Предисловие
Среди объектов научных поисков, всегда вызывавших у ученых жгучий интерес, был сам человек, особенно его психика. Ее различные проявления попали в сферу внимания ученых еще задолго до того, как исследователи поняли, что они связаны с мозгом. Несмотря на рано возникший интерес и постоянное внимание к различным проявлениям психической деятельности, на первых порах это направление исследований развивалось крайне медленно. Лишь 100–150 лет назад были сделаны первые крупные открытия и придуманы способы для изучения центральной нервной системы.
Медленное развитие науки о мозге не должно удивлять. Мозг – высшая форма организованной материи. На планете Земля нет ничего более сложного. К тому же возникла необычная ситуация – мозг должен был познать сам себя. Неудивительно, что перед исследователями постоянно встают трудноразрешимые проблемы. Часто трудности в изучении мозга казались абсолютно непреодолимыми, и у ученых опускались руки. Так возник миф о непознаваемости функций человеческого мозга, о невозможности разобраться в механизмах, управляющих психическими процессами.
Особенно охотно и настойчиво этот миф поддерживает церковь. Вынужденная отказаться от наивных попыток уничтожить дарвинизм, затормозить развитие физики и науки о космосе, она сосредоточила главное внимание на дискредитации попыток науки проникнуть в тайны мозговой деятельности, объявив их претензией ученых на право экспериментировать с божественной, а потому и непознаваемой душой, всегда считавшейся нераздельной вотчиной церкви.
Эта небольшая книга посвящена мозгу. Ее цель – познакомить читателя с тем, как изучается мозг, как из познания тончайших деталей строения мозгового вещества и изучения процессов, происходящих на молекулярном уровне, прокладывается путь к пониманию деятельности самой маленькой структурной единицы мозга – нервной клетки. Путь от нее идет к познанию физиологических основ психической деятельности, к механизмам деятельности нейронных ансамблей, целых отделов мозга, а затем к раскрытию механизмов высших форм психической деятельности человеческого мозга.
|
Знаменательно, что эта книга увидит свет в Ленинграде. Именно здесь полтора века назад зародилась новая научная дисциплина – физиология мозга и были предложены многие важнейшие методы изучения центральной нервной системы. Именно здесь, в Петербурге – Петрограде – Ленинграде, работали такие корифеи отечественного и мирового естествознания, как И.М. Сеченов, И.П. Павлов, Н.Е. Введенский, А.А. Ухтомский, Л.А. Орбели, внесшие огромный вклад в изучение мозга, проложившие путь для его дальнейшего изучения мировой наукой. Именно здесь впервые возникли и продолжают успешно развиваться первые в нашей стране научные физиологические школы.
Самоотверженным труженикам ленинградских физиологических школ посвящает автор свой труд.
Великие невежды
Во тьме веков
Когда люди стали о себе задумываться? Конечно, точную дату назвать невозможно, но совершенно очевидно, что произошло это значительно раньше, чем появилась наскальная живопись и была изобретена письменность. Такие таинственные явления, как сон, глубокая потеря сознания, смерть, должны были привлекать к себе пристальное внимание, вызывать жгучий интерес. Действительно, что происходит с человеком, когда он спит? Что такое смерть? Неизбежно должно было наступить такое время, когда человеку захотелось получить ответ на эти вопросы.
|
Первобытный человек был не в состоянии понять истинную причину подобных явлений. Даже сейчас, вооруженные представлениями самых различных научных дисциплин, ученые еще далеки от того, чтобы исчерпывающе объяснить такое обыденное и каждому знакомое проявление деятельности мозга, как сон. Тем более трудно было найти ему правильное объяснение 5–10 тысяч лет назад.
Внимание к различным проявлениям психической деятельности в конце концов привело к возникновению представлений о душе. Оно, по-видимому, родилось еще у первобытного человека. Изучение представлений современных народностей, стоящих на самой низшей стадии развития, показало, что почти все они создали представление о душе или, во всяком случае, о чем-то близком и похожем.
