РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
Младенец из Вифлеема
«И было в те дни: от императора Августа вышел указ о том, чтобы по всей Вселенной шла перепись. Это была первая перепись, когда наместником Сирии был Квириний. Все шли на перепись, каждый в свой город. Направился также Иосиф из Галилейского города Назарета в Иудею, в Давидов город, именуемый Вифлеем, потому что был он из рода и дома Давида. Он шёл на перепись вместе с обручённой ему Марией, Которая ожидала ребёнка. И вот, когда они находились там, пришло Ей время для родов, и родила Она Сына Своего, первенца, и спеленала Его, и положила в ясли для скота, потому что на постоялом дворе не нашлось для них места» (Лк. 2:1–7).
Несвоевременное путешествие
Этими лаконичными замечаниями евангелист Лука обозначил историческую обстановку и время рождения Иисуса Христа, а также причину, по которой Святое Семейство должно было совершить столь трудное и несвоевременное путешествие. Вспомним, что в 63 году до н. э. Гней Помпей завоевал Палестину, вошедшую в состав новой римской провинции «Сирия». Властелины Вселенной (Ойкумены), как называли Римскую империю, были людьми мудрыми, старавшимися сохранять у населения покорённых государств иллюзию самоуправления. Без необходимости они не нарушали местные формы правления и с уважением относились к общественным и религиозным традициям. Поддерживать порядок римлянам помогали ими же назначаемые марионеточные цари, одним из которых был печально известный Геро́д I Великий, восседавший на Иерусалимском престоле с 37 по 4 год до н. э. (Его имя в позднегреческом произношении – Ирод – стало нарицательным.)
Октавиан Август (63 г. до н. э. – 14 г. н. э.), став в 27 году до н. э. единодержавным императором, вскоре провел тщательную перепись населения восточных провинций, необходимую для упорядочения системы налогообложения. Провинцией Сирия тогда управлял проконсул Квириний, и именно его чиновники внесли в списки новых подданных державного Рима Иосифа, Марию и их только что родившегося в Вифлееме Сына, названного Иисусом («Господь спасает»). Римляне записывались по месту своего проживания, а иудеи, в силу устойчивых родовых традиций, – по месту происхождения. Иосиф и Мария являлись потомками царя Давида († ок. 970 г. дон. э.), родом из Вифлеема, расположенного в 7 километрах к юго-западу от Иерусалима. (Представители этой славной династии ещё в VI столетии до Р. Х. были лишены трона и вели жизнь частных граждан, разумеется, не афишируя своего происхождения.) Этим и объясняется столь несвоевременное для Девы Марии путешествие через всю Палестину, с севера на юг, в родной город предков, где у них не было своего дома и где из-за наплыва народа им не нашлось в день прибытия места в гостинице.
Хорошо понятна и реакция царя Ирода: узнав о рождении «законного наследника» Иудейского престола, он повёл себя так, как и поступают бесчеловечные самозванцы и узурпаторы.
Смысл боговоплощения
«Бог стал Человеком, чтобы человек мог стать богом», – так сформулировали великую тайну боговоплощения и вочеловечения отцы Древней Церкви{3}.
Бог явился во плоти, и это событие стало единой, универсальной точкой отсчёта всемирной истории, сообщившей цель и смысл всему временно́му космосу. «В Палестине... совершился величайший факт всемирной истории, который должен быть признан центральным не только христианами: то, что́ произошло в Вифлееме, предопределило всю всемирную историю. <…> Образовался новый христианский мир, началась всемирная история, которая древнему миру не была известна», – справедливо отмечает русский мыслитель Николай Бердяев [11. С. 93]. Неудивительно, что именно День Рождения Вифлеемского Младенца, явившегося в мир незаметно и даже в загоне для скота (а вовсе не социальная или техническая революция!) стал краеугольной хронологической вехой, навсегда разделившей мировую историю на две эпохи: до и после Рождества Христова.
