, условия труда на асфальтоукладчике были полегче: все механизировано, да и тент от палящего солнца над головой есть. Намного тяжелее приходилось асфальтировщикам, укладывающим асфальт вручную. Во двор к хозяину, ни тем более между деревьями, на тротуар ни с грейдером, ни с мотокатком, как правило, не влезешь. Асфальт привозят примерно в 10 — 10.30, температура массы около 120 градусов. К этому времени ощутимо начинает припекать солнце, днем жара доходит до 33. И за все лето ни одного дождя. А смесь надо вручную перенести, разровнять, укатать. Вот уж действительно на этих работах оказывались между двух огней: под ногами асфальт дымится, а сверху солнце палит нещадно. Но ничего, терпели. Обольются холодной водой из колодца — и снова за работу. При этом никто не требовал каких-либо дополнительных оплат или сверхурочных. Получали то, что было предусмотрено постановлениями правительства. Здесь, как мне кажется, проявлялся высокий нравственный облик, свойственный нашему человеку. Все хорошо понимали, что брагинцы попали в беду и их нужно выручать.
Несмотря на нелегкие условия труда, спрашивали и за качество, халтура не проходила. Как-то А.Петров, проверяя, как идут работы, сделал мне серьезное замечание, что в одном из дворов асфальт уложен неровно. Пришлось оправдываться, что это первый двор, который начинали асфальтировать, и рабочие еще не приспособились. Пообещал за 2 дня исправить. Он посмотрел на меня с недоверием, но больше ничего не сказал. Однако запомнил. Спустя какое-то время, Петров снова приехал посмотреть, как идут дела и начал осмотр с того злополучного дома, где был допущен брак. Во дворе лежал новый слой асфальта, ровно уложенный, с уклонами для водостока. Тут он, улыбнувшись, заметил: "Вот теперь я впервые в жизни увидел строителя, который выполняет свои обещания".
Работали дружно, и особых нарушений дисциплины не было. Один раз, правда, проштрафилось звено асфальтировщиков. Хозяйка дома, у которой асфальтировали двор, уговорила их проложить дорожки к туалету и в саду (полагалось укладывать асфальт только до сарая). Ребята сделали. Довольная хозяйка в знак благодарности чем-то их угостила. Скорее всего, самогонкой, потому что водки в продаже практически не было. Подогретые снизу асфальтом, сверху солнцем и градусами изнутри, мужики были заметно "навеселе". Но случаи подобного рода были, в общем-то, единичными.
А вообще легенды о пользе алкоголя для снятия радиации ходили упорные. Рассказывали мне про одного водителя, который, поддавшись на "утку" какого-то остряка, что при въезде в зараженную зону обязательно полагается выпить и делают это прямо на посту ГАИ, в Хойниках подошел к милиционеру и вполне серьезно спросил: "Где тут у вас наливают?" Розыгрыши подобного рода для новичков, впервые попадающих в район, устраивались часто. Может быть, это даже и хорошо, что жили люди не только одной работой и страхом перед радиацией, но еще пытались сохранять и чувство юмора.
Наряду с асфальтированием выполняли мы и общестроительные работы — строительство пунктов санитарной обработки (ПУСО), замену крыш, заборов, герметизацию колодцев. ПУСО были построены на всех основных идущих от Брагина дорогах. Это были крытые навесы, специально оборудованные водопроводом. Часто для них приходилось бурить артезианские скважины. Весь проходящий из зараженной зоны транспорт направлялся под навес, здесь с него смывались накопившиеся радиоактивные пыль и грязь, и, помытый, он двигался дальше своей дорогой.
В городе снимались практически все крыши и заборы. Для ускорения работ все необходимые конструкции мы завозили из Бреста, Витебска, Гродно, Минска, Могилева. От каждой области организовали общестроительные бригады по 15—20 человек, определили всем фронт работ. Эта мера позволила и ответственность руководителей поднять, и обеспечить здоровое соревнование между трестами, которое в те годы еще существовало.