Первобытный человек представлял душу в виде таинственного призрака или своего бестелесного двойника, способного от него отделяться и вести самостоятельную жизнь. В соответствии с этими представлениями отсутствие сознания у спящего или наступление смерти связывали с тем, что душа покинула человеческое тело. Считалось, что для нее сам человек всего лишь футляр, внешняя оболочка или даже одежда. Если этот футляр испорчен, если тело от старости стало ветхим, она может его покинуть и начать вести самостоятельное существование, воплотиться в самых разнообразных животных или неодушевленных предметах.
|
Древний человек был охотником, скотоводом, землепашцем и часто воином. Чтобы обеспечить себя пропитанием, ему постоянно приходилось убивать диких или домашних животных. Ведя войны с соседними племенами, он был вынужден убивать и своих врагов. Умение убивать, разделывать туши убитых животных – первые и весьма важные знания, без которых существование людей той эпохи просто немыслимо. Этот вид деятельности позволил им приобрести первые, самые поверхностные сведения о строении человеческого тела и тела животных.
Охотники и воины знали, что убить зверя или врага легче всего ударом в голову, грудь, живот или шею. Учитывая прочность черепных костей и ребер и не очень высокую надежность каменных орудий, чаще всего убивали ударом в живот. Начиная свежевать животное, сначала вскрывали брюшную полость. Неудивительно, что даже в глубокой древности люди знали о существовании внутренних органов животных, были знакомы с их внешним видом и некоторыми особенностями строения.
Представления об органах тела животных легко переносились на человека, ведь они так похожи. Кишечник козы сходен с человеческим, сердце и печень тоже. Иногда высказывают предположение, что первобытный человек не был способен на подобные обобщения. Для этого якобы необходим достаточно высокий уровень интеллекта. С этим трудно согласиться. Двухлетний ребенок, научившись уверенно показывать, где у него глаза и где глаза у мамы, без специального обучения достаточно уверенно покажет, где глазки у его игрушечного зайчика и где они у живой взаправдашней кошки.
Аналогичные обобщения одинаково обычны и для детей и для первобытных народов. Гораздо большее удивление вызывают у лингвистов случаи их отсутствия, хотя причины этого явления понять не трудно. Если народы, жившие в лесистых районах планеты и находившиеся на низком уровне развития, не сумели придумать слово «дерево» и называют каждый вид деревьев своим особым названием, это значит, что для обитателей леса далеко не одинаково их значение. Другое дело органы тела. Подход к ним однозначен, какому бы существу они ни принадлежали. Лингвистам неизвестны такие языки, в которых глаза бегемота, леопарда и человека обозначались бы разными словами. Первобытные люди не выделяли себя из природы. Даже если внутренние органы человека им приходилось видеть не часто, то по аналогии с животными они несомненно кое-что о них знали.
Создав представление о душе, древний человек не мог не задуматься о том, где она у него находится. Прекрасно зная, какие раны являются для человека смертельными, люди почему-то не сделали заключения, что смерть наступает при повреждении резиденции души, то есть того органа, где она якобы находится.
Большинство индоевропейских народов считали, что душа обитает в грудобрюшной преграде, или диафрагме, как еще называют эту мышцу. Она отделяет полость грудной клетки от брюшной и хорошо видна через разрез в передней стенке живота. Диафрагма является главной мышцей, приводящей в действие легочный насос. При каждом сокращении она оттесняет внутренние органы, при этом увеличивается объем грудной полости, легкие расширяются и в них засасывается воздух. Пока человек или животное живы, у них должно поддерживаться дыхание, а следовательно, диафрагма будет совершать постоянные ритмические сокращения. Безусловно, древнему человеку не раз приходилось наблюдать эту деятельность на тяжело раненых людях и животных. Диафрагма, находящаяся в постоянном движении, совершающая 20–30, а то и больше сокращений в минуту, невольно заставляла предполагать, что ее бурная деятельность тесно связана с обитающей здесь душой.