Евангелисты не указывают ни точного года (тогда ещё не было единой эры), ни дня рождения Иисуса Христа, и мы определяем лишь период этого события: 7–5 годы до н. э. Календарная же дата праздника Рождества Христова, 25 декабря, установленная ещё в IV веке в качестве обязательной для всего христианского мира, имеет не историческое, но назидательно-символическое значение. Это – день зимнего солнцеворота, победа солнца над тьмой. В миссионерском аспекте этот день выражает победу Христа – «Солнца Правды» и «Света миру» – над тьмой языческого идолопоклонства.
Предложенная в 525 году римским архивариусом Дионисием Малым эра «от Рождества Христова» завоёвывала мир постепенно, распространяясь с Запада на Восток, а в России была введена лишь на рубеже 1699/1700 гг. До этого наши предки отсчитывали даты в рамках условно-символической эры «от сотворения мира».
В настоящее время христианская эра принята во всём мире (во всяком случае – в документах ООН), вольно или невольно признавшем тем самым, что более важной точки отсчёта, чем празднуемый нами День Рождения Младенца из Вифлеема, просто не существует!
«Таинство чуждое вижу...»
Богослужение праздника сосредоточено на мистерии чудесного рождения Девой Марией Сына, Спасителя и Нового Адама, пришедшего в мир, чтобы восстановить в первоначальном достоинстве образ «древнего Адама» – то есть всего ветхого человечества. Мы переживаем богочеловеческую диалектику таинства «чуждого и парадоксального»: пещера (вертеп) становится небом, Богоматерь – Херувимским престолом, а ясли – вместилищем возлежащего в них невместимого Бога и беспомощного Младенца одновременно.
Две тысячи лет тому назад, во дни императора Августа, для Богомладенца Иисуса не нашлось места даже на постоялом дворе, и Он родился в яслях для животных, согревавших Его своим дыханием. Мир, как и сейчас, был слишком занят собой, полагая задачи своего экономического и политического переустройства первостепенными. Но не все люди духовно слепы и глухи: и вот уже чистые сердцем простые пастухи, первыми (!) услышавшие от ангела о «великой радости», спешат к своей пещере и приветствуют лежащего на соломе Младенца. А вскоре медленно выходят, как бы из глубины веков, седые мудрецы («волхвы»), проделавшие огромный путь вслед за ниспосланной им Свыше звездой. Они долго искали Истинного Бога на путях трудных и тернистых и теперь, обретя, склоняются пред Его колыбелью, принеся дары. Путь дохристианского мира завершился в Вифлееме.
Само Небо приблизилось к земле, чтобы человек взглянул в него и понял, что землёй ещё не кончается ни мир Божий, ни жизнь человеческая.
«Во дни царя Ирода...»
«Когда же родился Иисус в Вифлееме Иудейском, во дни царя Ирода, вот, волхвы от восточных стран прибыли в Иерусалим и спрашивали: "Где новорождённый Царь Иудейский? Ведь мы видели, как восходит Его звезда, и пришли Ему поклониться". Услышав об этом, царь Ирод взволновался, а с ним и весь Иерусалим» (Мф. 2:1–2).
Где родившийся Царь?
Прошло около двух лет со времени той тревожной и благословенной ночи на окраине Вифлеема, где в яслях для скота появился на свет Младенец, Которому предстояло изменить лицо Вселенной. Иосиф и Мария поселились в каком-то доме и намеревались остаться в нём навсегда, но Провидение судило иначе. Их уединённая скромная жизнь внезапно оказалась прерванной появлением экзотических по виду людей, принадлежавших к зороастрийской касте персидских звездочётов. Они тоже ждали пришествия Небесного Посланника, который прекратит извечную, по их мнению, борьбу между космическими силами Добра и Зла, являясь при этом единственным на Земле языческим народом, разделявшим с ветхозаветными иудеями мессианские настроения. Поэтому лишь они и пришли поклониться неведомому пока миру Царю.
