Об авторе
Пе́дро Кальдеро́н де ла Ба́рка – (1600-1681) испанский драматург и поэт, чьи произведения считаются одним из высших достижений литературы золотого века.
По некоторым сведениям, в 1625—1635 годах Кальдерон служил в испанских войсках в Италии и Фландрии, однако есть свидетельства и о его пребывании в Мадриде в этот период. Как драматург Кальдерон дебютировал пьесой «Любовь, честь и власть» (Amor, honor y poder, 1623) и ко времени смерти своего великого предшественника и учителя, Лопе де Вега, последовавшей в 1635 году, уже считался первым драматургом Испании. Кроме того, он получил признание при дворе. Филипп IV посвятил Кальдерона в рыцари ордена Св. Иакова (Сантьяго) и заказывал ему пьесы для придворного театра, устроенного в недавно сооружённом дворце Буэн-Ретиро. Кальдерону были предоставлены услуги лучших на то время музыкантов и сценографов. В пьесах, написанных в бытность Кальдерона придворным драматургом, заметно использование сложных сценических эффектов. Например, пьеса «Зверь, молния и камень» (La fiera, el rayo y la piedra, 1652) была представлена на острове посреди озера в дворцовом парке, а зрители смотрели её, сидя в лодках.
В 1640—1642 гг., исполняя воинские обязанности, Кальдерон в составе роты кирасир, сформированной графом-герцогом Оливаресом, участвовал в подавлении «Восстания жнецов» (национально-сепаратистского движения) в Каталонии. В 1642 году по состоянию здоровья он оставил военную службу и через три года удостоился пенсии. В дальнейшем он стал терциарием ордена св. Франциска, а в 1651 году Кальдерон был рукоположён в священники; вероятно, это было вызвано событиями в его личной жизни (смерть брата, рождение незаконного сына), о которых сохранилось мало достоверных сведений, а также начавшимися гонениями на театр.
После рукоположения Кальдерон отказался от сочинения светских пьес и обратился к autos sacramentales — аллегорическим пьесам на сюжеты, заимствованные главным образом из Библии и Священного Предания, драматически иллюстрирующим таинство Евхаристии. В 1663 году он был назначен личным духовником Филиппа IV (королевским капелланом); эту почётную должность за Кальдероном сохранил и преемник короля, Карл II. Несмотря на популярность пьес и благоволение королевского двора, последние годы Кальдерона прошли в заметной бедности.
Творчество
Драматургия Кальдерона — барочное завершение театральной модели, созданной в конце XVI — начале XVII века Лопе де Вега. Согласно списку произведений, составленному самим автором незадолго до смерти, перу Кальдерона принадлежит около 120 комедий и драм, 80 autos sacramentales, 20 интермедий и немалое число прочих произведений, в том числе стихотворений и поэм. Хотя Кальдерон менее плодовит, чем его предшественник, он доводит до совершенства созданную Лопе де Вега драматическую «формулу», очищая её от лирических и малофункциональных элементов и превращая пьесу в пышное барочное действо. Для него, в отличие от Лопе де Вега, характерно особое внимание к сценографической и музыкальной стороне спектакля.
Существует множество классификаций пьес Кальдерона. Чаще всего исследователи выделяют следующие группы:
· Драмы чести. В этих произведениях главенствует традиционная для испанского барокко проблематика: любовь, религия и честь. Конфликт связан либо с отступлением от этих принципов, либо с трагической необходимостью их соблюсти, даже ценой человеческой жизни. Хотя действие часто происходит в прошлом Испании, обстановка и проблематика приближены к современным Кальдерону. Примеры: «Саламейский алькальд», «Врач своей чести», «Живописец своего бесчестья».
· Философские драмы. Пьесы этого типа затрагивают фундаментальные вопросы бытия, прежде всего — человеческой судьбы, свободы воли, причин человеческого страдания. Действие происходит чаще всего в «экзотических» для Испании странах (например, Ирландии, Польше, Московии); исторический и местный колорит подчёркнуто условен и призван акцентировать их вневременную проблематику. Примеры: «Жизнь есть сон», «Волшебный маг», «Чистилище святого Патрика».
· Комедии интриги. Самая «традиционная» группа пьес Кальдерона включает в себя комедии, выстроенные по канонам театра Лопе де Вега, с запутанной и увлекательной любовной интригой. Инициаторами и самыми активными участниками интриги чаще всего становятся женщины. Комедиям присущ так называемый «кальдеронов ход» — случайно попавшие к героям предметы, письма, пришедшие по ошибке, потайные ходы и скрытые двери. Примеры: «Дама-невидимка», «В тихом омуте…», «По секрету вслух».