Отголоски этих древних верований дожили до наших дней, закрепившись в медицинской терминологии. У греков словом «френикус» называлась душа. Аналогичное название имела грудобрюшная преграда. И сейчас мышца диафрагмы и идущий к ней нерв называют соответственно «мускулюс френикус» и «нервус френикус». Этот же корень «френ» используется в названиях многих психических, или, как их называли раньше, душевных, болезней: френопатия, френастения, шизофрения…
Безусловно, о нематериальной душе узнать что-то новое было чрезвычайно сложно. Но и о ее футляре, об устройстве человеческого тела, новые сведения накапливались медленно. Удивительно, как плохо знали об этом люди, жившие всего 3–5 тысяч лет назад, и как мало это их интересовало. Древние египтяне анатомических знаний почти не имели. У них не существовало культа жертвоприношения животных, а бальзамирование трупов умерших и, следовательно, отсутствие формального запрета на их вскрытие, почему-то не способствовало приобретению анатомических знаний.
Еще хуже обстояло дело у других народов. Для евреев, при строгом запрещении прикосновения к трупам, не могло быть и речи о проведении анатомических исследований. Правда, из Талмуда известно, что раввина иногда предпринимали попытки анатомических изысканий чаще на животных и лишь изредка на людях. Они использовали весьма своеобразные методы исследования, вряд ли способствовавшие глубоким познаниям. В первом веке нашей эры древние анатомы вместо того, чтобы взяться за нож, сварили тело молодой девушки, облагодетельствовав ее тем, что смертную казнь через сожжение заменили кипящей купелью. Новоявленные анатомы действовали как заправские повара при приготовлении студня: они варили преступницу, пока мясо не отстало от костей, а заодно и развалились некоторые кости. В результате горе-анатомы насчитали у девушки 252 кости, что получило отражение в кодексе средневекового философа Маймонида. Под воздействием термической обработки человеческого тела в котле оказалось на 45 костей больше, чем их там должно было находиться.
Не располагали анатомическими сведениями и китайцы. По представлениям и верованиям, сложившимся еще в древние времена, прикосновение к трупам казалось китайцам чрезвычайно страшным, а их вскрытие вызывало отвращение. Неудивительно, что у них бытовало множество фантастических представлений. Они верили, например, что у мужчин 12 пар ребер, а у женщин 14, хотя установить истину можно было и без вскрытия трупов простым ощупыванием живых, не слишком упитанных людей.
Несколько в лучшем положении находились индусы. Их верования не налагали категорических запретов на вскрытие трупов и позволяли легко искупить подобный грех. Для этого нужно было всего лишь принять очистительную ванну, дотронуться до коровы (как известно, они до сих пор считаются в Индии священными) или взглянуть на солнце. Это открывало перед индусами перспективу стать лучшими в мире анатомами. Увы, жестокая регламентация процедуры вскрытия заранее обрекала на неудачу исследования индийских медиков.
Кроме весьма полезных правил, требующих, чтобы исследование проводилось на трупах хорошо сложенных людей, не слишком старых, не разрушенных ядом или болезнью, существовали другие, сводившие все усилия ученых на нет. Самой процедуре вскрытия должно было предшествовать семисуточное вымачивание трупа в проточной воде. К тому моменту, когда можно было заняться исследованием, многие ткани оказывались разрушенными. Неудивительно, что индийские анатомы насчитывали у человека свыше 300 костей.
При том уровне анатомических знаний, которым обладали древние народы, трудно было ожидать от них даже большой фантазии. Индусы считали, что пупок является местом, от которого берут начало все нервы и кровеносные сосуды человеческого тела, а заодно и местом нахождения души. Китайцы полагали, что главными органами человеческого тела являются сердце, печень, почки, легкие, селезенка, тонкие и толстые кишки, желчный пузырь, желудок и мочеточники, соединенные каналами, по которым транспортируются кровь и жизненные духи. Как видите, головной мозг в число важнейших органов у них не включался. Местопребыванием «разумной» души у них считалась печень, «животной» – центр груди, а «чувствующей» – сердце. Сердце – самый главный и совершенный орган. Во взаимодействии с селезенкой, где обитает разум, оно якобы рождает мысль. А желчный пузырь предоставляет приют мужеству.
Значительно быстрее наука развивалась в Древней Греции. Об уровне анатомических знаний позволяют судить произведения Гомера. В «Илиаде» и «Одиссее» можно найти названия почти всех частей человеческого тела, наружных и внутренних органов. Если эти произведения прочитать в подлиннике, станет очевидным, что большинство из них послужили основой для создания анатомических названий, до сих пор используемых медициной. Кстати, есть у Гомера и слово «френес», используемое для обозначения диафрагмы.