Жители Иерусалима смотрели на пришельцев с испугом и недоумением, в ужасе отшатываясь при страшном вопросе о родившемся царе. Вспомним, что Иудеей уже более трёх десятилетий правил коварный чужеземец Ирод, узурпировавший иерусалимский престол благодаря поддержке своих римских друзей – триумвиров Августа и Антония. Этот чудовищный человек казнил свою жену, принадлежавшую к свергнутой им династии Маккавеев, и двух любимых народом сыновей, заподозрив их в намерении лишить его трона. Третьего он казнит уже перед смертью.
Ирод и волхвы
Легко представить реакцию самозванца, которому всюду чудились заговоры, действительные и мнимые. Он легко узнал через знатоков Священного Писания о месте рождения законного наследника древней династии, основанной тысячелетием ранее библейским царём Давидом из Вифлеема. Пророчество об этом содержится в книге ветхозаветного пророка Михея (2-я половина VIII до Р. Х.) (Мих. 5:2).
Затем Ирод пригласил ничего не подозревающих волхвов к себе, узнал у них время рождения Мессии и послал их в Вифлеем с коварным поручением, а сам в это время отбирал преданных ему карателей для выполнения «специального задания». Безумного старика не останавливало даже то, что этот Младенец, согласно Священному Писанию, на которое ссылались призванные им для расследования книжники, был Посланником и Помазанником (Мессией) Единого Бога, к религии Которого Ирод тоже формально принадлежал (иначе он не смог бы стать царём Иудеи)!
Поклонившись Младенцу и приняв знак Свыше, волхвы не вернулись к царю. Иосиф получил в сновидении такое же предупреждение от ангела: «Вставай, возьми Дитя и Матерь Его, и беги в Египет, и оставайся там, пока я не скажу тебе; потому что Ирод намерен разыскать Дитя, чтобы Его погубить» (Мф. 2:13).
Так Ироду не удалось узнать, в каком доме проживало Святое Семейство в Вифлееме. Когда он понял, «что волхвы насмеялись над ним, пришёл в великую ярость и послал солдат умертвить в Вифлееме и по всей округе всех младенцев в возрасте от двух лет и менее, в соответствии с тем сроком, который он выведал от волхвов» (Мф. 2:16). Однако чудовищный замысел «устранить законного претендента на Иудейский престол» не удался. Иосиф уже увёз семью в Египет, где было легко затеряться среди многоязычного населения.
Римский праздник «День Рождения Господа, Dies Natalis Domini (25 декабря)» и его судьба на Христианском Востоке {4}
(К вопросу о ментальности западного и восточного христианства)
«Рождество Твоё, Христе Боже наш, осветило мир светом знания...» – слышим мы слова рождественского тропаря. Кажется, так было всегда: Дева Мария к каждому дню рождения Сына пекла скромный торт, бедный Иосиф лепил для него свечи, а Иисус старался задуть их с одного дыхания. А после вознесения Спасителя апостолы, составлявшие наш церковный Устав (Типикон), постановили праздновать День Рождения своего Господа немного менее торжественно, чем День Его Воскресения, определив ему статус двунадесятого господского праздника. С тех пор мы так и празднуем Рождество, и устанавливаем ёлку. Увы, исторические факты свидетельствует об ином...
Календарь и догматика
Изучая различные календари, мы находим в них не только даты жизни или смерти национальные героев, важнейших исторических событий, отражающих государственные приоритеты, но также и зримое богослужебное выражение важнейших религиозно-богословских истин. Огромную роль здесь играет тип религии и, как принято сейчас говорить, «народная ментальность». Так, в древнееврейском календаре единственным средоточием был Яхве – Единый Бог, Творец и Промыслитель, и поэтому чествовался только Он, Его спасительные деяния в истории избранного народа. Языческий Рим именовал обожествляемого императора «Отцом Отечества» и «Спасителем». А для христиан единственный Спаситель (греч. Сотэ́р) – это Иисус из Назарета, воплотившийся и вочеловечившийся Сын Божий, ставший Сыном Человеческим.
