Валентин – христианский мистик и теолог гностического толка, живший во II-м веке нашей эры. Он стал основателем теологической школы, сохранившей и развившей мысли своего учителя после его смерти около 160 года РХ. Валентиниане и связанные с ними группы часто называли «гностиками», поскольку большую роль в их учении играло мистическое знание (гнозис).
В валентинианской мысли спекуляции вокруг Имени и наречения имени играли очень важную роль. Упоминания Имени присутствуют примерно в половине дошедших до нас валентинианских источников, а в оставшихся эта тема скрыта, но ее можно предполагать. Ее подробно обсуждали Zyla (1996) и Thomassen (1993) в связи с семиотикой. Хотя тема Имени свойственна не только для валентиниан, именно они разработали эту идею в уникальном и необычном направлении.
Концепция Имени в валентинианстве связана с иудейскими спекуляциями относительно Божественного Имени. Валентинианская литургия, сохраненная Иринеем, демонстрирует эту связь. В одной из крещальных молитв Имя недвусмысленно идентифицируется как Иао (иудейское Yaho), т.е. представляет собой вариант Яхве (Irenaeus Adv. Haer. 1:21:3). Связь с иудаизмом не кажется удивительной, учитывая иудейские корни христианства и гностицизма.
В валентинианской мысли Сын идентичен Имени. В Евангелии Истины Валентин говорит: «Имя же Отца — это Сын. Он — первый, давший имя вышедшему из Него, и это Он (Сам). И Он родил Его, как Сына, Он дал Ему Своё имя, которое было у Него» (Евангелие Истины 38:6-13, см. также 39:19-21). Подобным образом Теодот пишет: «Имя же есть его невидимая часть, так как он есть Единородный Сын» (Извлечения из Теодота 26, 1). Отождествление Христа с Именем заимствовано из раннехристианских спекуляций, которые происходят из иудейского христианства. В нескольких новозаветных пассажах говорится о получении Иисусом божественного Имени. Апостол Павел: «Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени» (Филип. 2:9). В нескольких валентинианских источниках есть отсылка к этому стиху из Павла. В Евангелии от Иоанна Иисус говорит: «Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне» (Ин. 17:12). Таким образом, идея о том, что Сын обладает Божественным Именем была хорошо известна в раннем христианстве. Уникальной чертой валентинианского богословия является тот факт, что здесь Сын не только обладает Именем, но отождествляется с ним.
Отождествление Сына с Именем можно объяснить, если понять, что такое наименование в валентинианстве. В валентинианской мысли наименование – то же самое, что и рождение. Рождением Отцом Сына и акт наречения ему Имени – один и тот же процесс. В Евангелии Истины читаем: «И Он родил Его, как Сына, Он дал Ему Своё имя» (38:10-13), далее об Отце говорится, что он породил себе Сына «как имя» (38:32-34).
В этом же Евангелии Валентин пишет, что все истинно существующие вещи обладают именем, «ибо у тех, кого нет, нет имени» (39: 11-12).
Через акт наречения имени, получающий имя становится тождественным тому, кто назван этим именем. Таким образом, Сын, получающий Имя Отца становится тождественным с Отцом. В Евангелии от Филиппа говорится: «Единственное имя не произносится в мире — имя, которое Отец дал Сыну. Оно превыше всего. Это — имя Отца. Ибо Сын не стал бы Отцом, если бы он не облачился во имя Отца». (Флп. 12). Неудивительно, что валентиниане называли самого Сына Отцом (см., например Irenaeus Adv. Haer. 1:1:1).
Существует глубинная связь между именем и тем, кому оно дано. Согласно Валентину, все истинно существующие вещи обладают истинным существованием, благодаря имени: «у тех, кого нет, нет имени. Ибо, какое имя будет дано тому, кого нет? Но Тот, Кто существует, существует также со Своим именем» (39:11-16). Связь имени и обозначаемого им выражена в валентинианской теологии через концепцию сизигий (пар). В сизигии «мужское», соответствующее форме, соединено с «женским», соответствующим субстанции. В большинстве разновидностей валентинианской мысли даже Отец представляет собой сизигию, будучи соединен с Мыслью (или Молчанием). Сын также обычно рассматривается как сизигия. Он есть Ум, соединенный с Истиной. Поскольку и Сын, и Отец являются сизигиями, они описываются как Первая Тетрада (см. Irenaeus Adv. Haer. 1:1:1). Тетрада же, в свою очередь, связана с четырьмя буквами еврейского алфавита, которыми обозначалось Имя Божье.