Снятые конструкции стропильных систем и звенья заборов вывозились затем в пункты захоронения, или "могильники", как метко окрестили их брагинцы. Будучи чисто гражданским строителем, я никогда раньше не сталкивался с методами ликвидации радиационного загрязнения, поэтому спросил у командира Белполка ГО, зачем нас заставляют тащить все эти деревяшки в могильники, если проще сжечь их прямо на месте.
— Нельзя, — коротко ответил он. - Еще хуже будет. Пепел с радиоактивными элементами ветром разнесется по большой территории и еще сильнее ее загрязнит. Ведь даже металл после переплавки не теряет своей радиоактивности.
Не по себе стало от таких разъяснений. Ведь внешне все выглядит абсолютно нормальным — люди, улицы, дома, магазины. В садах уже созрели вишни, скоро поспеют яблоки. На обочинах шоссе Брагин— Хойники, куда мы ездим каждую неделю на областной штаб, ветки яблонь гнутся от плодов. Но никто не рвет. Боятся. Разве, может, кто-нибудь по незнанию. Да оно и понятно: поднесешь дозиметр к яблоку — и стрелка сдвинулась с места.
Страшная все-таки эта штука радиация. Не видишь ты ее, не чувствуешь, не можешь ни пощупать, ни взвесить. Ты не знаешь, что кроется за стенами твоей квартиры, в вырванной в огороде морковке, в ведре взятой из колодца воды. Вот это незнание, неведение больше всего и порождает у людей тревогу, а иногда и страх.
Как-то раз один наш начальник, задержавшись поздно после штаба, спросил:
— Игорь, ты где ночуешь?
— Здесь, в Брагине. У нас брошенная квартира. Поехали, переночуете, кровать и постель есть.
— А воду где берете?
— Как и все, в колодце.
— Вы что, с ума посходили? Ее же пить нельзя!
Так и не остался, уехал.
Первое время подобного рода разговоры при практически полном отсутствии достоверной информации оптимизма, конечно, не прибавляли и несколько выбивали из привычной рабочей колеи, наталкивая на невеселые размышления. А потом ничего, пообвыкли и перестали на них реагировать.
В решении многочисленных производственных вопросов большую помощь оказывал нам центральный штаб, созданный в комбинате 20 мая 1986 года приказом № 72. В его состав вошли: заместитель начальника по материально-техническому обеспечению Ефремов К.П., начальники ведущих отделов, а непосредственно его работой постоянно руководил гл.инженер комбината Маргайлик Б.А. Имея связь со всеми ремонтно-строительными организациями республики, а их в составе комбината было 114, члены штаба оперативно реагировали на любую, самую "пожарную" просьбу, поступавшую из Брагина. При этом не надо было давать какие-то телеграммы или письменные указания. Достаточно было простого телефонного звонка гл.инженеру или заместителю, и все вопросы моментально "раскручивались". В этом плане центральный штаб действовал как команда быстрого реагирования.
Военные и гражданские.
В мае—июне 1986 г. всеми работами по дезактивации руководил генерал Ушаков. Утром каждому ставилась задача, вечером отчитывались за выполнение. Нам, строителям, больше всего доставалось от него за медленные темпы асфальтирования. Объяснялась эта требовательность реальной необходимостью. Распекая нас на одном из очередных штабов за то, что до сих пор не приступили к укладке асфальта на объездной кольцевой дороге, он с возмущением говорил:
— Да понимаете вы, наконец, или нет, что вчера мы провели дезактивацию почти на половине города, получили хорошие результаты. А сегодня поднятая ветром с шоссе пыль снова осела на зданиях и деревьях и как будто ничего не делали. Уровень радиации остался почти таким же, как и до дезактивации. Предпринимайте какие хотите меры, но чтобы через трое суток мне кольцевая была закончена!