Наряду с развитием философии и других наук в Греции усиливается интерес к медицине. Многие философы, в том числе такие известные, как Эмпедокл и Демокрит, уделяли ей много внимания. Правда, в этот период греки мало что прибавили к анатомическим знаниям более ранних ученых, но никто в древнем мире не умел так блестяще систематизировать накопленные знания, как это делали они.
V век принес Греции расцвет экономической и культурной жизни. Его называют «веком Перикла» в честь выдающегося государственного деятеля эпохи расцвета демократии. Как подчеркнул К. Маркс, в этот период был достигнут «высочайший внутренний расцвет Греции». И общая обстановка, и сам Перикл способствовали значительному развитию искусства и наук. Неудивительно, что «эпоха Перикла» подарила много выдающихся ученых. В их числе необходимо назвать философа и врача Алкмеона. Он не только лечил больных, но много сил отдавал изучению анатомии и физиологии.
Алкмеон из Кротоне, расположенного на юге Италии, основатель Кротонской медицинской школы, был тем человеком, который привлек внимание врачей и ученых к мозгу. В отличие от своих предшественников местом обитания души он считал не диафрагму и даже не сердце, а головной мозг. Он первым обнаружил нервы главнейших органов чувств и сумел проследить их пути к головному мозгу. Безусловно, его представления о механизмах восприятия были чрезвычайно фантастичны, но именно они помогли ему понять значение мозга. Например Алкмеон считал, что человек ощущает запах благодаря тому, что воздух при вдохе через нос втягивается в мозг. А раз ощущения рождаются в мозгу, появлялись основания считать, что здесь же возникают и другие психические процессы.
В своих построениях Алкмеон исходил из собственных чисто умозрительных представлений. Они, несомненно, повлияли на суждения последующих поколений ученых, но не внесли в вопрос о мозге ясности, не дали возможности решить его однозначно.
Представления Алкмеона о происхождении психической деятельности поддержал выдающийся врач Греции реформатор античной медицины Гиппократ. Он сам и его предки принадлежали к семейной медицинской школе асклепидов. Если дошедшие до нас сведения достоверны, Гиппократ относился к семнадцатому поколению врачей этой школы. Основательно освоив науку о человеке и его болезнях, он считал достоверным лишь то, что основывалось на наблюдениях, на твердо установленных фактах и опыте. Являясь убежденным сторонником материалистических представлений, он активно боролся с проявлениями идеализма и освободил медицину от догматических домыслов жреческой храмовой медицины.
Гиппократ отлично понимал значение анатомии, осознавал необходимость иметь точные представления о функциях различных органов тела, но сам уделял ей мало внимания, считая, что основу знаний о человеке, необходимые анатомические сведения можно получить путем наблюдений у постели больного и что «только через посредство одной медицины можно достигнуть достаточных сведений о человеческой природе». Главным источником анатомических знаний в эпоху Гиппократа служили животные, так как вскрытие человеческих трупов не допускалось, за исключением трупов казненных преступников, новорожденных детей и больных проказой. Правда, в Дельфах была статуя, представлявшая собою человеческий скелет и якобы посвященная Гиппократом главному божеству Дельфийского святилища – Аполлону. Однако скорее всего человеческий скелет, послуживший для нее моделью, Гиппократ получил в готовом виде.
Трудно судить, что действительно знал Гиппократ о строении и функциях человеческого тела. Из его многочисленных произведений до нас дошли далеко не все, но и среди них многие явно принадлежат перу учеников и последователей Гиппократа. Характерно то, что строение органов, как таковое, его не интересует. Оно дается лишь в связи с выполняемой ими функцией. Иными словами, он признавал лишь физиологическую анатомию. Однако его физиологические представления, не опирающиеся на точные знания о строении человеческого тела, часто бессодержательны, удивительно противоречивы, а подчас представляют собою явно нелепые гипотезы. Обычно они даются чрезвычайно кратко и в столь туманных выражениях, что понять автора не всегда представляется возможным.
