Черный заговор
(из поэмы А.Блока «Двенадцать»)
Глава 8
Ох ты, горе-горькое!
Скука скучная,
Смертная!
Ужь я времячко
Проведу, проведу...
Ужь я темячко
Почешу, почешу...
Ужь я семячки
Полущу, полущу...
Ужь я ножичком
Полосну, полосну!..
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью кровушку
За зазнобушку,
Чернобровушку...
Упокой, Господи, душу рабы Твоея...
Скучно!
Черное заклинание
Я ухо приложил к земле...
Я ухо приложил к земле.
Я муки криком не нарушу.
Ты слишком хриплым стоном душу
Бессмертную томишь во мгле!
Эй, встань и загорись и жги!
Эй, подними свой верный молот,
Чтоб молнией живой расколот
Был мрак, где не видать ни зги!
Ты роешься, подземный крот!
Я слышу трудный, хриплый голос..
Не медли. Помни: слабый колос
Под их секирой упадет...
Как зерна, злую землю рой
И выходи на свет. И ведай:
За их случайною победой
Роится сумрак гробовой.
Лелей, пои, таи ту новь,
Пройдет весна — над этой новью,
Вспоенная твоею кровью,
Созреет новая любовь.
Белый заговор (от болезней рожи и камчуга)
1-й вариант
"На Море-Океане, на острове Буяне
лежит белый горючий камень,
на камне сидит красная девица
с ангелами, архангелами, со всей небесной силой.
Белое полотно вышивает,
рабе (у) Божьей (ему) (имя) рожу и камчуг унимает.
На больное место дует, за левое плечо плюет.
Аминь. Аминь. Аминь."
2-й вариант(от ран и для остановки крови)
«На море на Океане, на острове на Буяне
лежит горючь камень Алатырь,
на том камне, Алатыре,
сидит красная девица, швея мастерица,
держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую,
руда желтую, зашивает раны кровавыя.
Заговариваю я раба (такого-то) от порезу.
Булат прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань!»
Белое заклинание. М.И. Цветаева. Из поэтической драмы «Царь-Девица»
Над орленком своим — орлица,
Над Царевичем — Царь-Девица:
— Бог на небе — и тот в аду,
Ворон в поле, мертвец в гробу,
Шептуны, летуны, ветрогоны,
Вихрь осенний и ветр полудённый,
Всé разбойнички по кустам,
Хан татарский, турецкий султан,
Силы — власти — престолы — славы —
Стан пернатый и стан шершавый,
Ветер — вóды — огонь — земля,
Эта спящая кровь — моя!
Царю не дам,
Огню не дам,
Воде не дам,
Земле не дам.
Ребенок, здесь спящий,
Мой — в море и в чаще,
В шелках — под рогожей —
Мой — стоя и лежа,
И в волчьей берлоге,
И в поздней дороге,
Мой — пеший и конный,
Мой — певчий и сонный.
Ребенок, здесь спящий,
Мой — в горе и в счастье,
Мой — в мощи и в хвори,
Мой — в пляске и в ссоре,
И в царском чертоге,
И в царском остроге,
В шелках — на соломе —
Мой — в гробе и в громе!
В огне и в заразе,
В чуме и в проказе,
Мой — в сглазе и в порче,
Мой — в пене и в корчах,
В грехе и в погоне,
Мой — в ханском полоне,
Мой — есть он дотоле
И будет — доколе:
Есть страж — в раю,
Не-наш — в аду,
Земля — внизу,
Судьба — вверху.
В.Я. Брюсов. Заклинание
Ultima Thule
Где океан, век за веком стучась о граниты,
Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,
Высится остров, давно моряками забытый,-
Ultima Thule.
Вымерли конунги, здесь что царили когда-то,
Их корабли у чужих берегов затонули.
Грозно безлюдье вокруг, и молчаньем объята
Ultima Thule.
Даже и птицы чуждаются хмурых прибрежий,
Где и тюлени на камнях не дремлют в июле,
Где и киты проплывают все реже и реже...
Ultima Thule.
Остров, где нет ничего и где все только было,
Краем желанным ты кажешься мне потому ли?