Ничего не попишешь, он был прав. Тут и обижаться не приходилось. Тем более что наша главная ударная сила по асфальтированию — "Фогель" — работал в это время в центре города. Так городские власти попросили, т.к. ожидали приезда большого начальства из ЦК и Совмина. Но на центральных улицах асфальт хоть и плохой, но все-таки был. А кольцевая — обыкновенная гравейка, вот с нее ветром пыль и сдувает. Посоветовались с Баранковым, что важнее. Пришли к выводу, что 3—4 дня городские власти потерпят, в конце концов, и республиканскому начальству все можно объяснить, и решили перегнать вечером основную технику на кольцевую дорогу, а утром направить туда весь асфальт. Побурчал на следующий день немного зампред за такое вероломство, но ничего уже не сделаешь — факт свершился. Зато кольцевую за 3 дня мы почти всю закончили.
Первые дни с интересом смотрел, как же подразделениями ГО проводится дезактивация. Каждое утро начиналось с обхода города дозиметристами. Останавливаясь со своими приборами около каждого дома, строения и даже большого дерева, после замеров они писали мелом на стенах, калитках, а то и просто на заборах: "До ДЗА столько-то мР/ч" и ставили цифру, показанную дозиметром. Потом появлялась колонна поливомоечных машин, и сильной струей из брандсбойтов солдаты начинали смывать с крыш, стен, деревьев накопившуюся на них пыль и грязь. Мылись также улицы и тротуары. Высокие тополя около исполкома обрабатывали по нескольку часов, плодовые деревья на приусадебных участках, конечно, быстрее. Но вся эта насыщенная радиацией мутная вода стекала в конечном итоге на землю и оставалась в садах и огородах, а с улиц по естественным уклонам уходила в низины и овраги, а оттуда, надо полагать, в речку, т.к. дождевой канализации в городе не было. После мытья одной из крыш я сам держал в руках дозиметр над кучкой смытой с нее пыли и грязи. Прибор показал 15 мР/ч.
Во второй половине дня, когда заканчивалась санобработка, дозиметристы проходили все объекты снова. Рядом с утренней отметкой "До ДЗА" появлялась новая — "После ДЗА" и снова ставилась цифра по итогам замеров. Разница между "до" и "после", конечно, была, но не настолько впечатляющая, чтобы можно было надеяться на полную дезактивацию за 3—4 дня. Поинтересовался у одного майора из команды ГО, добавляют ли что-нибудь в воду, которой моют. Сказал, что стиральный порошок. Может, это и действительно было так, только пены, которая образуется от порошка, как, к примеру, при стирке белья, я как-то не замечал.
Замеры радиации и мытье продолжались еще с неделю, а затем прекратились. Нас это огорчило в том плане, что мы лишились единственной, хоть и "заборной" информации об уровне радиации. Военные же, достигнув, видимо, в результате санобработки требуемого результата, приступили к следующему этапу работ по дезактивации. На территориях детских садов, школ, в парке, других местах общего пользования стали лопатами снимать дерн, вывозя частично его в "могильники", а часть оставалась тут же на месте, только переворачивалась травой вниз. По какому принципу проводилась эта сортировка, сказать трудно. Одни утверждали, что пункты захоронения и так уже забиты почти до отказа, другие говорили, что уровень радиации в этих местах невысокий и простого переворота дерна достаточно, чтобы получить требуемый результат от дезактивации. Что же касается частных приусадебных участков, то тут все было дано на откуп самому хозяину. Замеры в огородах были сделаны, а дальше ты уж поступай сам, как знаешь, — хочешь перекапывай, хочешь нет.