Таким образом, христианские праздники – не просто памятные даты (мы не знаем точных дат даже рождения Христа и Его распятия!); они служат для нас «фактическим исповеданием веры. < …> Рождение Христа <...> составляло один из основных, если не самый основной догмат веры. Родившийся Христос – это явление Бога во плоти. Около Его рождения от Девы вращается вся надежда и вся жизнь Древней Церкви» [63. С. 22, 123].
В III–IV веках появляются праздники, выражающие этот догмат Боговоплощения и Вочеловечения: 1) Богоявление (Теофа́ния) – на Востоке, 2) День Рождения Господа (Dies Natalis Domini) – в Римской Церкви и, 3) немного позднее (V–VI вв.), праздник, посвященный 40-му дню земной жизни Господа (Сретение Господне, Praesentatio Domini), который можно назвать «Отданием рождественского цикла». Сразу же возникает вопрос: почему на Востоке долго не хотели праздновать Рождество Христово, особенно – в Иерусалимской Церкви?!
День рожденья – «грустный праздник»?
Так поётся в одной популярной песенке. Для язычников – нет; это праздник веселый! Для древних римлян день рождения – главный личный праздник; а день рождения императора – праздник государственный. И не только в Риме. «Больше всех дней персы чтут день своего рождения», – отмечал Геродот (История I:133). Боги даруют тебе жизнь, вводят в мир, и ты можешь многого добиться, даже породниться с самими «бессмертными». Дерзай! (Народы «Библейского мира» подобный оптимизм не разделяли.)
Для древних евреев – да, грустный. Библия – книга воспоминаний о делах Творца. Только Его деяния по отношению к народу записывались и ежегодно воспоминались богослужением и пиршеством, т. е. становились праздниками. «Добрые деяния людей, как и сами они, принадлежат Богу; только зло составляет достояние человека, с которым он рождается в мир. И в то время как язычники в дне рождения полагали источник счастья, иудеи видели в нём начало и причину всех скорбей и страданий и проклинали его» [63. С. 8].
В сознании каждого человека, хотя бы перелиставшего важнейшие страницы Ветхого Завета (Еврейской Библии), вероятно, навеки запечатлелись патетические (в оригинальном тексте стихотворные) стенания праведного Ио́ва, жестоко мучимого Сатаной с позволения (!) Бога. Он оспаривает перед лицом своих друзей и Самого Бога (Которого он вскоре даже вызовет на поединок!) смысл земной жизни. Иов хочет повернуть вспять время жизни: вновь войти в утробу матери и – раз уж родители зачали его без его позволения! – просто выйти из неё мёртвым выкидышем, чтобы не взрослеть и никогда не страдать. Страшные слова, рождённые страшной реальностью дохристианской безысходности!
«<…> Отверз Иов уста свои и проклял день свой. И начал Иов, и сказал:
"Да сгинет день, в который рождён я,
и ночь, что сказала: "зачат муж!"
День тот – да будет он тьма <...>.
Ночь та – да обладает ею мрак,
Да не причтётся она к дням годовым,
в месячный круг да не войдёт. <...>
Зачем не умер я при исходе из чрева
и не сгинул, выйдя из недр?
Зачем колени держали меня,
к чему питали меня сосцы? <...>
Тогда лежал бы я дремля,
спал бы и был в покое, <...>
до восторга бы возликовал
и восхитился, обретя гроб"» (Иов. 3:1–4, 6, 11–13, 22)
(Перевод С. Аверинцева: [1. С. 316–317]).
Вопросы риторические, это вопросы-упрёки земной справедливости, а значит – и Самому Богу, Который почему-то (почему? «во́т в чём вопрос!») допускает, чтобы нечестивые благоденствовали, а праведники страдали. Отрицательный ответ заложен в этих риторических вопросах. Справедливости можно (?) – иногда можно – добиться только в земной жизни. А если не получится? Тогда – сущий кошмар.
К Иову присоединяется ещё один авторитетный дохристианский пессимист, с мазохистским упоением и риторическим умением разъясняющий безвыходную перспективу человеческой жизни.