Независимо от жанра, стилю Кальдерона присущи повышенная метафоричность, ярко образный поэтический язык, логически выстроенные диалоги и монологи, где раскрывается характер героев. Произведения Кальдерона богаты реминисценциями из античной мифологии и литературы, Священного Писания, других писателей золотого века (например, намёки на персонажей и ситуации «Дон Кихота» есть в тексте «Дамы привидения» и «Саламейского алькальда»). Персонажи его пьес одновременно обладают одной главенствующей чертой (Киприан («Волшебный маг») — жажда познания, Сехисмундо («Жизнь есть сон») — неумение различать добро и зло, Педро Креспо («Саламейский алькальд») — стремление к справедливости) и сложным внутренним устройством.
Последний значительный драматург золотого века, Кальдерон, после периода забвения в XVIII столетии, был заново открыт в Германии. Гёте ставил его пьесы в Веймарском театре; заметно влияние «Волшебного мага» на замысел «Фауста». Благодаря трудам братьев Шлегель, которых особенно привлекала философско-религиозная составляющая его произведений («Кальдерон есть католический Шекспир»), испанский драмататург обрёл широкую популярность и прочно занял место в качестве классика европейской литературы. Влияние Кальдерона на немецкоязычную литературу в XX веке сказалось в творчестве Гуго фон Гофмансталя.
«Жизнь есть сон» — пьеса, впервые представленная в 1635 году. Считается наиболее известной и значительной пьесой Кальдерона. В центре произведения — конфликт между судьбой и роком, человеком и природой, властью и личностью.
Действие пьесы происходит в Польше, а один из её персонажей (Астольфо) носит титул «князя Московского» (duque de Moscovia, буквально «герцог Московский»), однако историческая обстановка, как было принято в литературе того времени, совершенно условна, и какой-либо местный колорит отсутствует. Тем не менее академик Н.И. Балашов полагает, что в пьесе Кальдерона отразились отголоски событий Смутного времени, известных в Испании по сочинениям Антонио Поссевино. При создании пьесы Кальдерон использовал значительное число литературных, исторических и легендарных источников. Среди них значительное место занимает «Повесть о Варлааме и Иоасафе» — необычайно популярная в Европе и на Ближнем Востоке христианизированная версия жизнеописания Будды (до Кальдерона к этому сюжету обратился Лопе де Вега, написавший драму «Варлаам и Иоасааф»)
Действующие лица
· Басилио, король польский
· Сехисмундо, принц
· Астольфо, герцог Московии
· Клотальдо, старик
· Кларнет, слуга Росауры
· Эстрелья, инфанта
· Росаура, дама, дочь Клотальдо
Творческое наследие Кальдерона постоянно пересматривалось и по-разномуоценивалось не только современниками, но и от эпохи к эпохе, от страны кстране в зависимости от эстетических и этических норм и концепций, присущихнациям и народам в разные периоды их духовного развития. О жизни и творчестве Кальдерона было создано немало легенд. Житейскиелегенды возникали от скудости биографических данных о великом драматурге,противоречивость, запальчивая пристрастность в оценках его творчества - отнедостатка методологической строгости и исторической объективности висследовательской практике. Потребовалось немало времени, чтобы исследователи пришли к, казалосьбы, простой идее рассматривать творчество Кальдерона в контексте знаменитого"века без названия", с одной стороны, и к серьезным попыткам объяснениянепреходящей значимости кальдероновских творений для духовной жизнипоследующих поколений - с другой. Когда говорят о том, что XVII век составил эпоху в развитии науки илиположил начало науке нового времени, то тем самым подчеркивают только однуиз сторон развития общественного сознания. Однако следует заметить, что вобласти художественного сознания XVII столетие, впитавшее в себяпрогрессивный опыт предшествующих эпох, было тоже поворотным: в процессахразвития различных форм общественного сознания наблюдался примечательныйпараллелизм. Кеплер, один из творцов астрономии нового времени, не только провелрезкую грань между "мыслимой идеей круга" и "действительным путем планеты",но и вообще развеял "чары округленности", установив эллиптичность планетныхорбит. Кальдерон, кажется, первым сказал о небе, что это не небо, и, можетбыть, оно не голубое, он