Одним сентябрьским вечером в галерею «МЖ-00», что уютно примостилась в тихом арбатском переулке, молодой прыщавый курьер привез тяжеленную коробку. На входе ражий охранник с надписью «Витязь» на спине сразу отправил его к стройной крашеной блондинке бальзаковского возраста в дорогом брендовом наряде и больших круглых очках. Под ее руководством пара работяг настраивала подсветку развешанных по стенам просторного зала огромных холстов без рам, раскрашенных в самые причудливые цвета.
Парень, отдуваясь, остановился у массивного журнального столика из слэба карагача и вынул накладную:
- Я из «Валяй-доставляй», распишитесь. Еле допер, надо бы накинуть за перегруз.
- Ладно, вот тебе триста сверху, чтоб не плакал, - ответила та, выгрузив из коробки на столик бутылки шампанского, одноразовые бокалы, пластиковые боксы с закусками и загадочную фигуру из камня и бронзы. Потом подошла к одной из картин, расписанной большими непонятными, будто детскими каракулями, и что-то недовольно скомандовала подручным. Они засуетились и перевернули ее низом верх. Каракули понятней не стали, однако блондинка успокоилась и что-то пометила в смартфоне.
Посыльный, получив деньги, повернул было к выходу, однако остановился, заинтригованный. Потом не выдержал и громко заметил:
- Че-то это по-моему говно какое-то.
Женщина с брезгливым изумлением, будто заговорил мусорный бачок, обернулась и нахмурила подведенные брови:
- А ты, колхоз, кто вообще такой, чтоб судить о современном искусстве? Это же сам Харитон Фуро! – и ткнула пальцем с наманикюренным, черным с блестками, длинным ногтем в этикетку под холстом.
Тут со стороны входа появился вальяжный мужичок с брюшком, густо заросший длинной рыжей бородой. Вылитый гном Гимли из «Властелина колец», если бы злые гоблины отобрали у него боевой топор, шишак и панцирь и чтобы тупо поржать нарядили в рваные кумачевые галифе, майку-алкоголичку и обуженный клетчатый пиджак с гвоздикой в петлице. Едва завидев гостя, кураторша расцвела улыбкой и бросилась навстречу, широко раскинув холеные руки в ярких пластиковых браслетах:
- Харик! Сколько лет, сколько зим!
Пока они чмокались в щечки, а потом возились у столика, откупоривая вино, курьер на всякий случай пригляделся. На этикетке после имени автора, размеров и названия «Ёпрст - 67531» стояли четкие цифры «18 000 евро». И на других картинах цены были в евро и как минимум с тремя нулями. Вован, как звали его приятели, так и отпал, ибо таких денег не видал отродясь, и, совершенно подавленный, молча поплелся домой.
Он был рядовой маргинал с окраины Москвы, с трудом окончивший в свое время школу, любитель потусить с корешками и телками по подъездам и подвалам да поиграть в Интернете. И несправедливость жизни, в которой симпатичный жизнелюбивый пацанчик вынужден шуршать, как веник, за косарь в день, пока какой-то припухший рыжий клоун сидит на попе ровно и толкает свою беспонтовую мазню по цене новой иномарки, ввергла его в ступор, ибо не тому учили его голливудские блокбастеры про супергероев.
Дома он сразу вынул из холодильника бутылку «Балтики» и забил в Гугле «современное искусство». Через час Вован уже знал все про Джексона Поллака, Марка Ротко, Адольфа Готлиба и прочих деятелей современного искусства, причем по ходу чуть не поперхнулся пивом, увидев аукционные цены на их нетленку. Наконец он оторвался от экрана и с трудом перевел дух. Все в комнате: плакаты с группами на стенах, сухая маленькая вобла, собственноручно подвешенная для прикола к люстре, много повидавшая расшатанная кровать, письменный стол, залепленный картинками от жвачки, вся обстановка, которой он так гордился, вдруг показалась ему несуразной и убогой.
И погиб курьер, навсегда пропал для профессионального курьерского сообщества. Ибо уже мерещились ему высокие пальмы на бульваре Сансет, крутая тачка у богатой виллы и белоснежная яхта с красотками в бикини, сияющая, как жемчужина, в океанском заливе. Ибо жребий был брошен, выбор сделан, Рубикон перейден, а мосты сожжены. Он понял, наконец, для чего был рожден и какова его миссия в этом жестоком мире. Понял, что выбирает Искусство. Понял, что если эта голимая хрень сейчас так ценится, надо тупо рисовать такую же и загонять.