Властно к тебе я влеком неизведанной силой,
Ultima Thule.
Пусть на твоих плоскогорьях я буду единым!
Я посещу ряд могил, где герои уснули,
Я поклонюсь твоим древним угрюмым руинам,
Ultima Thule.
И, как король, что в бессмертной балладе помянут,
Брошу свой кубок с утеса, в добычу акуле!
Канет он в бездне, и с ним все желания канут...
Ultima Thule!
Дополнительно (действие любовного заговора в драме М.И. Цветаевой): определите – белый или черный заговор использовала поэт.
Царь-Девица
Как у молодой змеи — да старый ýж,
Как у молодой жены — да старый муж,
Морда тыквой, живот шаром, дышит — терем дрожит,
От усов-то перегаром на сто верст округ разит.
Как у мачехи у младенькой — сынок в потолок,
Не разбойничек, не всадничек, не силач, не стрелок,
Вместо щек — одни-то впадинки, губы крепко молчат.
Как в дворцовом палисадничке гусли за полночь бренчат…
Поведешь в его сторонку оком —
Смотрит в стену.
Дай-ка боком
Д’ненароком
Да задену!
НОЧЬ ПЕРВАЯ
Спит Царевич, распростерся,
Спит, не слышит ничего,
Ровно палочкой уперся
Месяц в личико его.
Соврала, что палочкой:
Перстом светлым, пальчиком.
И стоит бабенка шалая
Над мальчиком.
“Скрытные твои ресницы, —
Без огня сожжена!
Отчего я не девица,
А чужая жена!
Отчего-то людям спится,
А мне плачется!
Отчего тебе не мать родная
Я, а мачеха?
На кроваточке одной
Сынок с матушкой родной.
С головеночкой льняной
Ребеночек мой!
Молчи, пес цепной!
Не реви, царь морской!
Проходи, сон дурной!
Ребеночек — мой!
В кипяток положь яйцо —
Да как не сварится?
Как на личико твое цветочное
Не зариться?
Для одной твоей лежанки
Я на свет рождена.
Я царевичу служанка —
Не царёва жена.
Обдери меня на лыко,
Псам на ужин изжарь!
Хошь, диковинный с музыкой
Заведу — кубáрь?
Гляжу в зеркальце, дивлюся:
Али грудь плоска?
Хочешь, два тебе — на бусы —
Подарю глазка?
Не введу в расход, — задаром!”
А сынок в ответ,
— К взрослым пасынкам — нестарым
Мачехам ходить не след. —
***
“Дай подушечку поправлю!”
— Я сам примощусь! —
“Как же так тебя оставлю?”
— Я и сам обойдусь! —
“Ай пониже? Aй повыше?”
— Мне твой вид постыл! —
“Видно, разум твой мальчиший
Звоном пó морю уплыл.
Али ручки не белы?”
— В море пена белей! —
“Али губки не алы?”
— В море зори алей! —
“Али грудь не высока?”
— Мне что грудь — что доска! —
“Можно рядушком прилечь?”
— Постеля узка! —
“Коль и впрямь она узка — свернусь в трубочку!
Говорливые мои шелка? — скину юбочку!
Все, что знала, позабыла нынче зá ночь я:
Я крестьяночка, твоей души служаночка!”
А Царевич ей в ответ
Опять всё то же:
Всё: негоже, да не трожь,
Не трожь, негоже!
“Али личиком и впрямь не бела?”
— Не страми родство, да брось озорство! —
“Ох, зачем тебя не я родила?”
— Мне не надо твоего — ничего! —
“Ох, височки, волосочки мои!”
— Корабельные досочки мои! —
***
Поздний свет в ночи, да треньканье струн…
То царевичев усердный шептун
Три свечи зажег — да вниз головой,
Да псалмы поет на лад плясовой.
На угодничков плюет, давит мух,
Черных сродничков своих славит вслух.
— Распотешь себя, душа, распотешь! —
Над лампадочкой святой клонит плешь.
— Слюнка, слюнка моя, верный плевок!
Ты в лампадочке моей — поплавок.