По Гиппократу, одушевляющим началом организма является «прирожденная теплота». Причиной ее возникновения он считает пневму – тонкое эфирное вещество, разлитое по всему телу и находящееся в постоянном движении по сосудам. Гиппократ утверждал, что правильный «обмен» этой пневмы обеспечивает здоровье организма. Ее избыток или недостаток, а главное – любые задержки или другие изменения в движении пневмы вызывают у человека болезни. В приостановке ее движения по сосудам он видел причину возникновения параличей и часто сопровождающую их потерю речи.
Гиппократ был убежденным материалистом. Это сказалось в учении о пневме. По его представлениям, она содержится в воздухе и извлекается из него «холодными» легкими. Он думал, что во время дыхания часть воздуха через рот и нос поступает прямо в мозг, другая часть направляется в живот, а остальная устремляется в легкие и оттуда по сосудам добирается до сердца и охлаждает его.
Мозг Гиппократ считал железой, предназначенной для удаления из организма образующегося в нем избытка жидкости, которая выделяется через нос, глаза, уши, гортань, а также через спинной мозг и поясницу. При простудных заболеваниях отток жидкости усиливается, возникает насморк. Если что-то мешает удалению жидкости, возникают тяжелые болезни вроде параличей и психических расстройств.
Таким образом, мозг, по Гиппократу, – всего лишь большая железа вроде молочной. В этом он нигде ни разу не усомнился, и в то же время воспринял учение Алкмеона о том, что ощущения и психика связаны с мозгом. В большом трактате о священной болезни, как тогда называли эпилепсию, Гиппократ пишет следующее: «Некоторые люди считают, что сердце является органом, которым мы думаем, что он испытывает волнение и чувствует боль. Но это не так… Люди должны знать, что из мозга, и только из мозга, возникают наши удовольствия, радости, смех и шутки точно так же, как и наши горести, боль, печаль и слезы. С помощью мозга мы думаем, видим, слышим, отличаем уродливое от красивого, плохое от хорошего, приятное от неприятного. В отношении сознания мозг является передатчиком. Когда человек делает вдох, воздух прежде всего попадает в мозг и затем уже расходится по остальным частям тела, оставив предварительно в мозгу свою квинтэссенцию, имеющую отношение к интеллекту и ощущениям». Следовательно, за свой интеллект мы должны благодарить пневму, ее лучшую часть, а мозг тут вроде бы и ни при чем. Просто он оказался ближе всего к носу, через который воздух поступает в организм. Может быть, мозг является для пневмы ситом, отсеивая лучшую, разумную и познающую ее часть? По всей вероятности, Гиппократ так и думал, но в дошедших до нас труда прямо об этом нигде не говорится.
Способностью чувствовать и двигаться обладают, по Гиппократу, многие части тела. Эта способность присуща им самим, мозг в ее организации непосредственного участия не принимает. Его роль сводится к поставкам необходимого количества пневмы (значительно менее качественной, чем та, что идет на интеллектуальные процессы), поступающей по сосудам во все части тела. Всякая приостановка в снабжении пневмой, возникающая при сдавливании сосудов из-за засорения их слизью, желчью или кровью, приводит к нарушению подвижности.
Признавал Гиппократ и существование души, видимо заимствовав эти представления у Гераклита. Однако и здесь он оставался верен материализму. Он считал, что «“душа” есть смесь огня и воды, составная часть человеческого тела. Самый горячий и сильный огонь, господствующий над всем, регулирующий всё и сообразно со своею природой недоступный ни зрению, ни осязанию, – вот в чем заключается душа, рассудок, мысль, рост, движение, обратное развитие, обмен, сон, пробуждение. Этот огонь управляет всем неусыпно, никогда не отдыхая… Душа у всех одушевленных предметов одна и та же, она одинаково проникает всякое дышащее животное и всякого человека…» Качество души, по Гиппократу, зависит от особенностей огня и влаги и способа их смешения. Эти компоненты души у каждого человека свои, что связано с полом, возрастом, интеллектуальным и физическим развитием ее владельца. В зависимости от характера компонентов души она должна получать соответствующую пищу. Выходит, что пища, предназначенная для души, ничем не отличается от пищи, потребляемой телом, а следовательно душа столь же материальна, как и само тело!
