о Святейшем Патриархе Пимене.

Интервью с Владимиром Романовичем Бульчуком,

Многолетним регентом Троице-Сергиевой Лавры

И Московской Духовной Академии

о Святейшем Патриархе Пимене.

- Владимир Романович, расскажите, каким Вы помните Святейшего Патриарха Пимена?

- Я знал Патриарха Пимена с 1953 года. Он был здесь в Лавре 4 года Наместником. Когда в 1957 году был Международный фестиваль молодежи, меня Наместник архимандрит Пимен поставил сопровождать одну группу англичан, я ездил с ними по городам России, тогда я еще был студентом. Наместник непосредственно участвовал в работе этого фестиваля, проводил он его очень интересно – он был настоящим оратором. Голос у него был очень красивый, как у диктора, очень четкий. Во время фестиваля по всей Лавре установили динамики, и он, помню, говорил: «Я, как Наместник Троице Сергиевой Лавры и вся братия сердечно приветствует всю молодежь, всех гостей и участников Фестиваля, прибывших к нам на территорию Лавры». И потом выступал митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), и тоже говорил о том, что Наместником у нас является архимандрит Пимен. В этом же году он был рукоположен во епископы.

Жизнь в Лавре проводил он очень интересную. Каждый день, после 1-го часа на вечернем богослужении он говорил проповедь на тему Евангельского зачала, которое будет читаться за Литургией. Об этом уже знал весь народ, все прихожане – и он говорил каждый день, неукоснительно. Народ его очень любил. Постриги он всегда совершал сам, и совершал именно в трапезной. В конце трапезной были наместнические покои, и оттуда будущие монахи ползли по коврам в сопровождении всей нашей монастырской братии. А я пел и управлял хором. У меня было такое право, по благословению ректора я собрал 40 человек лучших певцов из Лавры и Академии, и мы всегда пели акафисты и все постриги.

- Расскажите, пожалуйста, о деятельности Святейшего на посту Наместника Троице-Сергиевой Лавры.

- Патриарх Пимен был особенный человек. Братия Лавры любила его за то, что он был простой, добрый, отзывчивый. Всегда он умел, если кто-то из братии недоволен, или обижен чем-то, привести к такому состоянию, что человек все осознает и смиряется. Если кто поругается, брат с братом, то он примирял их. Это был человек очень большой души. Несмотря на то, что он был Наместник, он не гнушался даже порой и простой работы. Были времена, когда он говорил мне: «Возьми там пять-десять человек, будем сегодня капусту рубить» - и мы с ним вместе так работали. А он знал все тайны, как рубить капусту, как делать засол, как правильно огурцы солить. Он очень любил сам сажать деревья. Помню, мы ездили с экономом, архимандритом Дионисием, собирали редкие деревья: каштаны, дубы, и вместе с Наместником сажали. Около братской проходной есть дубок, сейчас он уже большой – это мы сажали с отцом Пименом. Да, он именно был таким человеком, который переживал за Лавру, старался украсить ее, обогатить ее. Он очень любил братию и ценил ее. Никто так не любил Лавру, как он – я переживаю уже одиннадцатого наместника – все они очень хорошие, но Пимен был особым. Он старался именно сохранить старую традицию, именно эту древность. И он всегда говорил, что Устав Церкви – это одно, но Традиция – это второй Устав, и нарушать эту традицию никогда нельзя. Никогда не нужно изменять какие-то церковные установки, нужно делать так, как делали наши отцы, деды и прадеды, как это еще до Революции соблюдали наши монахи. Меня Господь сподобил встретить таких монахов, которые были в Лавре еще до Революции, многие из них отсидели по многу лет в тюрьмах. Был отец Петр, архимандрит, он был миссионером в Китае, был на Афоне. А после второго открытия Лавры опять вернулся и был здесь духовником. Отец Наместник Пимен его очень уважал. Был Филадельф, который еще до Революции принял монашество в 14 лет, и тоже отсидел в тюрьме, был Иосия, был Иосиф, Серафим – все эти старцы еще из той, дореволюционной Лавры. Их не хотели принимать после открытия, но Наместник Пимен отстоял их перед властями, как старых монахов, как столпов для Лавры. И эти старые монахи очень сильно соблюдали лаврскую традицию. Раньше было очень строго. Допустим, кто-то написал новое песнопение. Отец Пимен сам лично проверял это песнопение, он в своей келье проигрывал его на фисгармонии – и он, кстати, прекрасно играл на фисгармонии. Проиграет, и говорит: «Оно еще не подходит к церковной службе, здесь и здесь еще нужно изменить».

- Расскажите об отношении Святейшего к церковному пению, к певчим.