В валентинианской теологии Сын эманирует последовательности божественных атрибутов или эонов. Эти эоны копируют образец, установленный первой Тетрадой и располагаются попарно (сизигиями). Взаимосвязь Сына с эонами неясна без принятия во внимание концепции Имени. О том, как эоны связаны с Именем (Сыном) четко говорит Марк Маг: «Изречение же имени происходило так: Отец изглаголал первое слово его имени, которое было началом всех остальных, и оно сложилось из четырех стихий; присовокупил второй слог, и он состоял из четырех стихий; потом изрек третий, который состоял из десяти стихий; изрек после сего и еще слог, который состоял из двенадцати стихий. Поэтому, изречение всего имени составилось из тридцати стихий и четырех слогов». (Irenaeus Adv. Haer. 1:14:1). Используя эту метафору, можно сказать, что каждый из эонов соответствует отдельной букве Имени. К Тетраде добавляется двадцать шесть эонов. Вновь налицо связь с иудаизмом. В еврейской нумерологии, числовое значение Имени Божьего составляет двадцать шесть. 4 + 26 дает нам 30 эонов.
Эоны представляют собой элементы имени. Они отражают разные аспекты Сына: Слово, Человек, Церковь, Мудрость и так далее. Только все вместе – как Сын – они складываются в Божественное Имя. Эта взаимосвязь между эонами и Сыном описана в «Трехчастном трактате» следующими словами: «[Он я]вляется каждым из Всех вместе навечно, Он — то, что они все» (Трехчастный трактат 67:7-10). Хотя эоны представляют разные аспекты Сына, они до некоторой степени замышлены как отдельные личности.
Ключевой чертой валентинианской теологии является тот факт, что эоны не знают о том, что они являются частью Имени. Об этом говорит Марк: «Каждая же из сих стихий имеет свои буквы, свое начертание, свое произношение, свои виды и образы; и из них нет ни одной, которая бы имела в виду образ того, чья она стихия, и ни одна не знает его, даже не знает произношения ближайшей к ней стихии: напротив того изрекаемое ею почитает за целое имя, как бы она изрекала все» (Irenaeus Adv. Haer. 1:14:1). Как следствие этого незнания, они также не знают об Отце. Как учил Птолемей, «Их Первоотец…знаем только рожденному от него Единородному т. е. Уму; а для всех прочих невидим и непостижим». (Irenaeus Adv. Haer. 1:2:1, ср. Евангелие Истины 19:7-10). Эта удивительная идея коренится в представлении о том, что эманация Имени Отцом была одновременно процессом самоограничения. Сам Валентин признает эту идею заслуживающей удивления: «Это великое чудо, что, пребывая в Отце, они не знали Его и <не> могли выйти сами, поскольку они не смогли постичь Его и узнать Того, в Ком они пребывали». (Евангелие Истины 22:27-33). Эоны можно рассматривать как неинтегрированные аспекты личности Сына, которые пребывают в неведении об Имени, несмотря на то, что они являются его частью.
Стремление эонов познать свое происхождение ведет к неминуемой катастрофе. Валентинианские теологи раскрыли эту трагедию в мифе о Софии – младшем из эонов, отделившемся от своей пары. Это падение ведет к искажению Имени. «Тот же Эон, который стремился постичь непостижимое, был ввергнут в состояние незнания и бесформенности. (4) Так возникла кенома – лишенность знания, которая есть только тень имени. Напротив, Сын есть форма Эонов. Раздел же и распределение имени среди Эонов есть [утрата полноты] и забвение имени». (Извлечения из Теодота 31:3-4). Таково происхождение нашей материальной вселенной. В этом мире вещи отделены от своего имени и существуют в состоянии изъяна и невежества.
Благодаря деянию милости, Имя восстанавливается. «Тогда они узнали, кто они такие благодаря благодеянию Отца, – неизреченное имя, форма и знание». (Извлечения из Теодота 31:3). Эоны объединились с Сыном, который стал известен как Спаситель. «Тогда-то, всего, когда все сойдется в одну букву, и произнесет один и тот же звук; подобие этого изречения, по мнению его, в том, когда мы вместе говорим: аминь», — пишет Марк Маг (Irenaeus Adv. Haer. 1:14:1). Эоны соединяются с Сыном, и Имя восстанавливается, когда они все вместе произносят его.
В некотором смысле восстановление Имени связано с представлением о том, что эоны получают свое имя от Сына. В Трехчастном трактате говорится: «Тот, по Которому они называются, Он есть Сын, полный, совершенный, беспорочный» (Трехчастный трактат 62:34-38). Соединение эонов с Сыном описывается в Трехчастном трактате: «Сын удовлетворения Всех облек их Собой как одеянием, этим (одеянием), посредством которого Он дал совершенство тому, который имел недостаток,» (Трехчастный трактат 87:1-5).