Из античных ученых самое сильное влияние на последующее развитие науки оказал Аристотель, величайший мыслитель древности. Родился он в семье придворного врача македонского владыки в одной из греческих колоний – в Стагире, в честь чего и получил свое второе имя Стагирит. В восемнадцать лет он отправился в Афины и поступил в Академию. Сюда набираться мудрости у божественного Платона в те года стекалась лучшая часть молодежи Греции.
Аристотель провел в Академии 20 лет, до самой смерти Платона, и в соответствии со своими блестящими способностями, огромной работоспособностью и обширностью приобретенных знаний занимал в его окружении исключительное место. Еще при жизни Платона слава его была столь велика, что он был приглашен ко двору македонских царей в качестве воспитателя будущего владыки полумира тринадцатилетнего Александра. Историки утверждают, что за четыре года работы воспитателем ему пришлось пережить немало разочарований, причиненных его подопечным. Зато став царем, Александр сторицей отплатил учителю за четыре потраченных на него года. Он материально обеспечил дальнейшее существование ученого и создал для его работы самые благоприятные условия, позаботившись, чтобы весь научный материал, собираемый во время его походов многочисленной свитой ученых мужей, доставлялся в Афины где Аристотель организовал собственную школу-лицей.
Может ли ученик считаться хорошим, если слепо следует за своим учителем? Вряд ли. Аристотель потому и стал лучшим учеником Платона, что подошел к его учению критически. Вслед за Гиппократом он отвергал жреческую мифологию и боролся с умозрительными заключениями в науке. Это в полной мере относится и к его взгляду на роль мозга в организме и на происхождение психической деятельности.
Платон утверждал, что у человека три души: бессмертная, мужская и женская. Две последние помещаются соответственно в грудной и брюшной полостях. Для местопребывания бессмертной, то есть наделенной разумом, души предназначен мозг. Аристотель не мог серьезно отнестись к такому утверждению, так как аргументация учителя его удовлетворить не могла. Платон считал голову самой важной и совершенной частью человеческого тела лишь на том основании, что она является шаром, то есть имеет совершеннейшую форму. Поэтому именно здесь, по его мнению, и должна была находиться душа. Естественно, что ей необходима полная безопасность. Не случайно мозг с погруженной в него душой помещен в столь прочное хранилище, каким является череп. С помощью шеи он отделен от остального туловища, благодаря чему бессмертная душа защищена от своих смертных подружек, не имеющих возможности возмущать и осквернять ее без крайней необходимости.
Аристотель тоже верил в существование трех разновидностей души, но и мысли не допускал, что все они разом могут поселиться в одном теле. По его представлениям, самой несовершенной, третьесортной, питающей душой наделены растения. Животные не только питаются, растут и размножаются, но способны к ощущению, движению, имеют стремления и желания, обладают памятью, а их высшие представители – даже примитивным образным мышлением. Все эти качества они получают от души второго сорта, души чувствующей.
У человека, по Аристотелю, душа высшего или, во всяком случае, первого сорта – «думающая». Это основной признак человека, то самое главное, чем мы отличаемся от животных. Наш интеллект, способность к абстрактному мышлению – дар нашей совершенной души.
Куда же Стагирит поместил душу? Не в мозг. Он его считал влажным, холодным, бескровным и нечувствительным телом и ехидно насмехался над теми философами, которые «потому только считают мозг центром ощущений, что в голове расположены главнейшие органы чувств». По его мнению, мозг, как самый холодный орган тела, мог выполнять лишь функцию холодильника для слишком большого жара сердца.
Холодильник – мало подходящее место для пылкой человеческой души. Аристотель помещает ее в сердце. Ему он отвел роль седалища души, источника жизни, чувств, движения и теплоты организма, источника человеческого разума, роль командного центра всего организма. Именно сердце дает распоряжения о всех движениях и осуществляет их, ибо двигателем является сама теплота, а импульс к движению дают сухожильные нити сердца. Аристотель, по-видимому, думал, что они связаны с сухожилиями конечностей. О роли мышц ему еще ничего не было известно.
Так же фантастичны представления Аристотеля о роли сердца как центра ощущений. Он, требовавший от других, чтобы их теоретические представления опирались на точные объективные данные, сам совершенно умозрительно отводит сердцу эту почетную роль, обосновывая свои утверждения тем, что оно занимает центральное положение в теле человека и животных, к тому же является источником всей жизнедеятельности организма.