был первым художником слова, который преобразилабстрактные тезисы о смысле жизни в "поэтические тексты", создав философскиедрамы "Жизнь есть сон" и "В этой жизни все истина и вселожь" ("En esta vida todo es verdad у todo es mentira"). Идея о том, что в искусстве средства воспроизведения тем эффективнее,чем резче они отличаются от изображаемого предмета, в XVII в. стала теснитьпрежние, возрожденческие принципы правдоподобия, подражания природе,простоты и уравновешенности. И дело не только в том, что Кальдерон нарушаетправду истории или географии, сообщая, что Россию от Швеции отделяет рекаДунай, или превращая Иерусалим в морской порт, а в томхудожественно-эстетическом ракурсе, с которого он зрит мир и заброшенного внего человека. Кальдерон, как бы отрываясь на крыльях философии от бреннойземли, зависает в воздухе и обретает способность видеть человеческиедостоинства, добродетели и пороки в их самых общих очертаниях,схематизированных и предельно обобщенно мыслимых. Немецкие романтики нарекли Кальдерона "поэтом чести". Это правильно втом смысле, что из всех возможных регуляторов гармонического общественногоустройства Кальдерон избирает ключевое категориальное понятие чести. Понятие"честь", имеющее значение некоего универсального морального принципаповедения отдельного человека, приобретает у Кальдерона смысл основногорегулятора социальных отношений, фундамента общественного блага, при том,что функция носителя абсолютной идеи чести приписывается в первую очередькоролю. Однако следует подчеркнуть, что чувство чести, порядочности вотношениях с людьми, чистоплотности в поступках и помыслах всегда остропереживалось в Испании всеми - от сеньора типа Дон Кихота до крестьянинаСанчо. Притча о горностае была широко известна во всех слоях общества, иКальдерон представил ее в своих драмах чести в наиболее обобщенной,абстрагированной и схематизированной форме. Содержание общенародной притчиследующее. Чтобы поймать горностая, охотники устраивают грязную лужу и гонятна нее животное. Зверек предпочитает умереть, но не замараться в грязнойжиже. Может быть, именно поэтому шкурка горностая стала подбоем королевскоймантии и символом жертвенно-незапятнанной чести. Если понятие честиКальдерон использует как наиважнейшую категорию применительно к конкретномусообществу себе подобных - к нации испанцев, то любовь и вера приобретают вего произведениях некий космический принцип, посредством которого усмиряетсястремящаяся к распаду вселенная под напором разнонаправленных сил и обилиянесогласующихся между собой форм. Любовь в понимании Кальдерона помогаетразуму проложить дорогу не только к людям, но к вещам и событиям. Любовь уКальдерона нерасторжимо связана с верой, которая означает не толькосверхъестественную христианскую добродетель, но и обыденную доверчивуюпреданность и верность в действиях и поведении всякого "естественного"человека. Способность доверять, т. е. способность постичь нравственнуюценность другой личности, требует душевной стойкости. Требование душевнойстойкости тем более важно, что сама вера, если она не слепа, включает в себямомент риска. Вера в другую личность без надежных оснований и гарантийпревращается в высшее испытание моральной стойкости и подлинный критерий вотношениях человека к человеку. Такими видел Кальдерон источники моральнойсилы, способной противостоять трагическим коллизиям, обнаружившимся в "векебез названия". Кальдерона, как и других художников и мыслителей, глубоко волновалатема бессмертия. Если под бессмертием понимать существование личности всознании потомков, то драматург-мыслитель Кальдерон, давший миру идеи-образына все времена, может быть причислен к бессмертным".
Характеристика испанской драмы XVII века. Кальдерон.
К 1630 г. в испанской драме, происходят сдвиги, позволяющие говорить о переходе от Возрождения к литературной эпохе XVII в.
Центральное явление новой литературной эпохи — творчество Кальдерона. Драма Кальдерона исключительно важна для решения теоретических вопросов барокко в литературе.
«Вокруг Кальдерона в критике всегда велось много споров очень часто можно прочитать: "Кальдерон - певец воинствующего католицизма, мистик и реакционер", "Кальдерон - великий реалист, отразивший лучшие черты испанского народа"».