«Всему и всем – одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику. <...> Кто находится между живыми, тому есть ещё надежда, так как и псу живому лучше, нежели мёртвому льву. Живые знают, что умрут, а мёртвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению; и любовь их, и ненависть их, и ревность их уже исчезли, и нет им более части во веки ни в чём, что́ делается под солнцем» (Еккл. / Эккл. 9:2–6). Жуткий пессимизм; но так говорит Священное Писание (если только мы понимаем эту Книгу в контексте христианской Бого-человеческой перспективы, а не как в иудаизме или исламе)!
Интересно, что эти представители богооткровенного библейского монотеизма вполне согласны в оценке смысла человеческой жизни с благородным язычником Феогнидом Мегарским (VI век до Р. Х.).
«Вовсе на свет не родиться – для смертного лучшая доля,
Жгучего солнца лучей слаще не видеть совсем.
Если ж родился – спеши к вожделенным воротам Аида:
Сладко в могиле лежать, чёрной укрывшись землёй».
(Перевод Адриана Пиотровского)
Как видите, радоваться появлению человека на свет не приходится: его ждут скорби, а если и будет он благополучен в краткой земной жизни, то, как говорит Экклезиаст (традиционно – это премудрый Соломон), – «одна участь праведнику и нечестивому». Зачем же тогда добиваться праведности, если «нечестивость» приносит бо́льшие барыши в земной жизни, – а другой жизни, как можно понять из этих строк, не существует (во всяком случае, в том виде, как её понимает христианское богословие), а значит – нет и «компенсации» за страдания. Остаётся признать правоту Горация: «Carpe diem, лови момент»! Увы!
Интересно, а кто из библейских персонажей празднует день рождения? (На это обращал внимание мой учитель Николай Дмитриевич Успенский, † 23.VII.1987.)
1) Первым Библия упоминает день рождения некоего безымянного фараона (Быт. 40:20). Правда, это был «хороший» фараон, возвысивший Иосифа, но поздне́е египетские цари стали губителями еврейского народа, и само слово «фараон» превратилось в одиозную кличку.
2) В день рождения сирийского царя Антиоха IV Епифана (175–164 до н. э.), в империю которого входила тогда Палестина, иудеев водили «на идольские жертвы» (2 Макк. 6:7), заставляя тем отречься от религии Моисея. Непокорных предавали мучительной смерти. Наш календарь знает память семи мучеников Маккавеев (1/14 августа), но число погибших установить невозможно. Сами же язычники обыграли титул обожествившего себя царя (Епифа́н значит «Явленный [богом]»!), назвав его Епима́н – «Бешеный», «Безумный».
3) Наконец, во время празднования дня своего рождения разгорячённый вином царь Галилеи Ирод Антипа дал необдуманную клятву, приведшую к гибели Иоанна Крестителя (Мф. 14:6–10).
Ни иудей, ни христианин Востока, выросший в мире библейских представлений, не мог подражать этим «героям». Совсем иные умонастроения владели благодарными Христу бывшими язычниками.
Dies Natalis Domini. Отношение к нему Востока
Если для римлянина и личный день рождения, и день рождения «царя» (императора) – великий праздник, то как же не почтить День Рождения Царя Небесного, Сына Божия?! Никаких препятствий для этого (в отличие от восточного христианина) для европейца нет! Вероятно, римляне праздновали Рождество Христово уже в начале III века, а в следующем столетии его фиксируют сохранившиеся письменные источники.