А вообще-то методы производства работ выглядели несколько примитивно: дерн снимался солдатами вручную, вручную же грузился и на машины. Как-то не вязалось это с технической мощью наших вооруженных сил, которую мы всегда привыкли себе представлять. Даже, выражаясь саперным языком, простого шанцевого инструмента у них, чувствуется, не хватало. К нам на участок часто заезжал кто-нибудь из командиров разного ранга с просьбой помочь топорами, лопатами или строительными материалами. Инструмент и материалы мы свозили со всей республики, и возможность поделиться была. Да и мы сами тоже часто ездили в Пирки, где располагались военные, с просьбой помочь техникой, запчастями или солдатами, т.к. рабочих рук катастрофически не хватало, и тоже почти никогда не получали отказа. Оно и понятно — в конечном итоге все мы делали общее дело. Но переговоры велись обычно на уровне командиров среднего звена — с ними договориться всегда было проще. Потому что среди высшего командного состава разногласия часто возникали на фоне не таких уж и принципиальных вопросов.
Вызывало раздражение, когда тобой начинали руководить некомпетентные люди. Мы только начали асфальтировать центральную улицу, как приезжает на черной "Волге" какой- то начальник с облисполкома. И сразу же в лоб вопрос: "Почему не ставите бордюр?" Объясняем, что, во-первых, его установка не предусмотрена проектом. Но главная причина — на улицах нет дождевой канализации, продольные уклоны проезжей части переменные и обеспечить естественный сток воды даже в двух направлениях не получится. Без бордюра дождевая вода будет свободно дренировать в зеленый газон между проезжей частью и тротуаром, а установишь — в низких местах образуются искусственные корыта, где после дождей будут стоять лужи. Но еще хуже то, что в этих ложбинах при переменном замораживании и оттаивании воды весной и осенью асфальт постепенно начнет разрушаться. Казалось, объяснили как нельзя более популярно. Но ответ был категоричным: "Ставить!" И, повернувшись к зампреду, добавил: "Не установят — за асфальтирование не платить!"
Ну что ж, кто платит, тот и музыку заказывает.
Бордюра нужно было около 6 км, мы и близко такого количества не выпускали. Позвонил в штаб комбината. Главный и заместитель, используя все свои и деловые, и дружеские связи, за неделю укомплектовали нас нужным количеством, собирая его, правда, чуть ли не от Украины до Прибалтики. Бордюр установили.
Спустя 4 года заехал я в Брагин — был как раз по делам службы в тех местах. Нахлынули воспоминания того жаркого лета 86-го, как к 10 вечера, измочаленные от беготни и солнца, доплетались мы кое-как до своего дома и, часто даже не ужиная, валились на кровать, чтобы к утру немного отдохнуть. Вспомнил эти ежедневые штабы, на которых мне и зам. министра часто доставалось, так как сроки почти всегда были нереальными. За 3 месяца за срывы графиков производства работ успел я тогда получить 2 выговора. Но это те, что были на бумаге в официальных приказах. Устные уже не в счет. Однако все же мы и большую полезную работу видно, сделали, потому что в начале 1987 года наградили меня орденом. А всего было награждено 10 человек.
Зашел в райисполком к Кустову. Но его уже там не было. Уехал куда-то в другой город. Не было и бывшего начальника ХПУ Троцкого Г.М. — тоже сменил место жительства.
Прошел по центральным улицам города, посмотрел, как сохранилось сделанное нами благоустройство. Да, в ложбинках, где после дождей скапливалась, не имея стока, вода, асфальт уже частично или полностью разрушился. Интересно было бы встретить того облисполкомовского начальника, напомнить ему наш спор и спросить, кто оказался прав.
Взгляд на брагинцев глазами постороннего человека.
В общей сложности пробыл я в Брагине в 1986 году не так уж и много — около трех месяцев. Но и за этот короткий срок сложились определенные личные впечатления, может быть, в чем-то и субъективные. Но тут еще нужно добавить, что жили мы вчетвером — замминистра Баранков В.А., начальник производственного отдела комбината Павлович К.М., шофер Бобрик Н.А. и я. Так что это наше общее мнение о Брагине и его жителях.
