Я без тебя не умру (хотя кому я вру)
Автор: Jonathan Kang (https://ficbook.net/authors/34399)
Пейринг или персонажи: Бэкхён/Чондэ, Чанёль/Чонин, Бэкхён, Чен
Рейтинг: R
Жанры: Мистика, Мифические существа
Размер: Мини, 5 страниц
Описание:
1 - https://ficbook.net/readfic/4100012
2 - https://ficbook.net/readfic/4100148
I need your love
Pushing on my pride
I want your touch
Pressing on my hide
Чондэ смотрит вниз с балкона, и ему кажется, что в толпе оборванцев, толкающихся на узкой мощеной площади, мелькает лицо Лиин. Такое же белое, как прежде, но по-новому бесстрастное. Как и всё, что окружает Чондэ.
- Почти всё. - Поправляет Бэкхён с мягкий улыбочкой, и Чондэ хочется разбить это самодовольное лицо. - Знаю, ты просил не читать твои мысли, но я не смог удержаться.
Тени от его рогов падают на лицо линиями, перечеркивая и скрывая выражение блестящих глаз. Бэкхён протягивает руку, касаясь тыльной стороной ладони щеки Чондэ, а потом просит:
- Взгляни на меня.
Чондэ окидывает его медленным, тяжелым взглядом - с кончиков босых ног до кончиков рогов, и внутренности холодит и давит от непонятного чувства. Чондэ запахивает плотнее белый двубортный пиджак, парный пиджаку Бэкхёна, и скрывает зияющую в грудине сочащуюся дыру, размером с кулак. Ткань прилипает, пропитываясь сукровицей.
- Переоденься.
Улыбка, раздвинувшая края губ Бэкхёна ласковая, почти материнская, и брезгливая самую чуточку. Он ведет ладонью по своему пиджаку - ткань темнеет, обугливаясь и чернея, приобретая другой крой и легкий шелковый блеск. Последнее, что слышит Чондэ, распахивая дверь, краткое и лаконичное:
- Надень тот пиджак от Ив Сен Лоран весны 2014 и пальто той же коллекции. Наверху будет холодно.
Он ведет его в ресторан - салфетки льняного сукна, отполированные столовые приборы, прозрачные, словно наледь, бокалы. Бэкхен ест не спеша - отрезает кусок мяса и смотрит, как сочится розоватый сок на срезе, прожевывает неторопясь, отпивает вино. Кадык скользит под кожей как нарыв, который Чондэ хочется вскрыть одним движением. Он представляет, как вонзает вилку в глаз Бэкхёна, с каким звуком лопается глазное яблоко, и это возбуждает его больше, чем Бэкхён, стоящий перед ним на коленях в их спальне.
|
|
Чондэ ненавидит праздность, которой его окружают, всё это великолепие, граничащее с грязью и серной вонью адских пустошей. Есть хочется до острой рези в желудке, но Чондэ наливает себе еще один бокал вина, расплескивая тяжелые красные капли на скатерть.
- Ты похудел. - Бэкхен откладывает приборы и делает официанту жест принести еще одну бутылку.
- Убегал от своих проблем. - Неразборчиво бормочет Чондэ. Но Бэкхён его совсем не слушает, продолжая:
- Не то, что бы я этого не заметил. Просто надоело набивать себе синяки твоей тощей задницей.
- Мы всегда можем поменяться. - Огрызается Чондэ, и допивает бокал в несколько неряшливых глотков, давясь. Бэкхен насмешливо изгибает одну бровь, официант позади него стоит с каменным лицом, словно изваяние.
У Чондэ невыносимо болит голова, и закладывает уши, словно при взлете самолета. Бэкхен может привести его в чувство одним прикосновением - снять опьянение и боль, и эту тоску, скрученную со скукой, но ему больше нравится видеть Чондэ таким - разбитым и разорваным. Несчастным.
Бэкхен всегда с гордостью смотрит на творение своих рук.
|
|
Он доедает в полном молчании, когда Чондэ отключается, утыкаясь лбом в сложенные на столе руки.