Возникает подозрение что, такие разночтения вызваны противоречивостью самого писателя. Ведь он одновременно он создает демократического "Саламейского алькальда" и священные ауто на теологические темы в духе идеологии контрреформации. Это решительно неверно. «Кальдерон на редкость цельный и даже подчас утомительно однообразный в своем постоянстве писатель. Просто, с нашей сегодняшней точки зрения, трудно совместить защиту прав низших сословий и осуждение крестьянина - "невежды, инстинктом ведомого", формулу "жизнь есть сон" с искренним пожеланием - "пусть жизнь твоя долгой будет"; прославление убийства любимой жены на основании одного лишь подозрения в измене - с жалобами на "тягостный принцип чести"; самое фанатичное "поклонение кресту" - с явной симпатией к гонимым и побежденным "нехристям» и т. д.»
Если в начальный период становления и развития испанской национальной драмы противоречия между ренессансно-демократическими идеалами и явью испанской государственности не носили еще острого характера, то к моменту развития творчества Кальдерона картина резко меняется.
Уже в 20-30-е годы большинству современников были видны грозные приметы окончательного заката Испанской империи. Положение Испании того времени определялось, прежде всего, острейшим несоответствием между усиливающимся абсолютизмом и глубочайшим хозяйственным кризисом, нищетой крестьянских и городских низов. Особенно тяжелым было положение крестьянства, составлявшего подавляющее большинство населения страны.
Все это стало приводить к распаду прежних, когда-то прочных нравственных устоев, традиций и представлений в сочетании с "католическим началом", сгубившим Испанию "своим угнетающим преобладанием над всеми другими элементами государственной жизни"
Прежние ренессансно-демократические идеалы, питаемые национальными традициями (характерные для Лопе де Вега и его ближайших соратников), стали уступать место учено-гуманистическим, которые в сфере художественной абстракции легче сочетались с трагическим восприятием действительности.
Писатели Возрождения и писатели барокко, несмотря на черты преемственности между ними, по-разному реагировали на наступление реакции. Драматурги круга Лопе либо сосредотачивали внимание на трагичности ситуации, в которой погибал гуманистически мыслящий или живущий в соответствии со светским духом недавнего прошлого человек, либо смотрели на черную полосу кризиса как на нечто преходящее в сравнении с ценностями, завоеванными человечеством во времена Возрождения.
Драматурги барокко в Испании, сложившиеся в условиях XVII в. как новой исторической эпохи, хотя и испытывали воздействие ренессансного театра, шли, как правило, по другому пути. У драматургов барокко складывалось новое, неренессансное представление о гармонии — и земной и духовной, а как противостоящей земному беспорядку гармонии только духовной.
«Драматурги XVII в., как и в пору Высокого Возрождения, изображали торжество героев, но мыслили его по-новому, прежде всего в сфере духа. Картина мира в представлении поэтов барокко была спиритуализирована. Они не подчинялись реакции, как царству зла и бездуховности, и стремились показать духовное торжество героев. Иногда залогом этого торжества был титанизм и фантастическое напряжение страстей. Непобедимая духовность могла выразиться в любовной или религиозной экзальтации («Любовь после смерти» и «Стойкий принц» Кальдерона). И во втором случае религиозно-философское воодушевление в его евангельской самоотверженности все равно противостояло контрреформационному политическому утилитаризму. В образах героев упомянутых драм, будь то мориск Тусани́ или католик Фернандо, главным был не фанатизм, а стойкость воли, упование на несокрушимость воли человека, обеспечивающие ему внутреннюю победу над неблагоприятными обстоятельствами».
«Религиозно-философская драма барокко в Испании с ее осознанием смятенности человека на пути, полном бед, принципиально отличалась от драмы Ренессанса, однако в своей гуманистической антиконтрреформационности выступала как ее прямая продолжательница. Только у Кальдерона контрреформационной идеологии духовного насилия противопоставлялась не очевидность правоты гармонически развитых, благородных, полных жизненной силы, телесной и душевной красоты людей, как у Шекспира или Лопе, но твердость воли в поражении, смятенный и ищущий интеллект».
Противопоставление несовершенному миру сегодняшнего дня независимости воли и разума сближало драму барокко с драмой классицизма. Оба направления, взятые в большой исторической перспективе, принимали на себя миссию отстоять самосознание человека XVII в. Философская драма испанского барокко содержала уже рационалистические, просветительские элементы.