Однако падение Софии дало начало материальному миру, в котором нет истинной реальности, поскольку здесь нет Имени. Мир и человеческие существа существуют в состоянии невежества и неполноты, поскольку они стали существовать отдельно от Имени. Согласно валентинианской традиции, люди были созданы по образу пред-сущего Человека, которого можно идентифицировать с Сыном (Валентинианский фрагмент А). Валентин сравнивает сотворение Адама – первого человеческого существа, с созданием дефектного портрета. Портрет представляет собой несовершенное подобие, но «Имя всякий раз дополняет то, чего недостает в слепке». (Валентин, фрагмент В). Наречение имени заполняет неполноту в человеке, таким образом, что человек более не существует в изъяне, но в состоянии гнозиса.
В Евангелии Истины получение гнозиса равнозначно произнесению имени Отцом. «Те, чьи имена Он предвидел, названы в конце, так что некто знающий — это тот, чьё имя произнёс Отец». (Евангелие Истины 21:25-28). Получение имени эквивалентно получению божественного Имени. Личное имя может рассматриваться как частный случай божественного Имени, также как эоны это частные случаи Имени. Как Отец нарекает себя именем Сына, так Он нарекает себя именем каждой личности.
В валентинианских источниках избранные описываются как обладающие Именем. В Евангелии от Филиппа говорится, что получивший Дух Святой, получает в качестве дара Имя (Флп., 59). Валентин в Евангелии Истины пишет: «Итак, имя велико. И кто сможет наречь имя Ему, великое имя, кроме Него Самого, Того, Кому принадлежит Имя, и детей Имени, в которых покоилось Имя Отца, которые сами, в свою очередь, покоились в Его Имени?» (Евангелие Истины 38:25-32). Источником представления о том, что избранный обладает Именем, является Книга Откровения, где имя записано на его челе (Откр. 14:1).
Еще одна метафора, которую использовали валентиниане для описания получения гнозиса это соединение с ангелом-женихом. У Теодота соединение с ангелом связывается с получением Имени (Извлечения из Теодота 22:4-5). Ангелы тесно связаны со Спасителем и могут считаться его частными проявлениями или частями, также как личное имя, произносимое Отцом это часть Великого Имени. У Теодота мы находим, что ангелы причастны Имени (Сына). Он говорит об ангельском крещении. Ангелы-женихи могут рассматриваться как тождественные именам, произносимым Отцом. При обретении гнозиса, мы получаем ангела/имя.
Как отмечено выше, получение имени тождественно обретению истинного существования. В Евангелии Истины и Трактате о Воскресении только получившие гнозис (или Имя) обладают истинной реальностью. Все остальное это иллюзия. «Живущие умрут. Как они живут в призраке? Богатые обнищали и цари низвергнуты, всё изменяется, мир — призрак, чтобы мне не злословить о вещах ещё бóльших». (Трактат о воскресении (48:20-27). Все, не обладающие истинным именем – фантомы.
Валентиниане различали ложные мирские имена и реальные имена. Эта тема лучше всего разработана в Евангелии от Филиппа: «Имена, которые даны вещам мира сего, заключают великое заблуждение, ибо они отвлекают сердце от того, что прочно, к тому, что не прочно… [Имена, которые были] услышаны, существуют в мире сем [для обмана. Если бы они были] в вечности (эоне), их и день не называли бы в мире и не помещали бы среди вещей мира сего. Они имеют конец в вечности (эоне)». Ложные имена этого мира предназначены для того, чтобы ввести в заблуждение людей и отвлечь их от истинного Имени. Демонические мирские силы извлекают из этого выгоду: «Архонты пожелали обмануть человека, ибо увидели, что он — одного происхождения с теми, кто истинно хорош. Они взяли имя хороших (и) дали его плохим, дабы путем имен обмануть его и привязать их к плохим» (Флп., 13).
Иисус отождествился с человечеством, приняв человеческое тело. Его человеческое тело рассматривается как единосущное Церкви. Привлекая метафору апостола Павла о Церкви как теле Христовом, Теодот говорит: «София и Церковь были видимой частью Иисуса, в которые он облачился как в плоть, семя избранной природы. Имя же есть его невидимая часть, так как он есть Единородный Сын». (Извлечения из Теодота 26:1). Соответствующая метафора из Евангелия Истины это Книга Живых, содержащая имена спасенных, которой облекается Сын (Евангелие Истины 20:10-14, ср. Откровение 20:15).
Валентинианская христология основана на том, что человек Иисус получает искупление соединившись со Спасителем при крещении. Сын это Имя, «которое в виде голубя спустилось на Иисуса во его искупление» (Извлечения из Теодота 22:6). Искупление человека Иисуса видится валинтинианам как применимое ко всем, кто является частью Церкви избранной природы. Человек Иисус соединен с Именем. Все, кто является членами духовной церкви, которая тождественна человеку Иисусу, также соединены с Именем. Имя искупает: «Но кто же искупитель Осуждённого? Он (неодуш.) — Эманация Имени». (Истолкование знания 12:29-31). Нисхождение Сына на Иисуса при крещении одновременно представляет собой искупление человека Иисуса и всех, кто присоединен к нему.