На следующий день он первым делом заглянул в магазин, однако цены на холсты, подрамники, краски и прочую дребедень, столь необходимую живописцу, оказались неподъемными. На эти деньги можно было купаться в пивасе. Но не в его характере было унывать и через несколько дней около контейнера со строительным мусором его вдруг осенило. Сграбастав выброшенные остатки обоев, дома нарезал их на листы по полтора метра, развел водой засохшую гуашь из баночек, что родительница в огромном количестве натаскала с работы, когда много лет назад трудилась воспитательницей в детсаду, и принялся творить.
Увы, домашние не оценили его порыв. Мать, обнаружив сына раскоряченным на полу, только цинично усмехнулась:
- Слышь, Айвазовский, свинячишь когда, ковёр не пачкай. Куда ты все это девать собираешься? Кому эта пачкотня нужна? Я ее тут оставить не дам. И вообще, жрать иди.
Но новоиспеченный художник счел ниже своего достоинства обращать внимание на злобную критику закоснелых невежд и продолжал малевать как бешеный.
Через пару недель он с утра умылся, побрился, причесался, надел батин свадебный костюм и снова появился в дверях «МЖ-00» с большим рюкзаком своих творений.
- Кристина Исаевна, тут вас курьер спрашивает, – пробурчал охранник в рацию.
- Я ничего не заказывала.
- Говорит, по делу.
- Ладно, впусти.
Парень на ватных ногах вошел в зал с пустыми стенами. Блондинка сидела в углу на дизайнерском кресле из никелированных трубок и коровьей шкуры за уже знакомым столиком и сосредоточенно стучала по калькулятору.
- Здрассьте! Вот, на искусство пробило, - произнес Вован охрипшим от волнения голосом, развернув рулон, - Посмотрите?
Блондинка смерила его ироничным взглядом и величественно повела подбородком:
- Раскладывай!
Через полчаса весь пол был застлан обоями. Галерейщица сняла лабутены, надела узкие очки в титановой оправе, встала на стол и оглядела получившуюся панораму. Казалось, какой-то обдолбанный торчок готовится к ремонту своего наркопритона в психоделическом стиле. И тут Вован с облегчением заметил, как холодная брезгливость на ее красивом лице сменяется заинтересованностью.
- Сам что ли наваял?
- А то!
- И зачем принес?
- Да вот, думаю, может проканает. Типа выставку замутить, на аукцион поставить, ну и все такое.
Кристина прищурила густо накрашенные карие глаза: - А ты деловой чувак! – еще раз посмотрела на пол, - Что ж, отношения взяты, в цвет попал. До Яёи Кусамы, конечно, далеко, но свежо, занятно. Эдакий концептуальный абстрактный постфовизм местного разлива. Попробовать можно. Сворачивайся и поговорим.
Вскоре они сидели визави за столиком и пили капучино из крошечных стильных чашек.
- Как я понимаю, раньше живописью не занимался?
- Только в детском саду. В школе рисование прогуливал, - стыдливо признался юноша.
- Великолепно! Значит сохранил непосредственность восприятия, некий наив. Это чувствуется. Думаю, публика тоже поймет и оценит. Инфантилов любят.
Тут Кристина на минуту задумалась, снова посмотрела в упор на прыщавое лицо собеседника и вдруг с надеждой спросила:
- А в дурке часом не сидел?
- Да вы что! Я и на учете-то нигде не состою, - испуганно ответил тот.
- Жаль, очень жаль, - разочарованно протянула кураторша, - ну да ладно, будем работать с тем, что есть. Чего же ты хочешь? Славы, признания, восторженных поклонниц, заказов?
- Мне бабла бы… - потупил взор начинающий художник, затем оживился, - но и поклонницы не помешают.
- Понятно. Однако у нас в искусстве бабла без славы не поднять. Как говаривал старик Уорхол, в будущем каждый сможет стать знаменитым. Будущее уже наступило, мы в нем живем. Осталось только прославиться... Короче, сколько хочешь за лот?
Вопрос застал парня врасплох. Он отвел глаза в сторону и стал соображать, чуть не шевеля губами от напряжения:
- Да штуки три – четыре евро на руки было бы ништяк.
- Что ж, скромно, но для начала сойдет. Теперь об условиях. Я беру за услуги половину продажной цены, так что для покупателя она удвоится. График у нас плотный, тебя смогу воткнуть, - она полистала смартфон, - где-то через месяц - полтора. Идет?
- Базара нет! – Вован не мог поверить своим ушам.
- Тогда нам надо напрячься и многое успеть. Отснять картины, сверстать и издать каталог, проплатить рецензии, разместить в Сети рекламу и посты про тебя и твое творчество, аренда зала на двадцать дней, страховка, развеска, подсветка, телевидение, массовка, фуршет и так далее. На все про все нужно, чтобы лишнего не брать, - она пощелкала калькулятором, - тысяч двенадцать евро. Из них через неделю на предпродажную подготовку половину авансом, - и испытующе поглядела на него.