Педро Кальдерон де ла Барка
Величайший поэт барокко Педро Кальдерон де ла Барка (1600—1681) принадлежал к среднему дворянству; отец его служил секретарем в одном из правительственных учреждений. Кальдерон в приглушенном варианте повторил авантюрный путь Лопе де Веги. И у него в жизни были военные подвиги, поединки, суды, церковные порицания; и он вынужден был вступить в орден и облечься в рясу, и у него ряса не обуздала любовных страстей.
В двадцать лет Кальдерон забросил занятия каноническим правом в Алькала́ и Саламанке и увлекся модными тогда литературными состязаниями, а 1623 г. датируется пьеса «Любовь, честь и власть». Кальдерон и его братья продали права на отцовскую должность, чтобы выплатить возмещение по делу о дуэли, на которой один из противников был убит. После краткого пребывания на службе в Италии и во Франции Кальдерон ввязался в Мадриде в кровавую стычку с сыном актера Антонио Вильегаса. Дело было шумным, поэт удостоился публичного осуждения в проповеди тринитария Ортенсио Парависино, которому ответил со сцены в «Стойком принце». В 30-е годы Кальдерону помогает слава; его пьесы идут при дворе, поэту дают крест Сант-Яго и направляют в войска во время каталонского восстания.
Однако с середины 40-х годов открывается бешеная кампания против театра, направленная и лично против Кальдерона как самого влиятельного драматурга эпохи. На пять лет, с 1644 по 1649 г., закрываются театры, и на двадцать пять с лишним лет прерывается печатание томов сочинений Кальдерона. Гнев поэта выразился в драме «Саламейский алькальд» и в имевшем характер публицистической статьи письме в защиту поэзии, адресованном прелату, то запрещавшему театр, то осмеливавшемуся вновь заказывать Кальдерону духовные пьесы. Конец 40-х годов был омрачен новой дуэлью, смертью возлюбленной, беспокойством об оставшемся без матери сыне. Рукоположенный в 1651 г. Кальдерон сделал более успешную церковную карьеру, чем Лопе, но оказался более связанным: последние десятилетия поэт может писать либо для двора, либо духовные аутос. Еще дважды, в 1665 и в 1672 гг., Кальдерону приходится иметь дело с кампаниями за запрещение театра. Из произведений Кальдерона сохранилось 120 комедий и драм, 80 аутос, несколько интермедий и пр. Выход посмертной «Пятой подлинной части комедий Кальдерона» (1682) вызвал десятки антитеатральных проповедей и памфлетов, создававшихся прежде всего в среде иезуитов, решивших, что после смерти Кальдерона можно наконец покончить с национальным театром. Как поношение веры и добрых нравов рассматривался даже духовный театр, но по традиции, показывающей, что ренессансный дух был еще жив, главный удар направлялся против комедий.
Хотя Кальдерон и усваивает многие реалистические приёмы Лопе де Вега и Тирсо де Молины, но неудовлетворённость его современной ему действительностью, всё более тусклой, в зловеще расползающихся трещинах экономического и политического упадка, уводит его то в мечту, то в мистику. Он стремится к более изысканному стилю. Он стилизует действительность, и у него много характеров, в которых сквозят идеализация, аллегория, символ...
В драматургии Кальдерона доведён до совершенства чисто испанский жанр литургических пьес (autos sacramentales). Кроме них, он написал ряд религиозных драм, из которых наибольшим успехом в Испании пользовалась драма «Поклонение кресту» («La devocion de la cruz»). Следует упомянуть ещё «Волшебника-чудодея» («El magico prodigioso») – католического Фауста, из которого Гёте почерпнул для своего Фауста не только отдельные места, но и целые сцены.
Из числа «комедий плащи и шпаги» у Кальдерона едва ли не лучшие «Дом с двумя выходами» («Casa con dos puertas») и «Дама-невидимка» («La dama duende»). Особо надо выделить пьесу «Саламейский алькальд» («El alcalde de Zalamea»), которая является переделкой одной из пьес Лопе де Вега и отражает демократические тенденции того времени.
В трагедиях, драмах философского или символического содержания и комедиях Кальдерона с особой тщательностью разрабатывается мотив личной чести, гипертрофированной, толкающей на преступления, вроде тех, которые Кальдерон иногда с явным сочувствием изображает в пьесах «Врач своей чести» («El medico de su horna»), «За тайное оскорбление – тайное мщение» («A secreto agravio, secreto venganza») и «Нет чудовища ужаснее ревности» («El mayor monstruo los zelos»).
