Глава седьмая. Голгофа.
Кто бросил бомбу и убил полицейского - ответа не было. Выдвигалось огромное количество версий и все их можно разделить примерно на три группы:
1. Бросил кто-то из "анархистов" в качестве мести. Как вариант: кто-то из родственников - друзей жертв предыдущих дней.
2. Продуманный теракт – тут большой вопрос: кому это было надо и зачем. Версию сильно рушило уже тогда то, что полицейские сами пришли на митинг, который уже заканчивался и никто их там не ждал.
3.1. Агент полиции. Это самая широкая версия, появившаяся одной из первых. Газеты в Европе сразу рассматривали ее как одну из основных. Версия не доказана, но у нее есть много сильных аргументов. Например, начальник полиции Чикаго Эберсолд на суде запутался в своих показаниях и несколько раз помянул некоего "капитана Шааке", который что-то там работал с инспектором Бонфилдом по каким-то бомбам. "Капитана Шааке" вымарали из стенограмм, но народ до сих пор копается
3.2. Провокатор из среды клубов или рыцарей. Версия тоже не доказана.
Республиканские газеты, промышленники, "хозяева города" и полицейские требовали крови. Губернатор Иллинойса Ричард Оглсби, который регулярно занимал кресло с 1860-х годов и считал штат своей вотчиной, требовал одним процессом "обезглавить и прикончить анархистов"
Обезглавить и задушить - это значить кого-нибудь казнить и надолго посадить. Самая подходящая под такие меры статья - убийство полицейского. Для этого надо взять подозреваемых и доказать их причастность. Вот только это оказалось непросто.
Проблема была в том, что власти реально не могли разобраться, кто у этих "анархистов" главный (принцип демократической организации ячеек русских революционеров не на пустом месте возник).
Сразу определились с кандидатурой Альберта Парсонса - яркий харизматик, везде лез первым, открывал митинги. Вторым подходящим оказался Шпис, как один из редакторов "Арбайтер Цайтунг" - на него удачно вешались листовки с призывом к мести. После долгих совещаний отобрали еще пятерых: Фишера, Шваба, Энгеля, Филдена (который не мог самостоятельно передвигаться из-за ранения в колено) и Неебе. Их отбирали по принципу заметности участия, старых грехов и близости к "Арбайтер Цайтунг" и "Alarm". Восьмым стал Луи Линг - у него на квартире нашли бомбу. Вернее, что-то похожее на бомбу. Если быть точнее - не понятно, что нашли, но что-то похожее на бомбу. Полицейские потом выставляли бомбу, найденную у Луи, но ее опознали как бомбу с предыдущих выставок по теме 1877 года. А еще Луи жил не один и его сосед реально мастерил дома что-то взрывчатое.
Было еще двое обвиняемых: Уильям Селиджер и Рудольф Шнобельт, но они не подверглись судебному преследованию. Селиджер согласился свидетельствовать в поддержку обвинения, а Шнобельт сбежал из страны прежде, чем он мог быть подвергнут судебному преследованию (Есть версия, что он и был провокатором, и сбежал якобы при поддержке полиции. Впоследствии Шнобельта реально видели в Калифорнии на мексиканской границе. Его друзья время от времени получали от него открытки.
).
Процесс над "убийцами с Хеймаркет" стартовал 21 июня 1886 года в уголовном суде графства Кук штата Иллинойс и широко освещался прессой. Начался он так, что даже республиканской прессе стало неудобно.
Во-первых, председатель суда Джозеф Гэри объединил в одном деле всех восьмерых обвиняемых. Во-вторых, состав присяжных был открыто подтасован. Для подбора присяжных был назначен сотрудник прокурора штата Гринелла, которому сам Гринелл, не смущаясь присутствием прессы и посторонних лиц, дал следующие указания: "От обвинения включайте в состав присяжных таких людей, которым обвиняемые дадут отвод и тем самым исчерпают предоставленное им время и право отвода"
Подбор присяжных шел три недели. Обвинение отводило каждого, кто отвечал следующим параметрам:
- имел какое-либо отношение к любым рабочим союзам;
- подозревался в радикальных воззрениях;
- имел немецкое происхождение или говорил с акцентом, похожим на немецкий.
Когда присяжных наконец отобрали, то пресса взяла у них интервью. Один присяжный сказал: "Всех этих негодяев надо повесить". Остальные подтвердили, что не дадут "негодяям уйти от веревки".
Основными свидетелями обвинения были заявлены Уоллер, Зелингер, Шрадер и Гильмер. Впоследствии, при пересмотре дела, первые трое признались, что лжесвидетельствовали из-за угроз прокурора, а Гильмер - за деньги. На суде они врали так топорно, что в обвинительное заключение не смогли включить дословно их показания, ограничившись крайне туманными фразами.