Сам по себе городок небольшой, аккуратный. Центральная улица, пересекающая весь Брагин вдоль, и другая, выходящая на шоссе в сторону Хойников, заасфальтированы, остальные с гравийным или просто грунтовым покрытием. В центре, как и в большинстве провинциальных городов, площадь. Справа — райком партии. Слева, напротив — райисполком. Здания достаточно солидные для того, чтобы отвечать своему функциональному назначению. Ну и, конечно, универмаг, несколько магазинов, ресторан, дом быта. Вот в основном из капитальных построек и все. Да, упустил: есть еще несколько кирпичных жилых домов. Но основная жилая застройка — это частный сектор. Дома выстроились большей частью вдоль центральных улиц города, но началась застройка и на окраине. Строят здесь жилье в основном из кирпича или газосиликата. Приусадебные участки как и везде: картошка, лук, огурцы и все остальное, что посчитает необходимым хозяйка. Теплиц мало — все-таки самый южный район республики и тепла здесь хватает. И, конечно, в каждом огороде плодовые деревья — яблони, груши, вишни, черешни, сливы.
Брагинцы — народ доброжелательный. Даже свалившуюся на них беду они переносили как-то спокойно. Правда, здесь надо сразу оговориться, что была уже середина мая, за это время женщины успели, наверное, и наплакаться, и обругать последними словами и московское, и свое родное республиканское руководство за то, что людям сразу правды не говорили, и детей отправить: кого в пионерские лагеря, кого — к родственникам или знакомым. У кого было куда уехать — тот уже давно уехал или вот-вот уедет, а у кого некуда — тут уже плачь не плачь, ругай начальство не ругай, а все равно приходится смириться со своей участью. С Брагинского ремонтно- строительного участка уехало только 2 человека — прораб и один рабочий. Все остальные исправно приходили на работу, делали то, что им поручали. Женщины в конторе, конечно, не могли не обменяться последними новостями, кто и куда из знакомых собирается уехать, но сами вслух таких намерений не высказывали. "По крупицам собирали деньги, чтобы построить дом, годами наживали добро, а сейчас все это бросить? Да никогда!"
А вообще есть в характере белорусов какая-то бесшабашность. Рассказывал мне наш начальник участка, как по заданию райкома партии выезжал он для организации эвакуации деревень, находящихся в непосредственной близости от Чернобыля и подлежащих немедленной эвакуации:
— Приезжаю с автобусом, двумя грузовыми машинами, чтобы весь свой скарб сразу могли погрузить. А там большая половина мужиков и баб пьяные. Сидят в саду и песни поют. Думал, спасибо мне скажут, что забрать их приехал, а они — ни в какую — не поедем, и все. Как ни уговаривал, ничего не помогло. Два раза пришлось ездить.
Но разные у людей характеры, разная была и реакция жителей, когда стали известны подробности аварии на ЧАЭС. Нам довелось увидеть следы действительно панического бегства из своего собственного дома одной семьи. А произошло это так. Троцкий Г.М., узнав, что мы ночуем в детском саду, и удивившись такому "комфорту", тут же протянул мне ключи.
— Откуда это?
— От квартиры. Наш прораб рванул отсюда, а ключи оставил мне. Дом все равно пустует, занимайте!
— Так неудобно как-то без хозяина.
— Что ж тут неудобного? Раз он мне доверил ключи, значит, доверил распоряжаться и квартирой. Тем более что все равно она стоит без дела. Поехали, покажу.
Приезжаем на окраину Брагина в район индивидуальной застройки. Смотрим: стоит добротный газосиликатный дом с разными надворными постройками. Тут же во дворе сарай, гараж, баня. Зашли в дом. 4 комнаты, большая кухня, кладовая. На кухне есть все, что нужно хозяйке, — газовая плита, холодильник, мойка. На стене шкафчики для посуды. В спальнях тоже все необходимое — по две кровати, прикроватные тумбочки. Такое впечатление, что хозяева где-то тут, рядом и просто на минуту вышли.
Но самое тягостное впечатление произвел на нас зал. Всю его переднюю стену занимал буфет. Собран он был примерно на 2/3. Видно, купили его хозяева где-нибудь в 20-х числах а<