Из философско-символических пьес всемирно известна его «Жизнь – это сон» («La vida es sueño»).
«Основное, с чем приходится считаться при оценке Кальдерона, - это очевидное подчинение всех его художественных замыслов (независимо от жанра) политическому и философскому рационализму, свойственному его мышлению. Этот рационализм придавал театру Кальдерона социальную и философскую злободневность, окрашивал определенной абсолютистской и морально-религиозной идеологией все его творчество. Но вместе с тем под слоем этой идеологии проступает - и со временем все отчетливее - общечеловеческое вневременное начало, подлинный гуманизм Кальдерона, связанный с передовыми ренессансными идеями, а также с народно-демократическими традициями, выкованными испанским народом в многовековой борьбе за свое национальное освобождение и за свои гражданские права.
Кальдерон был сыном своего века. Вместе с веком в его творчестве кануло для нас все временное, преходящее, чуждое сегодня. Осталось то, что было в нем исторически перспективно и человечески незыблемо, - его народность, национальная неповторимость и в то же время универсальность мысли. Вот почему, по словам Пушкина, Кальдерон наряду с Шекспиром и Расином стоит "на высоте недосягаемой" и его "произведения составляют вечный предмет наших изучений и восторгов..."».
«Жизнь - есть сон»
Неоднократно в разных своих пьесах Кальдерон подходил к теме идеального, справедливого монарха (затрагивает он ее, например, во "Враче своей чести" в лице дона Педро Справедливого). Непосредственно Кальдерон пытается ее решить в одной из самых знаменитых своих драм - "Жизнь - это сон". Там начертана если не программа формирования идеального правителя, то, во всяком случае, назидательная картина его самовоспитания.
Подобно многим другим произведениям мировой литературы, драма "Жизнь - это сон" в глазах последующих поколений намного переросла рамки своего первоначального содержания.
Если собрать воедино существующие толкования драмы "Жизнь - это сон", то получится любопытный сборник противоречивых и часто взаимоисключающих оценок.
«Долгое время ее понимали только как религиозно-символическую драму, смысл которой сводится к теологическому тезису утверждения свободной воли и толкованию жизни как сна, грандиозной комедии, где люди играют лишь отведенную им сценическую роль, чтобы потом воскреснуть к высшей правде уже в загробном существовании». Действительно, нельзя отрицать присутствие этих мотивов в пьесе. Для Кальдерона они были характерны на протяжении почти всего его творчества, и нашли свое прямое выражение в священных ауто "Великий театр мира", "Жизнь есть сон" и в ряде других. Ощущение жизни как скоротечного мгновения ("сна") было присуще мироощущению испанцев задолго до Кальдерона. «В кальдероновский период национального упадка это ощущение усилилось еще больше, и Кальдерон дал ему наиболее четкую художественно-философскую формулу, предельно сгустив горестное признание Сервантеса, сделанное устами Дон-Кихота {Идея ауто "Великий театр мира", вероятно, подсказана Кальдерону прилежным чтением "Дон-Кихота" Сервантеса (глава XII, часть 2), где Дон-Кихот развивает перед Санчо мысль о том, что жизнь - та же комедия, и что смерть всех уравнивает. А Санчо назвав это сравнение "превосходным", подкрепляет его аналогичным сравнением жизни с шахматной игрой».
Исследователь Н. И. Балашов даже прослеживает в этой драме русскую тематику: «С идеей "жизнь есть сон" контрастирует и русско-польский сюжет, имевший в Испании особое конкретное наполнение после знаменитой драмы Лопе де Веги "Новые деяния Великого князя Московского" (1606). При отвлеченной тематике "суеты сует" "Жизнь есть сон" грохочет отзвуками драмы Лопе. Здесь есть и победа восставшего народа, и призвание заточенного или изгнанного царевича, свергающего тирана (отзвук данных о Борисе Годунове), отстраняющего иностранного принца (Владислав)».
И все равно, все эти толкования пьесы неразрывно связаны с темой идеального правителя.
Образ Сехизмундо
Сехизмундо (исп. Segismundo) — герой драмы Педро Кальдерона де ла Барки «Жизнь есть сон». Королю Басилио, мудрецу и звездочету, светила предсказали, что его сын Сехизмундо станет чудовищным тираном; чтобы спасти страну от бедствий, Басилио объявил, что ребенок родился мертвым, и приказал держать его в горной башне. Решив проверить, не обманули ли его небесные знамения, король велит, усыпив, перенести его во дворец. Важнейшие события драмы разворачиваются в душе героя. Его самопознание в немалой мере определено внешними обстоятельствами: Сехизмундо вырастает, не зная, кто его родители и кто он такой. Самая пылкая, всепоглощающая его страсть — жажда правды и свободы.