Были у Стагирита и разумные предположения. Например, он утверждал, что все ощущения проводятся в сердце по каналам, за которые принимал нервы, то есть в какой-то мере предвосхитил их функцию. Недооценка мозга как органа ощущений не случайна. Видимо, его ввело в заблуждение то обстоятельство, что мозг сам по себе нечувствителен к боли и другим воздействиям. Возможно, он присутствовал на живосечениях или сам производил подобные опыты над каким-либо животным. В этом он совершенно прав. В мозговом веществе отсутствуют окончания болевых нервов, и при прикосновении к нему ни человек, ни животное боли не ощущают.
Душа – чисто идеалистическое, ненаучное, бессодержательное понятие. Представление о ней возникло на заре зарождения цивилизации и дожило до наших дней как пережиток религиозных суеверий. Однако в древние времена им широко пользовались и материалисты, понимая под этим термином совокупность психических явлений, представляющих собой одно из свойств высокоорганизованной материи – человеческого мозга.
Представления Аристотеля о душе ближе к материализму, чем к идеализму. В отличие от позже сложившихся представлений христианской религии, он считал, что душа отдельно от тела существовать не может. Мало того, Аристотель утверждал, что все свои функции она выполняет в тесном взаимодействии с телом. Их совместные усилия совершенно необходимы для возникновения ощущений, которые доходят до души с помощью вполне материальных органов тела, и даже для существования мыслей. Хотя они составляют исключительную принадлежность души, но все же невозможны без посредства тела. Оно непременный участник всех проявлений души, таких, как мужество, страх, сострадание, радость, любовь, ненависть, боль, но ведь в гнев и радость приходит не душа, а сам человек. Мыслит, любит, ненавидит, пугается не душа, а человеческое тело. Сама же душа с ее разумом бесстрастна. Подчеркивая, что аффекты души вызываются чисто материальными причинами и в своем развитии зависят также от чисто материальных обстоятельств состояния человека, Аристотель приходит к обоснованному выводу, что душа должна стать предметом изучения не только философии, но и естествознания и медицины.
Мысли античных ученых о душе интересны нам потому, что они позволяют понять особенности тернистого пути изучения мозга в последующие периоды развития науки. Отношение Аристотеля к вопросу о душе важно не только потому, что его труды наложили серьезный отпечаток на весь последующий ход развития естествознания. Они описаны здесь особенно подробно, так как без этого было бы невозможно понять, какие положения из работ Аристотеля пыталась скрыть от последующих поколений ученых христианская церковь.
От Александрии до Лондона
Летом 323 года той прошлой далекой эры Александр Македонский, величайший полководец древности, прибыл в Вавилон, столицу своего колоссального царства, чтобы отсюда отправиться в очередной поход. Срочно по всей империи собирались и строились боевые корабли. Александр мечтал завершить создание своего всемирного царства, покорить Карфаген и еще остававшимися свободными страны Юго-Западной Европы. Самая большая из когда-либо существовавших дотоле армад военных кораблей уже готова была выйти в море, когда царь внезапно занемог.
Состояние больного быстро ухудшалось. Ни искусство придворного эскулапа Филиппа, ни прохлада висячих садов царицы Семирамиды, куда поместили больного, не помогали, жар не спадал. Умирающий приказал перенести себя в тронный зал. В гробовом молчании, лишь изредка нарушаемом звоном оружия, проходили воины у ложа владыки: царь прощался с завоевателями мира.