Во второй половине IV века праздник Дня Рождения Господа проникает на Восток. Какова же реакция восточных христиан? Почему этот римский праздник принимали с трудом? Здесь – влияние ветхозаветных тенденций, часто неосознанное. Н. Д. Успенский говорил на лекции о двух основных причинах: 1) об отношении к самому дню рождения (о чём было сказано выше), и 2) об опасении, что язычники могут увидеть аналогию своим мифологическим «родословиям богов». Ведь по-гречески «Рождество Христово» – Γέννησις του̃ Χριστου̃, Геннэсис ту Христу. Но само слово γέννησις, геннэсис – «рождение», «произведение на свет» – звучало одиозно: тут же вспоминали известную поэму Теого́ния (греч. Θεογονία – «Происхождение богов»), принадлежавшую перу Гесиода (VIII - VII вв. до н. э.). Но какая же «генеалогия» может быть у Сына Божия, рождённого от Отца «прежде всех век», как поётся в Символе веры (хотя Матфей и Лука приводят Его человеческую родословную и повествуют о рождении в Вифлееме)?! Можно ли праздновать человеческий день рождения Предвечного Бога? Нам этого уже не понять, но для сознания восточных христиан того времени это были чрезвычайно важные вопросы.
Поэтому на Востоке западный праздник Рождества, акцентировавшего явление Бога именно во плоти, приживался долго и болезненно. Здесь ему противодействовали влиятельные еретические партии – ариане, а затем монофизиты. Первые отрицали единосу́щие Сына Отцу, поэтому православная Троица была для них «многобожием», а рождение Иисуса как Сына Божия – «язычеством». Вторые отрицали равноче́стное единение в Иисусе Христе двух несоизмеримых природ – божественной и человеческой. Они выросли на почве ветхозаветного (семитического) абсолютного монотеизма, для которого мысль о единении Божества и человечества, тем более по плоти, – худшее кощунство. Вспомним обоснование смертного приговора Христу на Синедрионе: «У нас есть Закон, и по Закону Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Бога» (Ин. 19:7).
Но даже православные христиане Востока, унаследовавшие эту библейскую ментальность, согласно которой день рождения – это день скорби, – тоже не хотели праздновать День Рождения Господа по-западному, причём, дольше всех, как это ни парадоксально, – именно Иерусалимская Церковь (почти до VII века!), «колыбель Христианства» в прямом и переносном смысле! Не отвергая, разумеется, евангельского события рождения Иисуса в Вифлееме, они предпочитали праздновать его в рамках «расплывчатой» по содержанию Теофа́нии (смотрите далее в главе о празднике Богоявления); тем более, что день рождения как таковой – от императора до рядового гражданина – это важнейший в Риме «языческий» праздник.
Востоку трудно давалось богослужебное воспроизведение догмата Халкидонского собора (451 г.) о Бого-Человечестве Иисуса Христа, то есть равночестном единении в Нём этих двух несоизмеримых природ. Совершенно неслучайно некоторые Восточные Церкви (Армянская, Коптская и др.), рано отделившиеся от греко-римского Православия, сохранили свой архаичный календарь: отдельного праздника Рождества у них нет, и они отмечают это событие евангельской истории в день праздника Богоявления.
В IV веке младоникейцы, возглавляемые святым Василием Великим, делали всё необходимое для воссоединения арианствующего Востока с православным Римом. Между 373 и 377 годами святитель вводит празднование Рождества Христова в своей Каппадокийской Церкви, а установление этого римского праздника в восточной столице становится зримой победой над арианством. Этот подвиг выпал на долю его друга архиепископа Константинопольского Григория Богослова, с нарочитой миссионерской торжественностью совершившего 25 декабря 379 года Рождественское богослужение. Знаменательно, что заголовок его проповеди, обращённой к восточным христианам, даёт празднику двойное название – «Богоявление, или Рождество Спасителя»! Это пояснение означает, что для его прихожан, привыкших вспоминать о рождении Господа в Вифлееме на Богоявление, отдельный праздник Рождества Христова – небывалое новшество. Прочтём начало этого блестящего по своей архитектонике Слова: «Христос рождается – славьте! Христос с небес – встречайте! Христос на земле – возноситесь! Воспойте Господу, вся земля (Пс. 95:1)! И скажу обоим вместе: да возвеселятся небеса и радуется земля ради Небесного, а потóм Земного!» [17. С. 522].