Пацан ошеломленно открыл рот:
- А можно потом, после продажи?
- А после продажи надо вторую половину отдать, - ласково ответила она и замолчала.
Парень хлопал глазами и тоже молчал, лишь мысли метались в его пустой голове, как мухи в банке.
- Ты пойми, - наконец продолжила блондинка, - сейчас, в двадцать первом веке, искусство – это не создать, создать и мартышка может. Настоящее искусство – созданное продать. А для этого нужна раскрутка. Так везде: и на эстраде, и в поэзии, и в политике, и в парфюмерии - без рекламы и маркетинга - никуда. А они стоят будь здоров, - потом, подумав, добавила, - ладно, так и быть, зачту тебе часть второй половины из своих процентов с продаж. Жувствуется в тебе какая-то харизма, да и таланта не занимать. Но все равно, без пяти кусков я даже с кровати не встану, хоть ты мне и симпатичен. Здесь не богадельня, себе в убыток не работаем. Подумай хорошенько, все взвесь, ты же умный парень. Пару рулонов новому русскому впаришь – уже в плюсе. А у тебя их штук тридцать. Сейчас рынок на подъеме. В Сети, смотрю, ты уже пошарил, в конъюнктуре сориентировался.
Вован между тем лихорадочно перебирал в уме варианты, где взять бабла. Интуитивно он понимал, что время легких денег прошло и теперь любая прибыль требует предварительных вложений. Да только где их взять!? Наконец он решился, была не была.
- Ладно, идет. Если вы в доле, я согласен.
- Тогда давай свои данные для договора.
- Щекощелкин Владимир Сергеевич, - и протянул помятый паспорт.
Кристина взяла документ, отошла за ширму, где до этого заваривала кофе, и вскоре вернулась с бумагами: - Вот два экземпляра договора, прочти и подпиши.
Вован проглядел договор, проверил сумму аванса, раздел цен и предоставляемых галереей услуг и все подписал.
- Отлично, с тобой приятно иметь дело! – кураторша тоже подписала бумаги, поставила печати и вернула второй экземпляр.
Всю следующую неделю он бегал, как савраска без уздечки, ища лаве. В итоге занял у всех, кого смог, знакомых и малознакомых, взял кредит в банке под неслабый процент и даже продал недавно купленный навороченный китайский самокат.
И вот в назначенный день он стоял в галерее с пачкой валюты в кармане. На этот раз зал был завешан уже не только раскрашенными, но и порезанными бритвой в разных направлениях холстами. Из разрезов свисали расправленные презервативы, какие-то лямки, мишура, провода и торчали бумажные цветы. Выставка называлась «Опасные связи - сука любовь».
Кристина пересчитала деньги, удовлетворенно хмыкнула, выдала расписку и пригласила сесть:
- Итак, для начала выберем псевдоним. Предлагаю Вальдемар … Ты где живешь?
- В Бирюлево.
- Отлично. Будешь Вальдемар Бирюль. Коротко и со вкусом.
- А чем плох Щекощелкин?
- Щекощелкин годится лишь для зарплатной ведомости и стенда «Их разыскивает милиция». А псевдоним - это твой бренд, он должен быть оригинальным, легко запоминаться.Знаешь, как Сальвадора Дали в школе звали? Сальвадор Доменек Фелип Жасинт маркиз де Дали де Пуболь. А Пикассо? Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Сиприано де ла Сантисима Тринидад Мартир Патрисио Руис и Пикассо. И много бы они с такими погонялами наторговали? Ладно, иди к стенке, - и она принялась снимать его на смартфон в различных позах. Дело завертелось.
Где-то через три недели, после торжественного открытия своей персональной выставки, фуршета и интервью телевидению усталый, но довольный Вован сидел в дизайнерском кресле с бокалом игристого. Положив ноги в лакированных штиблетах на столешницу, он в который раз с удовольствием листал каталог своих творений, распечатанный на цветном принтере. Кристина, стоя у одного из бесчисленных кусков раскрашенных обоев, каждый из которых автор собственноручно подписал и датировал, что-то оживленно обсуждала с последним посетителем – солидным толстяком в бандане.
- Мне здесь помыть надо, может, ноги уберешь? – неожиданно отвлекла его от мыслей о прекрасном упитанная тетка в синем халате со шваброй в натруженных руках, видимо, уборщица на фрилансе.
Виновник торжества недовольно фыркнул и повернулся в кресле, поджав ноги. Баба, наскоро протерев пол от разлитого вина, скорлупы и крошек, уставилась на экспозицию.