Как Сын становится тождественным Отцу, получив Имя, также и каждый конкретный христианин становится тождественным Христу при получении Имени. Как сказано в Евангелии от Филиппа: «сей более не Христианин, но он Христос» (Флп., 67). Человек становится частью Церкви «семени избранной природы», которая есть ни что иное как явленная часть Иисуса в мире (Извлечения из Теодота 26:1). Также как Сына можно назвать «Отцом», поскольку он носит Имя Отца, также христианина можно назвать Христом, поскольку он обладает его Именем. Спаситель отождествляется с Отцом (как его Имя) и с эонами (как частными случаями Имени) и с личностями, спасенными им (путем произнесения имен).
Многие источники указывают на то, что христианин получает Имя во время крещения, которое также называется «искуплением». Согласно «Трехчастному Трактату», «нет другого крещения, кроме только этого, которое есть искупление в Отца, и Сына, и Святого Духа, причем исповедание совершалось посредством веры в эти имена, эти, [которые] суть одно имя Благовестия» (Трехчастный трактат 127:28-35). В валентинианской крещальной литургии, сохраненной Иринеем Лионским, крещение совершается «во Имя». Далее приводятся фрагменты из текста: “во имя неведомого Отца всего, в Матерь всего, Истину, — в Сошедшего на Иисуса, — в единение, искупление и общение с силами…имя сокровенное от всякого божества и господства и истины, в которое облекся Иисус Назарянин…да пользует мне имя твое, Спаситель истины…я утвердился и искуплен и искупаю душу мою от века сего и от всего, что в нем, именем Иао…мир всем, на которых имя сие почивает” (Ириней Лионский 1:21:3). При крещении искупаемый человек соединяется с ангелом и получает тоже имя, которым были крещены до него ангелы (Извлечения из Теодота 22:4-5).
Как отметили Dawson (1992), Thomassen (1993) и Zyla (1996), Имя часто отождествляется со «свободной речью» или «дерзновенной речью» (parrhesia). Идея о том, что в «свободной речи» присутствует Имя, как кажется, заимствована из Нового Завета. В «Деяниях» «дерзновенное говорение», исцеления и чудеса происходят благодаря Имени (Деян. 4:29-30). По словам Валентина, «свободная речь находит свое выражение в Сыне» (Валентин. Фрагмент Е). Сын посещает сердце человека, очищая его. Когда Адам «произносит слова», демиургических ангелов охватывает страх (Валентин. Фрагмент А). Также как Отец свободно выражает себя в Сыне, также и Сын свободно выражает себя в личности. Как отмечает Zyla (1996), «через жертвоприношение Иисуса был приобретен гнозис Отца, который передается через «свободную речь». Знание Имени позволяет «свободно говорить» человеку.
Валентин приписывает феномен пророческой речи присутствию Имени. Имя является причиной того, что человек «произносит слова, которые превосходят его тварную природу» (Валентин. Фрагмент А). Марк утверждал, что пророческая речь является результатом соединения с ангелом (Irenaeus Adv. Haer. 1:13:3). Это еще одно подтверждение того тезиса, что ангел тождественен имени. Опыт гнозиса это получение имени/ангела как частного случая Имени/Сына
Пророческая речь это образ «свободной речи» Отца, т.е. произнесения Имени Сына. Но она не тождественна произнесению Имени. Как утверждает Евангелие от Филиппа, «те, кто обладает этим именем, постигают его, но не произносят его». (Флп., 12). Поскольку «истина породила имена в мире ради нас, неспособных понять ее без имен. Истина едина, но ради нас она множественна, чтобы научить нас о Едином с любовью через множественность». (Флп., 12). Пророческая речь это мирской образ имени.
Валентиниане заимствовали концепцию Имени из иудаизма и раннего христианства. Они разработали ее в достаточно необычном и оригинальном направлении. Для многих из них эта концепция стала центральной в христологии и понимании спасения. Полноценное понимание валентинианства невозможно без изучения этой концепции.
Библиография:
Dawson, David. 1992. Allegorical Readers and Cultural Revision in Ancient Alexandria. Berkeley, University of California Press
Foerster, Werner. 1972. Gnosis: A Selection of Gnostic Texts; vol. 1: Patristic Evidence. Oxford, Clarendon Press
Layton, Bentley. 1987. The Gnostic Scriptures. Garden City, NY, Doubleday
Thomassen, E. 1993. Gnostic semiotics — the Valentinian notion of the Name, Temenos vol. 29, pp 141-156
Zyla, Roy. 1996. Valentinian Soteriology of the Divine Name, SBL Abstracts, S152.