В себя он приходит только в машине. За рулем Чонин - как всегда молчаливый и исполнительный. Выдавить из себя слова, и сложить их во внятное предложение получается не сразу - голова по-прежнему болит, и язык кажется чудовищно разбухшим, как у утопленника.
- Где мы?
- Едем в Пусан.
Чондэ замечает короткую заминку перед ответом, но ему кажется, что он достиг той степени равнодушия, при которой его могут резать живьем, на куски - он даже не попросит пощады. Он усаживается удобнее на заднем сидении, разминая затекшую шею, и смотрит в окно на блестящую в лунном свете воду. Не хватает пост-рока, льющегося из радио, и его жизнь окончательно станет похожа на артхаусное дерьмо, в финале которого нет и не будет ничего определенного.
Вся его жизнь это попытки разглядеть что-то на дне быстрой мутной реки, но у него никогда этого не получится, потому что не знает что искать.
Они едут и едут - дорога кажется бесконечным трипом, небо светлеет тонкой полоской на горизонте, и солнце поднимается красное, словно кровь, пылающее, словно рога Бэкхёна.
Они останавливаются на окраине города, в самом грязном и глухом его районе. Там, где не слышно шума машин, где не чувствуется свежесть и соль морского воздуха. Чонин глушит мотор машины, и паркуется как полный урод не по правилам, в тени от небольшого трехэтажного дома. Чондэ смотрит на пыльные окна и трещины на фасаде до тех пор, пока глаза не начинают слезиться. Он зевает и перебирается на переднее сиденье, закидывая ноги на приборную доску, когда возвращается Чонин - с белым фирменным пакетом и пятнами крови на рукавах. Он молча открывает дверь машины и садится неловким рывком, подтягивая ногу под колено. Машина проседает от веса его тела.
|
|
Чондэ смотрит на него скучающим взглядом, а потом забирает пакет, нашаривая среди упаковок кимпаба пачку медовых чипсов. У Чонина трясутся руки, когда он подносит ключ зажигания к гнезду, и Чондэ кидает в него шелестящей пачкой сладкой картошки.
Они успевают проехать пару жалких метров, когда Чондэ слышит его - знакомое имя, окрикнутое знакомым низким голосом. Он смотрит в зеркало заднего вида и не верит своим глазам, когда узнает в высокой сутулой фигуре Чанёля. Он скользит руками по стеклянной двери магазина и сплевывает в сухую осеннюю землю кровью. У Чанёля разбит нос и губы, и кровь течет под манжету рубашки не останавливаясь.
- Останови. - Чондэ лихорадочно оборачивается к Чонину, но тот упрямо вжимает педаль газа в пол, рывком разгоняя машину. Чондэ поворачивается на сиденье, приподнимаясь, и Чанёль выгорает в неверном утреннем свете. - Останови!
Чонин слушается только когда Чондэ хватается за дверную ручку, в яростной попытке открыть дверь на полном ходу. Он тормозит так же резко, как разгоняется, и если бы у Чондэ уже не было сердца, он оставил бы его размазанным по приборной доске.
- Ебанутый. - Чондэ от души, со злобой, бьет Чонина кулаком между шеей и плечом, и выскакивает из машины. Ему кажется, что еще никогда в жизни он не желал так увидеть кого-то. Еще никогда в жизни Чондэ не бежал так быстро. И еще никогда в жизни он еще не был так жив.
Чанель в его руках одурительно горячий и настоящий, гораздо более настоящий, чем сам Чондэ. Он дышит в шею Чондэ сгорбившись, и тот слышит слабый кисловатый запах макколе и сигарет. От Чанеля остро пахнет потом, и Чондэ вдыхает этот запах полной грудью, пытаясь его запомнить.
Когда они возвращаются в машину, Чонин всё еще остается в том положении, в котором его бросил Чондэ - сложив руки на руле, уткнувшись в них лбом. На гладких щеках засохшие побуревшие отпечатки пальцев, словно он исступленно тер ладонями лицо.