Первый его монолог («О, я несчастен, горе мне!») — яростный протест против неволи; и Кальдерон не оставляет сомнения, что свобода — неотъемлемое и важнейшее право человека. В переполненном болью и негодованием монологе герой проклинает судьбу, дающую человеку меньше свободы, чем зверю, ручью, рыбе и птице. Но, узнав, что он не жалкий узник, а всесильный государь, Сехизмундо возмущен учиненной над ним несправедливостью. Он становится убийцей и насильником. Его свобода — свобода зверя, и сам Сехизмундо знает, что он — получеловек-полузверь...
Когда он убил слугу и начал творить бесчинства во дворце, его опять усыпляют, переносят обратно в башню и уверяют, что все происшедшее во дворце было лишь сном. Сехизмундо пытается разобраться, является ли он заключенным, которому приснилось, что он принц, или принцем, которому снится, что он заключенный. Герой хочет понять, что в жизни иллюзорно, ложно, а что действительно, подлинно, и эти размышления многое в нем меняют.
«Это словно конспект, сгусток представлений, повторявшихся многими, в том числе и не самыми значительными, поэтами барокко в разных странах, даже до появления драмы Кальдерона. На этот момент драма, ее аксиома: "жизнь есть сон" - прямой противовес гамлетовскому ренессансному - в пользу решительных действий - преодолению сомнения "быть или не быть"».
«Будто все ясно. Но и в драму Кальдерона врывается вихрь реальности, развеивающий свойственные кризисной стороне барокко представления о тщете и сумятице земного существования; увидим, что ни в поэте барокко, ни в герое барокко - ни в Кальдероне, ни в Сехисмундо - не умирает, а лишь преображается, раздваивается неведомый им Гамлет».
«Первым не какой-либо критик, а Сехисмундо сам высказал и в общем преодолел противоречие, таившееся в драме. Он пришел к выводу, выраженному в категориях, приемлемых в светской философии и в принципе пригодному и для просветителей: "действовать во благо, вот что существенно" ("Obrar bien es lo que importa"), независимо от того, есть ли жизнь сон, или нет».
Сехисмундо, запутанный предыдущими экспериментами отца, не уверен, "правда ли сон" то, что он возглавил восстание, но произносит ответственное суждение о том, что важно оставаться добрым. Если мы на яву – то для того, что бы просто быть им, а если во сне, чтобы проснуться в кругу друзей.
«"Obrar bien" ("творить добро"), независимо от того, сон жизнь или не сон, - тезис этот, повторяемый Сехисмундо несколько раз и осуществляемый им на деле, еще глубже, чем о нем пишут».
Поверил Сехисмундо в то, что жизнь есть сон, однако не поверил он в то, что сном была и его любовь к Росауре.
До встречи с Росаурой Сехизмундо рос, не зная никого, кроме своих тюремщиков, ненавидя их и сами небеса, обрекшие его на жизнь в неволе. Эта ненависть выплескивается во дворце самым пагубным образом. Возникшее чувство к Росауре, чувство любви— помогает ему понять, что нельзя быть человеком, живя одной лишь ненавистью, что прочнейшие отношения, связывающие людей, — добрые отношения. «Любовь в понимании Кальдерона помогает разуму проложить дорогу не только к людям, но к вещам и событиям. Любовь Кальдерона нерасторжимо связана с верой, которая означает не только сверхъестественную христианскую добродетель, но и обыденную доверчивую преданность и верность в действиях и поведении всякого "естественного" человека. Способность доверять, т. е. способность постичь нравственную ценность другой личности, требует душевной стойкости. Требование душевной стойкости тем более важно, что сама вера, если она не слепа, включает в себя момент риска. Вера в другую личность без надежных оснований и гарантий превращается в высшее испытание моральной стойкости и подлинный критерий в отношениях человека к человеку. Такими видел Кальдерон источники моральной силы, способной противостоять трагическим коллизиям, обнаружившимся в "веке без названия"».
«Идее тщеты всего земного противопоставлена истинность любви к женщине. Это концепция жизни - сна, порожденная самой действительностью и утвержденная как принцип Ренессансом».