Легко узнаваемые слова, заимствованные Косьмой Маю́мским в качестве первого ирмоса́ канона рождественской Утрени! В этом литургическом произведении (рубеж VII—VIII столетий) гимнограф-богослов «исповедовал в обличение монофелитской ереси{5} две воли в Господе Иисусе Христе». Он «подчёркивает восприятие Сыном Божиим всей природы человеческой, кроме греха» [67. С. 237].
Очень важное свидетельство, помогающее установить время появления праздника в Сирии, находим у тогда ещё пресвитера св. Иоанна Златоуста. Он служит в Антиохии, и в проповеди на Рождество (датируется 386–388 гг.) говорит своим прихожанам: «Хотя нет ещё и десяти лет, как этот день (праздник Рождества. – Ю. Р.) стал нам известен и объявлен, но он празднуется та́к, как если бы предан был много лет назад: та́к он прославился от вашего усердия!» Одновременно он порицает тех язычников, которые, «услышав, что Бог родился во плоти, смеются и глумятся и многих из простых людей смущают и тревожат». Он призывает христиан, чтобы они «никогда не смущались, слушая безумных людей, и не тревожились от смеха неверных» [28. С. 273, 281].
Парадоксально, но в этих насмешках над православными христианами за их будто бы непоследовательный монотеизм язычники смыкались с арианами! Как уже отмечалось, эти еретики возражали против божественного рождения Сына Божия от Отца, считая Его «творением» (пусть и Высшим). Они утверждали, что Троица – это многобожие, а рождение Иисуса как Сына Божия – язычество (они стремились к абсолютному монотеизму – ещё один пример иудейского влияния!). Поэтому они выступали против отдельного празднования Дня Рождения Господа.
Лишь в середине V века праздник Рождества Христова попытался ввести в свой календарь архиепископ Ювеналий (Иувеналий) Иерусалимский. Но закрепить его не смог – и праздник на долгие десятилетия исчез из богослужебного календаря Иерусалимской Православной Церкви. Это парадокс: дольше всего празднику Рождества Христова противились именно там, где Христос родился! Так были сильны арианские, а затем монофизитские и монофелитские тенденции («семитические» в своей основе), умалявшие человеческий аспект Боговоплощения. Прошло более века, пока в дело не вмешался энергичный император Юстиниан, считавший себя большим знатоком богословия. Прочтём отрывок из послания, озаглавленного «Чтение о праздниках Благовещения и Рождества, Сретения и Крещения, написанное в Иерусалим православным царём Юстинианом».
«Слышали мы, что в Иерусалиме соблазняющиеся некие не следуют учению святых книг и отцов и святое по плоти Рождение Господа празднуют не 25 декабря, в какой день они совершают память Давида и Иакова, а вместе с Крещением 6 января. Вследствие этого они заблуждаются, прежде всего, насчёт бывшего 25 марта Благовещения Пресвятой Приснодеве <...>, а потом и Сретения. <...> Теперь мы, согласно исследованию святых отцов и учителей, <...> совершаем следующие праздники: 25 марта – Благовещение, 25 декабря – Рождество Христа Бога нашего от Девы Марии, января 6 – Крещение и Явление Его. Если от Рождества сосчитать сорок дней, по прошествии которых, как учит евангелист Лука, пророк Симеон воспринял Господа, получится 2 февраля; в этот день, а не 15 февраля (так в тексте! – Ю. Р.){6}, как соблазняются некоторые, празднуем мы Сретение» (цит. по: [31. С. 6–7, 10]). А это уже 560/1 год!
Смысл происходящего ясен: теоретическую победу над монофизитами следует закрепить на богослужебном уровне (учёные трактаты читают единицы, а в церковь ходят все). О неразрывной связи догматической борьбы с литургическими реформами хорошо пишет наш великий церковный историк Василий Болотов. «В Армянской церкви... Рождество и Богоявление празднуется в один день. Всякий знает, что это древнейший обычай. Тогда и Сретение Господне представляет интереснейшее явление в истории Церкви. Известно, что Восточная Церковь заимствовала празднование Рождества 25 декабря у Западной Церкви; отсюда и Сретение нужно было праздновать 2 февраля. Но до дней Юстиниана оно праздновалось 14 февраля. Когда же Армянская церковь стала праздновать Рождество и Сретение по-прежнему, отдельно от Вселенской [Церкви], то богословы антимонофизиты стали обращать внимание на этот обычай соединения Рождества и Богоявления и на праздник Сретения как на какое-то выражение монофизитских воззрений» [13. Т. IV. С. 509].