- Патриарх Пимен сам обладал очень красивым голосом, лирическим баритоном, очень любил пение, и всегда снабжал нас, певцов, и деньгами, и всякими сластями. Всегда помогал тем, кто нуждался: поступали многие ребята очень бедные, так вот он всегда спросит: «А у тебя кто родители?» - «Ну, мама одна там живет». И он всегда давал денег, говорил: «Отвези маме, поможешь ей». Я 32 года руководил хором, и помню, как за те 4 года, пока он был Наместником, он сам любил регентовать и петь, и любил петь трио. У нас был покойный архидиакон Даниил, но он страдал болезнью – у него была эпилепсия. Он жил один в келье, так потом он и погиб – задохнулся. И вот часто бывало так, что идет, например, Литургия Преждеосвященных Даров, и Наместник обращается ко мне и говорит: «Давай мы споем трио «Да исправится», и часто мы так втроем пели: отец Пимен, покойный отец Даниил, и я. И на Успение всегда с ним пели трио, на Утрене, по пятидесятом псалме стихиру «Егда Преставление» распева Киево-Печерской Лавры. И уже, когда он стал Патриархом, как-то служил всенощную под Успение, мы вышли петь эту стихиру: я, отец Владимир Кучерявый и отец иеродиакон Георгий. И я говорю потом в алтаре: «Ваше Святейшество! Помните, как мы с Вами раньше пели?» Он говорит: «О, я бы и сейчас спел, конечно! Но, улыбнулся, – положение не позволяет». Он шутник был, юморист – умел к месту пошутить, и ценил это.

Когда я в 1961 году женился, меня на свадьбу благословил Святейший Патриарх Алексий I, дал мне иконы, а владыка Пимен, который тогда уже был митрополитом Крутицким и Коломенским, дал мне денег, очень хорошую сумму, и икону Иверской Божией Матери – она у меня хранится дома как его благословение.

Святейший очень любил нашу Лавру, и, будучи Наместником, и будучи митрополитом Крутицким и Коломенским, а когда стал Патриархом, так вообще целыми месяцами жил здесь. И мы, студенты, когда он был Наместником, имели право посещать его, он был очень открытый. Его келья была всегда открыта для нас, чтобы побеседовать с нами, дать наставление и совет. Он всегда встречал семинаристов, студентов – те, кто желал, всегда могли зайти к нему, и он отвечал на разные вопросы, которые мы ему задавали.

Некоторые говорили, что, дескать, нельзя петь запричастные концерты, говорили, что это нецерковные произведения, не для храма. Мы спрашивали об этом Наместника, отца Пимена, и он всегда объяснял: «Это ведь только светское такое название – «концерт», а на самом деле это церковное песнопение. И петь на запричастном псалмы, положенные на музыку наших прекрасных композиторов мною благословляется и дозволяется».

- Владимир Романович, каких церковных и светских композиторов особенно любил Святейший?

- Из светских композиторов он очень любил Глинку, всегда его вспоминал и почитал. А из церковных, он, в первую очередь, очень любил святителя Амвросия Медиоланского. Он говорил: «Этот святитель написал гимн «Тебе Бога хвалим», это первый человек, который положил начало православной церковной музыке». А когда в 1968 году мы с отцом Матфеем делали первую запись лаврского хора на пластнику, то отец Матфей подвел нас в консерватории к картине, на которой были изображены все русские композиторы, но среди них самым первым стоял именно святитель Амвросий Медиоланский.

Очень Святейший любил музыку Александра Андреевича Архангельского и протоиерея Петра Турчанинова. Были случаи, когда он в Академии читал нам лекции про Архангельского, про Веделя – он тоже любил и часто вспоминал Веделя, знал подробно историю его жизни. Раньше семинаристы были очень простые – назначат, допустим, в четверг в 7 часов вечера лекцию в актовом зале. И отец Пимен мне говорил: «Приготовь с хором произведение какое-нибудь». И я с хором из 20 человек разучивал 5-6 произведений, например, Турчанинова, если лекция была о нем – и он выступал, а мы пели. И получался прекрасный вечер.

Например, до Революции Синод запрещал петь некоторые концерты Бортнянского, потому что в них якобы чувствовалась «итальянщина». Почему-то в царское время запрещали петь концерт «Да воскреснет Бог» Бортнянского, а вот Святейший Пимен, когда был Наместником, разрешил нам, и мы на Пасху пели этот запричастный концерт. Архимандрит Пимен и сам любил многие Херувимские Бортнянского, его «Достойно есть».

До отца Матфея в Лавре никто не пел гласовых подобнов, а отец Матфей очень хорошо сделал, когда стал в 1962 году руководить хором, что ввел подобны. Они очень отличались своей красотой – и Патриарх Пимен впоследствии одобрил это. Святейший Патриарх Пимен всегда поддерживал отца Матфея. Раньше монахи были очень певучие, были хорошие певцы. И Святейший, будучи Наместником, часто сам регентовал на клиросе, он любил это, и он никогда не пропускал богослужений в Лавре – либо сам служил, либо присутствовал за богослужением. Вот что я могу вспомнить о приснопамятном Святейшем Патриархе Пимене. Всегда его поминаю, он оставил глубокий след в моем сердце и памяти.

Беседовал студент III курса МДА

Александр Вишневский,

31 октября 2011 г., Троице-Сергиева Лавра