Они едут дальше в тяжелом молчании, в неуклюжей неловкости и неуместной радости от встречи. Пальцы Чонина на руле сжимаются все крепче, словно он представляет на его месте горло Чанёля.
Они проезжают пару кварталов - Чонин ориентируется в городе как во дворе, в котором прожил все детство - доезжая до небольшого домика. Такого же потрепанного, с немытыми окнами, какие Чондэ видел возле магазина. Дверь в подъезд скрипит и гулко бухает за их дверью, перекрывая звук дыхания и шарканье шагов. Чанель выглядит и дышит, как смертельно больной.
Квартира оказывается небольшой, темной из-за задернутых штор и удивительно пустой. Посреди комнаты расстелен футон, заваленный скомканной одеждой и покрывалами, в изголовье стоит ряд пустых пивных бутылок и небольшая лампа - Чондэ включает ее, озаряя комнату тусклым светом. Он подтягивает ближе кусок пледа и садится, пока Чонин в коридоре судорожно отбивается от объятий Чанёля. Чондэ слышит звуки возни и валится набок, закрывая глаза.
Когда Чанёль будит его, Чондэ замечает наливающийся под глазом синяк, и царапину на шее, рядом с кошмарным, больше похожим на укус, засосом. Чонин на кухне гремит посудой, и Чондэ останавливается на полпути до нее, сворачивая в ванную, раздеваясь и выкручивая на максимум кран с еле теплой водой. Он отфыркивается - мокрые волосы липнут к лицу, лезут в глаза, зеркало напротив него большое, почти в полный рост, и Чондэ завораживает вид розоватой воды, вымываемой из груди. Чондэ убирает лейку душа и осторожно просовывает пальцы внутрь, касаясь желтоватых рёбер и мягкой плоти. Ноющая боль накатывает на него волнами, возбуждение скручивается в низу живота, когда он вспоминает, чужой горячий язык, шершавый, как у кошки, облизывающий края его раны. Картинок в голове слишком много, и Чондэ не может удержаться, обхватывая пальцами другой руки полувозбужденный член и проходясь кольцом пальцев вниз и вверх, и снова вниз, приоткрывая рот в бесшумном стоне. Он вспоминает, как глубоко и жадно брал его Бэкхён, и Чондэ крепко держался за его рога, притягивая к себе для грязного и мокрого поцелуя. Оргазм выходит слабым и блеклым, словно вынужденным, и Чондэ снова споласкивается, трёт кожу до покраснения, чувствуя себя еще более грязным, чем до этого.
Он снимает с батареи влажное полотенце, яростно вытирает волосы; а потом выходит, чтобы попросить у Чанёля сменную одежду, но дверь в комнату закрыта, и Чондэ слышит сдавленное рычание и следующий за ним всхлип. Он прислушивается, пока не раздается шепот, больше похожий на выдох, и Чанёль не бьет кулаком в тонкую стену, привлекая внимание.
- Всё нормально. - Голос Чанёля неразборчивый и сдавленный, словно его держат зубами за горло, и Чондэ кивает сам себе, взлохмачивая влажные волосы и глядя в темнеющее небо. Он возвращается и снимает с сушилки застиранную футболку Чанёля и широкие баскетбольные шорты, идет на кухню и пьет ледяную воду до тех пор, пока зубы не начинает ломить. Есть он не рискует, только берет с собой остатки воды и пачку сигарет, оставленную Чанёлем на подоконнике.