Основная победа принца Сехизмундо - это победа над самим собой. Если бы Кальдерон задался целью показать просто торжество человека над своими страстями, его умение обуздать себя, то навряд ли ему понадобилось бы делать своего героя принцем, переносить действие в экзотическую абстрактную обстановку. Интересна одна незамеченная подробность. Разрешение линии Росаура - Астольфо. Сехизмундо соединяет молодых людей. Он отказывается от своего счастья ради восстановления ее доброго имени. Идея справедливого монарха - это итог воспитания идеального государя, достойно увенчанный торжеством принца над самим собой.
Есть еще один существенный момент в пьесе, подкрепляющий эту точку зрения: история с солдатом, которого велено наказать (заточить в башню), хотя именно он поднял восстание в пользу Сехизмундо. Каким бы благим ни было намерение солдата, он нарушил закон верности своему сюзерену. Благое намерение не избавляет его от наказания. Солдат поднял бунт против установленного порядка. Справедливый монарх не может не покарать бунтаря, потому что любой бунт есть произвол, нарушение незыблемого закона. Именно так, по мнению Кальдерона, должен поступать идеальный монарх.
Любовь и добро — мосты к людям и к вечности. Поверив в это, Сехизмундо преодолевает рабское подчинение инстинктам, бездумным и бездушным вожделениям. Однако, как подчеркивает Кальдерон, борьба противоположных начал — интеллекта и чувства, ненависти и любви — длится вечно.
Сехизмундо можно сравнить с Гамлетом. У Шекспира и Кальдерона выведены герои-мыслители, действие в обоих произведениях преимущественно строится на движении мысли. Оба принца сталкиваются с враждебной судьбой, с «трагическим состоянием мира», оба не приемлют несвободу. Но Гамлета больше всего терзает зло, царящее в окружающей жизни, Сехизмундо же приходит к выводу, что самое страшное — зло, живущее в нас самих. Будущий властелин страны, как и любой человек, должен прежде всего научиться властвовать над собой. Свирепый бунтарь против неволи, преодолевая в себе эгоистическое своеволие, сознает, что свобода неотделима от строгих обязательств и что решающий шаг к справедливости — способность самому быть справедливым и великодушным с другими.
О становлении нового Сехизмундо зритель узнает благодаря прекрасным, открывающим его душевные движения поэтическим монологам. В финале герой появляется во главе мятежного войска; король Басилио в отчаянии падает к ногам сына. Но принц бережно поднимает отца и сам становится перед ним на колени, одерживая главную победу над собой, над своей мстительностью и гордыней. Сехизмундо, получив власть, проявляет себя мудрым и добрым правителем и объявляет политику, которая, по представлениям передовых людей того непростого времени, вменялась в обязанность национальному монарху-объединителю, пресекая одновременно возможность дальнейших междоусобиц.
Заключение
В этом процессе самовоспитания принца Сехизмундо в идеального монарха решающую роль сыграло восприятие жизни как мимолетного сна. В начале драмы Кальдерон показывает, как человек, обуянный гордыней, верящий в длительную прочность земного существования, приходит к злоупотреблению властью. Принцем руководит необузданный разумом инстинкт. В последнем действии Сехизмундо под воздействием горького опыта ("сна") приходит к восприятию жизни как явления настолько скоропреходящего, что ее смело можно приравнять ко сну. Ощущение жизни как сна влечет за собой указание на близкое возмездие. Это раскрыл еще в XIX веке один крупный немецкий испанист, который писал: "Вслед за сном последует пробуждение, которое находится в точном соответствии с нашими поступками во время сна и более того - является прямым его следствием" Люди-актеры, жизнь-сцена, на которой каждый играет отведенную ему роль. Надо сыграть эту роль хорошо. Человек расплачивается за содеянное на земле.
Во сне образы сознания воспринимаются спящим как нечто действительное, и если жизнь есть сон, то и наяву человек видит лишь то, что представляется его сознанию. Вместе с тем Кальдерон постигает то, что будет достоянием психологии лишь в XX в.: образы сна порождены отнюдь не только мыслью, но и надеждами, страхами, тайными желаниями. Последние неосознанно воздействуют не только на сновидения, но и на поведение человека. В его драмах сталкиваются, в какой-то мере пронизывают друг друга сознание и подсознание, рассудок и аффект. Явь и сон, иллюзия и реальность здесь теряют св<