После смерти тело Александра в золотом саркофаге было перенесено в Александрию и помещено в специально построенную великолепную гробницу. Город, названный его именем, был заложен самим царем как новая столица эллинского Египта. Здесь обосновался один из сподвижников Александра, талантливый полководец и умный правитель Птолемей I Сотер, давший начало целой плеяде Птолемеев. Его величайшей заслугой перед человечеством является создание Мусейона. Это учреждение, созданное первым из Птолемеев, больше всего напоминало научно-исследовательский институт, где ученые работали, освобожденные от повседневных забот. Царь постарался привлечь в Александрию многих выдающихся поэтов и ученых того времени. Здесь собрался цвет науки всего древнего мира. Александрийский мусейон был и исследовательским центром, и величайшим музеем древности (от слова «мусейон» и возникло слово «музей»), с парком, ботаническим садом, зверинцем. При нем была обсерватория, оборудованная астролябиями, глобусами, телескопами. Быстрому развитию научных исследований способствовало щедрое финансирование. Средств не жалели, и это создавало чрезвычайно благоприятные условия для творческой деятельности. Занимаясь исследованиями, ученые имели возможность ежедневно встречаться за совместными трапезами и на прогулках в прекрасных садах дома муз. У них были исключительные возможности обмениваться опытом, советоваться, находить истину в спорах и комплексно решать научные проблемы.
Потомки основателя Мусейона поддерживали созданные им традиции. Царская казна продолжала снабжать ученых средствами на конструирование научных приборов, организацию экспедиций, покупку необходимых материалов и создание библиотеки. Александрийская библиотека стала крупнейшим книгохранилищем древнего мира. Здесь было собрано около 500 тысяч свитков. Библиотека сильно выросла и получила широкую известность при Птолемее II, обманным путем, хотя и за большие деньги, получившем самые ценные рукописи афинского собрания. В числе знаменитых ученых, возглавлявших библиотеку, хочется упомянуть замечательного географа и математика Эратосфена, сумевшего вычислить диаметр Земли с невиданной по тем временам точностью – в 75 километров.
Были и теневые стороны жизни в Александрии. Работавшие здесь ученые должны были кроме развития самой науки заботиться и о прославлении своих благодетелей. Им вменялось в обязанность восхваление щедрости александрийских владык. Впрочем, то же самое требовалось при любом царском дворе и не помешало привлечению в Мусейон талантливых людей со всего Средиземноморья. Здесь работали поэты Феокрит и Каллимах; изобретатель механических автоматов Герон Александрийский; математики Евклид, написавший тринадцать томов «Начал» геометрии, Архимед, которого представлять читателям, вероятно, нет необходимости; астроном Аристарх Самосский, почти за две тысячи лет до Коперника сумевший понять, что Земля – шар, вращающийся вокруг солнца; математик Дионисий, изобретатель полибола – скорострельной катапульты; Теофраст, заложивший основы ботаники; архитектор Сострат Книдский – строитель Форосского маяка и многие другие. Недаром лишь за первые сорок лет существования Мусейона его ученые сумели создать одно из семи чудес света – первый в мире маяк, построенный на острове Форос.
В те далекие времена зарождались многие отрасли биологии и экспериментальной медицины. Мусейон сыграл важную роль в становлении некоторых из них. Самой важной и самой захватывающей биологической проблемой безусловно является познание человеком самого себя, строения и функций органов собственного тела, а дом муз в те времена был единственным местом, обладавшим подходящими условиями для анатомических исследований, где можно было решиться даже на вскрытие трупов. Вероятно, такая терпимость объясняется тем, что в Египте издавна практиковалось бальзамирование тел умерших. В процессе этой процедуры извлекались все внутренние органы человека и через левую ноздрю удалялся его мозг. Так что вскрытие тел умерших людей не было для египтян чем-то чрезвычайным.
При Мусейоне была создана анатомическая школа, снабженная всем необходимым. Неудивительно, что он стал тем местом, где родилась анатомия, а ее творцом явился александрийский ученый и личный врач Птолемея II Герофил. Он написал «Анатомику», книгу о строении человеческого тела, значительно опередившую уровень знаний той эпохи, а потом и не получившую признания у современников. Возможно, Герофил был первым, кто вскрывал человеческие трупы в чисто научных целях. Птолемеи и тут оказались достаточно щедрыми. Как утверждает молва, Герофил получил до 600 тел казненных преступников, и надо думать, что для создания монографии располагал вполне удовлетворительным материалом. Современники окрестили его не Герофилом Александрийским, что соответствовало бы существующим традициям, а Герофилом-мясником. Несомненно, его научная «жадность» объяснялась вовсе не кровожадностью и не пренебрежением или ненавистью к людям, как об этом судачили в Александрии. Просто в жарком египетском климате с трупом можно было работать совсем недолго.