Воспоминания о Великой войне всегда вызывают в нас благоговейные чувства перед образом нашего императорского солдата — драгуна. Без его высоких боевых и нравственных качеств невозможны были бы те изумительные по героизму и успеху полковые дела, давшие нашему полку 16 офицерских Георгиевских наград.
Сегодня, в день полкового праздника, я вспоминаю один из славнейших подвигов наших драгун, слава которого принадлежит исключительно им — солдатам. Подвиг этот показывает нам идеальный образ не только бойца, но и русского человека, проникнутого чувством безграничной, жертвенной любви к Родине, к полку и чувством христианского долга — «больше сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за други своя». Эти герои, эти полуграмотные простые русские люди навсегда останутся в нашей памяти, и их пример должен быть постоянной причиной нашего воодушевления и веры в национальную мощь русского народа и во временность постигшего Россию несчастья.
1916 год, 10 августа, Галиция, бои на путях к Галичу. Спешенный полк занимает позицию. Участок моего эскадрона — на опушке мелкого кустарника. Левый фланг упирается в узкую рощу, тянущуюся по направлению к противнику. Впереди позиции противника вынесены отдельные окопы. Некоторые из них только на ночь занимаются постами и заставами. Удаление этих отдельных окопов от нашей позиции шагов 500-600. Местность между позициями открытая, с нескошенными посевами.
По наблюдениям и звукам выстрелов установлено, что австрийцы сменены германцами. Но штабу армии нужны точные сведения. Поэтому нам отдано приказание захватить пленного. Различным войсковым частям никак не удавалось исполнить это приказание. Наконец дошла очередь до нашего полка.
|
|
Командир полка выслал на ночь партию разведчиков, тридцать драгун с тремя офицерами, с приказанием захватить пленного. Для успеха, конечно, необходима была внезапность, но несмотря на темную ночь и все принятые меры, разведчики были замечены неприятельскими часовыми. Часа в два ночи я услышал нервный частый ружейный и пулеметный огонь противника, продолжавшийся минут пять… Затем все стихло. Внезапное нападение не удалось, и разведчики вернулись обратно без всякого результата. В эту же ночь, на рассвете, из своей землянки, находившейся в середине позиции эскадрона, в линии окопов, я услышал редкий одиночный огонь на своем левом фланге. Выйдя из землянки, я увидел, что это стреляет мой часовой. Я подошел к нему, и он мне доложил, что неприятельский окоп, расположенный против моего левого фланга, шагов на двести в сторону от рощи, с вечера занял немецкий пост, к концу ночи он предполагал уйти, но опоздал, рассвело, и мой часовой его заметил. Драгуны стали внимательно следить за окопом, и у них появилась мысль захватить этот пост и осуществить то, что не удалось сделать нашим разведчикам. Взводный унтер-офицер Руденко доложил мне об этом желании драгун и сказал, что уже есть шесть человек охотников, которых вполне достаточно, так как немцев там не более трех, да и большому количеству людей трудно будет незаметно пробраться Командир полка разрешил, и я приказал левой заставе, под командой поручика Уднемовского, держать неприятельский пост под огнем, чтобы не позволить немцам высовываться из окопа. В 17 часов шесть охотников-драгун, взяв бомбы и рассыпавшись так, чтобы иметь охватывающее положение от правого фланга позиции эскадрона, стали пробираться к неприятельскому окопу. Высокие травы скрывали их от глаз соседних неприятельских застав. Весь эскадрон и группа офицеров с напряженным вниманием следили за их продвижением. Солдатские защитные рубахи то появлялись, то скрывались в посевах, то снова мелькали. Вот они уже в нескольких шагах от окопа, вот они выпрямляются во весь рост, бросают бомбы и с криком «ура!» бросаются на окоп.
|
|
Первые мгновения казалось, что неприятельский окоп пуст, но вскоре оттуда выскочила целая группа людей в темно-зеленых мундирах и касках, и началась рукопашная схватка. Защитных рубах вдвое меньше, драгунам грозит смерть… а на неприятельской позиции — тревога, слышны сигнальные рожки, началась усиленная ружейная и пулеметная стрельба, неприятельские батареи открыли огонь… А у окопа идет ожесточенная борьба, падают немцы, но свалились и два драгуна. Наших осталось четыре, из которых один с какой-то особой силой и ловкостью, штыковыми ударами отбивается от нападающих, чтобы, отбившись, броситься на помощь своим… Вот уже два немца бегут, спасаются. Желая их захватить, с крайнего левого поста два драгуна бросаются к ним, но попадают под огонь и падают тяжело ранеными.
У окопа бой окончен. Драгуны и немцы, перемешавшись, бегут от окопа к лесу. Через несколько минут три германца — трофеи победителей — были приведены ко мне торжествующими и возбужденными драгунами.
Место боя опустело, остались только убитые и раненые. Два раненых драгуна пытались ползти, но, выбившись из сил, остались неподвижны. Для спасения их два человека, не обращая внимания на сильный огонь, бросились к ним, но пробежав не более 200 шагов от позиции, пали смертельно раненными разрывными пулями в грудь. Вечерело… Нужно было во чтобы то ни стало спасти раненых, иначе им грозила опасность быть добитыми. Вызвались охотники. Тремя группами, под огнем, они стали пробираться по посеву к раненым, которые лежали в трех местах. К самым дальним к месту боя благополучно дополз тот же унтер-офицер Руденко с тремя драгунами. Они разделились по два на раненого. Сильный обстрел продолжался. Идти во весь рост и нести раненого было невозможно, оставалось только ползти и тащить по земле, взявши за руки. У каждого раненого прострелены были обе голени, с раздроблением костей. С большими затруднениями, к наступлению темноты все раненые были благополучно принесены к моей землянке Победа была куплена дорогой ценой, из шести раненых — два смертельно. Особенно я помню одного из них. Землистое лицо, широко открытые глаза, я к нему наклонился, он меня увидел и слабым голосом, почти шопотом, сказал:
|
|
«Я знаю, Ваше Высокоблагородие, что умираю, а умираю я за Веру, Царя и Отечество» и, помолчав, добавил… «и за наш полк». Это были его последние слова. Через два часа он умер.
Умер он и за Веру и Верность и за брата своего, которого бежал спасти. «Больше сея любви никто же имати да кто душу свою положит за други своя».
О захвате трех германцев были уведомлены штаб дивизии и штаб корпуса. Командир корпуса Великий Князь Михаил Александрович приказал немедленно представить героев к Георгиевским наградам. Сменившись с позиции, ночью я написал реляцию. На другой день приехал к нам начальник дивизии. Эскадрону с хором трубачей приказано было построиться. Начальник дивизии лично роздал Георгиевские кресты. Эскадрон приветствовал кавалеров криками «ура!», а трубачи сыграли полковой марш. В тот же вечер я навестил раненых и передал им, от имени командира корпуса, Георгиевские кресты.