Я недаром старичок-колдунок:
Не царевичев ли вижу челнок?
Шея лебедем, высок, белогруд,
В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.
Всколыхнулася лазурная рябь:
К нам на гусельный на звон — Жар-Корабь!
Подивись со мной, пророк Моисей!
Купины твоей прекрасной — красней!
Посередке же, с простертой рукой —
Не то Ангел, не то Воин какой.
Что за притча? Что за гость-за-сосед?
Не то в латы, не то в ризы одет!
С корабля кладет две легких доски,
Да Царевичу дает две руки.
Всполохнулся мой Царевич — погиб! —
Половицы тут в ночи: скрип да скрип,
Голосочек тут в ночи: “Дядь, а дядь!
Научи меня, старик, колдовать!
Опостылела царёва кровать!
Я с Царевичем хочу ночевать”.
— Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? —
“Царь с бутылкою в обнимку храпит.
Ты царевичеву кровь развяжи:
Коршунком ко мне на грудь положи!”
Усмехнулся в бороденку старик:
Хоть царица, а проста на язык!
Ночевать одной, поди, невтерпеж!..
— Что ж, краса, мне за работу кладешь?
“Положу тебе шесть сот соболей”.
— Мне плевочек твой единый милей!
“Скат заморского сукна на кафтан”.
— Из сукна того скатай сарафан!
“Так червонцев нагружу чугунок”.
— Дешев, дешев тебе царский сынок!
Приклонись ко мне, Царица, ушком,
Цену сам тебе скажу шепотком. —
Помертвела ровно столб соляной,
Д’как сорвется, д’как взовьется струной,
Как плевком ему да вызвездит лоб!..
“Хам! Охальник! Худородный холоп!
Целовать тебя — повешусь допрежь!”
Старикашка ничего, вытер плешь:
— Хочешь проку, красоты не жалей!
Погляди-ка ты в лампадный елей!
Дунь и плюнь! Сделай рябь!
Что ты видишь? — “Корабь.
Без гребцов-парусов,
Само море несет”.
— Ну-кось? — “Чтой-то темно”.
— Плюнь на самое дно!
Ну-кось? — “Ходко бежит!
Кто-то в лежку лежит:
Человек молодой…
— Светел пасынок мой!”
Смотрит в синюю гладь.
Ничего не видать.
— Перстень в маслице брось!
Ну-кось? — “Рученьки врозь.
Бусы в левой руке,
Гусли в правой руке.
Привалился к корме.
Думу держит в уме”.
— Топни правой ногой!
Что ты видишь? — “Другой
В синеморскую хлябь
Выплывает корабь.
В сини-волны в упор
Грудь высокую впер.
Посередке — костер,
Пурпуровый шатер”.
— Полный круг обойди!
Ну-кось! Зорче гляди! —
“Душу сперло в груди!
Дева всех впереди!
Великановый рост,
Пояс — змей-самохлёст,
Головою до звезд,
С головы конский хвост,
Месяц в ухе серьгой…”
— Топни левой ногой! —
Левой ножкой топнула,
Да как охнет, взглянув!
Да как навзничь грохнется,
Колен не согнув!
Да как затылком чокнется
С заслонкой печной! —
Подсмотрел в окошечко
Месяц, сторож ночной.
***
— Ох вы, бабьи дела келейные! —
Положил свою кладь на лавочку.
— Вынь из ближнего, из нашейного
Из платочка сваво — булавочку.
Ты упрись ею в грудь высокую,
Напои ее кровью досыта.
А пленишь молодого сокола,
Помяни и меня, красоточка! —
Дерганула рукою спешною:
Грудь раскинулась — цветом яблочным!
Вынимает из тела грешного
Пурпурóвую — всю — булавочку:
“Всю до капли кровь
За его любовь!
Всю из жилок прочь
За одну за ночь!”
Тот булавку враз
Ртом клыкастым — хвать!
— Как начнет в волнах
Дева-Зверь вставать —
И вколи ему змейку в шиворот,
Чтобы вся их любовь — навыворот!
От булавки той — будет крепко спать,
Она звать его, а он пуще спать…
Ляжет парень смирней травиночки,
От кровиночки-булавиночки.