Вот все участники процесса:
Цирк начался сразу. Судья Гэри предложил обвиняемым не тратить время суда и сразу во всем сознаться, так как суду известно, что они убийцы
И…., сел в лужу - Энгель, Фишер, Шваб, Неебе и Линг вообще не были на площади в тот день.
У Энгеля убили товарища у завода Маккормика, и он ходил в морг с семьей покойного на опознание. После чего пришел домой, напился и уснул. Свидетелей куча.
Линг и Шваб были в конторе СРП у ван Паттена - совещались как дальше быть.
Фишер сидел в редакции "Арбайтер Цайтунг" и готовил номер на следующий день. Ночевал в редакции - ждал новостей с митинга, чтоб пустить в номер.
Неебе был в гостях у кузена и даже не знал о митинге.
С остальными тоже неловко получилось.
Парсонс был на митинге с женой и детьми и ушел с семьей, как только начался дождь. Кроме того, он единственный, кого не арестовывали - он сначала уехал из города, но сам явился в суд, когда узнал об арестах и прочел в газетах о том, что он один из главных подозреваемых.
А обвинение в адрес Филдена и Шписа породило хохот прямо в зале суда. Свидетель обвинения Гильмер прямо показал, что "Филден и Шпис участвовали в метании бомбы". Как и каким образом, уточнить не смог. Неловкость, конечно, но хохот вызвало то, что прямо перед ним потерпевшие-полицейские показывали, что Филден стоял на трибуне, а Шпис был у него за спиной, и оба были на виду, когда бахнул взрыв.
Пересмотр дела очень ярко охарактеризовал свидетельские показания на процессе: "Значительная часть свидетельских показаний, представленных на суде, была чистейшей воды вымыслом. Полицейские чины терроризировали невежественных людей, сажая их в тюрьмы и угрожая пытками, если они откажутся дать под присягой нужные им свидетельские показания, или сулили им деньги и работу, если они согласятся сделать это" (Джон Альтгельд).
Кроме того, начали всплывать неудобные подробности. Например, то, что из 65 раненых на площади полицейских (5 смертельно), больше половины пострадали от «дружественного огня».
Легенду пришлось переиграть. Судья Гэри заявил, что подсудимые в своих речах и газетах призывали к насилию. Прокурор Гринелл подхватил: "сама идея анархизма - это насилие!". Обвинение принялось доказывать, что "подсудимые всей своей деятельностью и своими идеями сделали взрыв бомбы неизбежным"!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Подсудимым предложили публично раскаяться в своих идеях, просить прощения и помилования, но все как один отказались. Это было плохо, так как у обвинения и тут с доказательствами были не густо. Более-менее вменяемо смогли придраться только к Шпису - на него повесили изготовление листовок с призывом к мести. Энгель был замечен в драках - этого достаточно. Парсонса заклеймили как агента радикалов из Рыцарей Труда.
Смешнее всего получилось с Неебе - свидетель показал, что "вечером 3 мая он подобрал в баре экземпляр листовки «Месть» и сказал: «Когда-нибудь все пойдет иначе», явно имея в виду убийство забастовщиков у Мак-Кормика; затем он выпил стакан пива и пошел домой". Более того, само отсутствие на митинге сочли уликой - он не пошел, чтобы приготовленное преступление не бросило тень на него.
Видя в какой балаган превращается суд, прокурор Гринелл взял слово и заявил: "Здесь решается вопрос о законности и об анархии. Эти люди предстали перед судом за то, что они вожаки. Господа присяжные, осудите этих людей, и да послужит это примером для других. Повесьте их, и вы спасете наши учреждения, наше общество".
20 августа присяжные вынесли обвинительный приговор. Альберт Парсонс, Август Шпис, Сэмюэль Филден, Михаэль Шваб, Георг Энгель, Адольф Фишер, Луи Линг были приговорены к смертной казни через повешение "за убийство полицейского Мэтта Деган и организацию беспорядков". Оскара Неебе приговорили к 15 годам тюремного заключения.
Защита с обвинением не согласилась и подала протест. Судья Гэри отклонил его. Осужденные были вызваны для последнего слова.
Первым выступал Шпис. Он сказал: "Если вы думаете, что, повесив нас, вы сможете уничтожить рабочее движение, движение угнетенных миллионов, миллионов, которые тяжко трудятся в нищете, ожидая избавления, - если это ваше убеждение, тогда повесьте нас! Вы пытаетесь потушить пожар, но здесь и там, за вами и перед вами, и повсюду пламя разгорается. Это - подземный огонь. Вы не сможете его погасить!".
Следом дали слово Энгелю. Георг обвел взглядом присутствовавших и, медленно подбирая слова, произнес: "Моя ненависть, моя борьба обращены не против отдельных капиталистов, а против системы, которая обеспечивает их привилегии. Моя главная мечта - сделать так, чтобы рабочие знали, кто их друзья и кто враги".
Поднялся Парсонс: "Зная, что мои друзья не виновны в том, в чем их обвиняют, я решил вернуться, чтобы разделить с ними участь, уготованную нам врагами рабочих, и решения своего не изменю!".