- Че это еще за говно? – вдруг грозно спросила она, - Кто тут все загадил? Мне что теперь, и стены мыть?
- Много ты понимаешь, деревня! Это в натуре мои шедевры! На цены погляди, - возмутился Бирюль, отставляя бокал.
- Да я за эти бабки поганым ершиком лучше нарисую. Мой малой такие каля-маля с яслей пачками таскает, - мельком взглянув на цифры, парировала наглая невежда и пошла в туалет выжимать тряпку.
Творения новоиспеченного живописца добросовестно провисели в галерее почти три следующих недели, однако больше никого не заинтересовали, несмотря на то, что Вован ходил туда как на работу и чуть не за руки хватал редких посетителей. А те шарахались как от картин, так и от ценников и старались поскорее ретироваться. Нередко выяснялось, что они и заходили-то на выставку случайно, в поисках сортира, будучи введенными в заблуждение авангардным названием.
Первоначальный энтузиазм Исаевны куда-то испарился. Она держалась индифферентно, заявляя, что он лузер и подло ее обманул своей халтурой, что она в нем жестоко ошиблась, что его искусство видимо недостаточно современно, не в тренде и требовала остаток по договору. Между тем заимодавцы стали намекать, что пора и честь знать, и бабло возвращать. Попытки начинающего таланта ввести их в свое положение привели лишь к мордобою, причем он все бои проиграл за явным перевесом противников.
И вот холодным темным ноябрьским вечером неудачливый творец с подбитым глазом и в растрепанных чувствах снова появился у «МЖ-00». Он сам до конца не понимал, на что надеялся и зачем пришел. То ли договориться об организации новой выставки. То ли как-то уменьшить долг. То ли попробовать вернуть свои произведения, которые, быть может, еще ждет успех там, где есть подлинные ценители искусства, в Штатах, например. Но, не дойдя метров двадцати, услышал отчаянную ругань и шум борьбы. Вскоре из знакомых металлических дверей вылетел, нелепо взмахнув руками, коренастый человечек и шлепнулся пузом прямо на газон.
- И забудь сюда дорогу, бездарный ублюдок! - прокричала из-за широкой спины охранника ему вслед Кристина, - Еще раз сунется - мочи прямо в хайло, - приказала она стражу.
- Так точно, - бодро ответил тот, широко улыбаясь, - отделаем в лучшем виде!
- Хоть «Ёпрст» отдай, сука бешеная! - завопил Харитон Фуро, ибо это был он, но дверь уже захлопнулась.
Вован осторожно подошел.
- А, Вальдемар Бирюль, юный самородок! – зло усмехнулся Фуро, отряхивая испачканные красные рваные штаны и клетчатый, теперь уже тоже рваный пиджак. В его свалявшейся бороде торчала прелая листва и комочки засохшей грязи, лицо со ссадиной на лбу осунулась, маленькие запавшие глаза недобро блестели. Будто Гимли, переодевшись в штатское, чудом вырвался из оркских застенков.
- Меня – то на самом деле Вованом звать. Просто я из Бирюлево.
- Да и я ведь тоже отнюдь не Фуро, а, - он приосанился, - Сергей Членистоногих, - Эта стерва меня в честь своего хорька назвала, случайно узнал. Тоже за картинками явился?
- А что, не отдаст?
- Стопудово! И долг не скостит. Договор надо было внимательнее читать. Там все это кидалово мелким шрифтом в сноске. В срок не заплатил – и картины ее. Ищи их теперь в Интернете.
Парень торопливо вытащил договор, захваченный на всякий случай, и при свете телефона щурясь прочел внизу предпоследней страницы под звездочкой абзац петитом, который все подтвердил. Стало еще тоскливей. Рыжий с досады пнул дверь, плюнул на нее и, запахнувшись, похромал прочь. Вован поколебался, а потом подошел к небольшому оконцу сбоку от входа, забрался на урну и заглянул внутрь.
Там царили буйство красок и праздник жизни. Кристина в розово-изумрудном брючном костюме, с длинными золотыми серьгами в ушах как ни в чем не бывало блистала среди публики с бокалами, толпившейся у фуршетных столов и жадно пожиравшей канапе. Все было увешано грубо размалеванными старыми простынями, наволочками и пододеяльниками, многие крепились бельевыми прищепками к натянутым по всему залу веревкам.
У одного из пододеяльников почище в окружении репортеров толстуха в синем халате со шваброй в руках самодовольно демонстрировала на камеру авторскую технику живописи.
А над всем этим великолепием реял под потолком от стены до стены плакат: «Авдотья Чистякова - Пемолюкс. Феминизм в ХХI веке: гендерные проблемы пола».