Таким образом, Юстиниан 1) вводит в Иерусалиме отдельное празднование Рождества (25 декабря) и 2) корректирует даты связанных с ним праздников по Римскому православному календарю. Дохалкидонские Церкви остаются на старых позициях. Правда, современные представители этих Церквей «монофизитами» себя не считают и обижаются, когда их так называют! Но это уже особый вопрос.
(В скобках заметим, что на бытовом уровне ветхозаветный менталитет, выражающийся в предубеждении ко дню рождения как таковому, присущ и некоторым нашим христианам, демонстративно не празднующим день своего рождения. Тем самым они присоединяются к стенаниям неискуплённого человека, всё ещё живущего «до Рождества Христова»! Так проявляется отрицание абсолютного смысла дней рождения Богоматери (это праздник вселенской радости, как об этом поётся в тропаре [47. С. 78–81]) и Её Сына, без Которых не было бы спасения мира, но также и дня рождения «обыкновенного» человека (родившегося и умершего, как и все мы) – Иоанна Предтечи. В этих трёх праздниках – прославление Дня Рождения всего Богочеловечества. Поэтому для верующего христианина день его рождения – не день траура, а величайший личный праздник – начало жизни в Царствии Божием – Церкви Христовой. В противном случае, говоря словами апостола Павла, «Христос напрасно умер»! – Гал. 2:21.)
Из богослужения праздника
Тропарь праздника:
«Рождество Твоё, Христе Боже наш, озарило Вселенную светом познания, потому что в нём (в этом свете. – Ю. Р.) служители звёзд (волхвы. – Ю. Р.) звездой же были научены поклоняться Тебе, Солнцу Правды, и познавать Тебя с высоты восхода [вифлеемской звезды]. Господи, слава Тебе!»
Как видим, в современном тексте тропаря праздника (в скобках даны авторские пояснения) сохраняется актуальный для III–IV веков исторический мотив – полемика с астрологией и солнцепоклонничеством (вероятно, не все об этом задумываются). Бог использует в истории Спасения все человеческие пути: астрологи-звездопоклонники звездой же были научены поклоняться Христу – Солнцу Правды, а не персидскому богу Митре – видимому Солнцу! На этом историческая роль астрологии закончилась. Календарная дата праздника (25 декабря) также имеет апологетический и миссионерский характер. (Подробнее смотрите статью в Приложении).
Кондак праздника:
Дева ныне рождает Существующего прежде всего созданного, и земля предоставляет пещеру Неприступному. Ангелы с пастухами прославляют; волхвы (маги) со звездою путешествуют: ибо ради нас родился Младенец, Предвечный Бог.
Ирмос 9-й песни канона Утрени:.
"Таинство чуждое (ξένον) вижу и неимоверное (παράδοξον):
пещеру – небом,
Деву – херувимским престолом,
ясли – вместилищем, где возлежит невместимый Христос Бог.
Его мы, воспевая, величаем!"
― восклицает автор Рождественского канона Косьма Маюмский,
в духе греческой диалектики умело сопрягая несопоставимые реалии д о льнего и Г о рнего миров. Именно этот богочеловеческий "парадокс" лежит в основе Христианства, всегда чуждого "миру сему"! Для Спасителя мира нашлось место лишь в хлеву и на Кресте...
Обратим внимание на то, что славянский переводчик неправильно передал слово παράδοξος, пара́-доксос, употребив формальную кальку «пре-славное» вместо неожиданное, странное, неслыханное, превышающее разумение, неимоверное, парадоксальное!