Фишер совершенно спокойным голосом сказал: "Я не виновен, вы это знаете. Убийцы здесь вы и никто другой". И все - сел обратно на скамейку.
Неебе сказал: "Я так и не понял за что меня арестовала и дали 15 лет".
Шваб стал цитировать Маркса и немецких философов, долго говорил и его заткнули (не по закону).
Линг сказал, что дело ясное и слова тут ни к чему, а Филден пел псалмы.
Спустя некоторое время (чтоб осознали), приговоренным еще раз предложили написать прошение о помиловании. Филден и Шваб написали такое прошение на имя губернатора и Оглсби заменил им казнь на пятнадцатилетнее тюремное заключение. Прасонс, Шпис, Фишер, Энгель и Линг отказались писать прошение. Их казнь назначили на 11 ноября.
Публикация решения суда вызвала шок в стране и мире. Началось масштабное движение в защиту осужденных.
Тяжелее всех приняли новость Рыцари Труда - они чувствовали себя предателями и трусами. Особо рвало им сердце то, что Парсонс неоднократно и гордо заявлял на процессе: "Я рыцарь труда!". Рыцари потребовали свидания с заключенными так решительно и безапелляционно, что власти согласились. Пустили также жён, родных и невесту Августа Шписа Нину ван Зандт. Для Августа и Нины рыцари притащили священника, и он обвенчал их прямо в камере смертников. Всем приговоренным рыцари раздали тетради, чтоб они написали свои автобиографии (издать рукописи в полном виде получилось только в 1960-х годах).
Яростнее всех за спасение осужденных боролась Люси Парсонс. Вместе с малолетними детьми она объехала 16 штатов и выступила перед более чем 200 тысяч людей. Тысячные митинги принимали резолюции с требованием освободить осужденных и направляли их губернатору Иллинойса и президенту Соединенных Штатов. Во время поездки Люси часто оскорбляли и не давали выступать власти и провокаторы - "черная сука" и "цветная тварь" слышала она постоянно. В Колумбусе в Огайо в нее стали бросать кирпичами. Окровавленная Люси скрылась с детьми в местном баре. Но там сидели копы после смены. Они оплевали Люси, облили пивом вытолкали на улицу.
На последнем свидании с мужем Люси ни словом не обмолвилась о Колумбусе и детям запретила говорить. Дети поняли.
В защиту осужденных выступила еще одна женщина - дочь Карла Маркса Элеонора Эвелинг, которая находилась в поездке по США со своим мужем и Вильгельмом Либкнехтом
На митинге в городе Аврора, штат Иллинойс, они должны были выступить с лекциями о социализме и коммунизме. Но вместо лекции Элеонора заявила:
"Если бы я выступала в другом месте и в другое время, я прямо перешла бы к объяснению того, что мы разумеем под социализмом. Но в этом городе и в этот момент я бы почувствовала себя трусливым человеком, нарушающим свой прямой долг, если бы не коснулась вопроса, который, я уверена, в умах и сердцах всех собравшихся здесь сегодня вечером, в умах и сердцах всех честных мужчин и женщин. Я имею в виду, конечно, судебный процесс над анархистами (и они называют это судебным процессом) и осуждение семи человек на смертную казнь.
Я нисколько не колеблюсь, громко, во весь голос и со всей ясностью заявляя, что, если приговор будет приведен в исполнение, это явится одним из самых бесчестных легальных убийств, которые когда-либо совершались. Казнь этих людей будет просто настоящим убийством. Не только мы, но и наши противники утверждают, что эти семь человек должны погибнуть не за то, что они содеяли, а за то, что они говорили и во что верили.
Этот трусливый и бесчестный приговор не должен быть приведен в исполнение. Голоса протеста рабочего класса предотвратят его. Я, по крайней мере, верю в это. Если эти люди будут убиты, то тогда мы сможем сказать об этих палачах то, что мой отец говорил о тех, кто учинил массовую расправу над народом Парижа и кого "история уже теперь пригвоздила к позорному столбу, от которого их не в силах будут освободить все молитвы их попов".
Ее речь перепечатали во многих газеты, так как коммунисты из Европы были еще экзотикой и за ними охотились репортеры.
По просьбе американского писателя Уильяма Дин Хоуэлса письмо в поддержку осужденным написал Бернард Шоу.
Петиции и обращения не помогли.
11 ноября 1887 года четверых приговоренных облачили в белые балахоны (Линг покончил с собой за несколько дней до, см. первую главу)
и вывели во двор, где были приготовлены эшафот и виселицы. Двор был наполнен репортерами, полицейскими, судебными и тюремными чиновниками. По пути к эшафоту смертники пели "Марсельезу".
Когда им надевали капюшоны, Шпис успел крикнуть:
The time will come when our silence will be more powerful than the voices you strangle today!
Придет время, когда наше молчание будет сильнее голосов, которые вы сегодня душите!