Во дворе скучно и однообразно, как в любом спальном районе - километры асфальтовых дорог с белыми меловыми надписями и дутые автомобильные зеркала на столбах. Кругом одни и те же однообразные дома и хилые деревья, засаженные островками. Чондэ доходит до небольшой детской площадки, покрытой облупившейся от времени краской, и садится на качель - деревянная доска, прикрепленная к двум намертво припаянным цепям. Он вытаскивает одну сигарету из пачки и сует ее в рот неловким движением, зажимая зубами; опускает голову, прикуривает, прикрывая огонек ладонями. Сигареты дрянные, как и его жизнь, как и всё то, что будет происходить дальше, но Чондэ упрямо затягивается, и опускает ладонь вниз, к песку, пока не чувствует влажное касание. Света нет, и Чондэ чиркает зажигалкой, поворачиваясь, когда его ладонь лижут еще раз, и он чувствует острые крупные зубы кончиками пальцев. Существо, сидящее рядом с ним, достает ему до груди, и Чондэ завороженно смотрит, как оно чешет собачью морду крупными ладонями. Он поднимает зажигалку выше - она обжигает пальцы - Чондэ не может
перестать смотреть на тело - больше волчье, чем собачье, на человеческие руки и ноги.
- Монгу, сюда. - От звука голоса Чонина Чондэ пугается больше, чем от увиденного. Монгу издает что-то среднее, между ворчанием и тяфканьем, и поднимается, вставая на четыре конечности. Он неловко идет к Чонину, помахивая хвостом, и в его походке Чондэ чудятся страх и обожание. На какую-то минуту он совсем забыл, почему Чонин возглавляет Дикую Охоту, и почему Бэкхён называет его Демон-Пёс.
- Я... - Голос Чондэ кажется скрипучим, как качель. Он поднимает сигарету ко рту, но пальцы сжимают только холодный истлевший окурок.
- Всё нормально. - Чонин зарывается пальцами в густую шерсть Монгу, и грубо треплет лобастую башку. - Нам нужно было поговорить.
Они молчат, и прохладный осенний ветер продувает их сквозь толстовки. Наконец Чондэ спрашивает:
- Когда вернется Бэкхён?
Чонин пожимает плечами, и Чондэ кажется, словно земля уходит из-под его ног, вздыбиваясь и ударяя под колени:
- Он не вернется, Чондэ. Он тебя отпустил.
Он не спит всю ночь - Чанёль прижимается к нему горячим боком и всхрапывает, когда Чонин касается во сне одного из его лиловых укусов на груди. Смотрит, как пробивается полоска света между шторами, и слышит прерывистое дыхание. В голове Чондэ вакуум, и головная боль возвращается еще более сильной, чем раньше. Чондэ хочется сделать что-то с этим беспокойством, пузырящимся у него под кожей - ударить кого-нибудь настолько сильно, что будет больно самому; уничтожить что-то прекрасное, как сон, рассвет и ведро с котятами; кричать и выть до хрипоты, пока не больно будет глотать слюну и всё то сожаление, которое просочится вместе с криком.
Он не выживет без Бэкхёна ни одного грёбаного дня.
Понимание ситуации и ее решение, что приходят в его голову, так кристально ясны и понятны, что Чондэ ни на миг не задумывается над его осуществлением.
Когда-то давно Чанёль рассказывал ему об одном из способов путешествия в Ад - мучительном и болезненном, как любовь, и Чондэ думает, что эти вещи даже нельзя сравнивать. В этом мире нет ничего, более болезненного, чем любовь - потому что ноющая дыра в твоем сердце никогда не познает покоя.
Чондэ поднимается с кровати и влезает в свои постиранные джинсы, набрасывает на голое тело пиджак от Ив Сен Лоран с кожаными отворотами, сует в карман вчерашнюю мятую пачку сигарет и выходит из дома. Чонин наблюдает за ним покрасневшими сухими глазами с неестественно блестящими пятнами зрачков, зарываясь в одеяла и прижимаясь ближе к Чанёлю.
Чондэ выходит к морю ведомый сердцем так естественно и легко, разрывая время и пространство, словно его сопровождают. Солнце в очередной раз встает над горизонтом, и кроваво-красный вымывается из него, обрушиваясь в море, размываемый облаками. Он входит в ледяную воду - шаг, другой, а потом погружается в нее с головой и выдыхает.