Почему языковой знак произволен, согласно Ф. де Соссюру?
Произвольность знака Соссюр понимал как условность и как немотивированность. По Соссюру, знак произволен, условен, не связан внутренними отношениями с обозначаемым предметом (рус. бык, нем. Ochs). Таким образом, связь означаемого (значения) и означающего (материальной формы) произвольна. Это проявляется в отсутствии мотивированности. В языке мотивировано лишь небольшое количество звукоподражательных слов и выражений (рус. кукареку, мяу-мяу, гав-гав).
С мотивированностью связана морфологическая характеристика языка. Языки с максимальной морфологической мотивированностью Соссюр называет грамматическими, а с минимальной - лексикологическими. В истории языкознания наблюдаются постоянные переходы мотивированных знаков в произвольные. Языковые знаки отличаются от знаков других семиотических систем тем, что в символе сохраняется доля естественной связи с обозначаемым. Например, символ справедливости - весы, а не колесница; символ мира - голубь, а не ястреб.
В 1939 г. на страницах журнала «Акта лингвистика» прошла дискуссия о произвольности знака. Против учения о произвольности знака выступил французский учёный Эмиль Бенвенист. Он доказывал, что связь между понятием и акустическим образом не произвольна, а естественна, так как она необходима. Одна сторона знака не существует без другой. Но ученики Соссюра, Альбер Сеше и Шарль Балли, защищая теорию произвольности Соссюра, уточнили её: знак произволен при выражении мысли и непроизволен при выражении чувств и эстетических впечатлений. A.A. Потебня также считал, что при возникновении все слова мотивированы, а потом мотивированность утрачивается. Споры о произвольности - непроизвольности лингвистического знака продолжаются до сих пор.
Следствием произвольности является антиномия изменяемость/неизменяемость знака. Язык навязывается говорящему и даже массе, так как она следует традициям прошлого. И поскольку знак не знает иного закона, кроме закона традиции, он произволен. Однако истории языков дают примеры изменения обеих сторон языкового знака: и смысла, и звукового состава. Таким образом, в языке действуют факторы, приводящие к сдвигу означаемого и означающего именно потому, что между ними нет никакой необходимой связи и знак произволен. Развитие языка происходит независимо от воли и сознания говорящего на основе произвольности знака.
Линейность лингвистического знака означает, что обозначающее представляет собою протяжённость, которая разворачивается во времени, линию. Акустические образы следуют один за другим в виде цепи и не могут возникать одновременно. Свойство линейности впоследствии было отвергнуто языкознанием. Линейность свойственна речи и не может характеризовать знак как член системы. Вполне очевидно, что в учении Соссюра о линейности знака наблюдается смешение лингвистики языка с лингвистикой речи.
Центральное место в соссюровской концепции лингвистического знака занимает учение о его теоретической ценности, или учение о значимости. Слово определяется как лингвистический знак местом и функционированием в системе языка, в зависимости от других элементов системы. «Язык есть система чистых ценностей, ничем не определяемая, кроме как наличным составом членов, входящих в её состав», - утверждал Соссюр. Например, материал, из которого сделаны шахматные фигуры, не важен, важна их ценность по условиям игры.
Какой смысл вкладывал Ф. де Соссюр в принцип линейного характера означающего?
Означающее, будучи свойства слухового (аудитивного), развертывается только во времени и характеризуется заимствованными у времени признаками: а) оно представляет протяженность, и б) эта протяженность лежит в одном измерении — это линия. Об этом совершенно очевидном принципе сплошь и рядом не упоминают вовсе, по-видимому именно потому, что считают его чересчур простым; между тем это принцип основной, и последствия его неисчислимы. От него зависит весь механизм языка. В противность зрительным (визуальным) означающим (морские сигналы и т. п.), которые могут одновременно состоять из комбинаций в нескольких измерениях, акустические означающие располагают лишь линией времени; их элементы следуют один за другим, образуя цепь. Это их свойство обнаруживается воочию, как только мы переходим к изображению их на письме, заменяя последовательность во времени пространственной линией графических знаков. В некоторых случаях это не обнаруживается с очевидностью. Если, например, я делаю ударение на слоге, может показаться, что я нагромождаю в одной точке различные значимые элементы. Но это иллюзия: слог и его ударность составляют лишь один акт говорения: внутри этого акта нет двойственности, но есть только различные противопоставления со смежными элементами.