Вру — оставь в руке
Бороденки клок! —
А она в тоске:
“Получай залог!”
И, прильнув к бороде взъерошенной,
В ночь — с улыбочкой перекошенной.
***
Лежит Царевич мой бессонный,
Как лебедь крылья разбросал;
“Всё отдал бы, весь сан престольный,
Кто бы мне душу распростал!
Не естся яблочко румяно,
Не пьются женские уста,
Все в пурпурóвые туманы
Уводит синяя верста.
Каким правителем вам буду,
Каким героем-силачом —
Я, гусляришка узкогрудый,
Не понимающий ни в чем!
Как с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда до бабы не охоч!”
И, опершись на локоточек,
Такой унылый смотрит в ночь.
***
А за дверью скреб да скреб…
“Дядька, ты?”
— Я, твой лодырь,
Твой холоп-лысолоб!
Светлый колос мой, опять клонишь лоб?
Слабый голос твой меня силком приволок!
Что ж не спишь опять? — “Не сплю, не дремлю,
Дрему, радужную птицу, ловлю.
Поступь легкая, и птица близка,
Да ни сети у меня, ни силка”.
— Не испить тебе бы маку? —
“He в настойке суть!
В этих подлостях и так уж
Я увяз по грудь.
Все-то нежат день-деньской,
Тешат, нянчат, —
Ровно цветик я какой,
Одуванчик!
Отчего душа теснится,
Грудь для вздоху мала?”
— Оттого, что Чудо-Птица
В ней гнездо завила.
“Отчего на бабьи речи
Весь — как ржавый замок?”
— Оттого, что узкоплечий:
Не по гостье — домок!
“Отчего корабь морями
Сам без весел плывет?”
— Оттого, что за морями
Царь-Девица живет!
ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ
Не слетались голуби
К окну, за крупой —
Встал Царевич сгорбленный,
Кручинный такой.
Вкруг очей — что обручи,
Набились круги.
Чай, опять на ковричек —
Да с левой ноги!
Гребешок потрагивал —
Из рук пустил!
Сапожок натягивал —
Да так застыл.
“Не понять, чем бабам
Моя суть хороша!
Руки-ноги слабые,
Как есть — лапша!
Награди халатиком,
Крещеный мир!
Цельный полк как я таких
Взойдет в мундир.
Кто б меня да тýрманом
Да в тартарары!
Где глаза лазурные?
Две черных дыры.
Снеговее скатерти,
Мертвец — весь сказ!
Вся-то кровь до капельки
К губам собралась!
Василька от робости
В полях не сорву.
Киньте в воду — пробочкой
Поверх всплыву!
Само солнце пятится,
Не кажет лица.
Видно, в полночь, в пятницу
На свет родился.
Дó любви нелакомый,
Себе немил —
Видно, месяц, плакамши,
Слезой обронил”.
***
Слабыми руками
Вдоль перил витых,
Слабыми шажками
С лестничек крутых.
Не трубили зóрю
С крепостной стены.
В небесах Егорий
Не разжег войны.
Спит кузнец над горном,
Спит косарь в копне.
— Чей глазочек черный
В слуховом окне?
Что за соглядатай
Мерит даль зыбéй —
Выше голубятни,
Раньше голубей?
Нет такой вершины,
Чтоб тоске — крута!
Лучше всех аршинов —
Черный взгляд-верста.
Берегитесь, люди,
Некалёных стрел!
Ветр с кудрями-грудью,
Как любовник, смел.
Уж такой ревнитель!
Всюду — враз — рука!
Что б дружочку прыти
Взять у ветерка?
“Дар ты мой обманный,
Клад непокупной!
Ровно столб туманный,
Аль дымок степной…
Пьет — отца хоронит,
А ступнёт шажком —
Вот сейчас обронит
Ножку с сапожком.
Шагай с косогору,
Плыви — вдаль — водой…
Не уйдешь от взору
Мачехи младой!
Всё ж на Зверь-Солдатку
Не откроешь глаз:
В вороток твой сладкий
Я змеей впилась!”